Тихонько выругавшись, поворачивается, чтоб
ы снова войти в дом.
Входите скорее, говорит она.
Только дверь оказывается запертой. Она толкает ее, снова ругается. Мэри в
едет его по улице, сгибается под порывами ветра.
Тино, он забрал деньги! И что мне прикажешь делать? Ц кричит она, вертит го
ловой раз, другой поэтому, когда они доходят до проулка, Мартино становит
ся совершенно ясно, что ей прикажешь делать. Как Илья сказал п
ро Мэри? Сладкая . Но не для Мартино Ц для Мартино она отчаявша
яся женщина. Она берет его руки, прижимает ладони к своему лицу, ведет их в
низ Ц по телу. Мартино хватает ее за запястье Ц пытается остановить. Он н
е примет плату в таком виде. Она заглядывает ему в глаза, умоляет, злится, а
потом он решает, что спасен: из-за угла доносится женский крик, потом еще о
дин Ц еще настойчивее. Ребенок, которого он почти что узнает, выбегает со
стороны Площади, прыгает птичкой в кусты и исчезает. Другой ребенок, поме
ньше, смотрит на змейку голубого пламени.
В рассказе Мартино что-то не так. Он сидит с открытым ртом, уставившись в р
юмку, пытается нащупать нить. Шевелит губами Ц репетирует.
Это чудо, что тебя нашли Ц он тычет в меня пальцем. Не забывай этого. Прост
о повезло.
Он кладет ладонь на стойку, показывает мне линии жизни и вторую, параллел
ьную. Две линии жизни.
Вам повезло? Ц спрашиваю я. Эта демонстрация меня не убедила. Но он не зак
ончил рассказ. Мне просто нужно запомнить его слова Ц на потом. Когда узн
аю остальное.
Он кладет жестянку из-под печенья на стойку. При электрическом свете жес
ть превращается в серебро. Шляпа Фрэнки лежит на стойке слева, и Мартино п
онимает, что он у Джо. Он проверяет деньги, которые собрал, раскладывает на
отдельные кучки банкноты, монеты, золото, составляет подробный перечень
, а руки всё дрожат. Он пытается придумать, как сказать Фрэнки про пожар. Он
уже прикидывает варианты: это сделал Илья Ц назло, или Джо, или тот, кого о
н не знает, или вообще никто. Мартино не жалко Фрэнки. После того как он пон
ял, что приходится делать Мэри, ему хочется его убить. Он наливает стакан,
опрокидывает залпом, наливает еще. И вдруг замечает, что манжеты рубашки
дюйма на два не достают до запястья и все в копоти, волосы на руке черные и
слипшиеся. Похоже на шубу той женщины Ц как ее зовут? Ева! Ему еще так хоте
лось шубу потрогать. Вспомнив об этом, он глядит на ладонь и замечает цара
пину, облизывает ранку Ц на языке-то бренди.
Ему ждать еще целый месяц, прежде чем Ева сама его отыщет.
Они все вверх дном перевернут, говорит она. Кто-то должен за ними пригляде
ть.
Она сидит в кабинке, пьет вторую порцию рома, натягивает подол юбки на кол
ени. Но всякий раз, когда наклоняется, юбка все равно ползет вверх. Запах е
е духов ему нравится. Его молчание манит ближе. Придвинься ко мне, говорит
тишина.
Вы ведь друг семьи?
Мартино не отвечает. Он ощущает себя таковым. Он понижает гол
ос, чтобы их не подслушали.
Жена Сальваторе туда ходит. Она за ними присматривает.
Эта Карлотта? Еще одна психическая, говорит Ева. Они если не возьмутся за у
м, детей потеряют. Там такое творится!
Ева отказывается выпить еще, но, встав, оборачивается и касается его руки.
До скорого, говорит она.
Мартино нанесет семейству Гаучи визит.
Что там такое творится? Он стучит, но никто не отвечает, поэтому Мартино за
ходит за угол и направляется к высаженной двери в кухню. Во дворе валяютс
я доски Ц по большей части обгоревшие. Он видит большую ножовку на скамь
е, горку блестящих гвоздей в газете. Когда он был здесь в последний раз, на
этом месте стояла Мэри с ребенком на руках и выла, глядя в небеса. А теперь
тут Фрэнки Ц без рубашки, на теле, несмотря на холод, поблескивают капли п
ота. Он сооружает клетку.
Это для чего? Ц спрашивает Мартино.
Для кроликов.
Великовата, говорит Мартино недоверчиво.
Для кроликов, упорствует Фрэнки.
Он ходит туда-сюда по тропинке, лавирует между досками и быстро говорит н
а родном языке. Мартино знает мальтийский, но не успевает разобрать пото
к слов, льющийся из глотки Фрэнки. Он глядит, как тот приколачивает доски о
дну над другой. Получается довольно беспорядочно. Руки у Фрэнки в ссадин
ах от молотка. Наконец остов принимает некую форму: спереди Фрэнки сдела
л продолговатый дверной проем, который заставил железной решеткой. Ввер
ху выпирают острые концы прутьев. Фрэнки загибает их ладонью.
Как Мэри? Ц спрашивает Мартино. Как младенец?
Фрэнки поджимает губы. И выплевывает на родном диалекте:
Иль демоне , Мартино. Синистра. Синистра. Ла дьявола.
В доме Мартино находит Розу, Фрэн и Люку Ц они до сих пор в ночнушках. Сидя
т одна за другой на лестнице, как часовые. Люка на нижней ступеньке. Она об
нимает руками колени и, моргая, смотрит на него.
Вам сюда нельзя, говорит Роза, и голос ее журчит ручейком. Это место прокля
то.
От них волной идет страх. Фрэн начинает выть.
Мы никого не можем пустить, мистер, говорит она. Мы прокляты! На нас порчу н
аслали!
Мартино замолкает, тяжело вздыхает. Это рассказ не про пожар.
Вот здесь… говорит он, пытаясь объяснить. Твоя кожа…
Он подносит раскрытую ладонь к моему лицу, но не дотрагивается до него.
Тут был пузырь Ц полный воды. Мартино поднимает рюмку; на стойке сверкае
т мокрый кружок. Он размыкает пальцем круг и ведет в мою сторону мокрую до
рожку. Словно карту рисует.
Глаза закрыты, волосы обгорели.
Луис смотрит на меня. Теперь рассказ не нравится и ему, но мы застряли в «Л
унном свете», в истории Мартино.
Тут было понятно, что заживет, что будет лучше. А это…
Он снова умолкает; остальное он может только показать. Мартино скрючивае
т руку, гнет ее к груди. Как Роза вчера утром.
Такое увидишь…
Пальцы выкручены, согнуты в клешню, тело невольно повторяет те же движен
ия. Как будто нечто корчится в огне. Отчаянная попытка защититься.
Вот какая ты была. Фрэнки решил Ц Мартино распрямляет ладонь, Ц что в ег
о дом пришел дьявол.
Он опорожняет рюмку, аккуратно ставит на стойку. Свет вокруг него матовы
й.
Они боялись, говорит он.
И тогда я понимаю.
Боялись меня.
Долорес, он был человек суеверный. Он был глупый человек.
Рассказ закончен. Я хочу спросить еще, но во рту у меня вязко, во рту у меня г
рязь. Я тянусь к рюмке, но она пуста. Не помню, как я все выпила. Луис резко сп
рыгивает с табурета.
Извините, мистер Тино, нам пора. Пойдем, Дол, говорит он, не глядя мне в глаза
. Они нас заждались.
Мартино идет за нами через зал. У двери он наклоняет голову, и она касается
моей.
Прости меня, говорит он, крепко меня обнимает и отпускает.
* * *
Луис ведет меня к внутренней гавани. Он обхватывает себя руками Ц будто
замерз, но на улице теплее, чем в «Лунном свете». По воде бежит мелкая рябь.
Луис подпирает щеку кулаком.
Он тебя расстроил, тетя Дол? Ты уж извини.
И весь съежился от огорчения.
Он просто рассказал историю, Луис, говорю я. Забудь об этом. Есть вещи и пох
уже.
Мы глядим на бухту. Восточный док прекрасен, простор неба рассечен надво
е полосой желтого камня. Вдалеке мерцают огни гавани. Они похожи на мален
ькие солнца. По небу проносится птица.
Я еще тебе помогу, тетя Дол, говорит он.
Хватит поисков, Луис. Идем домой.
Он согласно кивает, но глядит загадочно, лукаво.
Конечно, говорит он. Только сначала я должен сделать кое-какие дела. Кое-ч
то проверить. Я сам туда приду, ладно? Луис идет быстро, словно ему не терпи
тся убраться отсюда; кажется, он похож на свою мать больше, чем думает.
девятнадцать
Селеста возмущенно кричит:
Где ты пропадала? Мы ждем Ц она глядит через мое плечо на улицу. А где Луис?
Я была в порту, говорю я. И видела Мартино…
Она не дает мне договорить. Выставляет между нами руку Ц как нож. Рубит ей
воздух. Селеста не впустит меня, пока не скажет свою реплику.
Я тебе говорила, Долорес, я этого не допущу. Думаешь, можешь раскопать здес
ь все, что захочешь, и снова уплывешь? Нам-то здесь жить!
Только я решаю, что ее тирада закончена, как она хватает меня за рукав паль
то и тащит в столовую. Зубы у нее стиснуты; она с наслаждением впилась бы в
меня.
Я не шучу, заявляет она. Вечера воспоминаний не будет.
И она отворачивается, улыбается пустой, заученной улыбкой. Старшая сестр
а. Безукоризненная хозяйка.
Ну, наконец-то, говорит она собравшимся. Явилась, пропащая душа.
Душная кухня. Люка заняла место у раковины, где прежде всегда стояла Ева, и
делает она то же самое Ц повернув запястье, стряхивает пепел в слив. На н
ей по-прежнему туго повязанный черный платок, темные очки подняты на лоб
Ц словно запасная пара глаз. Люка выглядит вблизи устало. У нее нет ресни
ц, веки дряблые и морщинистые, двумя коричневыми росчерками сделаны бров
и. Губы она запечатала узкой темно-красной линией Ц словно боится, что ч
ерез рот утекут мысли. Это семейство умеет сделать макияж.
Когда я появляюсь в дверях, она громко хохочет.
Ты бедняжку ненавидела , говорит она Розе. Мучительница!
и я решаю, что это обо мне.
Не мучила я ее! Ц говорит Роза. Эта собака Джексонов всех доставала. Воню
чая, и вечно скулила. Я-то животных люблю. Вот Парснипа спросит
е!
Пес Розы пристроил морду у Джамбо на коленях; тот пытается его отпихнуть,
но пес упорен. Джамбо пялится в чашку, ему жарко и неудобно. Пес, услышав св
ое имя, произнесенное так громко, ныряет под стол.
Я впитываю все Ц удушающую жару, слабый запах взволнованных тел, окна в к
апельках влаги. Места мало. Роза с Люкой, Селеста, Джамбо. А теперь еще я. Нам
всем здесь никак не разместиться. Я наблюдаю за их разговором: рты открыв
аются и закрываются. Роза смеется, Люка наклоняется и шепчет что-то ей на
ухо, у Селесты Ц она злится, но вслух этого не высказывает Ц глаза-щелоч
ки. Она барабанит по столу розовыми наманикюренными ноготками.
Изо дня в день мама возилась с нами на этой кухне. Каково это было Ц всех ш
естерых надо было накормить, одеть, за всеми приглядеть. А еще Ц ждать Фрэ
нки, составлять списки, писать записки кредиторам.
Я тоже отлично умею составлять списки; мне всегда хочется все расставить
по местам…
Такие мы и есть, скажи, Дол?
Какие? Ц пытаюсь сообразить я.
Дикари и невежи, отвечает Роза.
Говори за себя! Ц мрачно бросает Селеста.
Она сдергивает с блюда с сандвичами посудное полотенце, подозрительно п
ринюхивается, после чего протягивает блюдо мне.
Бедная миссис Рили! А что до отца Томелти…
Это все то же красное полотенце миссис Рили. Я ничего не говорю. Беру сандв
ич, он так густо намазан маслом, что оба треугольника хлеба сползают с кус
ка ветчины. Убедившись, что никто на меня не смотрит, я скармливаю сандвич
псу. Селеста вешает посудное полотенце на стул Джамбо.
Рили, наши соседи. Лю, помнишь их?
Она надувает щеки, смотрит хмуро и сосредоточенно, и голос ее звучит потр
ясающе точно: «Делла! Где это треклятое „Эхо“?» Джамбо смотрит на нее озад
аченно.
Они им задницу вытирали. Не надо на меня так пялиться Ц мы все так делали.
Даже наша леди Изыск, говорит Роза, кивая на Селесту. Селеста берет сандви
ч и откусывает крохотный кусочек.
Роза, ты не могла бы хотя бы за едой вести себя прилично?
Теперь уже поздно рассказывать про посудное полотенце.
Они резали бумагу на четвертушки, говорю я, стараясь не смотреть в мрачно
е лицо Селесты. Все глядят на меня. Роза от удивления раскрывает рот.
А ты откуда знаешь? Ц спрашивает она.
Мама иногда перелезала через забор и воровала у них из сортира. Говорила,
пригодится кроликам в клетку. Для тепла.
Молчание. Сама не знаю, откуда всплыло это воспоминание. Селеста пристал
ьно разглядывает сандвич. Люка закуривает очередную сигарету. Роза бере
т бутылку виски, отвинчивает крышку.
Дол, где я видела стаканы? Ц говорит она, оглядываясь по сторонам.
Они в буфете под лестницей. Я протискиваюсь между коробками и мешками, до
тягиваюсь до полочки, на которой стоят пыльные разрозненные стаканы. И з
ову Розу.
Подойди-ка, я тебе их передам.
В углу помигивает счетчик. Раньше была круговая шкала: колесико с красно
й зарубкой крутилось то быстро, то, когда в доме было темно и тихо, медленн
о-медленно. Красная кайма полотенца, которым миссис Рили подвязывала ма
ме подбородок; язык Евы, слизывающий крем с губ; расколотый рубин. И Ц еще
ярче и краснее Ц кровавые жемчужины, капающие мне в ладонь. Я пытаюсь все
расставить по местам.
Мама стоит у буфета и кричит наверх:
Роза! Фрэн! И, кому-то другому, тихо: Они еще не вернулись из школы.
Она, должно быть, забыла, что мы с ней играли в прятки. И я сижу здесь, в буфет
е под лестницей.
Я буду считать до ста, а ты, Дол, иди спрячься!
Она поцеловала меня в макушку и отвернулась. Я слышала, как она прошла в ст
оловую, и тут все стихло. Это было давно, вечность назад. Я следила за шкало
й счетчика, ждала, когда снова появится красная полоска. Досчитала докуд
а знала, а остальное сочинила.
Одиндесять, двадесять, тридесять, сто!
Я думала, она придет и меня найдет.
Она включает свет, и колесико начинает вертеться. Я хочу позвать ее, но слы
шу мужской голос. Он смягчает окончания, и слова будто тают. У отца такой ж
е голос, когда он бреется или когда выиграл. Но это не отец.
Иди ко мне, говорит мужчина.
Фрэнки вернется с минуты на минуту, отвечает мама. Голос у нее напряженны
й.
Он смеется. Я пытаюсь разглядеть в щелку, что происходит, но вижу только кр
ай маминого платья. Прохладный воздух дует мне в уголок глаза. Они стоят с
овсем рядом, и она вздыхает Ц резко, прерывисто, словно уколола палец. Он
наваливается телом на буфет, и становится темно. Шепчет что-то Ц что, я ра
зобрать не могу, Ц и снова смеется.
Сюда, говорит она, отводя его в сторону. До меня доносится шум Ц свистящий
, шелестящий. Только бы она меня не нашла! Когда мама снова говорит, она поч
ти поет.
Ты разрешишь мне ее увидеть? Ц говорит она. Разрешишь?
Течет вода. На столе что-то двигают.
В любое время. Как только пожелаешь.
Ты обещал, говорит она.
Мы можем уехать, когда скажешь.
Я не могу.
Она начинает спорить с мужчиной. Шаги по линолеуму, скрежет задвижки.
Тебе решать, говорит он. Все очень просто.
Мама кричит в темноту. Так громко, что ее слышит вся улица.
Я не могу! Ты же знаешь, что я не могу!
Холодно и тихо. Красная полоска на колесике то появляется, то исчезает. Он
а вряд ли меня найдет. Я выползаю наружу: комната залита светом, пахнет ее
духами и еще чем-то незнакомым. На кухонном столе стоит толстяк Тоби, под
ним две пятифунтовые бумажки. Мама стоит во дворе, закрыв лицо руками. Буд
то все еще водит. Я проскальзываю мимо нее, тихонько подымаюсь наверх. Она
догадается, где меня искать.
* * *
Дол, отойди, дай я их достану, тихо говорит за моей спиной Роза.
Я сама справлюсь.
Она ставит стаканы на стол: бокал со сколом по краю, три пыльных стакана, л
ипкую от грязи пивную кружку. Селеста подносит бокал к свету.
М-да. Помыть надо.
Сойдет, говорит Роза и скребет его ногтем. Хрусталь. Я его заберу.
Селеста возмущенно фыркает.
Подождала бы хоть, пока остынет тело матери.
От нее и так особого тепла не было, говорит Роза.
Мама сидит у огня, в руке платок, лицо покраснело от слез. Роза не это имела
в виду. Всем немного неловко. Настал момент поговорить начистоту.
С тобой она никогда не была холодна. Ты была ее деткой ненагля
дной. Тебя они хотели.
Не заводись.
Постарались тебя пристроить получше, разве нет? Ц Голос у Розы звенел. А
мы как же? А Фрэн?
Селеста встает.
Все, Джамбо, пошли.
Не нравится, да? Ц говорит Роза, моя стакан под краном. Неприятно такое сл
ушать?
Люка кладет руку Селесте на плечо.
Сядь, говорит она миролюбиво. Нам всем не помешает выпить.
Вы этого не видели! Ц говорит Роза, поворачиваясь к нам. Вы не видели, что о
н сделал.
Я видела, раздается голос.
Это мой голос. Я разрываюсь надвое: одна половинка здесь, в кухне, а другая
Ц в саду у забора, стоит и смотрит. Это похоже на кукольный театр: Панч кол
отит Джуди. Роза с Люкой переглядываются Ц прикидывают, возможно ли так
ое. Селеста садится.
По их лицам я понимаю, что они не желают сдаваться. Момент, когда все может
быть сказано, снова ускользает. Передо мной опять далекие годы: табличка
«Не входить! Это и ТЕБЯ касается!», и то, как они были вместе Ц играли на ули
це, ходили в школу, и все без меня. Меня до этого не допускали.
Иди наверх, Дол, сложи пазл.
Чтобы я не путалась под ногами у отца. И меня пронзает насквозь, я снова ви
жу полумрак «Лунного света», слышу тихий голос Мартино: они боялис
ь .
Они и сейчас боятся.
Селеста берется за стаканы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
ы снова войти в дом.
Входите скорее, говорит она.
Только дверь оказывается запертой. Она толкает ее, снова ругается. Мэри в
едет его по улице, сгибается под порывами ветра.
Тино, он забрал деньги! И что мне прикажешь делать? Ц кричит она, вертит го
ловой раз, другой поэтому, когда они доходят до проулка, Мартино становит
ся совершенно ясно, что ей прикажешь делать. Как Илья сказал п
ро Мэри? Сладкая . Но не для Мартино Ц для Мартино она отчаявша
яся женщина. Она берет его руки, прижимает ладони к своему лицу, ведет их в
низ Ц по телу. Мартино хватает ее за запястье Ц пытается остановить. Он н
е примет плату в таком виде. Она заглядывает ему в глаза, умоляет, злится, а
потом он решает, что спасен: из-за угла доносится женский крик, потом еще о
дин Ц еще настойчивее. Ребенок, которого он почти что узнает, выбегает со
стороны Площади, прыгает птичкой в кусты и исчезает. Другой ребенок, поме
ньше, смотрит на змейку голубого пламени.
В рассказе Мартино что-то не так. Он сидит с открытым ртом, уставившись в р
юмку, пытается нащупать нить. Шевелит губами Ц репетирует.
Это чудо, что тебя нашли Ц он тычет в меня пальцем. Не забывай этого. Прост
о повезло.
Он кладет ладонь на стойку, показывает мне линии жизни и вторую, параллел
ьную. Две линии жизни.
Вам повезло? Ц спрашиваю я. Эта демонстрация меня не убедила. Но он не зак
ончил рассказ. Мне просто нужно запомнить его слова Ц на потом. Когда узн
аю остальное.
Он кладет жестянку из-под печенья на стойку. При электрическом свете жес
ть превращается в серебро. Шляпа Фрэнки лежит на стойке слева, и Мартино п
онимает, что он у Джо. Он проверяет деньги, которые собрал, раскладывает на
отдельные кучки банкноты, монеты, золото, составляет подробный перечень
, а руки всё дрожат. Он пытается придумать, как сказать Фрэнки про пожар. Он
уже прикидывает варианты: это сделал Илья Ц назло, или Джо, или тот, кого о
н не знает, или вообще никто. Мартино не жалко Фрэнки. После того как он пон
ял, что приходится делать Мэри, ему хочется его убить. Он наливает стакан,
опрокидывает залпом, наливает еще. И вдруг замечает, что манжеты рубашки
дюйма на два не достают до запястья и все в копоти, волосы на руке черные и
слипшиеся. Похоже на шубу той женщины Ц как ее зовут? Ева! Ему еще так хоте
лось шубу потрогать. Вспомнив об этом, он глядит на ладонь и замечает цара
пину, облизывает ранку Ц на языке-то бренди.
Ему ждать еще целый месяц, прежде чем Ева сама его отыщет.
Они все вверх дном перевернут, говорит она. Кто-то должен за ними пригляде
ть.
Она сидит в кабинке, пьет вторую порцию рома, натягивает подол юбки на кол
ени. Но всякий раз, когда наклоняется, юбка все равно ползет вверх. Запах е
е духов ему нравится. Его молчание манит ближе. Придвинься ко мне, говорит
тишина.
Вы ведь друг семьи?
Мартино не отвечает. Он ощущает себя таковым. Он понижает гол
ос, чтобы их не подслушали.
Жена Сальваторе туда ходит. Она за ними присматривает.
Эта Карлотта? Еще одна психическая, говорит Ева. Они если не возьмутся за у
м, детей потеряют. Там такое творится!
Ева отказывается выпить еще, но, встав, оборачивается и касается его руки.
До скорого, говорит она.
Мартино нанесет семейству Гаучи визит.
Что там такое творится? Он стучит, но никто не отвечает, поэтому Мартино за
ходит за угол и направляется к высаженной двери в кухню. Во дворе валяютс
я доски Ц по большей части обгоревшие. Он видит большую ножовку на скамь
е, горку блестящих гвоздей в газете. Когда он был здесь в последний раз, на
этом месте стояла Мэри с ребенком на руках и выла, глядя в небеса. А теперь
тут Фрэнки Ц без рубашки, на теле, несмотря на холод, поблескивают капли п
ота. Он сооружает клетку.
Это для чего? Ц спрашивает Мартино.
Для кроликов.
Великовата, говорит Мартино недоверчиво.
Для кроликов, упорствует Фрэнки.
Он ходит туда-сюда по тропинке, лавирует между досками и быстро говорит н
а родном языке. Мартино знает мальтийский, но не успевает разобрать пото
к слов, льющийся из глотки Фрэнки. Он глядит, как тот приколачивает доски о
дну над другой. Получается довольно беспорядочно. Руки у Фрэнки в ссадин
ах от молотка. Наконец остов принимает некую форму: спереди Фрэнки сдела
л продолговатый дверной проем, который заставил железной решеткой. Ввер
ху выпирают острые концы прутьев. Фрэнки загибает их ладонью.
Как Мэри? Ц спрашивает Мартино. Как младенец?
Фрэнки поджимает губы. И выплевывает на родном диалекте:
Иль демоне , Мартино. Синистра. Синистра. Ла дьявола.
В доме Мартино находит Розу, Фрэн и Люку Ц они до сих пор в ночнушках. Сидя
т одна за другой на лестнице, как часовые. Люка на нижней ступеньке. Она об
нимает руками колени и, моргая, смотрит на него.
Вам сюда нельзя, говорит Роза, и голос ее журчит ручейком. Это место прокля
то.
От них волной идет страх. Фрэн начинает выть.
Мы никого не можем пустить, мистер, говорит она. Мы прокляты! На нас порчу н
аслали!
Мартино замолкает, тяжело вздыхает. Это рассказ не про пожар.
Вот здесь… говорит он, пытаясь объяснить. Твоя кожа…
Он подносит раскрытую ладонь к моему лицу, но не дотрагивается до него.
Тут был пузырь Ц полный воды. Мартино поднимает рюмку; на стойке сверкае
т мокрый кружок. Он размыкает пальцем круг и ведет в мою сторону мокрую до
рожку. Словно карту рисует.
Глаза закрыты, волосы обгорели.
Луис смотрит на меня. Теперь рассказ не нравится и ему, но мы застряли в «Л
унном свете», в истории Мартино.
Тут было понятно, что заживет, что будет лучше. А это…
Он снова умолкает; остальное он может только показать. Мартино скрючивае
т руку, гнет ее к груди. Как Роза вчера утром.
Такое увидишь…
Пальцы выкручены, согнуты в клешню, тело невольно повторяет те же движен
ия. Как будто нечто корчится в огне. Отчаянная попытка защититься.
Вот какая ты была. Фрэнки решил Ц Мартино распрямляет ладонь, Ц что в ег
о дом пришел дьявол.
Он опорожняет рюмку, аккуратно ставит на стойку. Свет вокруг него матовы
й.
Они боялись, говорит он.
И тогда я понимаю.
Боялись меня.
Долорес, он был человек суеверный. Он был глупый человек.
Рассказ закончен. Я хочу спросить еще, но во рту у меня вязко, во рту у меня г
рязь. Я тянусь к рюмке, но она пуста. Не помню, как я все выпила. Луис резко сп
рыгивает с табурета.
Извините, мистер Тино, нам пора. Пойдем, Дол, говорит он, не глядя мне в глаза
. Они нас заждались.
Мартино идет за нами через зал. У двери он наклоняет голову, и она касается
моей.
Прости меня, говорит он, крепко меня обнимает и отпускает.
* * *
Луис ведет меня к внутренней гавани. Он обхватывает себя руками Ц будто
замерз, но на улице теплее, чем в «Лунном свете». По воде бежит мелкая рябь.
Луис подпирает щеку кулаком.
Он тебя расстроил, тетя Дол? Ты уж извини.
И весь съежился от огорчения.
Он просто рассказал историю, Луис, говорю я. Забудь об этом. Есть вещи и пох
уже.
Мы глядим на бухту. Восточный док прекрасен, простор неба рассечен надво
е полосой желтого камня. Вдалеке мерцают огни гавани. Они похожи на мален
ькие солнца. По небу проносится птица.
Я еще тебе помогу, тетя Дол, говорит он.
Хватит поисков, Луис. Идем домой.
Он согласно кивает, но глядит загадочно, лукаво.
Конечно, говорит он. Только сначала я должен сделать кое-какие дела. Кое-ч
то проверить. Я сам туда приду, ладно? Луис идет быстро, словно ему не терпи
тся убраться отсюда; кажется, он похож на свою мать больше, чем думает.
девятнадцать
Селеста возмущенно кричит:
Где ты пропадала? Мы ждем Ц она глядит через мое плечо на улицу. А где Луис?
Я была в порту, говорю я. И видела Мартино…
Она не дает мне договорить. Выставляет между нами руку Ц как нож. Рубит ей
воздух. Селеста не впустит меня, пока не скажет свою реплику.
Я тебе говорила, Долорес, я этого не допущу. Думаешь, можешь раскопать здес
ь все, что захочешь, и снова уплывешь? Нам-то здесь жить!
Только я решаю, что ее тирада закончена, как она хватает меня за рукав паль
то и тащит в столовую. Зубы у нее стиснуты; она с наслаждением впилась бы в
меня.
Я не шучу, заявляет она. Вечера воспоминаний не будет.
И она отворачивается, улыбается пустой, заученной улыбкой. Старшая сестр
а. Безукоризненная хозяйка.
Ну, наконец-то, говорит она собравшимся. Явилась, пропащая душа.
Душная кухня. Люка заняла место у раковины, где прежде всегда стояла Ева, и
делает она то же самое Ц повернув запястье, стряхивает пепел в слив. На н
ей по-прежнему туго повязанный черный платок, темные очки подняты на лоб
Ц словно запасная пара глаз. Люка выглядит вблизи устало. У нее нет ресни
ц, веки дряблые и морщинистые, двумя коричневыми росчерками сделаны бров
и. Губы она запечатала узкой темно-красной линией Ц словно боится, что ч
ерез рот утекут мысли. Это семейство умеет сделать макияж.
Когда я появляюсь в дверях, она громко хохочет.
Ты бедняжку ненавидела , говорит она Розе. Мучительница!
и я решаю, что это обо мне.
Не мучила я ее! Ц говорит Роза. Эта собака Джексонов всех доставала. Воню
чая, и вечно скулила. Я-то животных люблю. Вот Парснипа спросит
е!
Пес Розы пристроил морду у Джамбо на коленях; тот пытается его отпихнуть,
но пес упорен. Джамбо пялится в чашку, ему жарко и неудобно. Пес, услышав св
ое имя, произнесенное так громко, ныряет под стол.
Я впитываю все Ц удушающую жару, слабый запах взволнованных тел, окна в к
апельках влаги. Места мало. Роза с Люкой, Селеста, Джамбо. А теперь еще я. Нам
всем здесь никак не разместиться. Я наблюдаю за их разговором: рты открыв
аются и закрываются. Роза смеется, Люка наклоняется и шепчет что-то ей на
ухо, у Селесты Ц она злится, но вслух этого не высказывает Ц глаза-щелоч
ки. Она барабанит по столу розовыми наманикюренными ноготками.
Изо дня в день мама возилась с нами на этой кухне. Каково это было Ц всех ш
естерых надо было накормить, одеть, за всеми приглядеть. А еще Ц ждать Фрэ
нки, составлять списки, писать записки кредиторам.
Я тоже отлично умею составлять списки; мне всегда хочется все расставить
по местам…
Такие мы и есть, скажи, Дол?
Какие? Ц пытаюсь сообразить я.
Дикари и невежи, отвечает Роза.
Говори за себя! Ц мрачно бросает Селеста.
Она сдергивает с блюда с сандвичами посудное полотенце, подозрительно п
ринюхивается, после чего протягивает блюдо мне.
Бедная миссис Рили! А что до отца Томелти…
Это все то же красное полотенце миссис Рили. Я ничего не говорю. Беру сандв
ич, он так густо намазан маслом, что оба треугольника хлеба сползают с кус
ка ветчины. Убедившись, что никто на меня не смотрит, я скармливаю сандвич
псу. Селеста вешает посудное полотенце на стул Джамбо.
Рили, наши соседи. Лю, помнишь их?
Она надувает щеки, смотрит хмуро и сосредоточенно, и голос ее звучит потр
ясающе точно: «Делла! Где это треклятое „Эхо“?» Джамбо смотрит на нее озад
аченно.
Они им задницу вытирали. Не надо на меня так пялиться Ц мы все так делали.
Даже наша леди Изыск, говорит Роза, кивая на Селесту. Селеста берет сандви
ч и откусывает крохотный кусочек.
Роза, ты не могла бы хотя бы за едой вести себя прилично?
Теперь уже поздно рассказывать про посудное полотенце.
Они резали бумагу на четвертушки, говорю я, стараясь не смотреть в мрачно
е лицо Селесты. Все глядят на меня. Роза от удивления раскрывает рот.
А ты откуда знаешь? Ц спрашивает она.
Мама иногда перелезала через забор и воровала у них из сортира. Говорила,
пригодится кроликам в клетку. Для тепла.
Молчание. Сама не знаю, откуда всплыло это воспоминание. Селеста пристал
ьно разглядывает сандвич. Люка закуривает очередную сигарету. Роза бере
т бутылку виски, отвинчивает крышку.
Дол, где я видела стаканы? Ц говорит она, оглядываясь по сторонам.
Они в буфете под лестницей. Я протискиваюсь между коробками и мешками, до
тягиваюсь до полочки, на которой стоят пыльные разрозненные стаканы. И з
ову Розу.
Подойди-ка, я тебе их передам.
В углу помигивает счетчик. Раньше была круговая шкала: колесико с красно
й зарубкой крутилось то быстро, то, когда в доме было темно и тихо, медленн
о-медленно. Красная кайма полотенца, которым миссис Рили подвязывала ма
ме подбородок; язык Евы, слизывающий крем с губ; расколотый рубин. И Ц еще
ярче и краснее Ц кровавые жемчужины, капающие мне в ладонь. Я пытаюсь все
расставить по местам.
Мама стоит у буфета и кричит наверх:
Роза! Фрэн! И, кому-то другому, тихо: Они еще не вернулись из школы.
Она, должно быть, забыла, что мы с ней играли в прятки. И я сижу здесь, в буфет
е под лестницей.
Я буду считать до ста, а ты, Дол, иди спрячься!
Она поцеловала меня в макушку и отвернулась. Я слышала, как она прошла в ст
оловую, и тут все стихло. Это было давно, вечность назад. Я следила за шкало
й счетчика, ждала, когда снова появится красная полоска. Досчитала докуд
а знала, а остальное сочинила.
Одиндесять, двадесять, тридесять, сто!
Я думала, она придет и меня найдет.
Она включает свет, и колесико начинает вертеться. Я хочу позвать ее, но слы
шу мужской голос. Он смягчает окончания, и слова будто тают. У отца такой ж
е голос, когда он бреется или когда выиграл. Но это не отец.
Иди ко мне, говорит мужчина.
Фрэнки вернется с минуты на минуту, отвечает мама. Голос у нее напряженны
й.
Он смеется. Я пытаюсь разглядеть в щелку, что происходит, но вижу только кр
ай маминого платья. Прохладный воздух дует мне в уголок глаза. Они стоят с
овсем рядом, и она вздыхает Ц резко, прерывисто, словно уколола палец. Он
наваливается телом на буфет, и становится темно. Шепчет что-то Ц что, я ра
зобрать не могу, Ц и снова смеется.
Сюда, говорит она, отводя его в сторону. До меня доносится шум Ц свистящий
, шелестящий. Только бы она меня не нашла! Когда мама снова говорит, она поч
ти поет.
Ты разрешишь мне ее увидеть? Ц говорит она. Разрешишь?
Течет вода. На столе что-то двигают.
В любое время. Как только пожелаешь.
Ты обещал, говорит она.
Мы можем уехать, когда скажешь.
Я не могу.
Она начинает спорить с мужчиной. Шаги по линолеуму, скрежет задвижки.
Тебе решать, говорит он. Все очень просто.
Мама кричит в темноту. Так громко, что ее слышит вся улица.
Я не могу! Ты же знаешь, что я не могу!
Холодно и тихо. Красная полоска на колесике то появляется, то исчезает. Он
а вряд ли меня найдет. Я выползаю наружу: комната залита светом, пахнет ее
духами и еще чем-то незнакомым. На кухонном столе стоит толстяк Тоби, под
ним две пятифунтовые бумажки. Мама стоит во дворе, закрыв лицо руками. Буд
то все еще водит. Я проскальзываю мимо нее, тихонько подымаюсь наверх. Она
догадается, где меня искать.
* * *
Дол, отойди, дай я их достану, тихо говорит за моей спиной Роза.
Я сама справлюсь.
Она ставит стаканы на стол: бокал со сколом по краю, три пыльных стакана, л
ипкую от грязи пивную кружку. Селеста подносит бокал к свету.
М-да. Помыть надо.
Сойдет, говорит Роза и скребет его ногтем. Хрусталь. Я его заберу.
Селеста возмущенно фыркает.
Подождала бы хоть, пока остынет тело матери.
От нее и так особого тепла не было, говорит Роза.
Мама сидит у огня, в руке платок, лицо покраснело от слез. Роза не это имела
в виду. Всем немного неловко. Настал момент поговорить начистоту.
С тобой она никогда не была холодна. Ты была ее деткой ненагля
дной. Тебя они хотели.
Не заводись.
Постарались тебя пристроить получше, разве нет? Ц Голос у Розы звенел. А
мы как же? А Фрэн?
Селеста встает.
Все, Джамбо, пошли.
Не нравится, да? Ц говорит Роза, моя стакан под краном. Неприятно такое сл
ушать?
Люка кладет руку Селесте на плечо.
Сядь, говорит она миролюбиво. Нам всем не помешает выпить.
Вы этого не видели! Ц говорит Роза, поворачиваясь к нам. Вы не видели, что о
н сделал.
Я видела, раздается голос.
Это мой голос. Я разрываюсь надвое: одна половинка здесь, в кухне, а другая
Ц в саду у забора, стоит и смотрит. Это похоже на кукольный театр: Панч кол
отит Джуди. Роза с Люкой переглядываются Ц прикидывают, возможно ли так
ое. Селеста садится.
По их лицам я понимаю, что они не желают сдаваться. Момент, когда все может
быть сказано, снова ускользает. Передо мной опять далекие годы: табличка
«Не входить! Это и ТЕБЯ касается!», и то, как они были вместе Ц играли на ули
це, ходили в школу, и все без меня. Меня до этого не допускали.
Иди наверх, Дол, сложи пазл.
Чтобы я не путалась под ногами у отца. И меня пронзает насквозь, я снова ви
жу полумрак «Лунного света», слышу тихий голос Мартино: они боялис
ь .
Они и сейчас боятся.
Селеста берется за стаканы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26