«Вперед, вперед, сбить этого гада! Вы что, не вид
ите, что один танк уже горит»? Для меня это самое очевидное подтверждение
победы. Каждый раз, когда один из них атакует, я делаю резкий разворот в то
т самый момент, когда он направляется ко мне, его скорость не позволяет ем
у следовать моим маневрам и это сбивает ему прицел. Затем я разворачиваю
сь и захожу сзади, хотя он от меня довольно далеко. Мне жаль тратить мои пр
отивотанковые снаряды, я стреляю в него из 37-мм пушек, конечно, лучше бы их
использовать позже против других танков. Но даже если я сейчас промахнус
ь, тот парень, которому предназначались мои снаряды за то, что он не следил
за своим хвостом, получит шок когда увидит, как эти огненные шары промель
кнут совсем рядом. Вновь один из тех, кого я обстрелял, кричит: «Оглянись
Ц будь осторожен Ц ты что, не видишь? Нацист стреляет в тебя». Он орет так,
как будто уже был сбит. Другой пилот, наверняка командир это части, говори
т:
«Мы должны атаковать его одновременно с разных сторон. Сбор над деревней
, куда я сейчас направляюсь. Мы обсудим, что тут можно сделать».
Тем временем я атакую другой танк. До сих пор они не пытались прятаться, ув
еренные, что надежно защищены своими истребителями. Вновь один танк вспы
хивает. Красные соколы кружат над деревней и ужасно орут, они все хотят вы
сказаться, как лучше всего сбить мой Ю-87. Авианаводчик на земле в ярости, он
угрожает, спрашивает, видят ли они, что горят уже четыре танка. Вот они сно
ва возвращаются и на самом деле атакуют с разных направлений, я рад, что по
дбив пятый танк, израсходовал мой последний снаряд, поскольку если бы эт
а игра продолжалось и дальше, было бы трудно надеяться на счастливый кон
ец. Все это время по мне струится пот, хотя стоит очень холодная погода, во
лнение греет лучше любой меховой куртки. То же самое справедливо и относ
ительно моего эскорта. Лейтенанты Бирман и Кинадер меньше боятся что их
самих собьют, чем того, что они не справятся с обязанностью защитить меня,
тем не менее, еще более вероятно, что иваны могут сказать и о себе то же сам
ое, если они не смогли сбить «Штуку» с полосами, как это им было приказано,
они по крайней мере могли бы приняться за фоккеров. Мы направляемся домо
й, Иваны какое-то время идут за нами, потом поворачивают обратно. Еще како
е-то время мы слышим укоры наземного офицера-аваианаводчика и Красных с
околов, которые приносят свои извинения.
Случается, что на пути русского наступления нет ничего, кроме отдельных
частей, спешно направленных в район прорыва. Часто они состоят из зенитч
иков, обслуживающего персонала аэродромов и тыловых армейских служб. Мы
испытываем нехватку людей и техники, все та же старая история, вновь и вно
вь. Индивидуальная храбрость отдельные действия могут отсрочить, но не м
огут полностью остановить наступление колоссальных масс людей и враже
ской техники. Немногие ударные части, которыми мы располагаем, не могут у
спевать повсюду в одно и то же время. Невзирая ни на что, наши товарищи на з
емле ведут бой с непостижимой храбростью. Фронт по Тиссе больше нельзя у
держать, следующей линией обороны должен быть Дунай. Я встревожен советс
ким ударом на крайнем юге через Фюнфкирхен в направлении Капошвара, если
он окажется успешным, то эта новая позиция вновь окажется в опасности. Пр
оходит совсем немного времени и мои опасения подтверждаются.

15. Битва за Венгрию

Один из наших последних дней в Фармосе. Только что получено сообщение: чт
о бронетанковая колонна русских прорвалась в направлении гор Матра и до
стигла окраины Гьонгеса. Наши части, которых обошли с фланга, озабочены т
ем, чтобы восстановить ситуацию и закрыть разрыв. Погода испортилась и с
тановится для нас дополнительным испытанием, потому что вся местность с
ильно всхолмлена и облачный покров лежит очень низко. Мы оставляем Будап
ешт справа и вскоре видим впереди горы Матра, а еще дальше Ц Гьонгес. К юг
у горят пожары, очевидно, там что-то происходит. Видно, как по дороге идут т
анки и явно не немецкие. Когда я поворачиваю в их направлении, чтобы соста
вить общее представление о силах противника, меня встречает сильный зен
итный огонь. Мы кружим на низкой высоте над головой танковой колонны. Впе
реди Т-34 и ИСов идет танк нового типа, которого я никогда не встречал прежд
е, но это и не американская машина. Я уничтожаю этот танк первым, а затем пе
реключаюсь на других. Вскоре пять танков горят, но у меня кончились боепр
ипасы. Противотанковое звено хорошо поработало и для ивана день начался
неудачно. Мы перестраиваемся и движемся домой. По дороге нас перехватыва
ют с опозданием появившиеся на сцене советские истребители Як-9, но они не
наносят нам никакого вреда.
Мы уже находимся за нашими позициями и до базы остается всего десять мин
ут лета, когда до меня внезапно доходит: какими словами я опишу первый под
битый танк в своем докладе? Получилась ли достаточно четкая фотография,
по которой можно будет определить тип этого танка? Очень важно, чтобы наш
Генеральный штаб знал, какие типы танков появляются на определенных уча
стках фронта, такая информация указывает на то, какое новое оружие начал
о производиться или поступило из других стран. Я должен знать, какой моде
ли был этот танк. Поэтому я приказываю командиру третьей эскадрильи вест
и самолеты домой, а сам разворачиваюсь и лечу назад.
Я немного убираю газ и на высоте 3-4 метров облетаю несколько раз загадочн
ого стального монстра, осматривая его с самого близкого расстояния. Сбок
у от него стоит ИС, который, по всей вероятности, подошел откуда-то из хвос
та колонны, чтобы узнать, что происходит. Странный танк все еще горит. Когд
а я облетаю его последний раз, я вижу как несколько иванов карабкаются на
башню ИС к установленному там 13-мм зенитному пулемету. Вот они как по кома
нде поднимают головы, я вижу дымок, выходящий из дула их пулемета и понима
ю, что они открыли по мне огонь. Я нахожусь от них на расстоянии 50, самое бол
ьшее 60 метров, им трудно в меня попасть, потому что круги, которые я описыва
ю, имеют слишком малый радиус, если только они не опытные стрелки, которых
специально учили стрелять по таким целям. Я продолжаю рассуждать в таком
духе, когда на мой самолет обрушиваются два удара и я чувствую жгучую бол
ь в левом бедре. Я с трудом преодолеваю темноту перед глазами и убеждаюсь,
что по ноге струится теплая кровь Я говорю о ранении Гадерману, но он не мо
жет ничего сделать, потому что ему до меня не дотянуться. У нас нет никаких
бинтов. Местность, над которой мы летим, кажется малозаселенной и не особ
енно пригодной для посадки. Если мы приземлимся здесь, понадобиться Бог
знает сколько времени чтобы получить медицинскую помощь и я истеку кров
ью. Поэтому я должен попытаться достичь Будапешта, который от нас в двадц
ати пяти минутах лета.
Я чувствую, что быстро лишаюсь сил. Кровь все еще льется… Я испытываю стра
нное чувство… какой-то транс… но я продолжаю лететь и все еще могу контро
лировать свои чувства. Я спрашиваю Гадермана:
«Как ты думаешь, могу ли я неожиданно потерять сознание… или ослабею пос
тепенно»?
«Ты никогда не долетишь до Будапешта… по всей вероятности… но неожиданн
о сознания не потеряешь».
Последние слова он произносит в добавление, скороговоркой, скорее всего
, чтобы не расстраивать меня.
«Тогда я лечу дальше… и попытаю счастья».
Максимальный газ… минуты беспокойного напряжения… я не сдамся… я не… во
т и летное поле с истребителями, Будапешт… выпустить закрылки… убрать га
з… я приземляюсь… все…


***

Я отправляюсь на операционный стол в частном госпитале. Медсестры столп
ились вокруг и смотрят на меня с любопытством. За спиной хирурга, професс
ора Фикка, стоит Гадерман, он качает головой. Он говорит мне потом, что ког
да я был под наркозом, то сказал несколько вещей, которые по всей вероятно
сти, не смогли привести медсестер в восхищение. Что можно сделать в такой
ситуации? Профессор Фикк объясняет, что в меня попали две пули из 13 мм пуле
мета, одна, которую он уже извлек, вошла под углом в бедро, а другая прошла н
авылет. Он говорит мне, что я потерял много крови и как только он наложит г
ипс, меня отправят в санаторий на озере Балатон для того, чтобы я быстрее в
осстановил свои силы и дал бы возможность своим ранам затянуться в тишин
е и покое. Тем временем прибыл Фридолин и ругает меня за то, что я вляпался
во все это из-за своего любопытства, но хотя он прямо и не говорит мне этог
о, он рад, что не произошло ничего более худшего. Он докладывает, что мы дол
жны перебазироваться в район Штульвессенбурга, а сами будем стоять в Бор
гоенде. Они закрепляют мои носилки в санитарном «Шторхе» и доставляют ме
ня в Хевис на озере Балатон, где я должен пройти лечение в санатории докто
ра Петера. Я уже спрашивал профессора Фикка сколько времени займет мое в
ыздоровление и когда я смогу хотя бы ходить, не говоря уже о полетах. Он да
ет уклончивый ответ, предположительно потому, что Гадерман уже рассказа
л ему о моей нетерпеливой натуре. Я настаиваю на том, чтобы доктор Петер не
медленно снял мои повязки и сказал мне, сколько, по его времени, я буду зде
сь оставаться. Он поначалу отказывается снимать повязки, но затем, после
долгих споров, он исследует рану и говорит:
«Если не будет никаких осложнений, пролежите недель шесть».
Вплоть до этого момента я не особенно беспокоился о ране, но сейчас я чувс
твую, что снова теряю все, обреченный на бездействие в то время, когда нуже
н каждый человек. Я в бешенстве. Вот так ситуация: моя нога в гипсе и я с труд
ом могу передвигаться. Но в одном я уверен твердо: долго это не продлится.
Не имеет значения, как благотворно скажется на мне медицинский уход и от
дых, я не смогу отдохнуть по-настоящему до тех пор, пока я не вернусь в полк
и не начну летать с ним. Фридолин каждый день приезжает из Боргоенда и нав
ещает меня с портфелем, набитым бумагами на подпись. Он держит меня в курс
е боевых дел полка, всех его тревог и потребностей. Между Фармосом и нашим
нынешним аэродромом полк был временно размещен, всего на несколько дней
, на аэродроме в Весеке, пригороде Будапешта. Стоит плохая ноябрьская пог
ода и несмотря на критическую ситуацию мы совершаем только несколько бо
евых вылетов. На восьмой день он посещает меня еще раз и приносит новость,
что Советы атакуют Будапешт большими силами и уже захватили плацдарм на
этой стороне Дуная; еще хуже то, что их новое наступление с юга по направле
нию к Балатону угрожает вбить клин между нашими позициями. Он совсем не у
дивлен, когда я говорю ему, что достаточно належался в постели и собираюс
ь встать и вместе с ним вернуться в полк.
"Но… ". Он не заканчивает это предложение. Он знает о моем упрямстве. Сестра
слышит, как Фридолин упаковывает мои вещи и не может поверить своим глаз
ам, когда она заглядывает в дверь чтобы узнать, что происходит. Когда появ
ляется предупрежденный ею доктор Петер, он застает меня уже готовым уйти
. Я хорошо знаю, что он не может взять на себя ответственность и я ни о чем ег
о не прошу. Он качает своей головой наблюдая за нашим отъездом. Через час а
втомобиль доставляет нас на станцию.
На то время, когда полк расквартирован в Фармосе, мы стоим в деревне. Люди
настроены к нам очень дружелюбно, чего можно было ожидать. Они надеются, ч
то мы сможем остановить русских и освободить уже оккупированную часть и
х страны. Мой ординарец Дальман уже приготовился к моему приезду и натоп
ил комнату в небольшом коттедже, без сомнения полагая, что она понадобит
ься в качестве больничной палаты. Проходит несколько дней и погода налаж
ивается. Я летаю с первого же дня, укрепив ногу в гипсе дополнительными ре
мнями. Двигаться трудно, но как-то удается. В середине декабря из-за сильн
ых дождей и мокрого снега наше летное поле становится все больше и больш
е похожим на болото и мы возвращаемся в Варпалоту. Этот аэродром располо
жен на сухом возвышенном месте и мы можем взлетать в любое время.
Моя третья эскадрилья в конце концов переоснащена истребителями Фокке-
Вульф-190, и, имея в виду складывающуюся ситуацию, мне бы не хотелось давать
им особое время на переподготовку. Поэтому один или два пилота по очеред
и прикрепляются к штабу полка и между боевыми вылетами я знакомлю их с но
вым типом самолета и учу их как с ним обращаться. Каждый из них делает неск
олько кругов, количество которых зависит от его летного мастерства и зат
ем я беру их с собой в качестве ведомых на боевые вылеты. После пятнадцати
или двадцати вылетов их знакомство с новым самолетом считается заверше
нным и наступает очередь других экипажей. В итоге третья эскадрилья спос
обна совершать боевые вылеты без перерывов.
Во время своих первых боевых вылетов экипажам приходится получать самы
е трудные уроки, поскольку зенитная оборона везде сильна и кроме того, он
и все еще немного боятся летать на самолетах нового типа, особенно потом
у, что у них нет бортового стрелка, который подстрахует их против атак про
тивника сзади. Во время своего первого боевого вылета ФВ-190 лейтенанта Шт
алера получает попадание в двигатель и немедленно идет вниз. Ему удается
совершить вынужденную посадку за нашими окопами. В тот день все идет не т
ак. Только я собираюсь взлететь вместе с лейтенантом М., который также про
ходит обучение на новой машине, когда большая группа Ил-2 вместе с истреби
тельным эскортом пролетает мимо аэродрома, находясь на высоте 600 метров. С
тоит холодный декабрьский день и у меня уходит некоторое время на то, что
бы разогреть двигатель так, чтобы он работал в нормальном режиме, но тем в
ременем иваны конечно же, исчезают за горизонтом. Затем до меня доходит, ч
то во время нескольких по-настоящему холодных дней механики использова
ли устройства для подогрева, которые позволяют нам взлетать немедленно,
без предварительного прогрева двигателей. Работа этого устройства зав
исит от специально приготовленного топлива. Я делаю знак М. немедленно з
аправляться и взлетать вслед за мной. Бомбовой груз для запланированног
о вылета все еще находится под брюхом наших самолетов. Я не хочу снимать б
омбы, поскольку нам еще предстоит завершить нашу миссию. Возможно, даже с
этим грузом мы все еще сможем догнать строй Илов. М. пилотирует медленный
самолет и отстает, я постепенно приближаюсь к Железным Густавам, которые
пересекают линию фронта, когда я нахожусь от них еще на расстоянии неско
льких сотен метров. Но я упрям и намерен их атаковать, пусть даже и в одино
честве. С моим ФВ-190 я не боюсь русских пилотов на их Ла-5 и Як-9. Внезапно в дви
гателе раздается грохот, из него хлещет масло, так что я уже ничего не вижу
, масло забрызгало все стекла кабины и они теряют прозрачность. В первое м
гновения я думаю, что в двигатель попал зенитный снаряд или очередь из ру
сского истребителя, но затем я понимаю, что заклинило поршень двигателя.
Двигатель плохо тянет и издает ужасный грохот, он может остановиться в л
юбой момент. Во второе мгновение я инстинктивно опускаю нос вниз и напра
вляюсь к нашим позициям. Сейчас я должен оказаться прямо над ними. Выброс
иться с парашютом невозможно, если даже не принимать во внимание малую в
ысоту, потому что моя нога в шине. Самолет не сможет подняться выше даже на
метр. Я сбрасываю фонарь, чтобы иметь возможность смотреть по сторонам и
назад. Я лечу на высоте 50 метров, местность внизу непригодна для вынужденн
ой посадки, кроме того я озабочен тем, чтобы подойти как можно ближе к аэро
дрому и после посадки, не теряя времени, вернуться в свою часть. Мимо меня,
совсем близко проносится церковный шпиль, хорошо еще, что он не оказался
точно на моем пути. Прямо впереди я вижу дорожную насыпь, пересекающую мо
й курс под углом, в любую секунду я могу ждать что двигатель остановится. Я
могу только надеятся на то, что самолет пройдет над насыпью. Я тяну ручку
на себя и жду. Удастся машине перескочить через эту насыпь или нет? Удалос
ь! Вот я касаюсь земли. С хрустом и скрежетом самолет юзом скользит по заме
рзшей земле, параллельно широкой канаве, и останавливается. Меня больше
всего беспокоит нога, но с ней, похоже, все в порядке. Я оглядываю тихий, мир
ный зимний ландшафт, только отдаленные раскаты орудий напоминают мне, чт
о все еще идет война, хотя Рождество уже на пороге. Я отстегиваю ремни, бро
саю взгляд на дымящийся двигатель и усаживаюсь на фюзеляж. По дороге иде
т машина с двумя солдатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33