отодвигает Розу и начинает мыть их один за др
угим. Ставит на сушку.
Куда запропастился Луис? Ц произносит она растерянно. Ни в чем на него не
льзя положиться.
Джамбо достает из кармана часы, словно это заставит брата прийти поскоре
е. Смотрит, сосредоточенно моргая, на циферблат.
Уже половина четвертого, говорит он удивленно.
Выпьем по рюмочке и пойдем, тут же подхватывает Селеста. Луиса ждать не бу
дем.
Никто не возражает. Люка тянется за спину Джамбо, берет посудное полотен
це, засовывает его в стакан, трет, пока стакан не начинает визжать, и, перед
разнивая Селесту, разглядывает его на свет.
Ну как, ты удовлетворена?
Мы поднимаем стаканы. Селестины губы уже у кромки, но тут я предлагаю тост
. Это последняя попытка.
За нас, говорю я. За всех нас, где бы мы ни были.
Не важно, про кого они подумали: про Фрэн, Марину, отца, Сальваторе или даже
Джо Медору. Я включаю в список всех. Включаю себя. Я смотрю на сестер: они ст
оят на кухне, подняв стаканы, и готовы выпить. Застыли неподвижно Ц как на
фото в семейном альбоме. Взять бы ручку из кружки с Тоби и написать у них н
ад головами имена. Я отпираю дверь, через которую можем пройти мы все. Уж э
то-то они мне должны позволить. Но Селеста решительно захлопывает дверь.

За маму , говорит она твердо.
Ага, радостно смеется Роза. Про нее-то мы точно знаем, где она. Слава Богу.

* * *

Я не умею пить днем. Может, всё из-за этого. Или, может, из-за того, что я думаю
о Сальваторе, увязшем в густом иле на дне дока. Как же отвратительно, когда
тебя тащат на свет божий. Розина рука в стакане, скрип полотенца о стенки,
лампочка, просвечивающая через стакан, чайки, взмывающие то вверх, то вни
з. Что-то рвется наружу.
Я стою во дворе. Перед глазами проплывают быстрые, как золотые рыбки, вспо
лохи света.
Иди в дом, Дол, говорит Люка. На улице сыро.
Она спускается со ступенек и прислоняется к двери сарая. Капли дождя пад
ают мне на лицо. Внутри меня что-то скребется и рвется наружу.
Это все алкоголь, говорит она, когда меня снова рвет. На пустой желудок.
Клетка в углу сада. Разорванная шкурка, мех на языке.
Вряд ли, с трудом выговариваю я.
Тогда я дам тебе одну штуку. Это на травах. Должно помочь.
Люка уже промокла. Капли на ее платке переливаются, как жемчужины. Она смо
трит на клетку, виднеющуюся сквозь заросли травы. Ей тут не нравится.
Помнишь кроликов? Ц спрашиваю я, не давая ей уйти.
Короткое, низкое «нет». Раньше Люка врала куда искуснее.
Быть не может! Их были десятки. Он покупал их в подарок…
Не помню, говорит она и отворачивается. Пойми, Долорес, я не помню ровным с
четом ни-че-го.
Дождь, клетка в саду, Люка, отрицающая все. Моя тошнота вырывается криком:

А я помню! Как вы с Розой меня там заперли. Люка, как тебе не стыдно!
Она оборачивается ко мне. В сумерках ее собственная болезнь сияет брилли
антом. Люка закрывает глаза; она устала ничего не помнить.
Дол, мы хотели тебя выпустить , говорит она.

* * *

Луис склонился над парапетом Дьяволова моста, руки для упора расставлен
ы в стороны. Издали это похоже на распятье. Сколько он себя помнит, в арках
всегда кто-нибудь жил. У некоторых до сих пор висят шторы, а там, где сохран
ились двери, появились новые висячие замки. Анто и Дениз Луис знает по име
нам, остальных Ц только в лицо. Луис успевает увидеть каморку Анто, перед
тем как поскальзывается на жидкой грязи. Он проглядывает все арки и заме
чает над одной рождественскую гирлянду. Лампочки разноцветные Ц зелен
ые, и красные, синие, желтые, какие-то разбиты, каких-то вообще нет. Провод о
т гирлянды висит, болтаясь, и никуда не подключен. Луис понимает, что сильн
о опаздывает, но ему плевать. У него важное дело. Он проходит под лампочкам
и, приподнимает те, которые свесились совсем низко. Гирлянда напоминает
ему о ресторане и о ярких всполохах огней. Теперь ему ясно, что не стоило н
азывать это место «Лунным светом» Ц в этом нет ни блеска, ни роскоши. Надо
сказать об этом Джамбо. Луис заглядывает внутрь. Он ищет тележку из супер
маркета, в которой сложены мешки. И надеется, что не ошибся.

* * *

Все проржавело. Вместо крыши лист гофрированного железа, в углублениях п
осверкивают ручейки воды. Я ловлю ладонью каплю, она Ц как запотевшая зв
ездочка. У дверцы растут сорняки, перекладины обвил плющ. Я отдираю одну в
етку, мокрицы, живущие под ней, разбегаются во все стороны. Решетка вся в р
жавчине. Я почти надеюсь увидеть внутри кролика или стайку пищащих бело-
розовых крольчат с закрытыми глазками. Но внутри ничего, кроме темноты.
Дождь стучит по крыше Ц как будто с неба сыпятся камни. Понять это можно,
только если ты внутри.

Как-то про меня забыли Ц я смотрела, как она ходит в освещенном квадрате
кухонного окна, и мечтала, чтобы она вышла и забрала меня. Я видела, как она
склонялась над раковиной. А иногда стояла, зажав уши ладонями, и смотрела
в пустоту. Или включала воду, и я слышала, как она струится по трубам. Вода б
удет так литься вечно.

Как-то меня наказали Ц поймали, когда я притаилась за дверью на лестницу
и слушала их. Мама кричала. Забери меня с собой, сказала она. Меня тоже забе
ри. Она распахнула дверь и стащила меня вниз Ц через последнюю широкую с
тупеньку, а потом был холод плит под ногами, пошатывающаяся доска, перебр
ошенная через лужу. Папе не говори, сказала она шепотом, вонзившимся мне в
уши. Не говори ему. И я поняла, что умоляла она не отца, а какого-то другого м
ужчину.

И был еще один случай Ц без названия.
Я здесь, потому что я в безопасности. В доме запах убийства, едкий и острый,
как запах гари. Слева и справа я вижу высокую траву, дорожку, доску через л
ужу. Дверь на кухню открыта, свет загораживает тень Ц я не хочу попадатьс
я ей на глаза! Наверху, в комнате Розы и Селесты, темно. А в Клетушке горит св
ет. Лампочка посреди потолка похожа на грушу.
Он спускался с холма, шляпа надвинута на глаза, дождь стеной. Он пришел сли
шком рано Ц наверное, все проиграл. Я стояла в дозоре. И предупредила бы м
аму Ц я уже шла к ней, но, спустившись с лестницы, я увидела мужчину. Он скло
нился над ней, ее голова на столе, она поворачивается то влево, то вправо, и
волосы скользят по скатерти. Прямо за ней стоит кружка с усмехающимся то
лстяком Тоби. Ее глаза встречаются с моими. Она замирает, и мужчина оборач
ивается, глядит на меня, усмехается. Улыбка сверкает золотом. Его рука зак
рывает мамин рот, а то, что я поначалу приняла за кровь, оказывается багров
ой искрой.
От двери доносится крик. Фрэн тоже в дозоре, стоит на улице и делает, что ве
лели, но на сей раз отец ее поймал. Он нас всех поймает. Мы бежим резвым руче
йком: мы с Фрэн проскальзываем мимо отца, он тянет руки к нашим шеям, но ухв
атить не успевает. Джо Медора выскакивает из окна столовой на улицу. Но ма
му отец настигает. Он сдирает с нее платье, как шкурку с кролика. И теперь о
на лежит в Клетушке, и над ее головой раскачивается голая лампочка.
Он стоит на заднем крыльце и поджидает Фрэн. Если я хорошенько притаюсь, о
н меня не найдет.

Все это всплывает в памяти: кролики и их запах совсем рядом со мной, в клет
ке; влажные куски шкурки; рука отца в тельце кролика, располосованный жив
от, темнота внутри, горячий удушливый запах. Жара.
Он бы тебя придушил.
А меня, Дол, он вообще хотел распилить на куски Ц как фокусник.
Я представляю, как мама лежит наверху, на узкой кровати, распиленная попо
лам. Папа стоит над ней с ножовкой в руке, и из нее, как из лопнувшей трубы, х
лещет кровь. Его тень на лестнице Ц огромная, словно смерть. Может, он уже
убил ее. Отсюда я разобрать не могу: в темноте кровь кажется черной.
Фрэн пробирается к задней двери. Я хочу закричать, но он меня опережает. Од
ним ударом сшибает ее с ног. Она с трудом подымается. Он орет ей:
Руки по швам!
И она это вытерпит. Ремень разрубает воздух, исчезает из вида, взлетает сн
ова. Крик Фрэн совсем рядом Ц рыдающий, булькающий. Что-то рвется наружу.
В углу газетные квадратики, изорванные когтями, крольчиха кружится вокр
уг своей оси, все быстрее и быстрее, и прерывисто дышит. Из нее вываливаетс
я крохотный комочек, потом еще один, еще, еще, они шмякаются как куски мокр
ой глины, как рубины на солому.
Крольчиха смотрит на меня. Это ее детеныши. Маленькие, пищащие. Мне хочетс
я смеяться. Хочется побежать и рассказать всем.
Смотрите! Детки! Шесть новых деток!
Но они покрыты пунцовой пленкой. Они под ней задохнутся. Отец стоит у окна
кухни, в раковину бьется струя воды Ц смывает с острого язычка ремня ули
ки.
Дол, он бы тебя придушил!
Волна жара. Темнота. Тяжесть его тела.
Одного за другим я беру крольчат в руки, снимаю с их голов пленку. Не дам им
задохнуться! Времени на это уходит много. Приходится использовать все по
дручные средства Ц солому, бумагу, пальцы, рот.

К утру крольчиха их съела. Все, что осталось, я показала маме. И пыталась ей
объяснить.
Я же тебе уже говорила, не надо было вмешиваться, сказала она. А ты никак не
могла удержаться, да? Обязательно надо было вмешаться?

* * *

Мы с Люкой стоим на коленях в густой траве. Давно ли, не знаю. Она убрала вол
осы с моего лица, губы ее у моего уха. Она шепчет: Ну, вот и всё. Всё прошло.
Прошло.
Успело стемнеть. Воздух стал синим.
Это всего лишь плохие сны, Дол. Больше ничего. Они каждому снятся.
Она обнимает меня, мы, пошатываясь, как пара пьянчуг, идем по доске. Я не гот
ова возвратиться к остальным. Люкин платок соскальзывает с головы. Она у
нее совсем лысая. Люка замечает мой взгляд.
Снова вырастут, говорит она со слабой улыбкой.
Я раньше думала, моя рука тоже вырастет. И все присматривалась. По ночам ле
жала и велела пальцам тянуться, расти Ц как распускается цветок в замед
ленной киносъемке. Так что я знаю, что может вырасти, а что нет, и знаю, когда
Люка обманывает.

Роза сидит на кухне одна. В темном окне за ее спиной отражаемся мы с Люкой
Ц мокрые и дрожащие.
Они ушли, говорит Роза и поднимает стакан с виски. Селеста просила с вами п
опрощаться.
Она делает глоток, втягивает через зубы воздух. Пододвигает бутылку нам.

Скажи Люке, пусть непременно заглянет перед отъездом, передразнивая отр
ывистый Селестин говорок, произносит Роза. Так и сказала, честно! Роза при
жимает ладонь к груди, говорит с напускным надрывом: Для тебя, Дол, ни слов
ечка не нашлось. И для меня. И для Парснипа.
Люка улыбается. Стягивает платок с шеи, наматывает на руку. Вокруг рта раз
мазана помада.
Так что, выпьем за старую стерву? Ц говорит она.
Роза пододвигает нам два стакана и наливает в каждый по порции виски.
Хоть мы это уже и делали, скрипит она. Но где раз, там и второй.
На сей раз я пью с ними, и мне тепло Ц от виски и от того, что мы здесь.
Ну, тебе получше? Лучше наружу, чем внутрь, говорит Роза.
Я не доверяю своему голосу, поэтому приходится кивнуть. Люка допивает св
ой стакан одним махом. Снова туго повязывает платок. Вынимает из сумки са
лфетку, утирает рот, затем снова подкрашивает губы Ц быстро, уверенно. Бе
з зеркала. Она смотрит на Розу.
Ты готова?
Они тоже уезжают. Роза вернется к Теренсу, а Люка Ц в Ванкувер.
Не пропадайте, говорит Люка, и мы все смеемся. Знаем, что пропадем.

список

У меня дорожная сумка, старые деревянные кости и четки. Сундук я тоже забе
ру. Он мне служил кроваткой, когда я была маленькой. Пережил пожар. Еще ест
ь фотография, где я пока целая, рядом со мной сердитая Люка, хмурится из-по
д копны огненных волос, и еще одна Ц где мы все сидим на диване, Фрэн обним
ает меня за плечи, рот у нее открыт Ц она собирается сказать что-то. Нет ни
чего, что я могла бы взять в память о Марине. Ни намека на то, какой она была,
даже фотографии нет. Но можно ли тосковать о том, чего никогда не имел? это
лишь фантомная боль.

Я шла по улице с двумя сестрами. Пес Розы бежал впереди, Люкин умный чемода
н на колесиках катился сзади. На углу, где была когда-то лавка Эвансов, мы в
ызвали такси из автомата. На улице мы не встретили никого, ни единого чело
века.
Ты как одна-то останешься, Дол? Ц говорит Люка. Может, с нами на вокзал?
Я сказала ей, что мне нужно кое-что привести в порядок. Я поеду ночным поез
дом.
Как думаете, они Парснипа возьмут? Ц спросила Роза. Не то мне придется в г
ород пешком переться.
Но таксист улыбнулся и погладил пса по голове.
Тесновато будет, сказал он. Только на сиденье его не пускайте.
На этот раз на нем была ковбойская шляпа. Дотронувшись до ее полей, он кивн
ул мне.
Ну как, нашли маму? Ц спросил он.
В том числе, подумала я, но не сказала ничего.
Так, девушки, куда вы меня везете? Ц спросил таксист, и они помахали мне на
прощанье.

А потом я это сделала. Передвинула кровать в угол комнаты, а стол к окну. Ка
к всегда было. Принесла с кухни стул. Отдернула занавески, чтобы в темноте
проще было представить, что в доме Джексонов живут, там куча чумазых ребя
тишек и собака на крыльце. Я села там, где сидела с мамой, когда та занимала
сь глажкой, а потом читала «Криминальные новости» и прятала их. Я вынула ф
отографию, которую дала мне Ева, и на обороте составила список.

Если бы мама не вышла из дома, я бы не обгорела
Если бы она не была должна Джо Медоре за квартиру
Если бы Фрэнки не проиграл те деньги
Если бы у нас все еще было кафе
Если бы Фрэнки не проиграл его
Если бы я была мальчиком
Если бы Фрэнки не проиграл меня

Места мне не хватило, но оставалось добавить только одно: обида может пля
сать, как пламя на ветру; пылать и пылать. Спросите Фрэн.

Я беру список и кладу в сумку. Мама не кричит мне вдогонку, что и как делать.
Я не иду в лавочку взять чего-то в кредит, я иду на такси, которое увезет мен
я отсюда. На холме двое Ц шагают один за другим. Тени их в свете фонарей то
длинные, то короткие. Первый Ц Луис, он мчится ко мне, улыбается Ц доволь
но и чуть смущенно. Я рада его видеть.
А я как раз собиралась вызвать такси, говорю ему я. И узнаю ее. Она плетется
по дороге за ним следом, толкает перед собой тележку с какими-то мешками и
похожа на беженку из зоны военных действий. Закутана в невероятное коли
чество платьев, пальто, шалей, пряди волос закрывают лицо. Грязно-бурые во
лосы. Двигает тележку в сточную канаву и идет ко мне, вытянув руки перед со
бой Ц словно ждет, что наденут наручники. Она что-то мне показывает.
Я правильно сделал, тетя Дол? Ц спрашивает Луис.
У меня нет ответа. Ее лицо такое живое, рот открыт Ц будто она собирается
что-то сказать. Руки желтые, в синяках, но в свете фонаря я вижу на грязной к
оже поблекшее распятье и чернильные буквы: «ФРЭН».


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26