– Бриони опустилась на колени и склонила голову в молитве.
Казалось, она должна быть на седьмом небе от счастья, но вместо этого у нее закружилась голова. Как только страшная опасность миновала, оцепенение, помогавшее принцессе держать себя в руках, моментально исчезло. Девушка попыталась встать, но зашаталась и стала падать. Чавен и один из стражников подхватили ее.
– Мы выживем, – прошептала она.
– Да, принцесса, – ответил врач. – Однако сейчас вы отправитесь в постель.
– Но Баррик!..
Комната по-прежнему вращалась перед ее глазами.
– Я скажу ему, что вы придете, как только начнет светать. Скорее всего, он уже спит.
– Чавен, передайте брату, что я люблю его.
– Непременно, – пообещал Чавен.
Бриони позволила уложить себя в постель. Она думала о бедном Кендрике, чье тело сейчас находилось в руках девственных жриц Керниоса. Стены комнаты продолжали медленно кружиться вокруг принцессы, и мысли о брате не смогли придать ей достаточно сил.
– Скажите Баррику… – пыталась выговорить Бриони. – Скажите Баррику…
Но усталость одержала верх, и девушка уснула.
11. НЕВЕСТА БОГА
ЯГОДЫ
Белые, как кость, красные, как кровь,
Красные, как угольки, белые, как день.
Неужели среди них нет сладких?
Из «Оракулов падающих костей»
Автарка окружали роскошь и великолепие, во много раз превосходящие все богатство каменного храма Улья. Отделанный черно-белой плиткой Тронный зал был до отказа заполнен людьми: воинами, купцами, вельможами и слугами Бесценного. С потолка смотрели изображения богов. Сам автарк восседал в центре на Соколином троне. Перья, выточенные из драгоценных топазов, покрывали огромную птичью голову над троном, а глаза птицы были сделаны из красной яшмы. Раскрытый позолоченный клюв гигантского сокола отбрасывал тень на Сулеписа Бишаха ам-Ксиса III. Автарка окружали «леопарды» – его гвардейцы, а тех, в свою очередь, обступили знаменитые перикалезские наемники – «белые гончие». Это было уже второе или третье поколение «белых гончих»: их предков взяли в плен в великом морском сражении воины дедушки нынешнего автарка. Мало кто из «гончих» знал язык Перикала, но белокожих женщин у повелителя огромного континента Ксанд было достаточно, а потому и кожа, и волосы воинов по-прежнему оставались светлыми, как у их предков. Впрочем, северяне в любом случае выглядели странно: даже испуганной и смущенной Киннитан они куда больше напомнили медведей, которых она видела на картинках, нежели гончих. У них у всех были очень широкие плечи, длинные волосы и бороды.
Киннитан заметила, как из-за спины перикалезца на нее смотрит один из «леопардов». Прикрепленный к шлему длинный черный хвост свидетельствовал о том, что это не простой воин. У «леопарда» был суровый взгляд, а искусно изготовленные доспехи подчеркивали ширину его плеч. Испугавшись, что совершила ошибку, Киннитан опустила глаза.
Когда она подняла взор, толпа придворных отходила от Соколиного трона. Они отступали назад, кланяясь и взмахивая руками, и Киннитан вновь увидела автарка. Молодой бог во плоти, откинувшись назад и глядя на распростертый над его головой клюв, почесывал нос, словно находился в зале один. На руках у него сверкали золотые напалечники – подобно крошечным стражникам, они защищали живого бога от всего, что его окружало. Таково правило – непреложное, как голубое небо: автарк не должен прикасаться ни к чему нечистому.
Мать Киннитан опять заплакала. Сама девушка хоть и была напугана, но поведения матери не понимала. Она толкнула ее локтем в бок, допустив немыслимую дерзость для дочери.
– Прекрати, – шепотом велела девушка, хотя это считалось невероятной грубостью.
– Мы так счастливы! – ответила мать, хлюпая носом. «Мы?»
Киннитан пребывала в ужасе и от того, что ее избрали, и от необычности происходящего. Несмотря на понятную гордость – ведь ей удалось привлечь внимание самого могущественного человека на земле! – девушка твердо знала: она не хочет выходить замуж за автарка. В нем было нечто пугающее. Киннитан не могла сказать, что именно, но дело не в его безграничной власти и не в странных жестоких причудах, о которых ей приходилось слышать. Она рассмотрела в его глазах то, чего не встречала раньше у людей. Такой взгляд она когда-то видела у лошади, сбросившей седока. Всадник запутался ногой в стремени, а лошадь тащила его по людной базарной площади, пока он не умер. Один из солдат навсегда успокоил ту лошадь стрелой, но голову упавшего человека уже размозжило о мостовую. Когда лошадь умирала с кровавой пеной на губах, Киннитан увидела ее глаз, вращавшийся в глазнице. Это был взгляд существа, больше не различающего реальности.
Именно такие глаза были у автарка, хотя выглядел он абсолютно спокойным и происходящее его явно развлекало. Киннитан совершенно не хотела принадлежать ему, ложиться с ним в постель, раздеваться для него, ощущать его прикосновения, пускать его в себя, пусть даже он и был воплощением бога на земле. От одной мысли обо всем этом девушку начинала бить дрожь.
Впрочем, у нее не оставалось выбора. Отказаться значит умереть. Но хуже всего то, что перед этим и отца, и мать, и сестер убьют у нее на глазах, и их смерть, как она подозревала, не будет быстрой.
– Где родители девушки-пчелы? – вдруг спросил автарк. При звуке его голоса все смолкли. Кто-то тихонько кашлянул от напряжения.
– Они пред тобой, Бесценный, – ответил пожилой мужчина в церемониальных одеждах из серебристой ткани.
Он указал туда, где отец и мать Киннитан распростерлись на каменном полу. Девушка вдруг осознала, что не приняла должной смиренной позы, и опустила голову. Она догадалась, что человек в серебристых одеждах – это Пиннимон Вэш, старший министр.
– Подведи их ко мне, – приказал автарк. Голос его был твердым и довольно высоким. Кто-то снова кашлянул. В абсолютной тишине, наступившей после последних слов живого бога, звук этот показался очень громким. Как хорошо, что родители Киннитан молчали.
– Согласны ли вы отдать вашу дочь в невесты богу? – спросил министр у отца и матери Киннитан.
Они сгорбились и не решались поднять глаза. Несмотря на собственные страдания, девушке стало стыдно за отца. Чешрет был священником и имел право стоять перед алтарем Нуша-Ша – почему же он не в силах смотреть в глаза автарку?
– Согласны… мы согласны, – ответил отец. – Для нас это такая честь… что… мы…
– Да-да, конечно. – Золотым пальцем автарк постучал по деревянному сундучку. – Отдайте им деньги, Джеддин, и пошлите людей, чтобы помочь добраться до дома.
Один из «леопардов» – тот, что смотрел на нее недавно, – отдал команду, и двое воинов с мушкетами вышли вперед. Они подняли сундучок; видно было, что он очень тяжелый.
– Стоимость десяти лошадей в серебре, – объявил автарк. – Щедрая плата за честь ввести вашу дочь в мой дом. Вы согласны?
Солдаты с сундучком уже пошли к выходу. Родители Киннитан неуклюже последовали за ними, стараясь не упускать добычу из виду, но при этом не смея повернуться спиной к автарку.
– Вы так добры, повелитель Поднебесья, – ответил отец, не переставая кланяться. – Это слишком большая честь для нашего дома…
Мать Киннитан снова зарыдала. Наконец они покинули зал.
– Итак… – начал автарк. Кто-то снова кашлянул, и он поморщился: – Кто это? Подведите его ко мне.
Трое «леопардов» спустились с возвышения и пошли через зал, подняв начищенные мушкеты. Толпа расступалась перед ними. Потом они вернулись к автарку, таща за собой хрупкого молодого человека. Толпа отступила еще дальше, будто молодой человек страдал страшной болезнью. Впрочем, по-видимому, так оно и было, раз он рассердил живого бога.
– Ты, наверное, ненавидишь меня, раз позволяешь себе прерывать мои речи кашлем? – спросил автарк.
Когда солдаты отпустили молодого человека, тот рухнул на колени и в ответ на слова повелителя лишь тряс головой и плакал от страха. Лицо его посерело.
– Кто ты? – продолжал автарк.
Но молодой человек не в силах был выдавить из себя ни слова. Старший министр, откашлявшись, ответил за него:
– Он писарь, ведет бухгалтерские книги в министерстве финансов. Он хорошо считает.
– Это умеют делать тысячи торговцев на птичьем рынке. Думаю, его следует убить. Ты можешь сказать что-нибудь в его защиту, Вэш? Он злоупотребил моим терпением.
– Вы правы, Бесценный. Он злоупотребил вашим терпением. – Старший министр развел руками, словно бесконечно сожалел о случившемся. – В его защиту могу сказать одно: он очень старательный работник, и его любят другие писари.
– Правда?
Автарк разглядывал искусно выложенный плиткой потолок и длинным пальцем почесывал нос. Похоже, ему изрядно надоел этот диалог.
– Ладно, вот мой приговор, – объявил он. – «Леопарды», уведите провинившегося. Поколотите его железными прутьями и переломайте ему кости. Если после этого он выживет, пусть его друзья из министерства финансов заботятся о нем, кормят его… ну и так далее. Посмотрим, насколько сильна их дружба.
Огромная толпа одобрительно загудела, восхищенная мудростью автарка, а Киннитан с трудом сдержала крик ужаса. Молодого человека подхватили за руки и потащили. Ноги его волочились по полу, и за ним оставался мокрый след, словно за улиткой. Он потерял сознание. Трое слуг бросились суетливо вытирать каменный пол.
– Так вот, девушка… – произнес автарк все еще раздраженным тоном.
Сердце Киннитан сильно забилось. Неужели она больше не нужна ему? Не собирается ли он убить и ее? Автарк только что купил ее у родителей, как цыпленка на рынке, и теперь никто пальцем не пошевельнет, чтобы спасти ее жизнь.
– Встань рядом со мной, – приказал он.
Ей удалось заставить себя подняться по ступеням на возвышение. Она подошла к Соколиному трону и опустилась на колени, несказанно радуясь тому, что не чувствует при этом дрожи в ногах. Девушка прижалась лбом к прохладному камню, страстно желая, чтобы время остановилось. Если бы она могла навеки остаться на этом месте и никогда не узнать о том, что ожидает ее в будущем! Сильный сладкий запах заполнял воздух, и Киннитан боялась, что он заставит ее чихнуть. Невесту окружила толпа священнослужителей. Они брызгали на нее благовониями из бронзовых чаш, чтобы пропитать девушку ароматом, достойным автарка. Она видела все это из-под полуприкрытых век.
– Тебе очень повезло, девочка, – шепнул ей Пиннимон Вэш. – Тебя возвысили над всеми женщинами на земле. Ты это понимаешь?
– Да, господин. Конечно, господин.
Она еще крепче прижалась лбом к камню, чувствуя, как тело покрывает холодный пот. Родители продали ее автарку, даже не спросив, что с нею будет. Интересно, сможет ли она разбить голову о плитки пола и умереть прежде, чем ее остановят? Ей совсем не хотелось становиться женой повелителя мира. Достаточно взглянуть на его странное лицо с птичьими глазами, как сердце замирает в груди. Киннитан находилась совсем близко от автарка, и ей казалось, что она чувствует жар его тела, словно он – железная статуя, простоявшая целый день на солнце. Она представила, как длинные пальцы царапают золотыми напалечниками ее кожу, как над ней склоняется лицо повелителя…
– Поднимись.
Это произнес сам автарк. Киннитан встала и покачнулась так резко, что старший министр был вынужден сухой старческой рукой поддержать ее за локоть. Бесцветные глаза живого бога скользнули по телу и лицу девушки, потом снова по телу. Во взгляде не было страсти, не было ничего человеческого: она чувствовала себя тушей, висящей на крюке в магазине мясника.
– Она немного худа, но не уродлива, – заявил автарк. – Теперь она должна жить в обители Уединения. Отдайте ее старой Кузи и скажите, что за девочкой нужен особый, очень тщательный уход. Пангиссир объяснит, что от нее требуется.
К своему удивлению, Киннитан сумела поднять взгляд и посмотреть автарку прямо в глаза. Как будто со стороны она услышала собственный голос:
– Повелитель, я не знаю, почему ты выбрал меня, но я сделаю все, чтобы услужить тебе.
– Да, ты будешь хорошо мне служить, – согласился он и засмеялся странным смехом, похожим на детский.
– Могу ли я обратиться к тебе с просьбой, о повелитель?
– Ты должна называть повелителя воплощением бога на земле или Бесценным, – строго заметил старший министр.
Собравшиеся начали перешептываться, удивленные ее дерзостью.
– Бесценный, могу ли я попросить тебя?
– Можешь.
– Могу ли я попрощаться с моими сестрами в Улье, с моими подругами? Они были очень добры ко мне.
Он некоторое время пристально смотрел на нее, потом кивнул.
– Джеддин, выдели стражников, чтобы они сопровождали ее для прощания и помогли взять из храма все, что она пожелает. Потом она должна поселиться в обители Уединения. – Он чуть прищурил блеклые глаза. – Может быть, ты не рада той чести, что я оказал тебе, девушка?
– Я… я очень потрясена, Бесценный. У меня не хватает слов, чтобы выразить, насколько я счастлива.
Киннитан стало по-настоящему страшно. Ей с трудом удавалось говорить так, чтобы автарк ее слышал, хотя их разделяли лишь несколько шагов. До остальных собравшихся в зале звук голоса девушки не долетал вовсе.
Киннитан шла по коридорам дворца-сада в сопровождении «леопардов». Она слышала об этом дворце раньше, а теперь он станет ее домом на всю оставшуюся жизнь. Мысли кружились в голове, словно пары фимиама.
«Почему он хочет именно меня? Он ни разу не видел меня до сегодняшнего дня. Он сказал „не уродлива“? Так говорят, когда женятся по сговору. Но ведь у меня ничего нет. Мои родители – никто! Почему среди сотен других девушек он выбрал именно меня?..»
Джеддин – мускулистый воин с серьезным лицом, капитан отряда «леопардов» – пристально смотрел на Киннитан. Вероятно, он давно уже ее разглядывал, но заметила она это только сейчас.
– Госпожа, я прошу прощения, – заговорил он. – Я не могу дать вам много времени на прощание. Нас ожидают в обители Уединения.
Она кивнула. У Джеддина был жесткий взгляд, но блеск его глаз казался более человечным, чем у других солдат, стоявших позади автарка.
Девушки в Улье уже знали о ее приходе.
«Возможно, таково предсказание оракула», – подумала она с горечью и болью.
Она уходила от золотых пчел, и это ее пугало. Страшно менять девичий приют Улья на тюрьму обители Уединения, где жили одни женщины. Несмотря на оказанную ей честь избрания, нельзя сказать, что перемены ведут к лучшему.
Видно было, что главная жрица Раган гордится ею, но все же прощание вышло прохладным.
– Для нас это большая честь, – сказала Раган, целуя Киннитан в обе щеки, прежде чем вернуться в свои покои.
А вот Криссу искренне огорчало расставание с Киннитан, хотя лицо старшей послушницы светилось от гордости.
– Еще никто не переходил из Улья в обитель Уединения, – говорила она, и глаза ее сияли религиозным экстазом, так же как при разговоре со священными пчелами.
Девушка подумала: может быть, Крисса, считавшая это избрание прекрасным, мечтала сама оказаться на ее месте? Киннитан с радостью согласилась бы на такое.
– Тебе действительно нужно уходить? – Дани плакала. Она и радовалась, и волновалась не меньше Криссы. – Почему тебе нельзя жить с нами, пока все не свершится?
– Не говори глупостей, Даньяза, – прервала ее старшая послушница. – Женщина, назначенная в жены автарку, не может жить в Улье. А вдруг кто-то… а вдруг она… – Крисса нахмурилась. – Нельзя, и все тут. Он – воплощение бога на земле!
Когда старшая послушница ушла, Киннитан начала собирать свои вещи и складывать их в мешок: костяную резную расческу, подаренную ей матерью в день призвания к священным пчелам, бусы из полированного камня – от братьев, крошечное металлическое зеркальце – от сестры, нарядное платье, что она не надевала со дня посвящения в сестры Улья. Она размышляла над вопросами Дани, но так и не нашла что ответить подруге. Киннитан не имела понятия, что ее ждет впереди, почему заметили и избрали именно ее. Но одно она знала наверняка: отныне она больше не была человеком, по крайней мере для сестер Улья. Она стала историей.
«Теперь я – та девушка, которую заметил и выбрал автарк. Они будут говорить обо мне всю ночь. Будут гадать, не произойдет ли нечто подобное еще раз – может быть, с кем-то из них. Для них это замечательная романтическая история, как старая сказка про Дасмета и девушку без тени».
– Не забывайте меня, – неожиданно для себя самой попросила Киннитан.
Дани изумленно взглянула на нее.
– Забыть тебя? Кин-я, это же невозможно!..
– Нет, я не о том. Не забывайте настоящую Киннитан. Не сочиняйте про меня глупых историй. – Она взглянула на подружку, умолкшую от изумления. – Я очень боюсь, Дани.
– Выходить замуж совсем не страшно, – сказала подруга. – Старшая сестра говорила мне… – Она вдруг испуганно замолчала. – Интересно, боги делают это так же, как люди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Казалось, она должна быть на седьмом небе от счастья, но вместо этого у нее закружилась голова. Как только страшная опасность миновала, оцепенение, помогавшее принцессе держать себя в руках, моментально исчезло. Девушка попыталась встать, но зашаталась и стала падать. Чавен и один из стражников подхватили ее.
– Мы выживем, – прошептала она.
– Да, принцесса, – ответил врач. – Однако сейчас вы отправитесь в постель.
– Но Баррик!..
Комната по-прежнему вращалась перед ее глазами.
– Я скажу ему, что вы придете, как только начнет светать. Скорее всего, он уже спит.
– Чавен, передайте брату, что я люблю его.
– Непременно, – пообещал Чавен.
Бриони позволила уложить себя в постель. Она думала о бедном Кендрике, чье тело сейчас находилось в руках девственных жриц Керниоса. Стены комнаты продолжали медленно кружиться вокруг принцессы, и мысли о брате не смогли придать ей достаточно сил.
– Скажите Баррику… – пыталась выговорить Бриони. – Скажите Баррику…
Но усталость одержала верх, и девушка уснула.
11. НЕВЕСТА БОГА
ЯГОДЫ
Белые, как кость, красные, как кровь,
Красные, как угольки, белые, как день.
Неужели среди них нет сладких?
Из «Оракулов падающих костей»
Автарка окружали роскошь и великолепие, во много раз превосходящие все богатство каменного храма Улья. Отделанный черно-белой плиткой Тронный зал был до отказа заполнен людьми: воинами, купцами, вельможами и слугами Бесценного. С потолка смотрели изображения богов. Сам автарк восседал в центре на Соколином троне. Перья, выточенные из драгоценных топазов, покрывали огромную птичью голову над троном, а глаза птицы были сделаны из красной яшмы. Раскрытый позолоченный клюв гигантского сокола отбрасывал тень на Сулеписа Бишаха ам-Ксиса III. Автарка окружали «леопарды» – его гвардейцы, а тех, в свою очередь, обступили знаменитые перикалезские наемники – «белые гончие». Это было уже второе или третье поколение «белых гончих»: их предков взяли в плен в великом морском сражении воины дедушки нынешнего автарка. Мало кто из «гончих» знал язык Перикала, но белокожих женщин у повелителя огромного континента Ксанд было достаточно, а потому и кожа, и волосы воинов по-прежнему оставались светлыми, как у их предков. Впрочем, северяне в любом случае выглядели странно: даже испуганной и смущенной Киннитан они куда больше напомнили медведей, которых она видела на картинках, нежели гончих. У них у всех были очень широкие плечи, длинные волосы и бороды.
Киннитан заметила, как из-за спины перикалезца на нее смотрит один из «леопардов». Прикрепленный к шлему длинный черный хвост свидетельствовал о том, что это не простой воин. У «леопарда» был суровый взгляд, а искусно изготовленные доспехи подчеркивали ширину его плеч. Испугавшись, что совершила ошибку, Киннитан опустила глаза.
Когда она подняла взор, толпа придворных отходила от Соколиного трона. Они отступали назад, кланяясь и взмахивая руками, и Киннитан вновь увидела автарка. Молодой бог во плоти, откинувшись назад и глядя на распростертый над его головой клюв, почесывал нос, словно находился в зале один. На руках у него сверкали золотые напалечники – подобно крошечным стражникам, они защищали живого бога от всего, что его окружало. Таково правило – непреложное, как голубое небо: автарк не должен прикасаться ни к чему нечистому.
Мать Киннитан опять заплакала. Сама девушка хоть и была напугана, но поведения матери не понимала. Она толкнула ее локтем в бок, допустив немыслимую дерзость для дочери.
– Прекрати, – шепотом велела девушка, хотя это считалось невероятной грубостью.
– Мы так счастливы! – ответила мать, хлюпая носом. «Мы?»
Киннитан пребывала в ужасе и от того, что ее избрали, и от необычности происходящего. Несмотря на понятную гордость – ведь ей удалось привлечь внимание самого могущественного человека на земле! – девушка твердо знала: она не хочет выходить замуж за автарка. В нем было нечто пугающее. Киннитан не могла сказать, что именно, но дело не в его безграничной власти и не в странных жестоких причудах, о которых ей приходилось слышать. Она рассмотрела в его глазах то, чего не встречала раньше у людей. Такой взгляд она когда-то видела у лошади, сбросившей седока. Всадник запутался ногой в стремени, а лошадь тащила его по людной базарной площади, пока он не умер. Один из солдат навсегда успокоил ту лошадь стрелой, но голову упавшего человека уже размозжило о мостовую. Когда лошадь умирала с кровавой пеной на губах, Киннитан увидела ее глаз, вращавшийся в глазнице. Это был взгляд существа, больше не различающего реальности.
Именно такие глаза были у автарка, хотя выглядел он абсолютно спокойным и происходящее его явно развлекало. Киннитан совершенно не хотела принадлежать ему, ложиться с ним в постель, раздеваться для него, ощущать его прикосновения, пускать его в себя, пусть даже он и был воплощением бога на земле. От одной мысли обо всем этом девушку начинала бить дрожь.
Впрочем, у нее не оставалось выбора. Отказаться значит умереть. Но хуже всего то, что перед этим и отца, и мать, и сестер убьют у нее на глазах, и их смерть, как она подозревала, не будет быстрой.
– Где родители девушки-пчелы? – вдруг спросил автарк. При звуке его голоса все смолкли. Кто-то тихонько кашлянул от напряжения.
– Они пред тобой, Бесценный, – ответил пожилой мужчина в церемониальных одеждах из серебристой ткани.
Он указал туда, где отец и мать Киннитан распростерлись на каменном полу. Девушка вдруг осознала, что не приняла должной смиренной позы, и опустила голову. Она догадалась, что человек в серебристых одеждах – это Пиннимон Вэш, старший министр.
– Подведи их ко мне, – приказал автарк. Голос его был твердым и довольно высоким. Кто-то снова кашлянул. В абсолютной тишине, наступившей после последних слов живого бога, звук этот показался очень громким. Как хорошо, что родители Киннитан молчали.
– Согласны ли вы отдать вашу дочь в невесты богу? – спросил министр у отца и матери Киннитан.
Они сгорбились и не решались поднять глаза. Несмотря на собственные страдания, девушке стало стыдно за отца. Чешрет был священником и имел право стоять перед алтарем Нуша-Ша – почему же он не в силах смотреть в глаза автарку?
– Согласны… мы согласны, – ответил отец. – Для нас это такая честь… что… мы…
– Да-да, конечно. – Золотым пальцем автарк постучал по деревянному сундучку. – Отдайте им деньги, Джеддин, и пошлите людей, чтобы помочь добраться до дома.
Один из «леопардов» – тот, что смотрел на нее недавно, – отдал команду, и двое воинов с мушкетами вышли вперед. Они подняли сундучок; видно было, что он очень тяжелый.
– Стоимость десяти лошадей в серебре, – объявил автарк. – Щедрая плата за честь ввести вашу дочь в мой дом. Вы согласны?
Солдаты с сундучком уже пошли к выходу. Родители Киннитан неуклюже последовали за ними, стараясь не упускать добычу из виду, но при этом не смея повернуться спиной к автарку.
– Вы так добры, повелитель Поднебесья, – ответил отец, не переставая кланяться. – Это слишком большая честь для нашего дома…
Мать Киннитан снова зарыдала. Наконец они покинули зал.
– Итак… – начал автарк. Кто-то снова кашлянул, и он поморщился: – Кто это? Подведите его ко мне.
Трое «леопардов» спустились с возвышения и пошли через зал, подняв начищенные мушкеты. Толпа расступалась перед ними. Потом они вернулись к автарку, таща за собой хрупкого молодого человека. Толпа отступила еще дальше, будто молодой человек страдал страшной болезнью. Впрочем, по-видимому, так оно и было, раз он рассердил живого бога.
– Ты, наверное, ненавидишь меня, раз позволяешь себе прерывать мои речи кашлем? – спросил автарк.
Когда солдаты отпустили молодого человека, тот рухнул на колени и в ответ на слова повелителя лишь тряс головой и плакал от страха. Лицо его посерело.
– Кто ты? – продолжал автарк.
Но молодой человек не в силах был выдавить из себя ни слова. Старший министр, откашлявшись, ответил за него:
– Он писарь, ведет бухгалтерские книги в министерстве финансов. Он хорошо считает.
– Это умеют делать тысячи торговцев на птичьем рынке. Думаю, его следует убить. Ты можешь сказать что-нибудь в его защиту, Вэш? Он злоупотребил моим терпением.
– Вы правы, Бесценный. Он злоупотребил вашим терпением. – Старший министр развел руками, словно бесконечно сожалел о случившемся. – В его защиту могу сказать одно: он очень старательный работник, и его любят другие писари.
– Правда?
Автарк разглядывал искусно выложенный плиткой потолок и длинным пальцем почесывал нос. Похоже, ему изрядно надоел этот диалог.
– Ладно, вот мой приговор, – объявил он. – «Леопарды», уведите провинившегося. Поколотите его железными прутьями и переломайте ему кости. Если после этого он выживет, пусть его друзья из министерства финансов заботятся о нем, кормят его… ну и так далее. Посмотрим, насколько сильна их дружба.
Огромная толпа одобрительно загудела, восхищенная мудростью автарка, а Киннитан с трудом сдержала крик ужаса. Молодого человека подхватили за руки и потащили. Ноги его волочились по полу, и за ним оставался мокрый след, словно за улиткой. Он потерял сознание. Трое слуг бросились суетливо вытирать каменный пол.
– Так вот, девушка… – произнес автарк все еще раздраженным тоном.
Сердце Киннитан сильно забилось. Неужели она больше не нужна ему? Не собирается ли он убить и ее? Автарк только что купил ее у родителей, как цыпленка на рынке, и теперь никто пальцем не пошевельнет, чтобы спасти ее жизнь.
– Встань рядом со мной, – приказал он.
Ей удалось заставить себя подняться по ступеням на возвышение. Она подошла к Соколиному трону и опустилась на колени, несказанно радуясь тому, что не чувствует при этом дрожи в ногах. Девушка прижалась лбом к прохладному камню, страстно желая, чтобы время остановилось. Если бы она могла навеки остаться на этом месте и никогда не узнать о том, что ожидает ее в будущем! Сильный сладкий запах заполнял воздух, и Киннитан боялась, что он заставит ее чихнуть. Невесту окружила толпа священнослужителей. Они брызгали на нее благовониями из бронзовых чаш, чтобы пропитать девушку ароматом, достойным автарка. Она видела все это из-под полуприкрытых век.
– Тебе очень повезло, девочка, – шепнул ей Пиннимон Вэш. – Тебя возвысили над всеми женщинами на земле. Ты это понимаешь?
– Да, господин. Конечно, господин.
Она еще крепче прижалась лбом к камню, чувствуя, как тело покрывает холодный пот. Родители продали ее автарку, даже не спросив, что с нею будет. Интересно, сможет ли она разбить голову о плитки пола и умереть прежде, чем ее остановят? Ей совсем не хотелось становиться женой повелителя мира. Достаточно взглянуть на его странное лицо с птичьими глазами, как сердце замирает в груди. Киннитан находилась совсем близко от автарка, и ей казалось, что она чувствует жар его тела, словно он – железная статуя, простоявшая целый день на солнце. Она представила, как длинные пальцы царапают золотыми напалечниками ее кожу, как над ней склоняется лицо повелителя…
– Поднимись.
Это произнес сам автарк. Киннитан встала и покачнулась так резко, что старший министр был вынужден сухой старческой рукой поддержать ее за локоть. Бесцветные глаза живого бога скользнули по телу и лицу девушки, потом снова по телу. Во взгляде не было страсти, не было ничего человеческого: она чувствовала себя тушей, висящей на крюке в магазине мясника.
– Она немного худа, но не уродлива, – заявил автарк. – Теперь она должна жить в обители Уединения. Отдайте ее старой Кузи и скажите, что за девочкой нужен особый, очень тщательный уход. Пангиссир объяснит, что от нее требуется.
К своему удивлению, Киннитан сумела поднять взгляд и посмотреть автарку прямо в глаза. Как будто со стороны она услышала собственный голос:
– Повелитель, я не знаю, почему ты выбрал меня, но я сделаю все, чтобы услужить тебе.
– Да, ты будешь хорошо мне служить, – согласился он и засмеялся странным смехом, похожим на детский.
– Могу ли я обратиться к тебе с просьбой, о повелитель?
– Ты должна называть повелителя воплощением бога на земле или Бесценным, – строго заметил старший министр.
Собравшиеся начали перешептываться, удивленные ее дерзостью.
– Бесценный, могу ли я попросить тебя?
– Можешь.
– Могу ли я попрощаться с моими сестрами в Улье, с моими подругами? Они были очень добры ко мне.
Он некоторое время пристально смотрел на нее, потом кивнул.
– Джеддин, выдели стражников, чтобы они сопровождали ее для прощания и помогли взять из храма все, что она пожелает. Потом она должна поселиться в обители Уединения. – Он чуть прищурил блеклые глаза. – Может быть, ты не рада той чести, что я оказал тебе, девушка?
– Я… я очень потрясена, Бесценный. У меня не хватает слов, чтобы выразить, насколько я счастлива.
Киннитан стало по-настоящему страшно. Ей с трудом удавалось говорить так, чтобы автарк ее слышал, хотя их разделяли лишь несколько шагов. До остальных собравшихся в зале звук голоса девушки не долетал вовсе.
Киннитан шла по коридорам дворца-сада в сопровождении «леопардов». Она слышала об этом дворце раньше, а теперь он станет ее домом на всю оставшуюся жизнь. Мысли кружились в голове, словно пары фимиама.
«Почему он хочет именно меня? Он ни разу не видел меня до сегодняшнего дня. Он сказал „не уродлива“? Так говорят, когда женятся по сговору. Но ведь у меня ничего нет. Мои родители – никто! Почему среди сотен других девушек он выбрал именно меня?..»
Джеддин – мускулистый воин с серьезным лицом, капитан отряда «леопардов» – пристально смотрел на Киннитан. Вероятно, он давно уже ее разглядывал, но заметила она это только сейчас.
– Госпожа, я прошу прощения, – заговорил он. – Я не могу дать вам много времени на прощание. Нас ожидают в обители Уединения.
Она кивнула. У Джеддина был жесткий взгляд, но блеск его глаз казался более человечным, чем у других солдат, стоявших позади автарка.
Девушки в Улье уже знали о ее приходе.
«Возможно, таково предсказание оракула», – подумала она с горечью и болью.
Она уходила от золотых пчел, и это ее пугало. Страшно менять девичий приют Улья на тюрьму обители Уединения, где жили одни женщины. Несмотря на оказанную ей честь избрания, нельзя сказать, что перемены ведут к лучшему.
Видно было, что главная жрица Раган гордится ею, но все же прощание вышло прохладным.
– Для нас это большая честь, – сказала Раган, целуя Киннитан в обе щеки, прежде чем вернуться в свои покои.
А вот Криссу искренне огорчало расставание с Киннитан, хотя лицо старшей послушницы светилось от гордости.
– Еще никто не переходил из Улья в обитель Уединения, – говорила она, и глаза ее сияли религиозным экстазом, так же как при разговоре со священными пчелами.
Девушка подумала: может быть, Крисса, считавшая это избрание прекрасным, мечтала сама оказаться на ее месте? Киннитан с радостью согласилась бы на такое.
– Тебе действительно нужно уходить? – Дани плакала. Она и радовалась, и волновалась не меньше Криссы. – Почему тебе нельзя жить с нами, пока все не свершится?
– Не говори глупостей, Даньяза, – прервала ее старшая послушница. – Женщина, назначенная в жены автарку, не может жить в Улье. А вдруг кто-то… а вдруг она… – Крисса нахмурилась. – Нельзя, и все тут. Он – воплощение бога на земле!
Когда старшая послушница ушла, Киннитан начала собирать свои вещи и складывать их в мешок: костяную резную расческу, подаренную ей матерью в день призвания к священным пчелам, бусы из полированного камня – от братьев, крошечное металлическое зеркальце – от сестры, нарядное платье, что она не надевала со дня посвящения в сестры Улья. Она размышляла над вопросами Дани, но так и не нашла что ответить подруге. Киннитан не имела понятия, что ее ждет впереди, почему заметили и избрали именно ее. Но одно она знала наверняка: отныне она больше не была человеком, по крайней мере для сестер Улья. Она стала историей.
«Теперь я – та девушка, которую заметил и выбрал автарк. Они будут говорить обо мне всю ночь. Будут гадать, не произойдет ли нечто подобное еще раз – может быть, с кем-то из них. Для них это замечательная романтическая история, как старая сказка про Дасмета и девушку без тени».
– Не забывайте меня, – неожиданно для себя самой попросила Киннитан.
Дани изумленно взглянула на нее.
– Забыть тебя? Кин-я, это же невозможно!..
– Нет, я не о том. Не забывайте настоящую Киннитан. Не сочиняйте про меня глупых историй. – Она взглянула на подружку, умолкшую от изумления. – Я очень боюсь, Дани.
– Выходить замуж совсем не страшно, – сказала подруга. – Старшая сестра говорила мне… – Она вдруг испуганно замолчала. – Интересно, боги делают это так же, как люди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84