Я никогда не сбрасываю на деревни бомб
ы, даже если это оправданно с военной точки зрения, поскольку меня бросае
т в дрожь при одной мысли о том, что я могу попасть в немецких жителей, кото
рые и так уже беззащитны перед террором русских.
Ужасная вещь Ц летать и сражаться над нашими собственными домами, тем б
олее когда видишь, как массы людей и военной техники врываются в твою стр
ану подобно наводнению. Сейчас мы играем роль плотины, небольшого препят
ствия, но не способны остановить прилив. Германия, вся Европа сейчас стои
т на кону в этой дъвольской игре. Бесценные силы истекают кровью, последн
ий бастион мира разрушается под натиском Красной Азии. Вечером мы больше
истощены этой мыслью, чем непрерывными полетами в течение дня. Отказ сми
риться с этим роком и уверенность в том, что «это не может случиться» заст
авляет нас двигаться. Я бы не хотел обвинять себя за то, что не сделал всег
о от меня зависящего и не предотвратил пугающего, угрожающего призрака п
оражения. Я знаю, что каждый достойный молодой немец думает так же, как и я.

К югу от нашего сектора ситуация выглядит очень мрачной. Франкфурт-на-Од
ере находится под угрозой. Поэтому ночью мы получаем приказ выдвинуться
в район Фюрстенвальде, который находится ближе к критическому сектору. Ч
ерез несколько часов мы вылетаем в операционный район Франфурт-Кюстрин
. Клинья советского наступления достигли Одера в предместье Франкфурта.
Дальше к северу Кюстрин окружен и враг, не теряя времени, захватывает пла
цдарм в Геритце-Рейтвейне на западном берегу замерзшей реки.
Однажды, как и прусский кавалерийский генерал Цейтен триста лет назад мы
принимаем участие в битве к востоку от Франкфурта, на месте историческо
го сражения. Здесь небольшие немецкие силы окружены советскими танками.
Мы атакуем их и те танки, которые не загорелись, пытаются уйти по открытой
местности. Мы заходим на них в атаку снова и снова. Наши товарищи на земле
прыгают от радости, бросают в воздух свои ружья и каски и не заботясь об ук
рытии преследуют отходящих русских. Наш огонь выводит из строя все танки
до одного. Среди всех, кто был свидетелем нашего успеха царит радостное н
астроение. После того, как все танки были уничтожены или захвачены, я приг
отавливаю контейнер и пишу поздравление нашим товарищам от имени полка
и от своего имени. Я кружу на очень малой высоте и бросаю контейнер с запис
кой и плиткой шоколада прямо им под ноги. Вид их счастливых, благодарных л
иц укрепляет нас в преддверии трудных операций и вдохновляет нас на новы
е упорные усилия облегчить борьбу наших товарищей по оружию.


***

К несчастью, первые дни февраля очень холодные, Одер во многих местах зам
ерз так сильно, что русские могут перебираться через реку. Они часто клад
ут на лед доски и я вижу, как по ним едут грузовики. Лед не кажется мне доста
точно крепким, чтобы выдержать вес танков. Поскольку фронт на Одере еще н
е установился и в его линии много брешей, в которых нет ни одного немецког
о солдата, который мог бы противостоять наступлению, Советам удается зах
ватить несколько плацдармов, например, в Рейтвейне. Наши танковые войска
, которые были введены в бой слишком поздно, сталкиваются здесь с сильной
вражеской обороной на западном берегу, подкрепленной тяжелой артиллер
ией. Переправы через реку с самого первого дня защищены сильным зенитным
огнем. Иван хорошо информирован о нашем присутствии в этом секторе. Кажд
ый день мне приказывают уничтожить переправы, чтобы отсрочить наступле
ние и выиграть время для подхода наших подкреплений и боевой техники. Я с
ообщаю, что в данный момент это почти бесполезно, потому что чрез Одер мож
но перебраться практически в любом месте. Бомбы пробивают лед, оставляя
сравнительно небольшие полыньи, и это все, чего мы можем добиться. Я атаку
ю только распознаваемые цели на обеих сторонах реки или пересекающий ее
транспорт, но не так называемые мосты, которых строго говоря, вообще нет. Т
о, что на аэрофотография выглядит как мост, обычно оказывается следами п
ехоты и колеями автомашин, а также досками, уложенные на лед. Если мы бомби
м эти следы, иван просто переходи по льду в стороне от них. Это становится
ясным для меня в первый же день, потому что я летаю над ними бесчисленное к
оличество раз и кроме того, эти переправы не являются для меня чем-то новы
м, я знаю их по Дону, Донцу, Днестру и другим русским рекам.
Поэтому, не обращая внимание на приказы, я концентрирую атаки на подлинн
ых целях на обоих берегах реки: танках, автомашинах и артиллерии. Однажды
появляется генерал, посланный из Берлина и говорит мне, что на фотографи
ях, сделанных с самолетов-разведчиков всегда появляются новые мосты.
«Но», говорит он, «вы не докладывали, что эти мосты не разрушены. Вы должны
продолжать их атаковать».
«В общем и целом», объясняю я ему, «это вовсе не мосты», и когда я вижу, что е
го лицо превратилось в вопросительный знак, мне на ум приходит одна идея.
Я говорю ему, что я только что собирался подняться в воздух и приглашаю ег
о лететь со мной, и обещаю, что предоставлю практические доказательства
этого. Он на мгновение колеблется, затем, видя любопытные взгляды моих мо
лодых офицеров, которые слышали мое предложение с некоторым ликованием,
он соглашается. Я отдаю подразделению приказ атаковать плацдарм, а сам п
риближаюсь к цели на предельно малой высоте и пролетаю от Шведта до Фран
фурта-на-Одере. В некоторых местах мы наталкиваемся на внушающий уважен
ие зенитный огонь и генерал вскоре признает, что эти мосты на самом деле я
вляются следами. Он видел достаточно. После посадки он очень доволен, что
смог убедиться лично и делает соответствующий доклад. Мы освобождены от
нашей ежедневной обязанности атаковать эти «мосты». Однажды вечером ре
йхсминистр Шпеер привозит мне новое задание от фюрера. Я должен разработ
ать план для его выполнения. Он говорит мне кратко:
«Фюрер планирует атаки на плотины гидроэлектростанции, снабжающих эне
ргией военную промышленность Урала. Он ожидает, что производство вражес
ких вооружений, и в особенности танков, будет остановлено на год. Этот год
даст нам шанс воспользоваться передышкой. Вам предстоит организовать э
ту операцию, но ни в коем случае вы не должны лететь сам, фюрер повторил эт
о несколько раз».
Я обратил внимание министра на то, что есть более подходящие кандидатуры
для выполнения этой задачи, а именно, из командования авиацией дальнего
действия, которые знакомы с такими вещами как астрономическая навигаци
я и пр., гораздо лучше меня, получившего подготовку в бомбометании с пикир
ования и поэтому обладающего совершенно иным знанием и опытом. Более тог
о, если я должен ставить задачу экипажам и остаться после этого в нормаль
ном состоянии, я должен получить разрешение лететь самому.
«Фюрер хочет, чтобы именно вы руководили этой операцией», возражает Шпее
р.
Я задаю несколько важнейших технических вопросов, относящихся к типу са
молета и бомб, с помощью которых должна быть выполнена эта операция. Если
это нужно сделать как можно быстрее, всерьез можно рассматривать только
Хейнкель-177, хотя и не совсем ясно, окажется ли он пригоден для этой цели. С м
оей точки зрения единственной бомбой для такой цели является нечто врод
е торпеды, но ее еще необходимо испытать в действии. Я отказываюсь от его п
редложения использовать тонные бомбы, я уверен, что с их помощью нельзя д
остичь успеха. Я показываю министру фотографии, сделанные в северном сек
торе восточного фронта, когда я сбросил две тонные бомбы на бетонные опо
ры моста через Неву и он не обрушился. Эта проблема, таким образом, должна
быть решена, как и вопрос о моем участии в этой миссии. Вот мои условия, есл
и фюрер настаивает на том, чтобы я взялся за эту задачу. Он уже знает мои во
зражения касающиеся того, что мой опыт относится к совершенно иной облас
ти.
Я получаю досье с фотографиями заводов и с интересом их изучаю. Я вижу, что
значительная часть из них находится под землей и они практически неуязв
имы с воздуха. На фотографиях, которые были сделаны во время войны, изобра
жена сама плотина, гидроэлектростанция и некоторые фабричные здания. Ка
к эти фотографии были сделаны? Я вспоминаю мое пребывание в Крыму и склад
ываю два и два. Когда мы стояли в Сарабузе и поддерживали себя в форме, зан
имаясь подъемом тяжестей и метанием диски после вылетов, на аэродроме ча
сто приземлялся самолет, выкрашенный черной краской и из него сходили оч
ень загадочные пассажиры. Однажды член экипажа сказал мне по секрету, чт
о происходило. Этот самолет привез русских священников из свободолюбив
ых государств Кавказа, которые вызвались выполнить важные задания неме
цкого командования. Одетые в рясы и с развевающимися по воздуху бородами
, каждый из них нес на груди небольшой пакет либо с фотокамерой, либо со вз
рывчаткой, в зависимости от их задания. Эти священники считали немецкую
победу единственным шансом восстановить свою независимость и вместе с
ней, свободу для своей религии. Они были фанатичными врагами большевистс
кого мира и поэтому, нашими союзниками. До сих пор они стоят у меня перед г
лазами: люди с белыми бородами и благородными чертами лица, как будто выр
езанными из дерева. Из глубины России они доставили фотографии, месяцами
находились в дороге и возвращались после завершения своего задания. Есл
и один из них исчезал, он, скорее всего, отдал свою жизнь за свободу или в ре
зультате неудачного прыжка с парашютом, застигнутый во время выполнени
я задания или на обратном пути за линию фронта. На меня произвел большое в
печатление рассказ моего собеседника о том, как эти святые люди без коле
баний прыгали в ночь, укрепленные верой в свою великую миссию. В то время м
ы сражались на Кавказе и их сбрасывали с парашютами над горными долинами
, где жили их родственники, с помощью которых они намеревались организов
ать сопротивление и совершить диверсионные акты.
Все это вспомнилось мне, когда я раздумывал над тем, откуда взялись фотог
рафии этих заводов.
После нескольких общих замечаний об общем ходе войны, в которых Шпеер вы
разил свою полную уверенность в фюрере, он уехал рано утром, пообещав мне
прислать новые детали, касающиеся уральских планов. Но до этого дело так
никогда и не дошло, потому что события 9 февраля сделали мое участие в этой
операции невозможным.
Таким образом, задача разработки плана была доверена кому-то еще. Но зате
м, в лихорадке событий конца войны этот план потерял свое практическое з
начение.

17. Смертельная борьба послед
них месяцев

Рано утром 9 февраля в штабе раздается телефонный звонок. Из Франкфурта с
ообщают, что прошлой ночью русские навели переправу через Одер у деревни
Лебус, к северу от города, и при поддержке танков удерживают плацдарм на з
ападном берегу реки. Ситуация более чем критическая, поблизости нет пехо
ты, чтобы их атаковать, и нет никакой возможности доставить туда тяжелую
артиллерию, которая могла бы остановить противника. Таким образом, ничег
о не удерживает советские танки от того, чтобы начать марш на столицу, или
, по крайней мере, перерезать железную дорогу и автомобильное шоссе Фран
кфурт-Берлин, которые являются жизненно важными для снабжения фронта на
Одере.
Мы летим туда, чтобы выяснить, насколько справедлив этот доклад. Издалек
а я уже вижу понтонный мост и задолго до того, как мы приближаемся к нему, п
о нам открывают огонь зенитные орудия. Русские приготовили нам нечто зак
уску! Одна из моих эскадрилий атакует мост, проложенный прямо по льду. У на
с нет больших надежд на то, что мы сможем добиться чего-то существенного.
Как мы знаем по опыту, иваны располагают таким количеством строительных
материалов, что могут восстановить мост почти мгновенно. Я лечу низко на
д землей вместе с противотанковыми самолетами и ищу танки на западном бе
регу реки. Я могу разглядеть их следы, но не вижу самих стальных монстров.
Или то были следы артиллерийских тягачей? Я опускаюсь еще ниже, чтобы быт
ь абсолютно уверенным, и вижу танки, хорошо замаскированные в складках р
ечной долины, на северном краю деревни Лебус. Здесь их, вероятно, штук двен
адцать-пятнадцать. Что-то ударяет в крыло, попадание из легкой зенитной п
ушки. Я держусь низко, отовсюду стреляют зенитки, речную переправу защищ
ают примерно шесть или восемь зенитных батарей. Зенитчики, похоже, давно
играют в эти игры и приобрели большой опыт в борьбе со «Штуками». Они не по
льзуются трассерами, мы не видим тянущихся к нам нитей с нанизанными кра
сными бусинками. Понимаешь, что они открыли огонь, только когда самолет в
друг резко вздрагивает от удара. Как только мы набираем высоту, они тут же
перестают стрелять и наши бомбардировщики не видят, кого им атаковать. Т
олько если лететь очень низко над целью, можно увидеть, как из ствола оруд
ия вырывается пламя, похожее на огнь факела. Я думаю, что делать. Нет никак
ой возможности подойти к цели скрытно, так как плоская речная долина не д
ает возможности для такой тактики. Здесь нет ни высоких зданий, ни деревь
ев. Трезвое размышление позволяет мне сделать вывод, что опыт и тактичес
кие навыки могут помочь, даже если нарушены все основные правила, которы
е из них вытекают. Ответ: решительная атака и надежда на удачу. Если бы я вс
егда был таким авантюристом, я бы уже десятки раз мог лечь в могилу. Но ряд
ом нет наших войск и мы находимся в 80 километрах от столицы Рейха, на опасн
о малом расстоянии, если к ней рвутся вражеские танки. Для длительных раз
мышлений времени уже не остается. «На этот раз тебе придется положиться
на удачу», Ц говорю я себе. «Пошел»! Я приказываю другим пилотам сохранят
ь высоту, среди них несколько новичков и пока от них нельзя ожидать, что он
и нанесут большого ущерба противнику при такой обороне, наоборот, скорее
всего мы сами понесем неоправданно высокие потери. Когда я спущусь ниже,
и как только станут видны вспышки зенитных орудий, они должны будут скон
центрировать огонь своих пушек на зенитках. Всегда есть шанс, что это сму
тит иванов и повлияет на их точность. Здесь стоят несколько танков ИС, ост
альные Ц Т-34. После того, как четыре танка загорелись и у меня кончились бо
еприпасы, мы летим назад. Я говорю о своих наблюдениях и подчеркиваю тот ф
акт, что я атаковал, лишь принимая в расчет близость Берлина, иначе такая а
така была бы неоправданной. Если бы мы удерживали фронт еще дальше к вост
оку, я подождал бы более благоприятной ситуации, или по крайней мере того
момента, когда танки выйдут из зоны защиты своих зенитных установок, сос
редоточенных вокруг моста. После двух вылетов я меняю самолет, потому чт
о мой получил повреждения от зенитного огня. В четвертый раз я лечу назад
и вот уже пылают все двенадцать танков. Я лечу на бреющем над танком ИС, ко
торый извергает дым, но все никак не загорается.
Каждый раз перед тем как идти в атаку, я поднимаюсь на 800 метров, потому что
зениткам на такой высоте трудно в меня попасть. Оттуда я пикирую отвесно,
отчаянно бросая машину из стороны в сторону. Когда я уже недалеко от танк
а, я выравниваю машину в момент выстрела, и затем ухожу в сторону над самим
танком, следуя той же тактике уклонения, до того момента, когда я могу наб
ирать высоту снова Ц вне досягаемости зениток. Мне конечно же нужно был
о бы заходить на цель медленнее, когда мой самолет лучше управляется, но э
то было бы самоубийством. Только благодаря обширному опыту и сомнамбули
ческой уверенности в себе я способен выровнять машину на долю секунды и
поразить танк в его наиболее уязвимые места. Конечно, такие атаки никогд
а не смогли бы провести мои коллеги по той простой причине, что у них нет д
остаточного опыта.
Кровь яростно пульсирует в голове. Я знаю, что играю в кошки-мышки с судьб
ой, но этот ИС должен быть подожжен. Вновь на высоту 800 метров и вниз Ц на 60-т
онного левиафана. Он все никак не загорается! Меня душит ярость! Он должен
загореться и будет гореть!
На панельной доске мигает красный индикатор. Вдобавок и это! У одной из пу
шек заклинило затвор, в другой остался только один снаряд. Я вновь карабк
аюсь вверх. Не сумасшествие ли рисковать всем ради одного-единственного
выстрела?
На раз мой Ю-87 набирает высоту в 800 метров гораздо дольше, чем обычно, поскол
ьку сейчас я начинаю взвешивать «за» и «против». Одно мое "я" говорит: «Есл
и этот тринадцатый танк до сих пор не загорелся, не воображай, что ты сможе
шь добиться своего одним снарядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33