Электор разбогател, поставляя наемников в Британскую армию. Отсюда – второй канал британских связей. В 1797 году Майер Амшель послал своего сына Натана в Англию присматривать за тамошними делами. Натан отправился в Манчестер, центр Промышленной революции и находившийся в становлении центр мировой торговли хлопчатобумажным текстилем. Сам он хлопка не перерабатывал, но скупал ткани на небольших фабриках, отдавал их в окраску, а затем продавал готовую продукцию континентальным покупателям, причем напрямую, минуя ярмарки. Так он проторил тропу, по которой затем двинулись другие еврейские семьи, специализирующиеся на текстиле, например, Берены из Лидса, Ротенштейны из Брэдфорда. У Натана метод прямой продажи включал предоставление трехмесячного кредита, а это, в свою очередь, означало доступ на Лондонский финансовый рынок. Он уже изучал этот рынок под руководством связанного с его отцом Леви Барента Коэна и женился на дочери Коэна, Ханне. В 1803 году он перенес свои операции в Лондон, как раз вовремя, чтобы войти в бизнес, связанный с займом, который выпустило правительство в связи с расширением войны. Британскому правительству необходимо было получать от размещения займа 20 миллионов фунтов в год (ежегодно). Рынок не мог пропустить через себя такую сумму напрямую, и поэтому часть займа продавалась контрагентам, которые уже искали клиентуру. Натан Ротшильд, завоевавший к этому времени хорошую репутацию своими векселями при торговле текстилем, участвовал в деятельности синдиката контрагентов и одновременно принимал международные векселя. При добывании оборотного капитала он обладал одним завидным преимуществом. После поражения под Йеной в 1806 году электор Гессе-Касселя перевел свои капиталы к Натану в Лондон в обмен на британские ценные бумаги, и Натан, обслуживая интересы Вильгельма IX, поправил и свои дела тоже. Так сложилась репутация Натана в Сити. Он преуспел также и в традиционном еврейском искусстве быстро и безопасно перебрасывать крупные суммы в критических ситуациях. В течение шести лет, с 1811 по 1815 год, Ротшильд и британский Верховный комиссар Джон Херрис сумели переправить британской армии в Испании 42,5 миллиона фунтов золотом, из которых более половины прошли через самого Натана и его младшего брата Джеймса, действовавшего из Франции. К моменту Ватерлоо капитал Ротшильдов составлял 136 000 фунтов, из которых Натан владел в Лондоне 90 000. Операции Джеймса в Париже с 1811 года ознаменовали расширение географии деятельности семьи. Третий брат, Соломон Майер, основал венский филиал дома в 1816 году, а четвертый, Карл Майер, – неаполитанский в 1821 году. Старший сын, Амшель Майер, руководил филиалом во Франкфурте после кончины патриарха в 1812 году. Эта сеть идеально подходила для новой финансовой эры мирного времени, которая началась в 1815 году. Сколачивание огромных сумм, необходимых, чтобы платить армиям, вызвало к жизни международную финансовую систему, основанную на ценных бумагах и кредите, и правительства быстро оценили возможность ее использования для различных целей. В течение десятилетия, 1815–1825 было выпущено в обращение больше ценных бумаг, чем за все предшествующее столетие, и Натан Ротшильд постепенно сменил Беринга в качестве главного банковского дома и первого финансового авторитета в Лондоне. Он не имел дел с хрупкими латиноамериканскими режимами, а предпочитал солидные европейские монархии – Австрию, Россию, Пруссию, известные как Священный Союз, и собрал для них огромную сумму в 1822 году. Через него проходили 7 из 26 займов, полученных зарубежными правительствами в Лондоне с 1818 по 1832 год и еще один – совместно с другими банкирами, то есть, на его долю приходилось 21 миллион фунтов, или 39% от всей суммы. В Вене Ротшильды продавали боны для Габсбургов, давали советы Меттерниху и строили первую австрийскую железную дорогу. Первая французская железная дорога была построена парижским банком «Бр. Ротшильд», который финансировал последовательно Бурбонов, орлеанскую династию и бонапартистов, а также нового короля Бельгии. Во Франкфурте они обслуживали добрую дюжину немецких тронов. В Неаполе собирали деньги для местного правительства, Сардинии, Сицилии и папских областей. Суммарный капитал Ротшильдов неуклонно возрастал с 1,77 млн. фунтов в 1818 году до 4,3 млн. в 1828 году и 34,35 млн. в 1875 году, из которых Лондонский дом контролировал 6,9 млн. Расширение сети существенно повышало реальную финансовую мощь семьи. Они максимально использовали традиционную еврейскую тягу к сбору и передаче новостей. К середине столетия евреи уже начинали переориентироваться с банков на телеграфные агентства. Пауль Юлиус Рейтер (1816–1899), который был сначала Израелем Беером Иосафатом, оставил банк своего деда в Геттингене, чтобы основать в 1848 году крупнейшее в мире агентство новостей. Адольф Оппер, или как он называл себя Адольф Оппер де Бловиц (1825–1903), пользовался в качестве корреспондента « Таймс» лучшими в Европе сетями связи на базе частных телеграфных линий. Но ни одна газета никогда не обслуживалась важнейшими банковскими новостями лучше, чем Ротшильды. Еще в 1930-е годы они набирали своих курьеров в Фолкстоне; это были потомки тех моряков, которые перевозили во времена Ватерлоо на своих суденышках депеши через Ла-Манш. В отличие от прежних придворных евреев, новая международная компания, созданная Ротшильдами, была неуязвимой для местных атак. В 1819 году, как будто для того, чтобы показать всю иллюзорность прав, только что обретенных евреями, во многих частях Германии начались антисемитские вспышки насилия. Эти бунты, которые прозвали «хеп-хеп» (то ли по боевому кличу крестоносцев, то ли по крикам погонщиков коз из Франконии), не обошлись без нападения на дом Ротшильдов во Франкфурте. И Ротшильды легко перенесли это событие, так же, как и аналогичное нападение во время революции 1848 года. Денег-то там не было! Были только бумаги, гулявшие по миру. Ротшильды завершили процесс, над которым евреи трудились веками, чтобы обезопасить свою законную собственность от насилия. Отныне их богатство оказалась вне досягаемости толпы (и почти вне досягаемости алчных монархов).Натан Майер Ротшильд, финансовый гений, сколотивший состояние фирмы, скончался в 1836 году во Франкфурте буквально на свадьбе своего старшего сына Лионеля и Шарлотты, дочери его брата Карла, возглавлявшего отделение дома в Неаполе. Ротшильды почти всегда вступали в брак друг с другом, если они говорили о «женитьбе на стороне», то имели в виду не брак с неевреями, а за пределами семьи. Целью родственных браков было сохранить приданое внутри фирмы; впрочем, утверждали, что жены обычно приносят с собой то, от чего мужчины хотели бы избавиться, – например, акции южноамериканских железных дорог. Свадьбу Лионеля с Шарлоттой праздновали в старых семейных домах на Юденгассе, где все еще обитала 94-летняя прародительница семьи, урожденная Гудула Шнапперс, которая произвела на свет 19 детей; кстати, после этого дня она прожила еще десятилетие. Смерть Натана была событием большой важности. Почтовый голубь, отправленный в Лондон с сообщением о кончине, был подстрелен над Брайтоном; как утверждают, в письме была одна фраза (зашифрованная): «Он умер». Но его филиал и сердце фирмы «Н. М. Ротшильд» продолжали набирать силу, и это было естественно: Лондон был финансовым центром мира, а Ротшильды – его самой надежной опорой. В течение 16 лет, с 1860 по 1875 год, иностранные правительства получили из Лондона около 700 млн. фунтов. Из 50 банков, которые участвовали в этом, 10 были еврейскими, включая такие важные имена, как Гамбро, Сэмюэл Монтэгю и Гелберт Уэгг. Но Ротшильды играли из всех 50 самую большую (и разнообразную) роль. Неизбежно такой финансовый пул приобретал и политическое влияние. Именно молодой Д’Израэли первым утверждал, что евреи и тори являются естественными союзниками, указывая, что судьбу жизненно важных выборов в Лондоне в июне 1841 и октябре 1843 годов решили голоса евреев; во-вторых, как он отмечал, Ротшильды сумели притащить евреев на выборы в субботу, чтобы обеспечить победу либералу, выступавшему в поддержку антихлебного закона. Глава семейства Лионель лично выиграл место от города в 1847 году (хотя и не мог занять свое место в парламенте до тех пор, пока не были сняты последние ограничения прав евреев в 1858 году), а лидер тори, лорд Джордж Бентинк так писал Дж. У. Крокеру о важности этого голосования: «Выбрав Лионеля Ротшильда одним из своих представителей, город Лондон так ясно выразил общественное мнение, что, как мне думается, партию, выступившую с антиеврейской инициативой, ничего хорошего не ожидает. Ситуация аналогична избранию О’Коннелла в графстве Клер или Уилберфорса в Йоркшире. При этом в Клере решился католический вопрос, в Йоркшире – проблема работорговли, а в Лондоне – еврейский вопрос».Ротшильды, однако, были достаточно мудры, чтобы не форсировать решения ни этого вопроса, ни какого-либо иного. Они знали, что время – на их стороне, и готовы были ждать. Они терпеть не могли злоупотреблять своей финансовой мощью или даже демонстрировать ее. Коллективно Ротшильды всегда предпочитали мир, как и следовало ожидать. Филиалы в отдельности стремились поддерживать политику своих стран, в чем также был свой резон. В Британии, где, пожалуй, у них было больше всего возможностей при желании воспользоваться своим влиянием, они почти никогда не пытались подталкивать правительство, о чем свидетельствуют недавно обнаруженные документы. В моменты сомнений в области международных отношений они обычно запрашивали правительство, что бы им, по мнению министров, следовало предпринять. Так было, например, во время Египетского кризиса 1884 года. В сущности, они проводили вполне английскую линию, как бы осуждая деньги как таковые (именуя их обычно «оловом») и вместе с тем используя их для укрепления своего социального положения. Они создали два роскошных «гетто»: одно – городское, другое – загородное. Городское возникло в нижнем углу Пикадилли, где площадь соединяется с Парк-Лейн. Этот процесс начал старый Натан в 1825 году, когда перебрался из помещения «над магазином» в доме № 2 (Гью-Корт) по Сент-Свитинс-Лейн и купил у вдовы банкира, госпожи Каутс, дом № 107 на Пикадилли. Его примеру следовали и другие члены семьи как в Англии, так и на континенте. Его сын Лионель построил в 1860 году дом № 148 на Пикадилли рядом с Эпсли-хаусом, устроив там лучший в Лондоне зал для балов. Освоение дома началось с замужества его дочери Эвелины, которая вышла за своего венского кузена Фердинанда; на свадьбе лично Д’Израэли предложил тост за здоровье невесты. Сам Фердинанд купил дом № 143 и тоже был обладателем знаменитого белого зала для балов. Соседний дом под номером 142 принадлежал его сестре Элис. Позади этих домов Леопольд де Ротшильд приобрел дом № 5 по Хэмилтон-Плейс. За углом, в доме № 1 по Симор-Плейс, проживал знаменитый дэнди Альфред де Ротшильд. Дом № 107, с которого все началось, достался по наследству Ханне Ротшильд, которая вышла за лорда Роузбери. Что касается загородного дома, то старый Натан заплатил в 1835 году 20 000 фунтов за Ганнерсбери, вблизи Эктона. Но это был «фальстарт». По-настоящему сельское гетто началось с того, что его вдова купила дом возле Ментмора, в долине Эйлсбери, в Букингемшире. Постепенно все они устроились в этой части графства, прихватив и часть соседнего Гертфордшира. Барон Майер Ротшильд построил Ментмор Тауэрс по образцу Воллатона. Сэр Энтони де Ротшильд въехал в Астон Клинтон. В 1873 году Лионель купил Тринг в Хертфордшире за 250 000 фунтов. Ему принадлежало также имение в Халтоне площадью 1400 акров, позднее доставшееся Альфреду де Ротшильду. Потом появился еще и дом Леопольда де Ротшильда (Аскотт) в Уинге вблизи от Лейтон-Баззард. В 1870-х годах барон Фердинанд построил Уодсдон, в дополнение к домам в Лейтон-Баззард и Верхнем Вингендоне. Его сестре Элис принадлежал Эйтроп-Прайори. Таким вот образом Долина Эйлсбери стала «Страной Ротшильдов». Они владели там 30 000 акров земли и представляли этот район в парламенте с 1865 по 1923 год. Сельской столицей был Тринг, где сын и наследник Лионеля Натан довел размеры владения до 15 000 акров. Он стал первым лордом Ротшильдом и лордом-лейтенантом Букингемшира. В лучших еврейских традициях он превратил Тринг в миниатюрную страну процветания. Он организовал снабжение окрестностей водой и электричеством, финансировал создание пожарной охраны, библиотеки, огородных наделов, медицинской службы и даже… собачьего кладбища; к услугам работавших у него были места отдыха, пенсионная схема, производственное обучение, защита от безработицы, обеды и вечеринки. Его хозяйственные работники и все население занимались племенным делом, лесоводством, конкурсами овец и экспериментами в области консервирования продуктов. Отец лорда Ротшильда, Лионель, осуществлял надзор за использованием многих правительственных займов, которые шли, например, на помощь ирландским голодающим, Крымскую войну, приобретение акций Суэцкого канала. Они были очень близки с Д’Израэли, гораздо ближе, чем признавались, причем и в Сити и в общественной жизни. Он считался бескорыстным; по крайней мере, известно, что он предпочел упустить потенциальную прибыль в 2 миллиона фунтов, но зато не связываться со 100-миллионным займом для антисемитского русского правительства. Он был в прекрасных отношениях с Гладстоном и его секретарем по иностранным делам лордом Грэнвилем. Но прекрасно ладил и с тори. Он превратил лорда Рандольфа Черчилля из шумного защитника «еврейских интересов» в респектабельного филосемита. Содействовал трансформации и Э. Дж. Бальфура, сделав его, пожалуй, наиболее эффективным другом евреев среди британцев за все времена. Он был неофициальным представителем Сити со смерти отца (1879) и до собственной (1915). Рассказывая о нем, его внучатая племянница Мириам Ротшильд высказывает мнение, что в мире он, пожалуй, пользовался влиянием большим, чем любой другой еврей с древних времен. «Я хотел бы знать, – спрашивал риторически Ллойд-Джордж в своей речи в Лайм-Хаусе в 1909 году, – не является ли лорд Ротшильд диктатором нашей страны?» Ни в коем случае – он просто обладал невероятной властью. В 1915 году, когда он лежал на смертном одре в своем доме № 148 на Пикадилли, к нему пришел лорд Холдейн (временно возглавлявший Форин-офис) и попросил остановить некое нейтральное судно, которое везло в Германию золото. Он сказал: «Это совсем несложно» и нацарапал соответствующую инструкцию на оборотной стороне какого-то конверта. Ротшильд был популярен потому, что его щедрые акты благотворительности были не только мудрыми и систематичными, но и эксцентричными. Вполне, скажем, могло случиться, что на детей, помахавших его карете, посыплется дождь блестящих полусоверенов. Его жена Эмма склонна была видеть в этом акте что-то «оскорбительно-равнодушное», но он отвечал, что у детей – иная точка зрения, и был прав: одна старушка из Тринга рассказывала Мириам Ротшильд, что запомнила такой случай на всю жизнь. Ротшильды нравились англичанам не столько потому, что у них была превосходная конюшня, сколько потому, что «они никогда не натягивали поводья». Простой народ ничего не имел против того, что шеф-повар леди Ротшильд, Гросстефен Сеньор, возможно, лучший в мире, платил только по счетам рыботорговца 5000 фунтов в год. Извозчикам Ист-Энда, услугами которых он пользовался, Ротшильд на каждое Рождество дарил по паре фазанов. Когда он умер, уличные торговцы повесили черный креп на свои тележки. Газета «Пэлл-Мэлл Газет» писала: «Жизни лорда Ротшильда Великобритания обязана тем, что избежала целого букета расовых предрассудков… которые отравили существование многим странам на протяжении жизни последнего поколения. Он был одновременно и Князем Израиля и англичанином, которым Англия была вправе гордиться».Дизраэли первым осознал, что жизненная философия Ротшильда, который искренне радовался своим еврейским качествам, включая искусство делать деньги (и столь же радостно их тратить), достойна того, чтобы говорить о ней. В самом начале своей карьеры он пользовался гостеприимством в Ганнерсбери и как-то писал своей сестре Ханне (1843): «Наш старый друг – Элли заждалась меня и притащила такую здоровенную черепаху, какой мне бы ни за что не достать». Дизраэли считал, что Ротшильды представляют огромную ценность для еврейской нации, которую нужно использовать как только возможно. В 1844 году он опубликовал свой роман «Конингсби»; кстати, в том же году у Маркса, как мы увидим, сформировалось абсолютно неконструктивное отношение к «еврейскому вопросу». В этой книге в роли всевидящего ментора выступает еврейский супермен Сидония, которого Дизраэли откровенно списывал с Лионеля Ротшильда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101