Поведение слепых как-то не совсем обычно. Ведешь их по у
лице, они стараются идти за тобой гуськом. Все они видят мир его глазами! И
кино они будут видеть его глазами, поэтому он и занял лучшее кресло в цент
ре зала. Они будут видеть экран, не поднимая лица от груди. Они будут видет
ь его, даже отвернувшись от него на 180°.
В зале погас свет, началась демонстрация картины. На экране бушевали стр
асти любви и ненависти; люди стремились к своему счастью самыми различны
ми путями. Ковдин слышал, как совсем рядом шептали, восклицали, радовалис
ь и негодовали.
Окружающие с интересом оглядывались на странных слепых, которые прозре
ли и переживают драму вместе с ними.
Кино кончилось. Ковдин повел всю группу на улицу. И снова вокруг него спор
или, смеялись, обсуждая мир, который для многих открылся впервые.
Он не заметил, как двое слепых, заговорившись, отстали и потерялись. Пошел
дождь, и асфальт стал блестящим, приобрел видимую глубину, в которой отра
жались фонари, рекламы, витрины города. Отражения шевелились, точно длин
ные светящиеся водоросли. Отставшие догнали группу на углу и радостно со
общили Ковину, что все время видели дорогу, по которой шли остальные. Кови
н нахмурился и сказал:
Ц Чудаки! Если бы вы из кино пошли в другую сторону, все равно видели бы то
лько дорогу, по которой я веду всех. Вам просто повезло.
И, шагнув с тротуара на улицу, он громко, для всех, сказал:
Ц Переходим улицу! Не отставайте. И держитесь плотнее.
Слепые дружно зашагали за ним, а он шел и думал о том, как бы сделать к прибо
ру приставку, чтобы никто не мог потеряться. Иначе ведущий только и будет
следить за своими подопечными. А они будут видеть совсем не то, что перед н
ими находится. Мысли эти так захватили его, что сирену «Скорой помощи» он
услышал лишь тогда, когда блестящее длинное тело автомобиля оказалось с
овсем близко. Машина шла прямо на него. Слепые заметались, видя, как машина
надвигается на каждого из них. Громко завизжали тормоза, и Ковдин, еще в м
етре от радиатора, ощутил сильный толчок в бок. Падая, он видел, как правое
переднее колесо мягко наезжает ему на ноги. Он закричал от ужаса и, услыша
в хруст костей, сразу потерял сознание.
…Было мутно, словно перед глазами висела густая белая марля. Кто-то засто
нал, и от этого Ковдин пришел в сознание. И только позже, когда уже осматри
вал небольшую больничную палату, он догадался, что стонал сам. Около койк
и старенькая няня с лицом равнодушным и усталым протирала пол. Она подня
ла глаза и сказала:
Ц Ну, аника-воин! Твое счастье, что сразу к нам попал.
Ц А ходить-то буду или нет?
Ц Будешь. Сначала похуже, потом получше.
И потянулись белые больничные часы с обходами, некрепким сном, термометр
ами и новыми друзьями. На второй день к вечеру пришли профессор и Миша; они
принесли цветы и яблоки.
На тумбочке появились книги по радиотехнике и физиологии зрения; надо вс
е по-новому передумать.
Ведь к катастрофе его привел именно этот недостаток церебровизора: скве
рно, что слепые видят мир его глазами. Кто-то из них в панике толкнул его по
д машину.
И в одну темную бессонную ночь в голове инженера сверкнула мысль: «А что, е
сли совсем избавиться от ведущего? Не лучше ли заменить глаза обычными т
елеглазами иконоскопа? Миниатюрными глазами, с помощью которых можно бу
дет определить расстояния до предмета и ощутить его объемность? И шлем в
этом случае будет выглядеть иначе». Он схватил карандаш, стал рисовать г
олову человека в шлеме и, наконец, всю принципиальную схему новой устано
вки.
Утром няня увидела, что новый больной сидит на кровати, подложив под свою
ногу подушку, сброшенную прямо на пол. А около кровати разбросаны окурки
и скомканные листы бумаги. Она покачала головой и не стала мешать ему. Он с
мотрел сквозь нее куда-то в угол и, кажется, ничего не видел. Няня лишь пров
орчала про себя: «Бывает же! Вроде зрячий, о слепых хлопочет, а сам и людей-т
о не видит».
Она подобрала мусор, и только тогда Ковдин заметил ее.
Ц Вот, нянечка. Без ноги никак невозможно. Пожалуйста, отправьте это пись
мо профессору Малиновскому. Ц После этого инженер повернулся лицом к с
тене и заснул.
Врачебный обход застал Ковдина спящим, и, когда его разбудили, он спросон
ок проговорил:
Ц Эх, Иван Михайлович! Собачкам ведь тоже больно.
На что полный низкорослый врач с широкими черными бровями ответил смеяс
ь:
Ц Как и человечкам, когда они зевают, переходя улицы…
А в январе Сергей Васильевич Ковдин пришел в лабораторию, сел на стол и сн
ова взялся за электрический паяльник.
Г. ГУРЕВИЧ
ИНФРА ДРАКОНА
Черный круг плывет по звездному бисеру Ц матовое
блюдо с мутноватыми краями. На одном краю звезды меркнут, чтобы полчаса с
пустя возродиться на другом краю. Знакомые созвездия, только здесь они я
рче и узор их сложный и новый. В одном из них Ц в созвездии Летучей Рыбы Ц
лишняя звезда, самая яркая на небе, самая великолепная Ц наше родное Сол
нце. Но мы не смотрим на Солнце, не любуемся звездной вышивкой. Наши взоры
прикованы к черному кругу, хотя ничего нельзя разобрать в глухой тьме ни
простым глазом, ни в телескоп.
Нас шестеро Ц весь экипаж космического корабля: старик Чарушин, начальн
ик экспедиции Ц мы зовем его Дедом, Ц супруги Баренцевы, супруги Юлдаше
вы и я Ц Радий Блохин.
Ц Так что же? Ц спрашивает Дед Чарушин. Ц Уходим?
Ц Ничего не поделаешь, Ц говорит Толя Баренцев, наш главный инженер. Ц
Ракета приспособлена для посадки на сушу, а там вода, сплошной океан. У нас
станочки ручные, кустарщина, шесть человек рабочих, все низкой квалифик
ации. Год провозимся, сделаем кое-как и утонем при посадке. Нельзя рискова
ть.
Ц И топлива в обрез, Ц добавляет Рахим Юлдашев. Ц Мы же считали с вами. П
осадка Ц это задержка на семь лет. На лишних семь лет у нас и воздуха не хв
атит. И по возрасту…
Айша дергает его за рукав. Рахим забыл, что о возрасте невежливо говорить
при Деде: старику уже сейчас за девяносто.
Ц В конце концов мы вернемся не с пустыми руками, Ц замечает Галя Барен
цева.
И тогда Чарушин говорит спокойно: Ц Остается один выход…
Мы смотрим на начальника с недоумением. Айша первая понимает, о чем идет р
ечь.
Ц Ни в коем случае! Ц кричит она.
* * *
«Жизнь измеряется делами, а не годами», Ц эти слова я впервые услышал от
Деда семнадцать лет тому назад.
Помню мой первый визит к нему. Поздняя осень.
Мокрый пронизывающий ветер. Стрекочущий аэроранец несет меня над черны
ми полями со свалявшейся травой, над голыми деревьями, над свинцовыми ва
лами Куйбышевского моря. Потом я вижу голубой забор на глинистом обрыве,
домик из зеленоватого стеклянного кирпича и у калитки старика.
У него седые пышные волосы, бело-голубые, как будто синтетические. Я узнаю
его и, выключив ранец, неловко приземляюсь у его ног, прямо в канаву.
Ц Идемте переодеться. Потом представитесь, Ц говорит он, протягивая мн
е руку.
Так познакомился я с Павлом Александровичем Чарушиным Ц знаменитым ко
смическим капитаном, участником первого полета на Венеру, командиром пе
рвой экспедиции на спутники Юпитера, первой на Сатурн, первой на Нептун и
прочая и прочая… Здесь, на берегу Куйбышевского моря, доживал он свою сла
вную жизнь.
Сам я имел косвенное отношение к звездам. Инженер-строитель по образова
нию, я работал на строительстве Главного межпланетного вокзала на горе К
илиманджаро в Восточной Африке. Специалиста, попавшего в чужую область,
тянет все переделать по-своему. Кроме того, я был молод и самонадеян. Я сос
тавлял план реконструкции солнечной системы. В то время, в начале XXI века, у
же было ясно, что все планеты непригодны для заселения. И я предлагал пере
тасовать их. Венеру и Марс перегнать на земную орбиту. Марс снабдить иску
сственной атмосферой, а атмосферу Венеры очистить от углекислого газа.
Я предлагал еще Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, чтобы уменьшить
силу тяжести, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу с помощью
атомных взрывов. На Тритоне я думал поселить колонию исследователей и от
править их в межзвездный рейс. По моим расчетам, тысяч за сто лет Тритон мо
г бы обойти все окрестные звездные системы.
Еще я собирался детей воспитывать на Юпитере в условиях повышенной тяже
сти, чтобы молодце кости и мускулы у них окрепли и на Земле вcе они оказали
сь бы силачами.
К моему удивлению, эти величественные проекты неизменно отвергались. Я н
е сдавался, упрямо продолжал ходить по учреждениям и к видным специалист
ам. Естественно, обратился я и к Чарушину, не поленился слетать на Куйбыше
вское море. К нему обращались многие: и молодые люди, мечтавшие работать в
космосе, и авторы книг, и начинающие ученые. И в газетах то и дело появляла
сь его фамилия. Подпись Чарушина стояла на договоре об Окончательном Раз
оружении Наций. На празднике Всемирного Мира вместе с китайцами, америка
нцами и немцами Чарушин катил в первой вагонетке пулеметы и минометы на
переплавку в мартеновскую печь. Нет сомнения, он был одним из самых видны
х людей своего времени.
Старик, так же как и многие другие, выслушал меня с усмешкой, но добродушно
-снисходительной.
Он сказал:
Ц Ваша беда, Радий Григорьевич, в том, что вы уж слишком забежали вперед. Н
е нужно нам вовсе расселяться по солнечной системе Ц нам на Земле удобн
о и просторно. Ваши идеи понадобятся лет через триста. Наверное, вы загорд
итесь: вот какой я, мол, прозорливый. И напрасно! Нет никаких заслуг в том, чт
обы заниматься несвоевременными проблемами. Когда будет нужно и возмож
но, люди проведут реконструкцию планет. И тогда они без труда придумают в
се, что занимает вас сейчас.
Я не согласился со стариком, но не обиделся.
Павел Александрович слушал меня, потом я слушал, как он диктовал электро
нной стенографистке свои знаменитые мемуары. Как раз они начали печатат
ься в то время в «Комсомольской правде». Вы помните, конечно, самое начало
, первую строку: «Наша экспедиция вылетела на Луну, чтобы начать подготов
ку к…» Я еще оказал старику:
Ц Павел Александрович, нельзя же так сразу… У всех людей мемуары начина
ются с детства, со дня рождения, у многих с родословной. А вы, проскочив чет
верть жизни, начинаете: «Наша экспедиция вылетела…» Тогда я и услышал вп
ервые:
Ц Радий, у нас, космачей, свой счет. Мы измеряем жизнь не годами, а открытия
ми, путешествиями. Вот я и начал книгу с рассказа о первом деле.
Ц Но читателю интересно, что вы за человек, каким были в детстве, как стал
и открывателем планет.
Старик не согласился:
Ц Неверно, дорогой. Это не я интересую людей, а мое дело. У каждой эпохи ест
ь своя любимая профессия. Одна чтит моряков, другая Ц писателей, летчико
в, изобретателей. Мы, космонавты, любимчики двадцать первого века, нас пом
нят всегда, приглашают в первую очередь, сажают в первый ряд. Эти слова вы
можете найти в послесловии к первому тому «Мемуаров». И там сказано еще: М
не выпало счастье родиться на заре эпохи Великих космических открытий. М
ои младенческие годы совпали с младенчеством астронавтики. Луна была по
корена людьми прежде, чем я вырос. Молодым человеком я мечтал о встрече с В
енерой, зрелым Ц о Юпитере, стариком Ц о старце Нептуне. Техника осущест
вила эти мои мечты. Меньше чем за столетие, за время моей жизни, скорости в
ыросли от 8 до 800 км/сек. Владения человечества расширились неимоверно. В се
редине прошлого века Ц одна планета, шар с радиусом в 6300 километров, сейча
с сфера, радиус которой 4 миллиарда километров. Мы стали сильнее и умнее, о
богатили физику, астрономию, геологию, биологию, сравнивая наш мир с чужи
ми.
И только одна мечта не исполнилась: мы не встретили братьев по разуму. Мы н
е устали, но дальше идти сейчас невозможно. Мы уже дошли до границ солнечн
ой системы, посетили все планеты, впереди межзвездное пространство. Прой
дено четыре световых часа, а до ближайшей звезды Ц четыре световых года.
Есть скорость 800 км/сек, нужно в сотни раз больше. К другим солнцам, очевидно
, мы двинемся не скоро, некоторые говорят Ц никогда. Фотонная ракета и про
чие еще более смелые проекты пока остаются проектами. Эпоха космических
открытий прервана, вероятно, на три-четыре века.
Люди шли в космос с разными целями. Меня, например, как инженера, тянуло ту
да на стройку невиданного планетного масштаба. А Чарушин надеялся отыск
ать братьев по разуму. С надеждой на встречу мчался он открывать новые ми
ры. И вот тупик. Открывать больше нечего, а стать космическим извозчиком н
е хочется. Покой, почет, внуки, мемуары, дача… И так бы и кончил он свою жизнь
на запасном пути, если бы не неожиданная мысль о возможных инфрасолнцах,
пришедшая мне в голову.
В сущности, сам он в какой-то мере подсказал мне идею: очень уж не хотелось
ему мириться с тем, что дальше лететь некуда.
* * *
Как я рассуждал? До границ солнечной системы Ц четыре световых часа, до б
лижайшей звезды Ц четыре световых года. Неимоверный океан пустоты. Но е
сть ли уверенность, что там сплошная пустота? Мы знаем только, что ярких зв
езд там нет: они были бы видны. Но, может быть, есть неяркие или темные тела?
Может быть, наши небесные карты, подобно земным генеральным, отмечают то
лько звезды-столицы и упускают звезды-деревеньки?
Возьмем для примера сферу диаметром в пятнадцать световых лет. В ней ока
жутся четыре солнца: наше Солнце, Альфа Центавра, Сириус и Процион.
Можно считать и семь солнц, потому что, кроме нашего, все прочие Ц двойные
звезды.
Но в том же пространстве несколько десятков слабых тусклых звезд: красны
х карликов, субкарликов, белых карликов. Это близкие звезды, но почти все о
ни не видны невооруженным глазом, и только в XX веке мы узнали, что они близк
и к нам.
Итак, единицы видны глазом, десятки доступны телескопам. Нет ли в том же пр
остранстве сотен небесных тел, не замеченных телескопом? Ведь так трудно
среди миллиарда известных нам слабых звезд отыскать сотню маленьких и б
лизких!
И температуры подсказывали тот же вывод.
В мире звезд правило такое: чем больше звезда, тем она горячее; чем меньше,
тем холоднее. Красные карлики меньше Солнца раз в десять, температура у н
их Ц две-три тысячи градусов. Предположим, что есть тела раз в десять мен
ьше красных карликов.
Какая у них температура? Вероятно, тысяча, шестьсот, триста, сто градусов.
Светимость у более крупных ничтожная, у прочих Ц никакая. При температу
ре ниже 600 градусов тела посылают только невидимые инфракрасные лучи. Нев
идимые, густо-черные солнца! И среди них особенно интересные для нас с тем
пературой поверхности плюс тридцать градусов Ц темные, но теплые плане
ты с подогревом изнутри.
Почему их не нашли до сих пор? Отчасти потому, что не искали, отчасти потом
у, что найти их трудно.
А сидя на Земле, темные планеты вообще увидеть нельзя. Ведь наша Земля сам
а излучает инфракрасный свет, мы живем в мире инфракрасного пламени.
Разве можно, живя в пламени, заметить свет далекой звездочки?
С трепетом излагал я все эти соображения Павлу Александровичу. Уголком г
лаза я следил, как сходит с лица старика снисходительная улыбка, как сдви
гаются мохнатые брови. А я-то думал, что так логично рассуждаю! Неужели ес
ть непредвиденное возражение? Скомкал кое-как конец, жду разгрома.
Ц А ведь это любопытно, Радий, Ц сказал он. Ц Планета с подогревом изнут
ри, мир навыворот. И все не так, как у нас. Жизнь есть там, как ты думаешь? Раст
ений быть не может, конечно, если света нет. А животные? На Земле животные в
о тьме существуют Ц и в пещерах и в глубинах океана. Вообще животный мир д
ревнее растительного. А высшие формы? Могут высшие формы возникнуть в ве
чной тьме?
И вдруг, расхохотавшись, хлопнул меня по плечу:
Ц Может, мы с тобой еще двинем в космос, Радий? Ты как, полетишь отыскивать
свои инфры?
Ц А вы, Павел Александрович?
Он обиделся, поняв вопрос по-своему:
Ц А что? Я не так стар еще. Мне восьмидесяти еще нет. А по статистике, у нас с
редний возраст девяносто два с половиной.
* * *
Я сам был удивлен, когда полгода спустя Центральная лунная обсерватория
сообщила об открытии первой инфры.
Не будь Павла Александровича, все это произошло бы много позднее. Но он за
бросил все свои дела и развлечения. «Мемуары» оборвались на полуслове.
Электронная стенографистка писала только письма в научные и обществен
ные организации, старым друзьям-космонавтам, ученикам, на Луну, на Марс, н
а Юнону, на Ио, на космические корабли дальнего плавания с убедительной, н
астоятельной и горячей просьбой организовать поиски черных солнц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
лице, они стараются идти за тобой гуськом. Все они видят мир его глазами! И
кино они будут видеть его глазами, поэтому он и занял лучшее кресло в цент
ре зала. Они будут видеть экран, не поднимая лица от груди. Они будут видет
ь его, даже отвернувшись от него на 180°.
В зале погас свет, началась демонстрация картины. На экране бушевали стр
асти любви и ненависти; люди стремились к своему счастью самыми различны
ми путями. Ковдин слышал, как совсем рядом шептали, восклицали, радовалис
ь и негодовали.
Окружающие с интересом оглядывались на странных слепых, которые прозре
ли и переживают драму вместе с ними.
Кино кончилось. Ковдин повел всю группу на улицу. И снова вокруг него спор
или, смеялись, обсуждая мир, который для многих открылся впервые.
Он не заметил, как двое слепых, заговорившись, отстали и потерялись. Пошел
дождь, и асфальт стал блестящим, приобрел видимую глубину, в которой отра
жались фонари, рекламы, витрины города. Отражения шевелились, точно длин
ные светящиеся водоросли. Отставшие догнали группу на углу и радостно со
общили Ковину, что все время видели дорогу, по которой шли остальные. Кови
н нахмурился и сказал:
Ц Чудаки! Если бы вы из кино пошли в другую сторону, все равно видели бы то
лько дорогу, по которой я веду всех. Вам просто повезло.
И, шагнув с тротуара на улицу, он громко, для всех, сказал:
Ц Переходим улицу! Не отставайте. И держитесь плотнее.
Слепые дружно зашагали за ним, а он шел и думал о том, как бы сделать к прибо
ру приставку, чтобы никто не мог потеряться. Иначе ведущий только и будет
следить за своими подопечными. А они будут видеть совсем не то, что перед н
ими находится. Мысли эти так захватили его, что сирену «Скорой помощи» он
услышал лишь тогда, когда блестящее длинное тело автомобиля оказалось с
овсем близко. Машина шла прямо на него. Слепые заметались, видя, как машина
надвигается на каждого из них. Громко завизжали тормоза, и Ковдин, еще в м
етре от радиатора, ощутил сильный толчок в бок. Падая, он видел, как правое
переднее колесо мягко наезжает ему на ноги. Он закричал от ужаса и, услыша
в хруст костей, сразу потерял сознание.
…Было мутно, словно перед глазами висела густая белая марля. Кто-то засто
нал, и от этого Ковдин пришел в сознание. И только позже, когда уже осматри
вал небольшую больничную палату, он догадался, что стонал сам. Около койк
и старенькая няня с лицом равнодушным и усталым протирала пол. Она подня
ла глаза и сказала:
Ц Ну, аника-воин! Твое счастье, что сразу к нам попал.
Ц А ходить-то буду или нет?
Ц Будешь. Сначала похуже, потом получше.
И потянулись белые больничные часы с обходами, некрепким сном, термометр
ами и новыми друзьями. На второй день к вечеру пришли профессор и Миша; они
принесли цветы и яблоки.
На тумбочке появились книги по радиотехнике и физиологии зрения; надо вс
е по-новому передумать.
Ведь к катастрофе его привел именно этот недостаток церебровизора: скве
рно, что слепые видят мир его глазами. Кто-то из них в панике толкнул его по
д машину.
И в одну темную бессонную ночь в голове инженера сверкнула мысль: «А что, е
сли совсем избавиться от ведущего? Не лучше ли заменить глаза обычными т
елеглазами иконоскопа? Миниатюрными глазами, с помощью которых можно бу
дет определить расстояния до предмета и ощутить его объемность? И шлем в
этом случае будет выглядеть иначе». Он схватил карандаш, стал рисовать г
олову человека в шлеме и, наконец, всю принципиальную схему новой устано
вки.
Утром няня увидела, что новый больной сидит на кровати, подложив под свою
ногу подушку, сброшенную прямо на пол. А около кровати разбросаны окурки
и скомканные листы бумаги. Она покачала головой и не стала мешать ему. Он с
мотрел сквозь нее куда-то в угол и, кажется, ничего не видел. Няня лишь пров
орчала про себя: «Бывает же! Вроде зрячий, о слепых хлопочет, а сам и людей-т
о не видит».
Она подобрала мусор, и только тогда Ковдин заметил ее.
Ц Вот, нянечка. Без ноги никак невозможно. Пожалуйста, отправьте это пись
мо профессору Малиновскому. Ц После этого инженер повернулся лицом к с
тене и заснул.
Врачебный обход застал Ковдина спящим, и, когда его разбудили, он спросон
ок проговорил:
Ц Эх, Иван Михайлович! Собачкам ведь тоже больно.
На что полный низкорослый врач с широкими черными бровями ответил смеяс
ь:
Ц Как и человечкам, когда они зевают, переходя улицы…
А в январе Сергей Васильевич Ковдин пришел в лабораторию, сел на стол и сн
ова взялся за электрический паяльник.
Г. ГУРЕВИЧ
ИНФРА ДРАКОНА
Черный круг плывет по звездному бисеру Ц матовое
блюдо с мутноватыми краями. На одном краю звезды меркнут, чтобы полчаса с
пустя возродиться на другом краю. Знакомые созвездия, только здесь они я
рче и узор их сложный и новый. В одном из них Ц в созвездии Летучей Рыбы Ц
лишняя звезда, самая яркая на небе, самая великолепная Ц наше родное Сол
нце. Но мы не смотрим на Солнце, не любуемся звездной вышивкой. Наши взоры
прикованы к черному кругу, хотя ничего нельзя разобрать в глухой тьме ни
простым глазом, ни в телескоп.
Нас шестеро Ц весь экипаж космического корабля: старик Чарушин, начальн
ик экспедиции Ц мы зовем его Дедом, Ц супруги Баренцевы, супруги Юлдаше
вы и я Ц Радий Блохин.
Ц Так что же? Ц спрашивает Дед Чарушин. Ц Уходим?
Ц Ничего не поделаешь, Ц говорит Толя Баренцев, наш главный инженер. Ц
Ракета приспособлена для посадки на сушу, а там вода, сплошной океан. У нас
станочки ручные, кустарщина, шесть человек рабочих, все низкой квалифик
ации. Год провозимся, сделаем кое-как и утонем при посадке. Нельзя рискова
ть.
Ц И топлива в обрез, Ц добавляет Рахим Юлдашев. Ц Мы же считали с вами. П
осадка Ц это задержка на семь лет. На лишних семь лет у нас и воздуха не хв
атит. И по возрасту…
Айша дергает его за рукав. Рахим забыл, что о возрасте невежливо говорить
при Деде: старику уже сейчас за девяносто.
Ц В конце концов мы вернемся не с пустыми руками, Ц замечает Галя Барен
цева.
И тогда Чарушин говорит спокойно: Ц Остается один выход…
Мы смотрим на начальника с недоумением. Айша первая понимает, о чем идет р
ечь.
Ц Ни в коем случае! Ц кричит она.
* * *
«Жизнь измеряется делами, а не годами», Ц эти слова я впервые услышал от
Деда семнадцать лет тому назад.
Помню мой первый визит к нему. Поздняя осень.
Мокрый пронизывающий ветер. Стрекочущий аэроранец несет меня над черны
ми полями со свалявшейся травой, над голыми деревьями, над свинцовыми ва
лами Куйбышевского моря. Потом я вижу голубой забор на глинистом обрыве,
домик из зеленоватого стеклянного кирпича и у калитки старика.
У него седые пышные волосы, бело-голубые, как будто синтетические. Я узнаю
его и, выключив ранец, неловко приземляюсь у его ног, прямо в канаву.
Ц Идемте переодеться. Потом представитесь, Ц говорит он, протягивая мн
е руку.
Так познакомился я с Павлом Александровичем Чарушиным Ц знаменитым ко
смическим капитаном, участником первого полета на Венеру, командиром пе
рвой экспедиции на спутники Юпитера, первой на Сатурн, первой на Нептун и
прочая и прочая… Здесь, на берегу Куйбышевского моря, доживал он свою сла
вную жизнь.
Сам я имел косвенное отношение к звездам. Инженер-строитель по образова
нию, я работал на строительстве Главного межпланетного вокзала на горе К
илиманджаро в Восточной Африке. Специалиста, попавшего в чужую область,
тянет все переделать по-своему. Кроме того, я был молод и самонадеян. Я сос
тавлял план реконструкции солнечной системы. В то время, в начале XXI века, у
же было ясно, что все планеты непригодны для заселения. И я предлагал пере
тасовать их. Венеру и Марс перегнать на земную орбиту. Марс снабдить иску
сственной атмосферой, а атмосферу Венеры очистить от углекислого газа.
Я предлагал еще Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, чтобы уменьшить
силу тяжести, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу с помощью
атомных взрывов. На Тритоне я думал поселить колонию исследователей и от
править их в межзвездный рейс. По моим расчетам, тысяч за сто лет Тритон мо
г бы обойти все окрестные звездные системы.
Еще я собирался детей воспитывать на Юпитере в условиях повышенной тяже
сти, чтобы молодце кости и мускулы у них окрепли и на Земле вcе они оказали
сь бы силачами.
К моему удивлению, эти величественные проекты неизменно отвергались. Я н
е сдавался, упрямо продолжал ходить по учреждениям и к видным специалист
ам. Естественно, обратился я и к Чарушину, не поленился слетать на Куйбыше
вское море. К нему обращались многие: и молодые люди, мечтавшие работать в
космосе, и авторы книг, и начинающие ученые. И в газетах то и дело появляла
сь его фамилия. Подпись Чарушина стояла на договоре об Окончательном Раз
оружении Наций. На празднике Всемирного Мира вместе с китайцами, америка
нцами и немцами Чарушин катил в первой вагонетке пулеметы и минометы на
переплавку в мартеновскую печь. Нет сомнения, он был одним из самых видны
х людей своего времени.
Старик, так же как и многие другие, выслушал меня с усмешкой, но добродушно
-снисходительной.
Он сказал:
Ц Ваша беда, Радий Григорьевич, в том, что вы уж слишком забежали вперед. Н
е нужно нам вовсе расселяться по солнечной системе Ц нам на Земле удобн
о и просторно. Ваши идеи понадобятся лет через триста. Наверное, вы загорд
итесь: вот какой я, мол, прозорливый. И напрасно! Нет никаких заслуг в том, чт
обы заниматься несвоевременными проблемами. Когда будет нужно и возмож
но, люди проведут реконструкцию планет. И тогда они без труда придумают в
се, что занимает вас сейчас.
Я не согласился со стариком, но не обиделся.
Павел Александрович слушал меня, потом я слушал, как он диктовал электро
нной стенографистке свои знаменитые мемуары. Как раз они начали печатат
ься в то время в «Комсомольской правде». Вы помните, конечно, самое начало
, первую строку: «Наша экспедиция вылетела на Луну, чтобы начать подготов
ку к…» Я еще оказал старику:
Ц Павел Александрович, нельзя же так сразу… У всех людей мемуары начина
ются с детства, со дня рождения, у многих с родословной. А вы, проскочив чет
верть жизни, начинаете: «Наша экспедиция вылетела…» Тогда я и услышал вп
ервые:
Ц Радий, у нас, космачей, свой счет. Мы измеряем жизнь не годами, а открытия
ми, путешествиями. Вот я и начал книгу с рассказа о первом деле.
Ц Но читателю интересно, что вы за человек, каким были в детстве, как стал
и открывателем планет.
Старик не согласился:
Ц Неверно, дорогой. Это не я интересую людей, а мое дело. У каждой эпохи ест
ь своя любимая профессия. Одна чтит моряков, другая Ц писателей, летчико
в, изобретателей. Мы, космонавты, любимчики двадцать первого века, нас пом
нят всегда, приглашают в первую очередь, сажают в первый ряд. Эти слова вы
можете найти в послесловии к первому тому «Мемуаров». И там сказано еще: М
не выпало счастье родиться на заре эпохи Великих космических открытий. М
ои младенческие годы совпали с младенчеством астронавтики. Луна была по
корена людьми прежде, чем я вырос. Молодым человеком я мечтал о встрече с В
енерой, зрелым Ц о Юпитере, стариком Ц о старце Нептуне. Техника осущест
вила эти мои мечты. Меньше чем за столетие, за время моей жизни, скорости в
ыросли от 8 до 800 км/сек. Владения человечества расширились неимоверно. В се
редине прошлого века Ц одна планета, шар с радиусом в 6300 километров, сейча
с сфера, радиус которой 4 миллиарда километров. Мы стали сильнее и умнее, о
богатили физику, астрономию, геологию, биологию, сравнивая наш мир с чужи
ми.
И только одна мечта не исполнилась: мы не встретили братьев по разуму. Мы н
е устали, но дальше идти сейчас невозможно. Мы уже дошли до границ солнечн
ой системы, посетили все планеты, впереди межзвездное пространство. Прой
дено четыре световых часа, а до ближайшей звезды Ц четыре световых года.
Есть скорость 800 км/сек, нужно в сотни раз больше. К другим солнцам, очевидно
, мы двинемся не скоро, некоторые говорят Ц никогда. Фотонная ракета и про
чие еще более смелые проекты пока остаются проектами. Эпоха космических
открытий прервана, вероятно, на три-четыре века.
Люди шли в космос с разными целями. Меня, например, как инженера, тянуло ту
да на стройку невиданного планетного масштаба. А Чарушин надеялся отыск
ать братьев по разуму. С надеждой на встречу мчался он открывать новые ми
ры. И вот тупик. Открывать больше нечего, а стать космическим извозчиком н
е хочется. Покой, почет, внуки, мемуары, дача… И так бы и кончил он свою жизнь
на запасном пути, если бы не неожиданная мысль о возможных инфрасолнцах,
пришедшая мне в голову.
В сущности, сам он в какой-то мере подсказал мне идею: очень уж не хотелось
ему мириться с тем, что дальше лететь некуда.
* * *
Как я рассуждал? До границ солнечной системы Ц четыре световых часа, до б
лижайшей звезды Ц четыре световых года. Неимоверный океан пустоты. Но е
сть ли уверенность, что там сплошная пустота? Мы знаем только, что ярких зв
езд там нет: они были бы видны. Но, может быть, есть неяркие или темные тела?
Может быть, наши небесные карты, подобно земным генеральным, отмечают то
лько звезды-столицы и упускают звезды-деревеньки?
Возьмем для примера сферу диаметром в пятнадцать световых лет. В ней ока
жутся четыре солнца: наше Солнце, Альфа Центавра, Сириус и Процион.
Можно считать и семь солнц, потому что, кроме нашего, все прочие Ц двойные
звезды.
Но в том же пространстве несколько десятков слабых тусклых звезд: красны
х карликов, субкарликов, белых карликов. Это близкие звезды, но почти все о
ни не видны невооруженным глазом, и только в XX веке мы узнали, что они близк
и к нам.
Итак, единицы видны глазом, десятки доступны телескопам. Нет ли в том же пр
остранстве сотен небесных тел, не замеченных телескопом? Ведь так трудно
среди миллиарда известных нам слабых звезд отыскать сотню маленьких и б
лизких!
И температуры подсказывали тот же вывод.
В мире звезд правило такое: чем больше звезда, тем она горячее; чем меньше,
тем холоднее. Красные карлики меньше Солнца раз в десять, температура у н
их Ц две-три тысячи градусов. Предположим, что есть тела раз в десять мен
ьше красных карликов.
Какая у них температура? Вероятно, тысяча, шестьсот, триста, сто градусов.
Светимость у более крупных ничтожная, у прочих Ц никакая. При температу
ре ниже 600 градусов тела посылают только невидимые инфракрасные лучи. Нев
идимые, густо-черные солнца! И среди них особенно интересные для нас с тем
пературой поверхности плюс тридцать градусов Ц темные, но теплые плане
ты с подогревом изнутри.
Почему их не нашли до сих пор? Отчасти потому, что не искали, отчасти потом
у, что найти их трудно.
А сидя на Земле, темные планеты вообще увидеть нельзя. Ведь наша Земля сам
а излучает инфракрасный свет, мы живем в мире инфракрасного пламени.
Разве можно, живя в пламени, заметить свет далекой звездочки?
С трепетом излагал я все эти соображения Павлу Александровичу. Уголком г
лаза я следил, как сходит с лица старика снисходительная улыбка, как сдви
гаются мохнатые брови. А я-то думал, что так логично рассуждаю! Неужели ес
ть непредвиденное возражение? Скомкал кое-как конец, жду разгрома.
Ц А ведь это любопытно, Радий, Ц сказал он. Ц Планета с подогревом изнут
ри, мир навыворот. И все не так, как у нас. Жизнь есть там, как ты думаешь? Раст
ений быть не может, конечно, если света нет. А животные? На Земле животные в
о тьме существуют Ц и в пещерах и в глубинах океана. Вообще животный мир д
ревнее растительного. А высшие формы? Могут высшие формы возникнуть в ве
чной тьме?
И вдруг, расхохотавшись, хлопнул меня по плечу:
Ц Может, мы с тобой еще двинем в космос, Радий? Ты как, полетишь отыскивать
свои инфры?
Ц А вы, Павел Александрович?
Он обиделся, поняв вопрос по-своему:
Ц А что? Я не так стар еще. Мне восьмидесяти еще нет. А по статистике, у нас с
редний возраст девяносто два с половиной.
* * *
Я сам был удивлен, когда полгода спустя Центральная лунная обсерватория
сообщила об открытии первой инфры.
Не будь Павла Александровича, все это произошло бы много позднее. Но он за
бросил все свои дела и развлечения. «Мемуары» оборвались на полуслове.
Электронная стенографистка писала только письма в научные и обществен
ные организации, старым друзьям-космонавтам, ученикам, на Луну, на Марс, н
а Юнону, на Ио, на космические корабли дальнего плавания с убедительной, н
астоятельной и горячей просьбой организовать поиски черных солнц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30