Им не хватает либо горючего, либо экипажей. Пролетая над этими а
эродромами и укреплениями, каждый понимает: "Мы ударили вовремя… Похоже,
Советы делали эти приготовления, чтобы создать базу для вторжения проти
в нас. Кого еще на западе хотела бы атаковать Россия? Если бы русские завер
шили свою подготовку, не было бы почти никакой надежды их остановить.
Наша задача: атаковать противника перед ударными клиньями наших армий.
На короткое время мы стоим в Улла, Лепеле и Яновичах. Наши цели всегда одни
и те же: танки, машины, мосты, полевые укрепления и зенитные батареи. Иногд
а в списке целей появляются железнодорожные станции или бронепоезда, ко
торые Советы пытаются использовать для того, чтобы поддержать артиллер
ией свои войска. Сопротивление перед нашими клиньями должно быть сломле
но, для того чтобы увеличить скорость и усилить наше наступление. Оборон
а на разных участках разная. Наземная оборона значительна, от огня из стр
елкового оружия до залпов из зенитных орудий, даже если не упоминать пул
еметный огонь с воздуха. У русских только один истребитель Ц И-16 «Рата»3,
сильно уступающий нашему Ме-109. Где бы ни появляются эти «крысы», их сбиваю
т как мух. Они не стали серьезными противниками для наших «Мессершмиттов
», но они маневренны и, конечно же, гораздо быстрее наших «Штук». Поэтому м
ы не можем полностью их игнорировать. Советские военно-воздушные силы, и
истребительные и бомбардировочные части подверглись безжалостному ун
ичтожению, как в воздухе, так и на земле. Их огневая мощь слаба, их машины, та
кие как бомбардировщик «Мартин» и ДВ-3 устарели. Почти не видно самолетов
нового типа Пе-2. Только позднее американские поставки двухмоторных бом
бардировщиков «Бостон» становятся заметными. По ночам на нас часто сове
ршают налеты маленькие самолеты, цель которых Ц не дать нам выспаться и
нарушить снабжение. Больших успехов они обычно не добиваются. Впервые эт
о случается в Лепеле. Некоторые из моих коллег, ночевавших в палатке, разб
итой в лесу, стали их жертвами. Где бы эти «воздушные змеи» как мы называем
эти маленькие, опутанные тросами бипланы, не замечали горящий свет, они б
росают маленькие осколочные бомбы. Они делают это повсюду, даже на линии
фронта. Часто они выключают свои двигатели чтобы затруднить их обнаруже
ние и планируют. Все что мы слышим Ц это свист ветра в их растяжках. Мален
ькие бомбы сбрасываются в полной тишине и немедленно их двигатели начин
ают работать снова. Это не столько обычный метод ведения войны, сколько п
опытка расшатать нам нервы.
Группа получает нового командира, лейтенанта Стина. Он прибывает из той
же части, в которой я получал первые уроки полетов на «Штуке». Он привыкае
т к тому, что я следую за ним как тень и держусь лишь в нескольких метрах от
него во время пикирования на цель. Его меткость изумительна, но если он пр
омахивается, я наверняка накрываю цель. Следующие самолеты могут сброси
ть свои бомбы на зенитные орудия и другие цели. Он восхищен, и когда эскадр
он немедленно сообщает ему обо всех «барашках-любимцах», в числе которы
х перечислен и я сам, он ничего им не отвечает. Однажды они спрашивают его
«Ну, как там Рудель, в порядке?» Когда он отвечает: «Это самый лучший пилот
из тех, с кем мне доводилось летать», вопросов больше не возникает. Он приз
нает мои способности, но, с другой стороны, он предупреждает, что я протяну
недолго, потому что я Ц «сумасшедший». Термин отчасти используется в шу
тку как оценка одного летчика другим. Он знает, что я обычно пикирую почти
до самой земли, чтобы убедиться, что цель поражена точно и бомбы не будут п
отрачены зря.
«Это когда-нибудь приведет тебя к беде», вот его мнение. В общем, и целом он
может быть и прав, но пока мне везет. Но опыт приходит с каждым новым вылет
ом. Я в большом долгу перед Стином и считаю себя счастливцем, что летаю с н
им.
Тем не менее, в эти несколько недель все выглядит так, как будто его предск
азания вот-вот сбудутся. Во время атак на низкой высоте дороги, по которой
пытаются наступать русские, один из наших самолетов получает поврежден
ия и совершает вынужденную посадку. Самолет наших товарищей садиться на
маленькой просеке, окруженной кустарником и русскими. Команда ищет укры
тие под самолетом. На песке я вижу фонтанчики от пуль, выпущенных из русск
их пулеметов. Если наших пилотов не подобрать, они погибли. Но красные уже
рядом. Черт возьми! Я должен их подобрать! Я выпускаю закрылки и планирую к
земле. Я уже могу разглядеть светло-зеленую форму иванов среди кустов. Бу
м! Пулеметная очередь попадает в двигатель. Нет никакого смысла садиться
на поврежденном самолете, если я даже и смогу сесть, то мы не сможем потом
взлететь. С моими товарищами все кончено. Когда я их вижу последний раз, он
и машут нам вслед руками. Двигатель сначала работает с большими перебоям
и, но затем его работа как-то налаживается, что дает мне возможность подня
ться над подлеском в другом конце просеки. Масло хлещет на лобовое стекл
о кабины, и я в любой момент ожидаю, что один из поршней остановится. Если э
то произойдет, мой двигатель заглохнет навсегда. Красные прямо подо мной
, они бросаются на землю, некоторые из них открывают огонь. Самолеты подни
маются на высоту около 300 метров и выходят из торнадо огня из стрелкового
оружия. Мой двигатель держится ровно до тех пор, пока я не достигают линии
фронта, затем он останавливается и я приземляюсь. Меня доставляют назад
на базу на грузовике.
Здесь только что прибыл офицер-кадет Бауэр. Я знаю его еще с тех времен, ко
гда он учился летать в Граце. Позднее он отличился в боях и, один из немног
их, сумел пережить эту компанию. Но день, когда он присоединился к нам, тру
дно назвать счастливым. Я повреждаю правое крыло самолета, потому что во
время рулежки меня окутала густая туча пыли, и в результате я столкнулся
с другим самолетом. Это означает, что я должен заменить крыло, но запасног
о на аэродроме нет. Мне говорят, что один поврежденный самолет все еще сто
ит на нашей старой взлетной полосе в Улла, но его правое крыло в целости и
сохранности. Стин разгневан. «Полетишь, когда твой самолет будет в испра
вности, и не раньше». Быть прикованным к земле Ц суровое наказание. Так ил
и иначе, но последний на сегодняшний день вылет уже закончился, и я лечу на
зад в Улла. Здесь были оставлены два механика из другой эскадрильи, они по
могают мне. Ночью мы, с помощью нескольких пехотинцев, ставим на мой самол
ет новое крыло. В три часа ночи мы заканчиваем работу и несколько минут от
дыхаем. Я рапортую о своем прибытии на исправном самолете как раз воврем
я, для того чтобы участвовать в первом вылете в четыре тридцать. Мой коман
дир усмехается и качает головой.
Через несколько дней я переведен в третью эскадрилью в качестве офицера
-инженера и должен распрощаться с первой эскадрильей. Стин не может оста
новить мой перевод. Я только-только прибываю, когда командир эскадрильи
покидает часть и на его место назначен новый. Кто он? Лейтенант Стин.
«Твой перевод и наполовину не был таким уж плохим делом, видишь сейчас са
м. Да, никогда не следует пенять на судьбу!» говорит Стин когда мы с ним сно
ва встречаемся. Когда он присоединяется к нам в палатке в Яновичах, где на
ходится офицерская столовая, здесь творится настоящая суматоха. Один ме
стный старик пытается наполнить свою зажигалку из большой железной кан
истры с бензином как раз в тот момент, когда он щелкает ею чтобы убедиться
, что она работает. Раздается страшный грохот, канистра взрывается у него
перед носом. Досадная трата хорошего бензина, многие старушки были бы ра
ды обменять его на несколько яиц. Конечно, это запрещено, потому что бензи
н предназначен совсем для других целей, чем спиртное, которое делают мес
тные жители. Впрочем, все Ц вопрос привычки. Алтарь деревенской церкви п
ревращен в кинозал, неф Ц в конюшню. «У каждого народа Ц свои обычаи», го
ворит Стин посмеиваясь.
Шоссе Смоленск-Москва Ц цель многих вылетов, оно запружено огромным ко
личеством военной техники и имущества. Грузовики и танки стоят друг за д
ругом почти без интервалов, часто тремя параллельными колоннами. «Если б
ы все это двинулось на нас…» Я не могу много думать, атакуя эту неподвижну
ю цель. Теперь же всего за несколько дней все это превратится в море облом
ков. Армия идет вперед и ничто не может ее остановить. Вскоре мы перебазир
уемся в Духовщину, неподалеку от железнодорожной станции Ярцево, за кото
рую потом начнутся тяжелые бои.
В один из следующих дней «Рата» пикирует прямо в наш строй и таранит Бауэ
ра. «Рата» падает вниз, а Бауэр возвращается домой на серьезно поврежден
ной машине. В тот вечер московское радио восхваляет советского пилота, к
оторый «протаранил и сбил проклятого фашистского пикировщика». Радио в
сегда право, а мы с детства любим слушать сказки.
3. Полет в плохую погоду
В Рехильбицах летом очень жарко, в ту же минуту когда служба заканчивает
ся, мы ложимся на наши походные койки в прохладе палаток. Наш командир жив
ет в одной палатке с нами. Нам не приходиться много говорить, но у нас есть
чувство взаимопонимания. Мы, должно быть, схожи с ним характерами. Вечеро
м, после разбора полетов он идет прогуляться в лес или по степи, а я, если не
сопровождаю его, то поднимаю тяжести, метаю диск и совершаю пробежку вок
руг аэродрома. Так мы отдыхаем после тяжелого дня и просыпаемся свежими
и отдохнувшими на следующее утро. После этого мы усаживаемся в нашей пал
атке. Он не любитель выпить и не имеет ничего против того, что я не пью. Почи
тав немного книгу, он смотрит на кого-то в кружке и замечает: «Ну что, Вейни
ке, ты должно быть сегодня совсем утомился?» И перед тем как это начнут отр
ицать: «Ну, хорошо, значит пора спать». Мы всегда ложимся спать пораньше и
меня это устраивает. «Живи и давай жить другому», вот его девиз. Прошлый оп
ыт Стина Ц такой же, как у меня. Он использует его и хочет стать лучшим ком
андиром, чем те офицеры, под командованием которых он служил сам. Во время
полетов он оказывает на нас странное влияние. Он не любит плотный огонь з
ениток, так же как и все остальные, но ни одна ПВО не сможет оказаться наст
олько мощной, что бы заставить его сбросить бомбы с большой высоты. Он отл
ичный товарищ, исключительно хороший офицер и первоклассный летчик. Ком
бинация этих достоинств делает его поистине редкой птицей. Бортовым стр
елком у Стина Ц самый старый солдат в нашей эскадрилье, унтер-офицер Лем
ан. У меня Ц самый молодой, капрал Альфред Шарновски. Альфред Ц тринадца
тый по счету ребенок в простой восточно-прусской семье. Он редко открыва
ет рот и, возможно по этой причине его ничто не может вывести из равновеси
я. С ним я никогда не должен беспокоится о вражеских истребителях, поскол
ьку никакой иван не сможет оказаться мрачнее моего Альфреда.
Здесь, в Рехильбицах, иногда случаются настоящие бури. На огромных прост
ранствах России царит континентальный климат и за благословенную прох
ладную погоду приходится платить штормами. В разгар дня внезапно все вок
руг темнеет и облака ползут почти по самой земле. Дождь льет как из ведра.
Видимость сокращается всего до нескольких метров. Как правило, встречая
бурю в воздухе, мы стремимся ее облететь. Тем не менее, рано или поздно мне
неизбежно придется столкнуться с непогодой поближе.
Мы оказываем поддержку нашей армии в Лужском секторе фронта. Время от вр
емени нас также посылают на задания в далеком тылу противника. Цель одно
й из таких миссий Ц железнодорожная станция Чудово, важный транспортны
й узел на линии Москва-Ленинград. Из опыта прошлых миссий мы знаем, что та
м сильная противовоздушная оборона. Огонь зениток очень плотный, но до т
ех пор, пока не прибыли свежие истребительные соединения противника, мы
не предвидим здесь никаких особых сюрпризов.
Прямо перед нашим взлетом наш аэродром атакован группой русских штурмо
виков, которых мы прозвали «Железными Густавами». Мы бросаемся в укрытие
, вырытое за самолетами. Лейтенант Шталь прыгает вниз последним и призем
ляется прямо мне на спину. Это еще неприятней, чем налет «Железных Густав
ов». Наши зенитки открывают по ним огонь, «Густавы» сбрасывают бомбы и ух
одят, прижимаясь к земле. Затем мы взлетаем. Курс Ц северо-восток, высота
Ц 3000 метров. На небе Ц ни облачка. Я лечу ведомым у командира. Во время поле
та я догоняю его и заглядываю в кабину. Спустя какое-то время впереди начи
нают искриться темно-синие воды озера Ильмень. Сколько раз мы летали по э
тому маршруту на Новгород, расположенный у северной оконечности озера, и
ли на Старую Руссу, на южной стороне. Когда мы приближаемся к цели, на гори
зонте встает черная грозовая стена. Перед целью она или за ней? Я вижу, как
Стин изучает свою карту и сейчас мы летим через густое облако, часового г
розового фронта.
Я не могу найти цель. Она где-то там, внизу, под грозовыми облаками. Если суд
ить по часам, мы сейчас очень близко от нее. В этом монотонном ландшафте ло
скутные облака затрудняют ориентировку на глаз. Несколько секунд мы лет
им в темноте, затем снова свет. Я приближаюсь к Стину на расстояние в неско
лько метров, чтобы не потерять его в облаках. Если я потеряю его, мы можем с
толкнуться. Но почему Стин не поворачивает обратно? Мы, конечно же, не смож
ем атаковать в такую бурю. Самолеты, летящие за нами, тоже начинают перест
раиваться, наверное, им пришла в голову та же мысль, что и мне. Возможно, ком
андир пытается найти вражескую линию фронта с намерением атаковать там
несколько целей. Он спускается ниже, но облака на всех уровнях. Стин отрыв
ает взгляд от своей карты и неожиданно резко накреняет машину. Скорее вс
его, он принял, наконец, в расчет плохую погоду, но не обратил внимания на б
лизость моей машины. Моя реакция молниеносна: я резко бросаю самолет в ст
орону и закладываю глубокий вираж. Самолет накренился на такой угол, что
он уже летит почти вверх колесами. Он несет 700 кг бомб и сейчас этот вес тяне
т нас вниз с непреодолимой силой. Я исчезаю в облачном чернильном слое.
Вокруг меня абсолютная чернота. Я слышу свист и удары ветра. Дождь просач
ивается в кабину. Время от времени вспыхивает молния и освещает все вокр
уг. Яростные порывы ветра сотрясают кабину и корпус самолета дрожит и тр
ясется. Земли не видно, нет горизонта, по которому я мог бы выровнять самол
ет. Игла индикатора вертикальной скорости прекратила колебаться. Шарик
со стрелкой, которая указывает на позицию самолета по отношению к его пр
одольной и поперечной оси прижат к краю шкалы. Индикатор вертикальной ск
орости указывает в ноль. Индикатор скорости показывает, что с каждой сек
ундой самолет движется все быстрее. Я должен сделать что-то, чтобы привес
ти инструменты в нормальное положение и как можно быстрее, поскольку аль
тиметр показывает, что мы продолжаем нестись вниз.
Индикатор скорости вскоре показывает 600 км в час. Ясно, что я пикирую почти
вертикально. Я вижу в подсвеченном альтиметре цифры 2300, 2200, 2000, 1800, 1700, 1600, 1300 метров. П
ри такой скорости до катастрофы остается всего несколько секунд. Я весь
мокрый, от дождя или от пота? 1300, 1100, 800, 600, 500 метров на альтиметре. Постепенно мне
удается заставить другие приборы функционировать нормально, но я по-пре
жнему ощущаю тревожащее давление на ручку управления.
Я продолжаю пикировать. Индикатор вертикальной скорости продолжает ст
оять на максимуме. Все это время я полностью во тьме. Призрачные мерцающи
е вспышки пронзают темень, делая полет по приборам еще более трудным. Я об
оими руками на себя ручку управления чтобы привести самолет в горизонта
льное положение. Высота 500, 400 метров! Кровь приливает в голову, я с всхлипом в
тягиваю в себя воздух. Что-то внутри меня просит прекратить борьбу с разб
ушевавшейся стихией. Зачем продолжать? Все мои усилия бесполезны. Только
сейчас до меня доходит, что альтиметр остановился на 200 метров, но стрелка
слегка колеблется. Это означает, что катастрофа может последовать в любо
й момент. Нет, полет продолжается! Внезапно раздается тяжелый удар. Ну, теп
ерь я точно покойник. Мертв? Но если бы это было так, я не мог бы думать. Кром
е того, я слышу рев двигателя. Вокруг такая же темень как раньше. И невозму
тимый Шарновски говорит спокойно: «Похоже, мы с чем-то столкнулись».
Невозмутимое спокойствие Шарновски оставляет меня немым. Но я знаю одно
: я все еще в воздухе. И это знание помогает мне сосредоточиться. Верно, что
даже при полной тяге я не могу лететь быстрее, но приборы показывают, что я
начинаю карабкаться вверх, и этого уже достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
эродромами и укреплениями, каждый понимает: "Мы ударили вовремя… Похоже,
Советы делали эти приготовления, чтобы создать базу для вторжения проти
в нас. Кого еще на западе хотела бы атаковать Россия? Если бы русские завер
шили свою подготовку, не было бы почти никакой надежды их остановить.
Наша задача: атаковать противника перед ударными клиньями наших армий.
На короткое время мы стоим в Улла, Лепеле и Яновичах. Наши цели всегда одни
и те же: танки, машины, мосты, полевые укрепления и зенитные батареи. Иногд
а в списке целей появляются железнодорожные станции или бронепоезда, ко
торые Советы пытаются использовать для того, чтобы поддержать артиллер
ией свои войска. Сопротивление перед нашими клиньями должно быть сломле
но, для того чтобы увеличить скорость и усилить наше наступление. Оборон
а на разных участках разная. Наземная оборона значительна, от огня из стр
елкового оружия до залпов из зенитных орудий, даже если не упоминать пул
еметный огонь с воздуха. У русских только один истребитель Ц И-16 «Рата»3,
сильно уступающий нашему Ме-109. Где бы ни появляются эти «крысы», их сбиваю
т как мух. Они не стали серьезными противниками для наших «Мессершмиттов
», но они маневренны и, конечно же, гораздо быстрее наших «Штук». Поэтому м
ы не можем полностью их игнорировать. Советские военно-воздушные силы, и
истребительные и бомбардировочные части подверглись безжалостному ун
ичтожению, как в воздухе, так и на земле. Их огневая мощь слаба, их машины, та
кие как бомбардировщик «Мартин» и ДВ-3 устарели. Почти не видно самолетов
нового типа Пе-2. Только позднее американские поставки двухмоторных бом
бардировщиков «Бостон» становятся заметными. По ночам на нас часто сове
ршают налеты маленькие самолеты, цель которых Ц не дать нам выспаться и
нарушить снабжение. Больших успехов они обычно не добиваются. Впервые эт
о случается в Лепеле. Некоторые из моих коллег, ночевавших в палатке, разб
итой в лесу, стали их жертвами. Где бы эти «воздушные змеи» как мы называем
эти маленькие, опутанные тросами бипланы, не замечали горящий свет, они б
росают маленькие осколочные бомбы. Они делают это повсюду, даже на линии
фронта. Часто они выключают свои двигатели чтобы затруднить их обнаруже
ние и планируют. Все что мы слышим Ц это свист ветра в их растяжках. Мален
ькие бомбы сбрасываются в полной тишине и немедленно их двигатели начин
ают работать снова. Это не столько обычный метод ведения войны, сколько п
опытка расшатать нам нервы.
Группа получает нового командира, лейтенанта Стина. Он прибывает из той
же части, в которой я получал первые уроки полетов на «Штуке». Он привыкае
т к тому, что я следую за ним как тень и держусь лишь в нескольких метрах от
него во время пикирования на цель. Его меткость изумительна, но если он пр
омахивается, я наверняка накрываю цель. Следующие самолеты могут сброси
ть свои бомбы на зенитные орудия и другие цели. Он восхищен, и когда эскадр
он немедленно сообщает ему обо всех «барашках-любимцах», в числе которы
х перечислен и я сам, он ничего им не отвечает. Однажды они спрашивают его
«Ну, как там Рудель, в порядке?» Когда он отвечает: «Это самый лучший пилот
из тех, с кем мне доводилось летать», вопросов больше не возникает. Он приз
нает мои способности, но, с другой стороны, он предупреждает, что я протяну
недолго, потому что я Ц «сумасшедший». Термин отчасти используется в шу
тку как оценка одного летчика другим. Он знает, что я обычно пикирую почти
до самой земли, чтобы убедиться, что цель поражена точно и бомбы не будут п
отрачены зря.
«Это когда-нибудь приведет тебя к беде», вот его мнение. В общем, и целом он
может быть и прав, но пока мне везет. Но опыт приходит с каждым новым вылет
ом. Я в большом долгу перед Стином и считаю себя счастливцем, что летаю с н
им.
Тем не менее, в эти несколько недель все выглядит так, как будто его предск
азания вот-вот сбудутся. Во время атак на низкой высоте дороги, по которой
пытаются наступать русские, один из наших самолетов получает поврежден
ия и совершает вынужденную посадку. Самолет наших товарищей садиться на
маленькой просеке, окруженной кустарником и русскими. Команда ищет укры
тие под самолетом. На песке я вижу фонтанчики от пуль, выпущенных из русск
их пулеметов. Если наших пилотов не подобрать, они погибли. Но красные уже
рядом. Черт возьми! Я должен их подобрать! Я выпускаю закрылки и планирую к
земле. Я уже могу разглядеть светло-зеленую форму иванов среди кустов. Бу
м! Пулеметная очередь попадает в двигатель. Нет никакого смысла садиться
на поврежденном самолете, если я даже и смогу сесть, то мы не сможем потом
взлететь. С моими товарищами все кончено. Когда я их вижу последний раз, он
и машут нам вслед руками. Двигатель сначала работает с большими перебоям
и, но затем его работа как-то налаживается, что дает мне возможность подня
ться над подлеском в другом конце просеки. Масло хлещет на лобовое стекл
о кабины, и я в любой момент ожидаю, что один из поршней остановится. Если э
то произойдет, мой двигатель заглохнет навсегда. Красные прямо подо мной
, они бросаются на землю, некоторые из них открывают огонь. Самолеты подни
маются на высоту около 300 метров и выходят из торнадо огня из стрелкового
оружия. Мой двигатель держится ровно до тех пор, пока я не достигают линии
фронта, затем он останавливается и я приземляюсь. Меня доставляют назад
на базу на грузовике.
Здесь только что прибыл офицер-кадет Бауэр. Я знаю его еще с тех времен, ко
гда он учился летать в Граце. Позднее он отличился в боях и, один из немног
их, сумел пережить эту компанию. Но день, когда он присоединился к нам, тру
дно назвать счастливым. Я повреждаю правое крыло самолета, потому что во
время рулежки меня окутала густая туча пыли, и в результате я столкнулся
с другим самолетом. Это означает, что я должен заменить крыло, но запасног
о на аэродроме нет. Мне говорят, что один поврежденный самолет все еще сто
ит на нашей старой взлетной полосе в Улла, но его правое крыло в целости и
сохранности. Стин разгневан. «Полетишь, когда твой самолет будет в испра
вности, и не раньше». Быть прикованным к земле Ц суровое наказание. Так ил
и иначе, но последний на сегодняшний день вылет уже закончился, и я лечу на
зад в Улла. Здесь были оставлены два механика из другой эскадрильи, они по
могают мне. Ночью мы, с помощью нескольких пехотинцев, ставим на мой самол
ет новое крыло. В три часа ночи мы заканчиваем работу и несколько минут от
дыхаем. Я рапортую о своем прибытии на исправном самолете как раз воврем
я, для того чтобы участвовать в первом вылете в четыре тридцать. Мой коман
дир усмехается и качает головой.
Через несколько дней я переведен в третью эскадрилью в качестве офицера
-инженера и должен распрощаться с первой эскадрильей. Стин не может оста
новить мой перевод. Я только-только прибываю, когда командир эскадрильи
покидает часть и на его место назначен новый. Кто он? Лейтенант Стин.
«Твой перевод и наполовину не был таким уж плохим делом, видишь сейчас са
м. Да, никогда не следует пенять на судьбу!» говорит Стин когда мы с ним сно
ва встречаемся. Когда он присоединяется к нам в палатке в Яновичах, где на
ходится офицерская столовая, здесь творится настоящая суматоха. Один ме
стный старик пытается наполнить свою зажигалку из большой железной кан
истры с бензином как раз в тот момент, когда он щелкает ею чтобы убедиться
, что она работает. Раздается страшный грохот, канистра взрывается у него
перед носом. Досадная трата хорошего бензина, многие старушки были бы ра
ды обменять его на несколько яиц. Конечно, это запрещено, потому что бензи
н предназначен совсем для других целей, чем спиртное, которое делают мес
тные жители. Впрочем, все Ц вопрос привычки. Алтарь деревенской церкви п
ревращен в кинозал, неф Ц в конюшню. «У каждого народа Ц свои обычаи», го
ворит Стин посмеиваясь.
Шоссе Смоленск-Москва Ц цель многих вылетов, оно запружено огромным ко
личеством военной техники и имущества. Грузовики и танки стоят друг за д
ругом почти без интервалов, часто тремя параллельными колоннами. «Если б
ы все это двинулось на нас…» Я не могу много думать, атакуя эту неподвижну
ю цель. Теперь же всего за несколько дней все это превратится в море облом
ков. Армия идет вперед и ничто не может ее остановить. Вскоре мы перебазир
уемся в Духовщину, неподалеку от железнодорожной станции Ярцево, за кото
рую потом начнутся тяжелые бои.
В один из следующих дней «Рата» пикирует прямо в наш строй и таранит Бауэ
ра. «Рата» падает вниз, а Бауэр возвращается домой на серьезно поврежден
ной машине. В тот вечер московское радио восхваляет советского пилота, к
оторый «протаранил и сбил проклятого фашистского пикировщика». Радио в
сегда право, а мы с детства любим слушать сказки.
3. Полет в плохую погоду
В Рехильбицах летом очень жарко, в ту же минуту когда служба заканчивает
ся, мы ложимся на наши походные койки в прохладе палаток. Наш командир жив
ет в одной палатке с нами. Нам не приходиться много говорить, но у нас есть
чувство взаимопонимания. Мы, должно быть, схожи с ним характерами. Вечеро
м, после разбора полетов он идет прогуляться в лес или по степи, а я, если не
сопровождаю его, то поднимаю тяжести, метаю диск и совершаю пробежку вок
руг аэродрома. Так мы отдыхаем после тяжелого дня и просыпаемся свежими
и отдохнувшими на следующее утро. После этого мы усаживаемся в нашей пал
атке. Он не любитель выпить и не имеет ничего против того, что я не пью. Почи
тав немного книгу, он смотрит на кого-то в кружке и замечает: «Ну что, Вейни
ке, ты должно быть сегодня совсем утомился?» И перед тем как это начнут отр
ицать: «Ну, хорошо, значит пора спать». Мы всегда ложимся спать пораньше и
меня это устраивает. «Живи и давай жить другому», вот его девиз. Прошлый оп
ыт Стина Ц такой же, как у меня. Он использует его и хочет стать лучшим ком
андиром, чем те офицеры, под командованием которых он служил сам. Во время
полетов он оказывает на нас странное влияние. Он не любит плотный огонь з
ениток, так же как и все остальные, но ни одна ПВО не сможет оказаться наст
олько мощной, что бы заставить его сбросить бомбы с большой высоты. Он отл
ичный товарищ, исключительно хороший офицер и первоклассный летчик. Ком
бинация этих достоинств делает его поистине редкой птицей. Бортовым стр
елком у Стина Ц самый старый солдат в нашей эскадрилье, унтер-офицер Лем
ан. У меня Ц самый молодой, капрал Альфред Шарновски. Альфред Ц тринадца
тый по счету ребенок в простой восточно-прусской семье. Он редко открыва
ет рот и, возможно по этой причине его ничто не может вывести из равновеси
я. С ним я никогда не должен беспокоится о вражеских истребителях, поскол
ьку никакой иван не сможет оказаться мрачнее моего Альфреда.
Здесь, в Рехильбицах, иногда случаются настоящие бури. На огромных прост
ранствах России царит континентальный климат и за благословенную прох
ладную погоду приходится платить штормами. В разгар дня внезапно все вок
руг темнеет и облака ползут почти по самой земле. Дождь льет как из ведра.
Видимость сокращается всего до нескольких метров. Как правило, встречая
бурю в воздухе, мы стремимся ее облететь. Тем не менее, рано или поздно мне
неизбежно придется столкнуться с непогодой поближе.
Мы оказываем поддержку нашей армии в Лужском секторе фронта. Время от вр
емени нас также посылают на задания в далеком тылу противника. Цель одно
й из таких миссий Ц железнодорожная станция Чудово, важный транспортны
й узел на линии Москва-Ленинград. Из опыта прошлых миссий мы знаем, что та
м сильная противовоздушная оборона. Огонь зениток очень плотный, но до т
ех пор, пока не прибыли свежие истребительные соединения противника, мы
не предвидим здесь никаких особых сюрпризов.
Прямо перед нашим взлетом наш аэродром атакован группой русских штурмо
виков, которых мы прозвали «Железными Густавами». Мы бросаемся в укрытие
, вырытое за самолетами. Лейтенант Шталь прыгает вниз последним и призем
ляется прямо мне на спину. Это еще неприятней, чем налет «Железных Густав
ов». Наши зенитки открывают по ним огонь, «Густавы» сбрасывают бомбы и ух
одят, прижимаясь к земле. Затем мы взлетаем. Курс Ц северо-восток, высота
Ц 3000 метров. На небе Ц ни облачка. Я лечу ведомым у командира. Во время поле
та я догоняю его и заглядываю в кабину. Спустя какое-то время впереди начи
нают искриться темно-синие воды озера Ильмень. Сколько раз мы летали по э
тому маршруту на Новгород, расположенный у северной оконечности озера, и
ли на Старую Руссу, на южной стороне. Когда мы приближаемся к цели, на гори
зонте встает черная грозовая стена. Перед целью она или за ней? Я вижу, как
Стин изучает свою карту и сейчас мы летим через густое облако, часового г
розового фронта.
Я не могу найти цель. Она где-то там, внизу, под грозовыми облаками. Если суд
ить по часам, мы сейчас очень близко от нее. В этом монотонном ландшафте ло
скутные облака затрудняют ориентировку на глаз. Несколько секунд мы лет
им в темноте, затем снова свет. Я приближаюсь к Стину на расстояние в неско
лько метров, чтобы не потерять его в облаках. Если я потеряю его, мы можем с
толкнуться. Но почему Стин не поворачивает обратно? Мы, конечно же, не смож
ем атаковать в такую бурю. Самолеты, летящие за нами, тоже начинают перест
раиваться, наверное, им пришла в голову та же мысль, что и мне. Возможно, ком
андир пытается найти вражескую линию фронта с намерением атаковать там
несколько целей. Он спускается ниже, но облака на всех уровнях. Стин отрыв
ает взгляд от своей карты и неожиданно резко накреняет машину. Скорее вс
его, он принял, наконец, в расчет плохую погоду, но не обратил внимания на б
лизость моей машины. Моя реакция молниеносна: я резко бросаю самолет в ст
орону и закладываю глубокий вираж. Самолет накренился на такой угол, что
он уже летит почти вверх колесами. Он несет 700 кг бомб и сейчас этот вес тяне
т нас вниз с непреодолимой силой. Я исчезаю в облачном чернильном слое.
Вокруг меня абсолютная чернота. Я слышу свист и удары ветра. Дождь просач
ивается в кабину. Время от времени вспыхивает молния и освещает все вокр
уг. Яростные порывы ветра сотрясают кабину и корпус самолета дрожит и тр
ясется. Земли не видно, нет горизонта, по которому я мог бы выровнять самол
ет. Игла индикатора вертикальной скорости прекратила колебаться. Шарик
со стрелкой, которая указывает на позицию самолета по отношению к его пр
одольной и поперечной оси прижат к краю шкалы. Индикатор вертикальной ск
орости указывает в ноль. Индикатор скорости показывает, что с каждой сек
ундой самолет движется все быстрее. Я должен сделать что-то, чтобы привес
ти инструменты в нормальное положение и как можно быстрее, поскольку аль
тиметр показывает, что мы продолжаем нестись вниз.
Индикатор скорости вскоре показывает 600 км в час. Ясно, что я пикирую почти
вертикально. Я вижу в подсвеченном альтиметре цифры 2300, 2200, 2000, 1800, 1700, 1600, 1300 метров. П
ри такой скорости до катастрофы остается всего несколько секунд. Я весь
мокрый, от дождя или от пота? 1300, 1100, 800, 600, 500 метров на альтиметре. Постепенно мне
удается заставить другие приборы функционировать нормально, но я по-пре
жнему ощущаю тревожащее давление на ручку управления.
Я продолжаю пикировать. Индикатор вертикальной скорости продолжает ст
оять на максимуме. Все это время я полностью во тьме. Призрачные мерцающи
е вспышки пронзают темень, делая полет по приборам еще более трудным. Я об
оими руками на себя ручку управления чтобы привести самолет в горизонта
льное положение. Высота 500, 400 метров! Кровь приливает в голову, я с всхлипом в
тягиваю в себя воздух. Что-то внутри меня просит прекратить борьбу с разб
ушевавшейся стихией. Зачем продолжать? Все мои усилия бесполезны. Только
сейчас до меня доходит, что альтиметр остановился на 200 метров, но стрелка
слегка колеблется. Это означает, что катастрофа может последовать в любо
й момент. Нет, полет продолжается! Внезапно раздается тяжелый удар. Ну, теп
ерь я точно покойник. Мертв? Но если бы это было так, я не мог бы думать. Кром
е того, я слышу рев двигателя. Вокруг такая же темень как раньше. И невозму
тимый Шарновски говорит спокойно: «Похоже, мы с чем-то столкнулись».
Невозмутимое спокойствие Шарновски оставляет меня немым. Но я знаю одно
: я все еще в воздухе. И это знание помогает мне сосредоточиться. Верно, что
даже при полной тяге я не могу лететь быстрее, но приборы показывают, что я
начинаю карабкаться вверх, и этого уже достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33