И я становлюсь воплощением удачи.
Мы назовем его Фортуно, говорит он, поглаживая мамин живот так нежно, слов
но она вынашивает золотое яичко. У мамы на этот счет свои соображения.
Все четыре стула в комнате наверху заняты. Воняет сигарным дымом, луком и
яичницей. Отец поставил на кон все. Когда я уже воплю в родилке, Фрэнки реш
ается на ва-банк. Мама снова и снова твердит в муках одну единственную мол
итву.
Господи, пусть это будет мальчик.
Вытащив меня, акушерка решается скрыть правду. Меня отправляют на весы, б
ыстренько заворачивают в одеяло и выносят. Дверь в палату закрывают.
Если спросит, скажите, что мальчик, велит акушерка сестре.
Жена Сальваторе Карлотта сидит в коридоре, водрузив огромную черную сум
ку на свой безбрежный живот, и ждет. Поймав только обрывок фразы Ц «скажи
те, что мальчик», Ц она тут же звонит в кафе.
Сальваторе стоит наверху, в дверном проеме, и наблюдает за игрой через би
серную занавесь. Бисерины струятся по его плечам, как Богородицыны слезы
. Телефона он не слышит, поскольку весь сосредоточен на игре, в которой ему
участвовать не позволено. Его взгляд устремлен на бриллиантиновый нимб
вокруг отцовской головы. Правая рука Сальваторе замерла у сердца, в лево
й зажата лопаточка, и с нее на красный линолеум медленно падают капли. Он д
олжен быть внизу, готовить тощим «ночным бабочкам» что-нибудь жирное, но
Сальваторе не может и думать об яичнице с беконом, когда на кон поставлен
о дело его жизни.
Сальваторе нравится его партнер Фрэнки, хоть тот ленив, не очень-то надеж
ен и просто обожает «ночных бабочек». Юные дивы пристраиваются на высоки
х табуретах у стойки, их головки с пышным начесом покачиваются в такт лью
щейся из патефона музыке. Налаченные до блеска, они пахнут чистотой и све
жестью. Те, кто постарше, улыбаются, то и дело какая-нибудь из них вскидыва
ет руку, демонстрируя новенький бриллиант. Или же сидят молча. Водят, раст
ягивая последнюю порцию рома, влажным пальчиком по краешку стакана.
Рита, София, Джина. Сальваторе повторяет нараспев имена девушек. На самом
деле их зовут Айрин, Лиззи и Пэт. Они собираются вокруг зеленых металличе
ских пепельниц, нажимают унизанными кольцами ручками на кнопки и смотря
т, как окурки плавно ссыпаются внутрь, в спрятанный внизу поддон. Когда он
и уходят, блестящие виниловые сиденья еще некоторое время хранят отпеча
тки их усталых бедер. Они никогда не говорят спасибо и никогда не оборачи
ваются у двери. Сальваторе им прощает все. Он вытирает о фартук руки и поет
всю ночь напролет, а Фрэнки у него над головой продолжает играть.
Сегодня вечером Сальваторе хочет смотреть. За столом собрались отец, вел
икан Мартино, Илья Поляк и коварный Джо Медора. Мужчины заняты.
Сал… телефон… говорит Джо, не подымая головы.
Сальваторе нехотя скатывается по лестнице.
На Джо Медоре широкополая фетровая шляпа, дорогой костюм и шелковый шарф
. Он похож на закоренелого негодяя и старается вести себя соответственно
, закатывая сигару в угол безгубого рта и смотря куда-то поверх своих карт
. Джо видел все фильмы; каждый жест просчитан. Он терпеливо ждет.
Ход отца. Валет червей, пятерка треф, четверка Ц отец сморгнул Ц бубен.
Мальчик! кричит Сальваторе, взлетая по лестнице. Бамбино , Фрэ
нки!
И отец, которого друзья зовут Фрэнки Бамбина, бедняга Фрэнк, у которого ст
олько дочерей, на радостях блефует и проигрывает Джо Медоре кафе, спрята
нную под половицей обувную коробку с большими деньгами, рубиновое кольц
о своего отца и белое кружевное платье мамы.
Зато теперь у меня есть сын, думает он, кидая кольцо на вытертое зеленое су
кно.
* * *
Отец с застывшей на лице улыбкой стоит над моей колыбелькой, сжимая прав
ый кулак и потирая левой рукой выпуклость кармана. Его терзают и потеря с
емейной реликвии, и нелепость проигрыша.
Далеко в конце палаты открывается дверь, и в проеме появляется лицо Саль
ваторе. Тут же рядом возникает и лицо Карлотты. Несколько мгновений они о
бшаривают глазами бесконечные ряды кроватей и колыбелек. Мэри! Фрэнки!
Ц кричит Карлотта и бросается к моим родителям. Сальваторе машет им рук
ой, но сначала здоровается с другими матерями.
Чудесный ребенок, миссис!
Прелесть какая! Это мальчик или девочка?
Близнецы? Как вам повезло!
Сальваторе мало всех детей в палате, да ему не хватит и всех детей мира. По
чтительно сложив руки за спиной, он склоняется над каждым, сияя улыбкой.
Карлотта растекается на стуле рядом с кроватью мамы и роется в сумке. Она
ведет светскую беседу, не осмеливаясь упоминать ни обо мне, ни о кафе, ни о
будущем. Отец ковыряет в зубах обломком спички, который он обнаружил в ка
рмане брюк, шумно втягивает воздух и не говорит ничего. На меня никто не см
отрит. Наконец к изножью маминой кровати приближается Сальваторе и широ
ко раскрывает руки, чтобы обнять отца. Мужчины прижимаются друг к другу и
сдавленно покряхтывают. Карлотта извлекает из сумки помятую красную ко
робочку, поднимает крышку и угощает маму шоколадными конфетами.
Мэри, съешь хоть одну. Это же твои любимые.
Мэри отрешенно молчит. Опять девочка, еще одна девочка. Она мысленно пыта
ется подобрать мне имя. Список имен мальчиков, которых ей не суждено прои
звести на свет, исчерпан, а певучие девичьи имена надоели Ц хватит и тех,
что есть. Из унылого марева всплывает имя Долорес.
Сальваторе кладет ладонь на мамину руку и заглядывает в мою колыбель. Ро
зовая кофточка туго застегнута у горла; от нее несет нафталином. От лучше
го костюма Сальваторе (который он обычно надевает на похороны) пахнет то
чно так же. Он нежно целует меня в лоб и берет на руки, чтобы рассмотреть по
лучше.
Ты только погляди, Мэри, какая красавица, пытается утешить он маму.
Мама лежит, уставившись на облупленную батарею, и желает только одного
Ц чтобы все мы оставили ее в покое. Фрэнки тоже надоели охи и ахи. Он упира
ется ладонью в грудь Сальваторе и подталкивает его к выходу с такой сило
й, что Сальваторе чувствует, как пуговицы рубашки впиваются в тело.
У Мэри шок, говорит им отец. Ей лучше побыть одной.
Это ничто по сравнению с тем потрясением, что поджидает ее в скором време
ни, когда она узнает, что осталась без крыши над головой, а в ее свадебном п
латье теперь щеголяет ослепительная блондинка из Лланелли.
* * *
Когда мне исполняется неделя от роду, все меняется. Родители переезжают
в старый покосившийся дом в конце грязной извилистой улочки. В другом ее
конце тупик Ц высокая стена с колючей проволокой. Нашим новым домом и ст
арым кафе владеет Джо Медора. Арендная плата меняется по любому его капр
изу: когда Джо ставит и проигрывает, она взлетает вверх. Но может поднятьс
я и когда ему фартит.
Отца помешают в Клетушку Ц это его камера. Селеста, Марина и Роза занимаю
т дальнюю спальню. Роза сидит у окна, выходящего на дорогу, и плюет на голо
вы прохожих, Марина скачет на кровати и рвет обои, а Селеста, заткнув уши, ч
итает «Справочник распространенных болезней» и уверяет себя в том, что у
мирает.
Передняя спальня становится Нашей Комнатой Ц маминой, Фрэн, Люки и моей.
У Фрэн кровать в углу, а Люка обладает исключительными правами на маму. Ма
ме же приходится поместить меня в сундук. Убедившись в том, что я в состоян
ии пережить ночь, она позволяет мне спать в кровати.
В эти трудные времена на помощь призывается КарлоттаЦ якобы для присмо
тра за детьми. На самом деле она здесь для того, чтобы контролировать маму
: та должна быть Хорошей Женой, которая не бросит в тяжкую минуту мужа и не
убежит, скажем, с угольщиком. Это оказалось в каком-то смысле предвидение
м. Однако все случится иначе, не так, как представляет себе Карлотта.
Сальваторе пока что по-прежнему работает в кафе, которое стало теперь кл
убом «Лунный свет», о чем извещает нервно мигающая неоновая вывеска, а др
уга своего Фрэнки он предоставляет самому себе. Но о нас он думает, беспок
оится обо мне и каждый вечер спрашивает у Карлотты отчета.
Набирается силенок, говорит Карлотта и жестом бывалого рыболова развод
ит руки в стороны, показывая, как я выросла.
Но Сальваторе это не вполне убеждает, и раз в неделю он посылает с Карлотт
ой еду, украденную им в свою смену из «Лунного света». Сальваторе чувству
ет себя обязанным: ведь как-никак он остался в деле партнером. Правда, име
я дело с Джо Медорой, он ощущает себя скорее рабом.
Пока мама лежит в постели, уставившись в потолок, Карлотта в крохотной ку
хоньке парит и варит. Она делает макаронные запеканки с подгоревшими кра
ями, печет тяжелые буханки домашнего хлеба. Вся ее стряпня острая и жестк
ая. Даже не верится, что это дело рук пухлой женщины с тихим напевным голос
ом. Мама мало о чем думает, но слушать слушает. Из кухни доносится рыхлый к
ашель. Мама представляет, как Карлотта погружает в кастрюлю свои щупальц
а, проверяя, достаточно ли солон окорок.
Все это происходит незадолго до того, как я обгорела.
два
Силу тяжести они отрицают.
Царь Иудеи, Навуходоносор, вышел на угол купить папиросы…
Руки Селесты выписывают в воздухе узоры: теннисные мячики взмывают с лад
оней, летят, ударяются о кирпичную стену; рукаЦ кирпич, рукаЦ кирпич. Она
сосредоточена. Если бы Селеста отвела глаза от сплетаемого ей кружева, т
о увидела бы, что Роза зависла на турнике. Ее старенькие туфли уперлись в с
тену, толстые ноги широко расставлены, черные волосы, будто пучок морски
х водорослей, свисают из-под юбки. Маринин взгляд перескакивает от Розы к
Селесте и обратно, ловя каждое движение. Она пока что не пробует ни того, н
и другого: сначала ей нужно все изучить.
Сквозь шерстяную шотландку юбки Роза видит мир вверх ногами. С неба спус
каются дома, по серому облаку мостовой беспечно трусит собачонка.
Посмотри на меня, Селеста! Ну, посмотри!
Селеста вертится, хлопает в ладоши, ловит мячи, которые застывают в возду
хе ровно настолько, чтобы она успела крутануться влево. На Розу и ее раскр
асневшееся лицо Селеста внимания не обращает.
Роза спрыгивает на землю, косится на вмятины на ладонях, плюет на руки и вы
тирает их об юбку. Она пробирается вдоль стены, чувствуя телом каждый уда
р мяча о кирпич, и замирает на целую минуту, напряженно выжидая. Потом внез
апно ловит мяч в полете, нарушая тем самым ритм ладонь Ц воздух Ц стена.
Мяч летит в канаву. Селеста не теряет самообладания. Она поднимает мячик
и снова принимается играть.
Ты за-ра-за и за-ну-да, говорит она в такт ударам.
О Люке они и не вспоминают: она привязана вожжами к коляске. Вожжи синие, а
спереди забавный барашек, замусоленный Люкиными слюнями. По обеим сторо
нам коляски металлические крючки, вдетые в ржавые кольца. Люка цепляется
за них и вопит что было мочи, размазывая по лицу слезы. Следить за ней веле
но Фрэн, но та решила прошвырнуться. В кармане у нее коробок «Слава Англии
», а в нем три спички с розовыми головками. Фрэн идет к Площади.
Мы живем в доме номер два по Ходжес-роу. Между домами девять и одиннадцать
Ц проулок, ведущий к жалкому кусочку асфальта, носящему имя Лауден-плей
с, но все его называют Площадью. Фрэн частенько туда ходит, пробирается пр
оулком до открытого пространства. Лауден-плейс Ц пустой прямоугольник
. Раньше там были и качели, и доска-качалка, теперь же осталась только желе
зная лесенка и клочок вытоптанной травы. Фрэн исследует местность. Это к
уда лучше, чем утирать сопливый нос Люки, лучше, чем сидеть на бордюре и см
отреть, как Селеста выделывает свои немыслимые пируэты, лучше, чем ждать,
когда Роза найдет повод ее стукнуть.
А здесь полно сокровищ, по самому краю, где кончается пожухлая трава и нач
инается гравий. Фрэн пристально разглядывает землю, осторожно обходя со
бачье дерьмо, разбитые бутылки, мотки ржавой проволоки, трепещущий на ве
тру бумажный мусор. На асфальте блестят осколки стекла Ц зеленые, корич
нево-бурые, прозрачные, как ледышки. Она выбирает самые лучшие и аккуратн
о складывает их в карман школьного сарафана. Сегодня у Фрэн есть спички. О
на зажигает одну и подносит к лицу. В нос ударяет запах горящего фосфора. П
рисев на корточки, Фрэн чиркает другой. Фрэн обожает этот сладковатый за
пах. Она лижет наждачный бок коробка, ловит вкус убежавшего пламени.
У себя под кроватью Фрэн хранит красную продолговатую коробку. Раньше та
м были шоколадные конфеты, и если ее приоткрыть, то запахнет Рождеством. Т
еперь в пластмассовых формочках лежат ее драгоценности с Площади: зазуб
ренные обломки сапфира, тусклые куски изумруда и один-единственный стек
лянный шарик с бирюзовым глазком. В ознаменование моего появления на све
т она завела еще одну тайную коллекцию в коробке из-под сигар, которую ей
отдал отец. На сей раз это не стекляшки, а окурки. Фрэн собирает их на троту
аре у дома, когда никто не видит. С фильтром и без, из серой папиросной бума
ги и белоснежные ментоловые. Одни раздавлены всмятку каблуком, другие ид
еально ровные, с ободком губной помады по краю. Прежде чем спрятать свои с
окровища, Фрэн с нежностью обнюхивает каждое из них.
Я в доме, вместе с мамой, мне всего месяц, я слабенькая, меня надо держать в т
епле. Мама приносит из спальни сундук и кладет меня в него, укутывает в про
пахшие нафталином одеяла. Потом притаскивает из сарая в кухню ведро с уг
лем, подталкивает его коленом к очагу и останавливается перевести дух. М
ама склоняется к каминной решетке, ворошит обгорелые чурки. Бог знает, ко
гда здесь разводили огонь: пепел на поленьях в каких-то волосах и хлопьях
пыли. Аккуратно скручивая жгутики из газеты, она думает: сегодня должен п
рийти за квартплатой человек от Джо, щепки для растопки отсырели, наверн
яка дымоход давно не чистили. Сундук, когда она тянет его на себя, к очагу, о
ставляет на плитке царапины. Два тонких шрама, прямые, как трамвайные рел
ьсы, останутся навсегда, напоминая о том, что она сделала. Мама ставит сунд
ук под углом к огню: языки пламени будут меня развлекать.
Она поворачивается к столу, режет буханку и напевает высоким пронзитель
ным голосом:
Пойми, глупышка, ты не победишь,
Открой глаза, за ум возьмись.
А наверху отец, снимая галстук с перекладины в шкафу и глядя на свое отраж
ение в зеркале, тоже напевает, вернее, насвистывает. Выглядит он Счастлив
чиком. Сегодня Фрэнки выбрал черный галстук с золотой отстрочкой. Он пер
ебирает пальцами гладкую прохладную ткань, протискивает голову в петлю,
затягивает на шее узел и отворачивает тугой воротник белой рубашки. Заде
рживается у зеркала, шире открывает дверь, чтобы разглядеть себя получше
. Не зеркало, а сущая досада Ц в пятнах, с рыжими разводами. Даже с близкого
расстояния ничего толком не видно. Фрэнки слышит, как мама кричит с порог
а:
Селеста! Дети! Обедать!
Отец надевает пиджак, вытягивает сначала левую руку, потом правую Ц зав
орачивает на обшлага манжеты. Пара золотых запонок с вычеканенным на них
восходящим солнцем Ц единственная оставшаяся у него драгоценность. Он
берет их с туалетного столика, секунду держит на ладони и кладет обратно.
Настолько уж удачливым он себя не ощущает. Снимает с набалдашника спинки
кровати шляпу, тихонько спускается по лестнице, маме в глаза старается н
е глядеть. Идет к зеркалу в гостиной, а она снует между детьми.
Сколько раз тебе говорить, руки вымой! Фрэнки, ты сегодня увидишь Карлотт
у? А ну, положи на место! Ешь давай. Фрэнки! Фрэнки, повторяет одними губами о
тец, шагнув к зеркалу. Фрэнки, повторяет он, поправляя тугой узел галстука.
Ты меня слышишь? Ц кричит мама.
Он уходит, говорит Селеста, широко шагая через кухню к двери в гостиную, и
смотрит на отца в упор. У них одинаковый, твердый как сталь взгляд черных г
лаз, одинаково упрямые квадратные подбородки. Селеста держит поднос с са
ндвичами высоко над головой, чтобы ни Роза, ни Марина не дотянулись. Отец,
заметив ее в зеркале, заговорщицки усмехается Ц ей одной. Она усмехаетс
я в ответ и возвращается в кухню.
Сначала руки вымойте, орет Селеста, отвешивая подзатыльники Розе и Марин
е, которые пытаются ухватить по куску. И опять: Мам, скажи, чтобы они руки вы
мыли.
Чтобы руки вымыли, машинально повторяет мама. В кухне становится слишком
жарко Ц и огонь горит, и от мамы так и веет дурным настроением. Она распах
ивает заднюю дверь, приставляет к ней стул, и в дом врывается поток свежег
о ветра. Пламя в очаге пляшет на сквозняке. Наверху громко хлопает дверь.
Мама насыпает в плошку что-то серое для Люки, льет молоко, размешивает. Ее
злость стекает по ложке прямо в Люкину еду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Мы назовем его Фортуно, говорит он, поглаживая мамин живот так нежно, слов
но она вынашивает золотое яичко. У мамы на этот счет свои соображения.
Все четыре стула в комнате наверху заняты. Воняет сигарным дымом, луком и
яичницей. Отец поставил на кон все. Когда я уже воплю в родилке, Фрэнки реш
ается на ва-банк. Мама снова и снова твердит в муках одну единственную мол
итву.
Господи, пусть это будет мальчик.
Вытащив меня, акушерка решается скрыть правду. Меня отправляют на весы, б
ыстренько заворачивают в одеяло и выносят. Дверь в палату закрывают.
Если спросит, скажите, что мальчик, велит акушерка сестре.
Жена Сальваторе Карлотта сидит в коридоре, водрузив огромную черную сум
ку на свой безбрежный живот, и ждет. Поймав только обрывок фразы Ц «скажи
те, что мальчик», Ц она тут же звонит в кафе.
Сальваторе стоит наверху, в дверном проеме, и наблюдает за игрой через би
серную занавесь. Бисерины струятся по его плечам, как Богородицыны слезы
. Телефона он не слышит, поскольку весь сосредоточен на игре, в которой ему
участвовать не позволено. Его взгляд устремлен на бриллиантиновый нимб
вокруг отцовской головы. Правая рука Сальваторе замерла у сердца, в лево
й зажата лопаточка, и с нее на красный линолеум медленно падают капли. Он д
олжен быть внизу, готовить тощим «ночным бабочкам» что-нибудь жирное, но
Сальваторе не может и думать об яичнице с беконом, когда на кон поставлен
о дело его жизни.
Сальваторе нравится его партнер Фрэнки, хоть тот ленив, не очень-то надеж
ен и просто обожает «ночных бабочек». Юные дивы пристраиваются на высоки
х табуретах у стойки, их головки с пышным начесом покачиваются в такт лью
щейся из патефона музыке. Налаченные до блеска, они пахнут чистотой и све
жестью. Те, кто постарше, улыбаются, то и дело какая-нибудь из них вскидыва
ет руку, демонстрируя новенький бриллиант. Или же сидят молча. Водят, раст
ягивая последнюю порцию рома, влажным пальчиком по краешку стакана.
Рита, София, Джина. Сальваторе повторяет нараспев имена девушек. На самом
деле их зовут Айрин, Лиззи и Пэт. Они собираются вокруг зеленых металличе
ских пепельниц, нажимают унизанными кольцами ручками на кнопки и смотря
т, как окурки плавно ссыпаются внутрь, в спрятанный внизу поддон. Когда он
и уходят, блестящие виниловые сиденья еще некоторое время хранят отпеча
тки их усталых бедер. Они никогда не говорят спасибо и никогда не оборачи
ваются у двери. Сальваторе им прощает все. Он вытирает о фартук руки и поет
всю ночь напролет, а Фрэнки у него над головой продолжает играть.
Сегодня вечером Сальваторе хочет смотреть. За столом собрались отец, вел
икан Мартино, Илья Поляк и коварный Джо Медора. Мужчины заняты.
Сал… телефон… говорит Джо, не подымая головы.
Сальваторе нехотя скатывается по лестнице.
На Джо Медоре широкополая фетровая шляпа, дорогой костюм и шелковый шарф
. Он похож на закоренелого негодяя и старается вести себя соответственно
, закатывая сигару в угол безгубого рта и смотря куда-то поверх своих карт
. Джо видел все фильмы; каждый жест просчитан. Он терпеливо ждет.
Ход отца. Валет червей, пятерка треф, четверка Ц отец сморгнул Ц бубен.
Мальчик! кричит Сальваторе, взлетая по лестнице. Бамбино , Фрэ
нки!
И отец, которого друзья зовут Фрэнки Бамбина, бедняга Фрэнк, у которого ст
олько дочерей, на радостях блефует и проигрывает Джо Медоре кафе, спрята
нную под половицей обувную коробку с большими деньгами, рубиновое кольц
о своего отца и белое кружевное платье мамы.
Зато теперь у меня есть сын, думает он, кидая кольцо на вытертое зеленое су
кно.
* * *
Отец с застывшей на лице улыбкой стоит над моей колыбелькой, сжимая прав
ый кулак и потирая левой рукой выпуклость кармана. Его терзают и потеря с
емейной реликвии, и нелепость проигрыша.
Далеко в конце палаты открывается дверь, и в проеме появляется лицо Саль
ваторе. Тут же рядом возникает и лицо Карлотты. Несколько мгновений они о
бшаривают глазами бесконечные ряды кроватей и колыбелек. Мэри! Фрэнки!
Ц кричит Карлотта и бросается к моим родителям. Сальваторе машет им рук
ой, но сначала здоровается с другими матерями.
Чудесный ребенок, миссис!
Прелесть какая! Это мальчик или девочка?
Близнецы? Как вам повезло!
Сальваторе мало всех детей в палате, да ему не хватит и всех детей мира. По
чтительно сложив руки за спиной, он склоняется над каждым, сияя улыбкой.
Карлотта растекается на стуле рядом с кроватью мамы и роется в сумке. Она
ведет светскую беседу, не осмеливаясь упоминать ни обо мне, ни о кафе, ни о
будущем. Отец ковыряет в зубах обломком спички, который он обнаружил в ка
рмане брюк, шумно втягивает воздух и не говорит ничего. На меня никто не см
отрит. Наконец к изножью маминой кровати приближается Сальваторе и широ
ко раскрывает руки, чтобы обнять отца. Мужчины прижимаются друг к другу и
сдавленно покряхтывают. Карлотта извлекает из сумки помятую красную ко
робочку, поднимает крышку и угощает маму шоколадными конфетами.
Мэри, съешь хоть одну. Это же твои любимые.
Мэри отрешенно молчит. Опять девочка, еще одна девочка. Она мысленно пыта
ется подобрать мне имя. Список имен мальчиков, которых ей не суждено прои
звести на свет, исчерпан, а певучие девичьи имена надоели Ц хватит и тех,
что есть. Из унылого марева всплывает имя Долорес.
Сальваторе кладет ладонь на мамину руку и заглядывает в мою колыбель. Ро
зовая кофточка туго застегнута у горла; от нее несет нафталином. От лучше
го костюма Сальваторе (который он обычно надевает на похороны) пахнет то
чно так же. Он нежно целует меня в лоб и берет на руки, чтобы рассмотреть по
лучше.
Ты только погляди, Мэри, какая красавица, пытается утешить он маму.
Мама лежит, уставившись на облупленную батарею, и желает только одного
Ц чтобы все мы оставили ее в покое. Фрэнки тоже надоели охи и ахи. Он упира
ется ладонью в грудь Сальваторе и подталкивает его к выходу с такой сило
й, что Сальваторе чувствует, как пуговицы рубашки впиваются в тело.
У Мэри шок, говорит им отец. Ей лучше побыть одной.
Это ничто по сравнению с тем потрясением, что поджидает ее в скором време
ни, когда она узнает, что осталась без крыши над головой, а в ее свадебном п
латье теперь щеголяет ослепительная блондинка из Лланелли.
* * *
Когда мне исполняется неделя от роду, все меняется. Родители переезжают
в старый покосившийся дом в конце грязной извилистой улочки. В другом ее
конце тупик Ц высокая стена с колючей проволокой. Нашим новым домом и ст
арым кафе владеет Джо Медора. Арендная плата меняется по любому его капр
изу: когда Джо ставит и проигрывает, она взлетает вверх. Но может поднятьс
я и когда ему фартит.
Отца помешают в Клетушку Ц это его камера. Селеста, Марина и Роза занимаю
т дальнюю спальню. Роза сидит у окна, выходящего на дорогу, и плюет на голо
вы прохожих, Марина скачет на кровати и рвет обои, а Селеста, заткнув уши, ч
итает «Справочник распространенных болезней» и уверяет себя в том, что у
мирает.
Передняя спальня становится Нашей Комнатой Ц маминой, Фрэн, Люки и моей.
У Фрэн кровать в углу, а Люка обладает исключительными правами на маму. Ма
ме же приходится поместить меня в сундук. Убедившись в том, что я в состоян
ии пережить ночь, она позволяет мне спать в кровати.
В эти трудные времена на помощь призывается КарлоттаЦ якобы для присмо
тра за детьми. На самом деле она здесь для того, чтобы контролировать маму
: та должна быть Хорошей Женой, которая не бросит в тяжкую минуту мужа и не
убежит, скажем, с угольщиком. Это оказалось в каком-то смысле предвидение
м. Однако все случится иначе, не так, как представляет себе Карлотта.
Сальваторе пока что по-прежнему работает в кафе, которое стало теперь кл
убом «Лунный свет», о чем извещает нервно мигающая неоновая вывеска, а др
уга своего Фрэнки он предоставляет самому себе. Но о нас он думает, беспок
оится обо мне и каждый вечер спрашивает у Карлотты отчета.
Набирается силенок, говорит Карлотта и жестом бывалого рыболова развод
ит руки в стороны, показывая, как я выросла.
Но Сальваторе это не вполне убеждает, и раз в неделю он посылает с Карлотт
ой еду, украденную им в свою смену из «Лунного света». Сальваторе чувству
ет себя обязанным: ведь как-никак он остался в деле партнером. Правда, име
я дело с Джо Медорой, он ощущает себя скорее рабом.
Пока мама лежит в постели, уставившись в потолок, Карлотта в крохотной ку
хоньке парит и варит. Она делает макаронные запеканки с подгоревшими кра
ями, печет тяжелые буханки домашнего хлеба. Вся ее стряпня острая и жестк
ая. Даже не верится, что это дело рук пухлой женщины с тихим напевным голос
ом. Мама мало о чем думает, но слушать слушает. Из кухни доносится рыхлый к
ашель. Мама представляет, как Карлотта погружает в кастрюлю свои щупальц
а, проверяя, достаточно ли солон окорок.
Все это происходит незадолго до того, как я обгорела.
два
Силу тяжести они отрицают.
Царь Иудеи, Навуходоносор, вышел на угол купить папиросы…
Руки Селесты выписывают в воздухе узоры: теннисные мячики взмывают с лад
оней, летят, ударяются о кирпичную стену; рукаЦ кирпич, рукаЦ кирпич. Она
сосредоточена. Если бы Селеста отвела глаза от сплетаемого ей кружева, т
о увидела бы, что Роза зависла на турнике. Ее старенькие туфли уперлись в с
тену, толстые ноги широко расставлены, черные волосы, будто пучок морски
х водорослей, свисают из-под юбки. Маринин взгляд перескакивает от Розы к
Селесте и обратно, ловя каждое движение. Она пока что не пробует ни того, н
и другого: сначала ей нужно все изучить.
Сквозь шерстяную шотландку юбки Роза видит мир вверх ногами. С неба спус
каются дома, по серому облаку мостовой беспечно трусит собачонка.
Посмотри на меня, Селеста! Ну, посмотри!
Селеста вертится, хлопает в ладоши, ловит мячи, которые застывают в возду
хе ровно настолько, чтобы она успела крутануться влево. На Розу и ее раскр
асневшееся лицо Селеста внимания не обращает.
Роза спрыгивает на землю, косится на вмятины на ладонях, плюет на руки и вы
тирает их об юбку. Она пробирается вдоль стены, чувствуя телом каждый уда
р мяча о кирпич, и замирает на целую минуту, напряженно выжидая. Потом внез
апно ловит мяч в полете, нарушая тем самым ритм ладонь Ц воздух Ц стена.
Мяч летит в канаву. Селеста не теряет самообладания. Она поднимает мячик
и снова принимается играть.
Ты за-ра-за и за-ну-да, говорит она в такт ударам.
О Люке они и не вспоминают: она привязана вожжами к коляске. Вожжи синие, а
спереди забавный барашек, замусоленный Люкиными слюнями. По обеим сторо
нам коляски металлические крючки, вдетые в ржавые кольца. Люка цепляется
за них и вопит что было мочи, размазывая по лицу слезы. Следить за ней веле
но Фрэн, но та решила прошвырнуться. В кармане у нее коробок «Слава Англии
», а в нем три спички с розовыми головками. Фрэн идет к Площади.
Мы живем в доме номер два по Ходжес-роу. Между домами девять и одиннадцать
Ц проулок, ведущий к жалкому кусочку асфальта, носящему имя Лауден-плей
с, но все его называют Площадью. Фрэн частенько туда ходит, пробирается пр
оулком до открытого пространства. Лауден-плейс Ц пустой прямоугольник
. Раньше там были и качели, и доска-качалка, теперь же осталась только желе
зная лесенка и клочок вытоптанной травы. Фрэн исследует местность. Это к
уда лучше, чем утирать сопливый нос Люки, лучше, чем сидеть на бордюре и см
отреть, как Селеста выделывает свои немыслимые пируэты, лучше, чем ждать,
когда Роза найдет повод ее стукнуть.
А здесь полно сокровищ, по самому краю, где кончается пожухлая трава и нач
инается гравий. Фрэн пристально разглядывает землю, осторожно обходя со
бачье дерьмо, разбитые бутылки, мотки ржавой проволоки, трепещущий на ве
тру бумажный мусор. На асфальте блестят осколки стекла Ц зеленые, корич
нево-бурые, прозрачные, как ледышки. Она выбирает самые лучшие и аккуратн
о складывает их в карман школьного сарафана. Сегодня у Фрэн есть спички. О
на зажигает одну и подносит к лицу. В нос ударяет запах горящего фосфора. П
рисев на корточки, Фрэн чиркает другой. Фрэн обожает этот сладковатый за
пах. Она лижет наждачный бок коробка, ловит вкус убежавшего пламени.
У себя под кроватью Фрэн хранит красную продолговатую коробку. Раньше та
м были шоколадные конфеты, и если ее приоткрыть, то запахнет Рождеством. Т
еперь в пластмассовых формочках лежат ее драгоценности с Площади: зазуб
ренные обломки сапфира, тусклые куски изумруда и один-единственный стек
лянный шарик с бирюзовым глазком. В ознаменование моего появления на све
т она завела еще одну тайную коллекцию в коробке из-под сигар, которую ей
отдал отец. На сей раз это не стекляшки, а окурки. Фрэн собирает их на троту
аре у дома, когда никто не видит. С фильтром и без, из серой папиросной бума
ги и белоснежные ментоловые. Одни раздавлены всмятку каблуком, другие ид
еально ровные, с ободком губной помады по краю. Прежде чем спрятать свои с
окровища, Фрэн с нежностью обнюхивает каждое из них.
Я в доме, вместе с мамой, мне всего месяц, я слабенькая, меня надо держать в т
епле. Мама приносит из спальни сундук и кладет меня в него, укутывает в про
пахшие нафталином одеяла. Потом притаскивает из сарая в кухню ведро с уг
лем, подталкивает его коленом к очагу и останавливается перевести дух. М
ама склоняется к каминной решетке, ворошит обгорелые чурки. Бог знает, ко
гда здесь разводили огонь: пепел на поленьях в каких-то волосах и хлопьях
пыли. Аккуратно скручивая жгутики из газеты, она думает: сегодня должен п
рийти за квартплатой человек от Джо, щепки для растопки отсырели, наверн
яка дымоход давно не чистили. Сундук, когда она тянет его на себя, к очагу, о
ставляет на плитке царапины. Два тонких шрама, прямые, как трамвайные рел
ьсы, останутся навсегда, напоминая о том, что она сделала. Мама ставит сунд
ук под углом к огню: языки пламени будут меня развлекать.
Она поворачивается к столу, режет буханку и напевает высоким пронзитель
ным голосом:
Пойми, глупышка, ты не победишь,
Открой глаза, за ум возьмись.
А наверху отец, снимая галстук с перекладины в шкафу и глядя на свое отраж
ение в зеркале, тоже напевает, вернее, насвистывает. Выглядит он Счастлив
чиком. Сегодня Фрэнки выбрал черный галстук с золотой отстрочкой. Он пер
ебирает пальцами гладкую прохладную ткань, протискивает голову в петлю,
затягивает на шее узел и отворачивает тугой воротник белой рубашки. Заде
рживается у зеркала, шире открывает дверь, чтобы разглядеть себя получше
. Не зеркало, а сущая досада Ц в пятнах, с рыжими разводами. Даже с близкого
расстояния ничего толком не видно. Фрэнки слышит, как мама кричит с порог
а:
Селеста! Дети! Обедать!
Отец надевает пиджак, вытягивает сначала левую руку, потом правую Ц зав
орачивает на обшлага манжеты. Пара золотых запонок с вычеканенным на них
восходящим солнцем Ц единственная оставшаяся у него драгоценность. Он
берет их с туалетного столика, секунду держит на ладони и кладет обратно.
Настолько уж удачливым он себя не ощущает. Снимает с набалдашника спинки
кровати шляпу, тихонько спускается по лестнице, маме в глаза старается н
е глядеть. Идет к зеркалу в гостиной, а она снует между детьми.
Сколько раз тебе говорить, руки вымой! Фрэнки, ты сегодня увидишь Карлотт
у? А ну, положи на место! Ешь давай. Фрэнки! Фрэнки, повторяет одними губами о
тец, шагнув к зеркалу. Фрэнки, повторяет он, поправляя тугой узел галстука.
Ты меня слышишь? Ц кричит мама.
Он уходит, говорит Селеста, широко шагая через кухню к двери в гостиную, и
смотрит на отца в упор. У них одинаковый, твердый как сталь взгляд черных г
лаз, одинаково упрямые квадратные подбородки. Селеста держит поднос с са
ндвичами высоко над головой, чтобы ни Роза, ни Марина не дотянулись. Отец,
заметив ее в зеркале, заговорщицки усмехается Ц ей одной. Она усмехаетс
я в ответ и возвращается в кухню.
Сначала руки вымойте, орет Селеста, отвешивая подзатыльники Розе и Марин
е, которые пытаются ухватить по куску. И опять: Мам, скажи, чтобы они руки вы
мыли.
Чтобы руки вымыли, машинально повторяет мама. В кухне становится слишком
жарко Ц и огонь горит, и от мамы так и веет дурным настроением. Она распах
ивает заднюю дверь, приставляет к ней стул, и в дом врывается поток свежег
о ветра. Пламя в очаге пляшет на сквозняке. Наверху громко хлопает дверь.
Мама насыпает в плошку что-то серое для Люки, льет молоко, размешивает. Ее
злость стекает по ложке прямо в Люкину еду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26