В спокойные годы, когда Палестина была относительно открыта, евреи не желали ехать сюда. Начиная с 1929 г. их экономическое и политическое положение и в еще большей степени – безопасность ухудшаются по всей Европе. Но, по мере того как возрастало их стремление попасть в Палестину, возрастали и препятствия на их пути. В 1929 г. арабы учинили очередной погром, в котором погибло свыше 150 евреев. Англичане, как и прежде, ответили введением ограничений на въезд. Лейбористский министр по делам колоний Лорд Пассфилд сочувствия не проявлял: его Белая Книга (1930 г.) была первым явно антисионистским английским государственным документом. Жена лорда, Беатрис Уэбб, говорила Вейцману: «Не могу понять, почему евреи так шумят по поводу нескольких десятков своих соплеменников, убитых в Палестине. Столько же погибает каждую неделю в Лондоне на городском транспорте, и никто не обращает внимания». Британский премьер Рамзой Макдональд оказался более чувствительным к проблеме евреев, и благодаря ему иммиграция была возобновлена. Итак, сотни тысяч все сильнее охватываемых страхом евреев хотели въехать в страну. Однако с каждой новой волной еврейской иммиграции реакция арабов становилась все более бурной. Жаботинский считал уровень иммиграции порядка 30 000 человек в год удовлетворительным. Этот уровень был преодолен в 1934 г., когда прибыло 40 000. На следующий год наблюдался рост более чем на 50% (прибыло 62 000). Затем в апреле 1936 г. произошли крупные волнения арабов, и англичане осознали неприглядную истину: мандат перестает работать. В своем докладе от 7 июля 1937 г. комиссия лорда Пила рекомендовала сократить иммиграцию евреев до 12 000 человек в год и ввести ограничения на покупку земли. Кроме того, она предложила разделить Палестину на три анклава. На прибрежной полосе (Галилея и долина Изреельская) формируется Еврейское государство. Арабское государство включает в себя Иудейские холмы, Негев и Эфраим. Англичане же будут управлять подмандатной территорией, простирающейся от Иерусалима через Лидду и Рамлех до Яффы. Арабы яростно отвергли этот проект, в 1937 г. произошло их новое восстание. На следующий год Панарабская конференция в Каире сформулировала основы политики, в соответствии с которыми все арабские государства и общины брали на себя обязательства сделать все возможное, чтобы остановить дальнейшее продвижение и развитие сионистского государства. Англичане отказались от идеи раздела, и, после провала трехсторонней конференции в Лондоне в начале 1939 г., которую арабы считали безнадежной с самого начала, Декларация Бальфура также была тихо похоронена. Новая Белая Книга, выпущенная в мае, объявила, что в течение пяти лет будут впущены еще 75 000 евреев, а дальнейший въезд будет происходить только по согласованию с арабами. Одновременно Палестина будет постепенно двигаться к независимости. К этому моменту в Палестине проживало 500 000 евреев, но арабы продолжали составлять подавляющее большинство. Поэтому, если бы проводился в жизнь английский план, то новое государство оказалось бы в руках арабов, а евреи должны были бы приготовиться к изгнанию. Эта цепочка трагических событий вызвала напряженность внутри сионистского движения, расколовшегося по вопросу о том, как реагировать на них. По инициативе Мицрахи в 1931 г. Вейцмана сняли с поста президента Всемирного сионистского конгресса. В том же году на проходивших в Палестине выборах Сионистской Ассамблеи делегатов произошел раскол движения на три части: Мапай получила 31 место из 71, Ревизионисты – 16 и Мицрахи – 5. Раскол распространился и на военное крыло: Ревизионисты и Мицрахи отделились вместе с другими сионистами несоциалистического толка от Хаганы и образовали соперничающую организацию – Иргун. Принципиальный раскол между Мапай и Ревизионистами, которому суждено было определять политическую жизнь сионистского государства с самого его основания, усугублялся взаимными оскорблениями. Ревизионисты обвиняли Мапай в сотрудничестве с англичанами и предательстве дела евреев. Те, в свою очередь, называли их «фашистами». Бен-Гурион звал Жаботинского «Владимир Гитлер». 16 июня 1933 г. Хаим Арлозоров, руководитель политического департамента Еврейского агентства, сформированного в 1929 г. с целью координации Всемирного еврейского движения, был убит на морском берегу в Тель-Авиве. Он был страстным сторонником Мапай, и подозрение сразу пало на ревизионистов-экстремистов. Двое из них, Абрахам Ставский и Зеви Розенблат, члены ревизионистской группы ультра Брит Хабирионим, были арестованы по обвинению в убийстве. Ставский был осужден на основании показаний одного свидетеля, приговорен к повешению, но затем оправдан в результате апелляции со ссылкой на старый турецкий закон, в соответствии с которым для приговора по делу, когда обвиняемому грозит смертная казнь, недостаточно показаний одного свидетеля. Дело никогда так и не было до конца расследовано и продолжало еще полвека омрачать отношения двух сторон. С точки зрения Мапай, ревизионисты не остановятся даже перед убийством. С точки зрения ревизионистов, Мапай ступила на тропу традиционных обвинений со стороны неевреев – кровавого навета. На самом деле за расколом стояла реальная и крайне серьезная дилемма: какую линию избрать евреям? Некоторые считали, что Декларация Бальфура – начало решения еврейских проблем. В данном случае она служила источником целого ряда неразрешимых проблем, хотя при этом она просто ставит евреев перед неразрешимым выбором. По всему миру евреи-идеалисты умоляли своих лидеров договориться с арабами. Еще в 1938 г. Альберт Эйнштейн, величайший из живших в то время евреев, представлял себе возможность создания национального очага в утопической форме: «Я предпочел бы разумное соглашение с арабами, основанное на совместном проживании в мире, созданию еврейского государства… то, что я знаю о природе иудаизма, противоречит идее еврейского государства с границами, армией и светской властью, пусть даже ограниченной. Я опасаюсь, что это нанесет удар по иудаизму изнутри, особенно из-за развития в наших рядах узкого национализма». Другие тоже осознавали угрозу такой опасности, но еще больше боялись, что евреи окажутся в западне и у них в запасе не будет такого места, т. е. государства, куда бы они могли бежать. А можно ли было создать подобное убежище с согласия арабов? Жаботинский утверждал, что евреям следует учитывать, что националистические чувства у арабов могут быть так же сильны, как и у евреев. А поэтому:«Невозможно мечтать о добровольном соглашении между нами и арабами… Ни сейчас, ни в обозримом будущем… Каждая нация, цивилизованная или примитивная, считает свою землю собственным национальным очагом, где желает навечно остаться единственным хозяином. И такая нация никогда добровольно не уступит право на нее новым хозяевам и даже не согласится на партнерство. Коренное население будет бороться с поселенцами до тех пор, пока существует надежда освободиться от них. Так оно всегда себя ведет, и так будут вести себя [палестинские] арабы, пока в сердцах у них существует малейший проблеск надежды на то, чтобы не дать превратить Палестину в Эрец-Израэль». Только «железная стена еврейских штыков», сказал в заключение Жаботинский, может заставить арабов смириться с неизбежным. Это жесткое заявление он сделал в 1923 г. Следующие два десятилетия лишь последовательно подтверждали логику его утверждений о том, что евреи не могут позволить себе идеализма. Речь шла даже не о том, может ли еврейская Палестина обеспечить свою безопасность железной стеной штыков. Вопрос стоял так: могут ли вообще евреи Европы выжить в мире, который все более (причем почти повсеместно) становится враждебным по отношению к ним. Версальский мир принес евреям горькое разочарование, и не только в Палестине. Война 1914–1918 гг. была «войной войне». Она должна была бы покончить со старомодной realpolitik и открыть новую эру справедливости, убрав с лица земли старые наследственные империи и даровав всем народам самоуправление. Национальный очаг евреев в Палестине был частью этого идеалистического плана. Но такой же, если не более важной, была обещанная мирным договором гарантия для большинства евреев Европы, что вся их европейская диаспора будет пользоваться полными гражданскими правами. Великие державы, под давлением Дизраэли, первый раз попытались гарантировать минимальные права евреям на Берлинском конгрессе в 1878 г. Однако решения этого договора игнорировались, особенно в Румынии. Вторая, намного более серьезная, попытка была предпринята в Версале. Временное правительство Керенского даровало евреям России полные права. В Версале в договор были включены положения, в соответствии с которыми права получал целый ряд национальных меньшинств, в том числе и евреи, во всех государствах, которые возникали или изменяли свои границы в рамках мирного урегулирования: в Польше, Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии, Югославии, Турции, Греции, Литве, Латвии и Эстонии. Теоретически (и, несомненно, в мыслях тех, кто подобно президенту Вудро Вильсону и Ллойд-Джорджу формулировал договор) евреи были среди тех, кто больше всех выигрывал от договора: они получали свой национальный очаг в Палестине, а пожелав остаться в местах своего нынешнего проживания, обретали там широкие и гарантированные права гражданства. На самом же деле, как показала жизнь, Версальский договор сыграл отрицательную роль в величайшей из всех трагедии евреев. Ибо это был договор, не подкрепленный мечом. Он перекроил карту Европы, предложив новые решения старых споров, не дав таких средств, которые бы подкрепляли их силовыми гарантиями. Таким образом, этот договор открыл двадцатилетнюю полосу растущей нестабильности, когда доминантой стала ненависть, порожденная его же статьями. В этой атмосфере недовольства, всплесков насилия и неопределенности положение евреев не только не улучшилось, но даже стало еще менее надежным. И дело было даже не в том, что еврейские общины, как это всегда бывало в трудные времена, оказывались в фокусе недовольства и антагонизма, порожденного вполне конкретными причинами. К этому евреи привыкли. Речь шла теперь о дополнительном источнике для ненависти – евреи отождествлялись с большевизмом. Определенная ответственность за это лежит на евреях; точнее, на специфических евреях-радикалах, которые пришли в политическую жизнь второй половины XIX века: «нееврейских евреях», евреях, которые отрицали сам факт существования евреев. Все они были социалистами и в течение короткого периода времени играли определяющую роль в истории Европы и евреев. Самым типичным их представителем была Роза Люксембург (1871–1919). Она была родом из Замостья в русской Польше, ее происхождение было безупречно еврейским, поскольку происходила она из семьи раввинов, родословная которой прослеживается как минимум до XII века; ее мать – дочь и сестра раввинов – надоедала ей постоянными ссылками на Библию. Подобно Марксу, но менее оправданно, она не проявляла ни малейшего интереса к иудаизму, к еврейской культуре (хотя и любила еврейские анекдоты). Как отмечал историк еврейского социализма Роберт Уистрич, своей повышенной страстью к социальной справедливости и очарованностью диалектической аргуменацией она была обязана многим поколениям раввинистского богословия. Впрочем, в других отношениях она была ультрамаскилем. Она ничего не знала о еврейских массах. Ее отец был богатым лесоторговцем и послал ее в привилегированную варшавскую школу, где учились в основном дети русских чиновников. В возрасте 18 лет ее тайком переправили через границу в Цюрих для завершения образования. В 1898 г. она вступила в фиктивный брак с немцем-печатником, чтобы получить германское гражданство, после чего полностью посвятила свою жизнь революционной борьбе. В жизни Розы Люксембург и Маркса просматриваются определенные параллели. Подобно Марксу, она происходила из привилегированных слоев общества, откуда она продолжала получать финансовую помощь. Подобно ему, она ничего не знала о рабочем классе даже о еврейских рабочих и, подобно ему, никогда не пыталась преодолеть свое невежество. Подобно ему, она вела жизнь политического заговорщика из среднего класса, который пишет, ораторствует с трибуны и ведет дискуссии в кафе. Но в то время, как у Маркса собственная ненависть еврея приобретает форму грубого антисемитизма, она доказывала, что еврейского вопроса вообще не существует. Антисемитизм, настаивала она, есть функция капитализма, которая используется в Германии помещиками-юнкерами, а в России – монархистами. Маркс решил эту проблему, считала она, он «вывел еврейский вопрос из религиозной и расовой сферы и дал ему социальную базу, доказав, что то, что обычно называется и преследуется как «иудаизм», есть не что иное, как дух барышничества и надувательства , который возникает в любом обществе, где правит эксплуатация ». На самом деле Маркс говорил не так, и ее интерпретация мысли – сознательное искажение его текста. Более того, ее утверждение явно неверно. Как указывал другой еврейский социалист, Эдуард Бернштейн (1850–1932), антисемитизм имеет в народе глубокие корни, и марксизму не так легко с ним разделаться. Он восхищался дочерью Маркса, Элеонорой, которая гордо заявила на публичном митинге в лондонском Ист-Энде: «Я – еврейка».Роза Люксембург, напротив, никогда не упоминала о своей принадлежности к евреям, с которой она ничего не могла поделать. Она пыталась игнорировать антисемитские нападки, и это было нелегко, в немецкой прессе на нее часто появлялись самые гнусные карикатуры. Более того, в нападках на нее немецких профсоюзных деятелей и социалистов рабочего происхождения также сквозил заметный налет антисемитизма. Они не любили тон ее речей, в которых слышалось интеллектуальное превосходство и уверенность в том, что именно она знает, что необходимо рабочим. Но она старалась не замечать все это. «Для последователей Маркса, – писала она, – как и для рабочего класса, еврейский вопрос , как таковой, не существует». По ее мнению, нападки на евреев происходили лишь в «маленьких удаленных деревнях на юге России и в Бессарабии – в тех, где революционное движение было слабым или не существовало вовсе». Она старалась не обращать внимания на тех, кто взывал к ее сочувствию в связи со зверским отношением к евреям. «Что вы лезете ко мне со своими еврейскими горестями? – писала она. – Я так же сочувствую несчастным индейским жертвам в Путумайо, неграм в Африке… В моем сердце нет специального уголка для гетто».Моральные и эмоциональные искривления, подобные тем, которые были у Розы Люксембург, характеризовали интеллектуала, пытающегося загнать людей в некую идейную конструкцию, вместо того, чтобы позволить идеям вырасти из реальной жизни. Евреи Восточной Европы не были искусственным порождением капиталистической системы. Это был существующий народ со своим языком, религией и культурой. И их горести были вполне реальными, а преследованиям они подвергались просто за то, что были евреями. У них даже была собственная социалистическая партия, Бунд (аббревиатура Всеобщего союза еврейских рабочих в Литве, Польше и России), созданная в 1897 г. Бунд активно боролся за предоставление всех гражданских прав для евреев. Однако среди членов Бунда существовали разногласия по вопросу, следует ли предоставлять евреям автономию после того, как будет установлена «Республика Рабочих». У них было также неоднозначное отношение к сионизму, а их ряды зачастую опустошались эмиграцией. Но они стремились сплотиться вокруг еврейской национальной культуры. То, как они настойчиво подчеркивали уникальность еврейской культуры, делало их особенно отвратительными в глазах тех еврейских социалистов, которые, как Роза Люксембург, вообще отрицали какую бы то ни было социальную или культурную специфику евреев. Они страстно разоблачали утверждения бундовцев. И их враждебность в отношении самостоятельных политических организаций евреев влияла на ортодоксальность левых революционеров. В частности, Ленин был резким противником специфических прав евреев. «Идея еврейской «национальности», – писал он в 1903 г., – является определенно реакционной не только когда ее выражают ее последовательные сторонники (сионисты), но и когда она исходит из уст тех, кто пытается сочетать ее с идеями социал-демократии (бундовцы). Идея еврейской национальности идет вразрез с интересами еврейского пролетариата, поскольку распространяет среди него, прямо или косвенно, дух, враждебный ассимиляции, дух «гетто». И снова, в 1913 г., он пишет: «Кто бы ни выдвигал прямо или косвенно лозунг еврейской «национальной культуры» является (сколь бы хорошими ни были его намерения) врагом пролетариата, сторонником старого и кастового положения евреев, сообщником раввинов и буржуазии».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101