— А он что?
— Он сказал так: «В этом году почти все предприятия машиностроения страдают от недостатка средств, у них нечем выдавать зарплату. С одной стороны,— в связи с пересмотром планов, сокращением ассигнований на кап- строительство, отказом от многих объектов — естественно уменьшается спрос на продукцию нашей отрасли, сокращаются производственные задания. Но, с другой стороны, у нас пока чересчур велик импорт. Ясно, что мы, машиностроители, еще многое неспособны производить, но нам надо признать и то, что частенько мы сами себя недооцениваем. Так, мы вполне могли бы выпускать многие виды электротехнического оборудования, но боимся поверить в это. Неужели мы действительно ни на что не годны? Ничего подобного! Скажем, наш гидравлический пресс — тридцать тысяч тонн — на уровне высших мировых стандартов! Короче говоря, мы не имеем права роптать и пенять на других, нам нужно раскрепостить самих себя. В соответствии с установками 3-го пленума, мы должны предоставлять больше самостоятельности предприятиям, поддерживать конкуренцию, регулировать надлежащим образом рынок, а также практически увязывать доходы рабочих и служащих с производством, претворяя в жизнь принцип «каждому по труду». Все эти факторы чрезвычайно важны, только учитывая их, нам удастся оживить экономику, постепенно отойти от той ситуации, когда и лентяй, и труженик поровну едят из общего котла. Даже при малых производственных заданиях мы должны вести себя как восемь бессмертных, переплывших море — пусть каждый проявит все свои способности. И тогда мы не только обеспечим себе чашку риса, но и сумеем выйти на внешние рынки, конкурировать с зарубежной продукцией. Раньше то, что производилось, не всегда было нужно людям,
Широко распространенный эпизод из китайских легенд и произведений других жанров, в котором восемь святых пантеона каждый по-разному демонстрируют свое волшебство.
а что было им нужно, мы не всегда производили. Если каждый будет сам искать себе дело, то это гораздо лучше, чем ждать у моря погоды, надеясь на государство. К тому же возникнут стимулы к совершенствованию, к пробуждению инициативы, у заводов появится стремление служить потребителю, выпускать продукцию лучшего качества, осваивать новые виды продукции, улучшать обеспечение запчастями. Руководители почувствуют, что управлять заводом — это не только о парадных вывесках заботиться, надо знать экономические законы, учиться коммерции, понимать, что помимо планов существует эффективность. Взял кредиты у государства на капстроительство — будь любезен добиться, чтоб машины на полные обороты работали, выдавали продукцию, накапливали ресурсы стране. Знаю, ваш завод немало бурь перенес, есть и опыт кое-какой, и возможности... Что ж, теперь поглядим, на что способна ваша новая руководящая группа. Может, трудности добром обернутся? По-мо- ему, сейчас наступил самый удобный момент для реформы в машиностроении. Конечно, нельзя одним махом изменить всю систему, но хоть сколько-нибудь продвинуться вперед — тоже дело. Одним словом, директора не вправе больше руководить производством старыми методами. 3-й пленум потребовал, чтобы мы раскрепостили мышление, пустили в ход технику, и это требование нужно воплотить в жизнь». Мне кажется,— заключил Чэнь Юнмин,— что замминистра сказал очень точно. А что мы сделаем — уже зависит от нас самих.
На лбу У Годуна резче обозначились морщины, и каждая была похожа на лежащий вопросительный знак, выражавший крайнюю степень сомнения.
Старые методы не годятся. А чем же они плохи? Разве планы из года в год не выполняются? Взять к примеру грузовики, выпускаемые Первым чанчуньским автомобильным заводом. Технология пятидесятых годов, а никто на машины не жалуется, спрос на них даже растет! А так, с бухты-барахты — здесь что-нибудь изменить, там,— где гарантия, что получится хорошо? Можем и то, что есть, растерять.
Самому себе чашку риса искать? Значит, планирование и госзаказы — побоку? В партшколе их учили, что
плановое ведение экономики — одно из важнейших преимуществ социализма. А если отбросить планирование, то в чем тогда преимущества? Тем не менее У Годун смолчал. Замминистра сказал свое слово, директор сказал — что ж ему теперь говорить? Только мысль о конкуренции с заграницей пришлась У Годуну по сердцу. Достаточно вспомнить, что люди произошли от обезьян, а иностранцы ведь более волосатые, чем китайцы. Это означает, что иностранцы недалеко ушли от обезьян. Почему же тогда китайцы в конкуренции на вторых ролях? Если всем сплотиться в одном порыве, пренебречь личными интересами, устранить разногласия — никакие преграды не страшны! Ну возьмите пятьдесят восьмой год, «большой скачок». Какой порыв был, а?! День за двадцать шел, в пятнадцать лет решили догнать Англию! Еще песню пели, там такие слова были: «Все преграды сметем, горы в море снесем, короля англичан бьем китайским тузом!..» Ох, прекрасное было времечко. До чего же приятно к нему возвращаться мыслями. Каждый день как на марше. Душа ликует, точно во время парадов на площади Небесного Спокойствия. Грудь вперед, ноги шаг печатают: ать-два, ать-два!.. Руки взлетают... И все — как один человек, по одной команде... Почему же потом охладели? Ох, вечно кто-нибудь находился, кто мешал революционному курсу председателя Мао, отца нашего дорогого. А теперь полюбуйтесь, какой ералаш в стране! Черт поймет, откуда навеяло эту моду на демократию. Неужели в условиях социализма кому-то недостает демократии? Лишь помещикам, богатеям, вредителям, контрикам, «правым»... Да, сейчас и «правых» вроде нет, точно ветром сдуло. Что там «правые» — и Дачжай ни во что не ставят, вновь свободные рынки всюду... В родной деревне, рассказывают, гадатели появились, чертовщина всякая из щелей выползла... Будь жив председатель Мао, отец наш, уж он бы не допустил такого.
У Годун сам не мог сказать, с каких пор буквально все вокруг начало вызывать у него недовольство. В его сердце как будто пробрались маленькие, невидимые червячки и ползали там, копошились... Его все время мучило чувство, что жизнь идет ненормально, что небо вот-вот упадет на землю. Ох, как тревожно было у него на душе!
Чэнь Юнмин с интересом вертел в руках принесенную Лю Юйин банку с соленьями, словно пытаясь выяснить, из чего именно составлено это чудо. Оно занимало его не меньше, чем новый автомобиль. Чэнь во всем находил интерес, всему отдавался полностью, поэтому, должно быть, и выглядел старше, чем был на самом деле. И лицо его, видимо, потому казалось таким привлекательным, что в нем отражалось несовместимое: детская непосредственность и упрямство, мудрость опыта.
Речь его все больные в палате слушали затаив дыхание. И парнишка из мастерской по ремонту зонтиков, и старик конторщик, и мясник, и преподаватель. Возможно, они еще не совсем хорошо уяснили себе суть решений пленума, но каждого, кто сохранил хоть чуточку интереса к жизни, эти простые слова не могли не зачаровать. За последние годы было немало различных сообщений, отчетов и постановлений, но как увязать эти магистральные линии и программы с конкретной жизнью, представляли далеко не все. А сейчас, слушая Чэнь Юнмина, люди почувствовали: да ведь это же та великая правда, которую ждал, о которой мечтал народ! Паренек убрал авторучку, подпер рукой подбородок, и в глазах его затеплился свет. Вот в чем дело-то! Почему же на собраниях эти мысли казались такими сухими и скучными? Даже у старика конторщика взамен неизменной фальшиво-льстивой улыбки губы приоткрылись в искреннем потрясении. Преподаватель сказал:
— Эге! Ваш замминистра в двух словах изложил всю суть пленума. Голова!
Мясник выразил восхищение на свой особый манер. Повернувшись к жене Чэнь Юнмина, он воскликнул:
— Доктор Юй! Мясо будете покупать — обращайтесь ко мне! Если вам нужны ножки, окорок, печень, филе, вырезка — скажите только!..
Юй Ливэнь, прикрыв рот рукой, засмеялась. Чэнь Юнмин тоже прыснул вслед за ней, но посмотрел на часы и в испуге сказал:
— О, девятый час! Ты, небось, голодна?!
Ливэнь, не ответив, лишь слегка повела бровями, показывая, что здесь не место упоминать об этом.
Действительно, Лю Юйин сейчас же засуетилась.
— Ох, как же вы! И без ужина!..
Она открыла тумбочку У Годуна, собираясь взять что-нибудь из еды, но там было пусто, хоть шаром покати!
Преподаватель достал у себя из тумбочки коробку.
— Вот печенье, возьмите, перекусите.
Чэнь Юнмин, ничуть не смущаясь, решил съесть пару штук. Потянувшись рукой к коробке, спросил жену:
— Ну так как, а? Отведаем?
Юй Ливэнь удержала его.
— У тебя еще есть дела к У Годуну? Если нет, так идем домой. Дети, верно, заждались уж. Они знают, что я сегодня не дежурю.
Директор наконец вспомнил, что у него есть дети.
— Нет, никаких дел нет. Я только проведать его пришел.— Он повернулся к Годуну: — У тебя ко мне ничего нет?
— Нет-нет, ничего,— ответил тот быстро.— Не ходите ко мне так часто, у вас же работы много.
Он встал, собираясь проводить директора. Другие больные тоже поднялись, словно Чэнь Юнмин был их общим гостем. У двери молодой зонтоправ, не в силах сдержать своих чувств, спросил:
— Не могли бы вы приходить почаще?
Чэнь Юнмин щелкнул языком:
— Ох, вряд ли. Надо бы чаще, но утром открою глаза — и не знаю, в какое дело опять ввяжусь. А ввяжешься — не развяжешься. Ну ладно, не провожайте дальше, хватит. До свидания! До свидания!
глава Герои идут вперед, не боясь преград. Хэ Тин готовилась сделать восьмой телефонный звонок. Она прошла уже все инстанции, осталось лишь получить резолюцию замминистра Кун Сяна. И тогда ее дочка сможет работать в Пекине. Глядя на телефон,
Хэ Тин улыбалась: план детально продуман, победа опять у нее в руках. Жаль, что в армию сейчас не берут женщин на командные должности, а то она стала бы выдающимся полководцем, не уступающим ни одному мужчине. Известно ведь, что в стремлении что-то завоевать, покорить, получить женщины гораздо упорнее мужчин.
С точки зрения многих людей, жизнь Хэ Тин складывалась вполне удачно. В 1945 году она, будучи популярной певичкой на радио в Маньчжоу занялась революционной деятельностью и очень скоро вступила в партию. Женщина умная, волевая, она наотрез отказалась остаться в агитбригаде, давно приглядев для себя политическую стезю. И стала взбираться по управленческой лестнице: одна должность, другая, третья... Наконец, в 1962 году Кун Сян выдвинул ее в начальники отдела. Если бы не «культурная революция», то сейчас она была бы уже начальником управления. Когда телевидение давало кадры международной хроники с участием Изабеллы Маркое или Маргарет Тэтчер, рот Хэ Тин кривился в усмешке. Кто знает, если б не обстоятельства, наверное, и она была бы такой же, как Маркое или Тэтчер. Раздраженная, она отходила от телевизора и, засев в своей комнате, тряслась от бессильной ярости. Никогда не знавшая, что такое отчаяние, она чувствовала в такие минуты, что ее золотое время ушло, что судьба обошлась с ней несправедливо. Все вокруг вызывало у нее желание сорвать злобу. То кинозвезда на настенном календаре улыбалась слишком кокетливо (как и многие женщины, Хэ Тин без труда находила недостатки в представительницах женского пола), то мясо свекровь не прожарила, то зять своим треньканьем на гитаре действовал ей на нервы. Ее муж, уже более десяти лет не работавший из-за апоплексии, невнятно бормоча, просил то одно, то другое, то сюда посылал ее, то туда. Из ума хоть и выжил, а запросам предела не было. Даром что ковылял он, спотыкаясь и падая, но, если б она только не доглядела за ним, он, ей-ей, сумел бы добраться до министерства и пожаловаться, что супруга жестоко с ним обращается.
И за что ей такой муженек достался? Когда ест, изо рта течет пережеванная еда, аж с души воротит смотреть. В штаны гадит. Подойдет — дышать нечем. Однако при всем этом Хэ Тин желала ему долгой жизни. Пусть гадит, пусть вонь разносит, но пока еще дышит, каждый месяц сто пятьдесят юаньчиков его пенсии — пожалуйста, выньте и ей вручите!
Обращение жестокое? А вы сами попробуйте! Кто бы мог прожить более десяти лет соломенной вдовой? Целыми днями подчищать за благоверным дерьмо? Когда мужа хватил удар, ей было чуть более сорока лет, но давали ей, из-за светлой кожи, всего тридцать шесть — тридцать семь. А сейчас, несмотря на пятьдесят с лишним лет, ее голос, как и прежде сладкий до приторности, был нежнее, чем у семнадцатилетней девушки. Чего ожидала она от брака? Богатства и почестей? Любви и согласия? Опоры, помощи? Увы, жизнь теперь складывается так, что во всем нужно самой за себя постоять, самой заводить знакомства. Есть ли женщины равного с ней положения и достоинств, кто сейчас отказался бы наслаждаться спокойной жизнью под заботливым крылышком благоверного? Вот Ся Чжуюнь, к примеру, подруга по средней школе,— она разве не так живет за мужем-чиновником?
А если б муж Хэ Тин не заболел? О, тогда бы он тоже дослужился до заместителя министра. Кто ж мог угадать, как будет? Когда Хэ Тин выходила за него, ему было чуть больше тридцати — а уже заведующий отделом. Здоровяк ста восьмидесяти сантиметров росту, красивый, способный. В общем, и положение было, и внешность, и ум... Да, замуж выходить — все равно что драгоценности закладывать.
Однако, едва Хэ Тин выбиралась из дому, она тотчас сбрасывала с себя груз печальных мыслей, у нее обострялись все чувства, как у вышедшей на охоту львицы. И сейчас, собираясь звонить, она тоже была похожа на львицу, которая, согнув лапы, медленно подползает к добыче, готовясь к стремительному прыжку.
Тут в дверь постучали. Хэ Тин крикнула недовольно:
— Войдите!
Дверь робко отворилась. Вновь явился тот техник с электростанции, что выпрашивал у нее турбину. Войдя, стал у двери, не решаясь сделать лишний шаг. Простофиля, которого даже стыдно не одурачить. И таких тюфяков посылают за оборудованием!
Прошлый раз Хэ Тин словно невзначай спросила:
— Там в горах у вас «древесные ушки» есть?
В последнее время она вдруг загорелась интересом
к древесному грибу «аурикулярии мезентрика», услыхав, что он растворяет склеротические бляшки в сосудах, помогает при разных болезнях сердца и способствует долголетию.
— Древесные ушки?
Судя по тону, он и слов-то таких никогда не слышал, не говоря уж о том, чтобы видеть эти самые «ушки». Да, тупица непроходимый. Те, кто кончил институты в пятидесятых, часто бывают простаками. Уж сколько лет пролетело, «культурную революцию» пережили, а с людьми общаться все не научились. Ну вот недавно устроила она для малой электростанции, что в родном уезде Фэн Сяосяня, комплектное оборудование. Люди поняли, поднесли кое-что из местных деликатесов. Не бесплатно, конечно! А этому дядечке, если б его тоже не прислал к ней начальник Фэн, она бы давно помахала ручкой. Иди, миленький, куда хочешь, отговорки всегда найдутся. Объект сдан в эксплуатацию бог знает когда — кому надо его всю жизнь обеспечивать?
Дядечка произнес:
— Товарищ Хэ! Я подал заявление на водяную турбину, указал размеры положенных для нее деталей и припуски на обработку, приложил чертежи. Еще надо что-то добавить?
Ох, черт! Забыла, забыла! Давно забыла. Даже не вспомнит, куда засунула те бумаги, надо было поручить их кому-нибудь из отдела. В последнее время она всю энергию направляла на то, чтоб добиться для дочери работы в Пекине. Постарела, ей-богу, совсем нет памяти. А когда-то бывало — что надо проделать за день, до мелочи помнила, безо всяких записей. Как же быть?
Подумав немного, она сказала:
— Пожалуй, сделайте еще пару копий. Нам придется вести переговоры с отделом материального обеспечения, станкостроительным управлением министерства... Один экземпляр — неудобно очень... А что еще надо добавить?.. Ну, посмотрим, что в тех отделах потребуют, нам больше ничего не нужно.
Проситель лишь головой кивал.
— Хорошо, хорошо, завтра я принесу еще пару копий.
У него даже подозрения не шевельнулось, что что-то
неладно.
— Да вы присядьте.— Хэ Тин пододвинула ему мягкий стул.
— Нет-нет, большое спасибо, я сейчас же иду готовить материалы!
— Если еще есть просьбы, говорите, не стесняйтесь.— У Хэ Тин к нему даже жалость какая-то появилась.
— Нет, ничего больше не нужно. Мы и так вам очень признательны за помощь с турбиной.— Он отвешивал поклоны и благодарил не переставая. Хэ Тин вышла за ним в коридор.
— Не надо, не провожайте! — Сгибаясь в поясе и кивая, он пятился от нее все дальше и дальше.
В коридоре Хэ Тин столкнулась лоб в лоб с Хэ Цзябинем. Она тут же вспомнила о телевизоре, который им выделили на отдел. Л о Хайтао много раз говорил ей, что хотел бы купить телевизор, а Л о — ее главная опора. Как можно не порадеть ему? Другие смолчат, все люди покладистые, а вот Хэ — тот способен что-нибудь ляпнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40