Надув губы, проговорила:
— Я уж думала, что-то с тобой случилось.— Она кинула на него гневный взгляд.
В глазах Чэнь Юнмина вспыхнула искра гордости: жена любит его, думает о нем, он, можно сказать, смысл ее жизни...
— Почему ты на этой машине? Я все джип твой выглядывала.
Чэнь Юнмин вспомнил, что было, и помрачнел. В его взгляде смешались и уязвленное самолюбие, и презрение к самому себе, и решимость стоять на своем, чего бы это ни стоило. Он отошел к машине. Сказал шоферу:
— Спасибо, можете возвращаться. У меня еще дела.
Тяжело опустившись рядом с женой на скамейку,
он достал сигареты. Чиркнул зажигалкой, огонек осветил его сверкающие яростью глаза.
— Это машина министра...
Юй Ливэнь ждала, когда он продолжит. Осторожно
к нему придвинулась. Он обнял ее, она опустила голову на его плечо, но дым сигареты вынуждал ее щуриться. Заметив это, Чэнь Юнмин отвернулся и стал выпускать дым в сторону. Он не говорил ни слова, лишь жадно делал затяжку за затяжкой. Юй Ливэнь знала, что его сейчас душит гнев. Наконец он отбросил окурок в сторону, как бы избавляясь от донимавших его чувств. Встал.
— Пойдем наверх. У Годуна проведаем.
— Ага! Значит, ты не за мной пришел?!
— Что ты, что ты! Как ты можешь сомневаться?! — Чэнь Юнмин уже вернулся в свое обычное состояние. Улыбнувшись, поддернул пальцем ее носик.
Они вошли в больницу. Поднимаясь по лестнице, Чэнь сказал:
— Чудеса происходят. Утром Тянь Шоучэн звонит мне, говорит, чтоб я приехал в орготдел, рассказал им о своих принципах формирования заводского руководства. А после обеда он вдруг сам на завод явился. Когда прошлый раз в министерстве проходило совещание директоров, он не только словечка мне не сказал, но даже не взглянул на меня ни разу. Во все гостиничные номера наведался, каждого из директоров навестил, лишь ко мне не зашел. Ты скажешь, мелочь, не стоит придавать этому никакого значения? Ну нет! Там у них каждый шаг, каждый жест продуман и передуман, рассчитан и учтен.
— А сейчас что?
— О, сейчас! — Чэнь Юнмин усмехнулся.— Сейчас поговаривают, что меня выдвигают в заместители министра. Ясно, Тянь Шоучэн делает вид, что он целиком одобряет и активно поддерживает, а сам за моей спиной распускает слухи, что я человек коварный, в высокое начальство лезу, карабкаюсь вверх по трупам. А тот очерк, мол, специально написан, чтоб меня возвеличить, подготовить общественность к мысли о моем повышении.
— Я не хочу, чтоб ты был заместителем министра!
— Почему? — Чэнь остановился и повернулся к жене, стоявшей двумя ступеньками ниже. Она редко бывала такой строптивой.
Юй Ливэнь отвела взгляд в сторону, чтоб не смотреть в его испытующие глаза. Запинаясь, пробормотала:
— У тебя совсем времени для меня не останется.
Чэнь Юнмин рассмеялся. Он знал: ее беспокоит не
только это, но и то, что муж навлечет на себя еще большие неприятности, наживет себе новых недругов. Пока он не служит в министерстве, а уже столько трудностей и в работе, и в общении с людьми! Неужели Чэнь так неразумен, что согласится на эту обузу? Нет, он напрямик объяснился с Тянь Шоучэном, потому-то и опоздал в больницу.
Прощаясь после краткого визита на завод, министр с задушевностью доброго старого друга сказал директору:
— Как считаешь, не выкроить ли нам время для подробного разговора?
— Да, надо бы поговорить. Даже если бы вы не сказали об этом, я сам бы к вам обратился. Правда, никаких особых тем для разговора нет, специального времени не нужно, можно и сейчас потолковать.
С той поры, как я перешел на автомобильный завод, прошло много дней. Вы знаете, как я жил все это время? Я вам не писал, не звонил ни разу, помощи не просил. Почему? Потому что если меня министерство поставило директором, то я сам за все несу ответственность. Но сейчас хочу поплакаться.
Я больше двадцати лет проработал в станкостроении, нелегко было мне расставаться с ним. Правда, мое новое дело как-то связано с прежней деятельностью, но все ж автомобилестроение мне пришлось изучать с азов. А возраст у меня хотя и не такой, как у вас, но тоже не маленький — больше пятидесяти. Тем не менее, раз парторганизация министерства решила, я должен подчиниться.
Пришел я на завод принимать дела, а без помощников ничего сделать не могу. В первый день на работу вышел — мне кипу бумаг на подпись. А я даже понятия не имею, какие отделы есть на заводе и в какую сторону их двери открываются. Что же я буду подписывать? И сказал: «В первый месяц ни единой бумаги не подпишу! Обращайтесь, к кому хотите».
На заводе тогда работала комиссия из министерства. Я надеялся, что они задержатся хотя бы на полмесяца:
помогут мне, разъяснят обстановку, дадут время войти в курс дела. А они как увидели, что директор появился, так и дунули — говорят, в министерстве работы много.
Я и выспаться толком не мог в ту пору. Полночь, за полночь — идут ко мне прямо на дом. Один сыну работу ищет, другому — квартирный вопрос реши, третий разводится, четвертый с соседом подрался... Замотали меня — дальше некуда. Пришлось уходить в гараж, спать в машине.
А тут кое-кто начал мне подножки ставить, наговаривать на меня. И то болтают, и другое. А когда уж совсем сказать нечего было, выдумали, что я нарушаю финансовую дисциплину. Так, однажды заявили, будто я свыше десяти миллионов растратил. На самом же деле не растратил, а истратил, чуть более миллиона. И если бы не истратил, разве был бы завод такой, как сегодня? Говорили также, что я чересчур увлекаюсь окраской зданий и помещений. Но я еще мало выкрасил! Краска — это защитный слой. У нас есть цеха с такой ржавой крышей, что если не покрасить, то она и двух лет не протянет. В заводском общежитии окна, двери лет двадцать уже не красились. Кое-кто через каждое слово вставляет, что сначала текущий ремонт и отделка, а лишь затем — возведение нового. Но на поверку все наоборот, сплошное транжирство. Вот на чем нельзя экономить, так это на комнатах отдыха в цехах. Не то рабочие сами натаскают себе гнилых досок, рубероида драного и выгораживают закутки. Завод большой, современный, а спроворят с десяток таких бытовок — и как будто в трущобы попал. Не только работа страдает, но и обзор пропадает.
А платформы рабочие? Четыре железные стойки да сверху доски. Все трясется, шатается, лесенок нет, рабочие так и взбираются по перекладинам. Могут люди себя в безопасности чувствовать? Сейчас прочные платформы сделали, как для нефтедобычи в море, и лесенками снабдили. Или, может, не надо было?
Недавно мне довелось поездить по разным городам. Сказать правду, там после двух лет упорядочения пустили дело на самотек, результаты не успели закрепиться. На большинстве предприятий все вернулось в прежний вид. А причина — отсутствие материальных условий. Вот, скажем,
приехала группа приемки, пошумела несколько дней, передвинула с места на место два туалета, и на этом вся работа по усовершенствованию завода закончилась. Да и как усовершенствовать, если денег не хватает?
Мы же сумели сделать склад заготовок на пять с лишним тысяч квадратных метров. До этого их бросали где попало: в цехах, в открытых пролетах, на газонах, дорожках... Если б не построили склад, как бы я смог добиться, чтоб заготовки и хорошего качества были, и нужных размеров, и лежали бы на своем месте каждая, то есть чтоб все было как следует?
Или шихту возьмите. Раньше материалы сваливались прямо у горячего цеха. Места мало, одно валят на другое: на чугун — РУДУ, на руду — песок... Все спутают, перемешают, когда надо забирать — сколько сил понапрасну тратится! Как здесь навести порядок? Ежегодно десятки тысяч юаней теряются! А я сделал разгрузочную площадку: для каждого материала — особое место. От этого выиграли и культура производства, и качество, и эффективность повысилась. Сейчас вы в неположенном месте и винтика не найдете. Весь хлам убрали, посадили цветы, обнесли оградкой — кто же теперь станет валить как попало? Вот у вас в кабинете на полу дорогой ковер — никто ведь не плюнет на него, окурок не бросит. Условия, обстановка не те. Так что надо создать обстановку, при которых бы человек вел себя культурно. Если что-то висеть должно — нужно место, куда повесить. На подставке стоять — подавай подставку. Вы согласны? В общем, всегда требуются определенные материальные условия.
И еще одно. Что за возню у вас подняли из-за очерка? Ведь вы же все коммунисты, номенклатурные работники! Честное слово, я не понимаю, зачем так делать. Неужели пост замминистра так притягателен, что ради него можно забыть о партийных принципах? Мне он, кстати, и не нужен. Даже упрашивать будете, не пойду. А если хотел бы, по-другому бы действовал. Думаете, мне неизвестно, какую активность развил Сун Кэ, неизвестны ваши с ним связи?
Вы в тот раз спросили о моем отношении к очерку. Я сказал, что меня он не касается. А сейчас беру эти
слова обратно. Отныне я не только буду иметь касательство к таким вещам, но и сам попрошу авторов написать новый очерк — под названием «Как Чэнь Юнмин сошел со сцены». Вместе с ними работать буду и подпись свою поставлю. Ведь все равно говорят, что я дал материал для очерка. Из-за этого министерство и послало ко мне комиссию во главе с начальником отдела руководящих кадров, больше месяца проверяли меня. Ну что ж, только черные души боятся света. Теперь и вправду дам авторам материал, потому что они еще недостаточно всего вскрыли.
Вы спросили еще, знал ли я, что готовится очерк. Я честно ответил: и знал, и не знал. Но допустим даже, что обо всем знал. Разве я совершил преступление? Разве в очерке что-то выдумано? Указание ЦК о том, чтобы меньше превозносить отдельных личностей, относится к вам, работникам высших звеньев. А я кто такой? Просто шишка на ровном месте, мне незачем прославлять себя. И вот я хочу спросить: если из-за поста замминистра вокруг человека, усердно работающего, разжигают скандал, то как это квалифицировать? Растолкуйте мне, пожалуйста!
Слушая Чэнь Юнмина, министр кивал головой, словно полностью одобрял его пылкие речи. Когда директор попросил разъяснений, он ответил с безмерной искренностью:
— Ох, ты прав, но согласись, что порочный стиль нелегко изжить. Будь снисходительней! Если сердишься, так и быть, выпусти пар, даже побрани меня, я разрешаю.
Тянь Шоучэн не терялся ни при каких ситуациях, любого мог утешить и ублажить. Когда бушевала «культурная революция», предприятия министерского подчинения были переданы провинциям, городам. В один из таких моментов городские власти вознамерились снова выставить на правёж Чэнь Юнмина. На очередном собрании министр, не заметив, что следом за Чэнем идет секретарь горкома, сказал жертве с притворным сочувствием: «Я слышал, с тобой опять хотят бороться?» Но тут увидел секретаря. Ничуть не меняясь в лице, взял его за руку и промолвил: «Я слышал, что горком защитил Чэнь Юнмина?»
Какая умная голова! И какая быстрая реакция! Если б это был не Тянь, а кто-нибудь другой, непременно показался бы циничным, наглым. Можно ли надеяться, что теперь министр раскается или кого-то раскритикует? Ведь это было бы элементарным самобичеванием. Хватит и того, что он признал стиль некоторых своих подчиненных порочным, уже одно это ослабило гнев Чэнь Юнмина, а тревога жены, которую она выразила с такой милой рассерженностью, и вовсе вызвала у него прилив жарких чувств. Наклонившись к Юй Ливэнь, он нежно поцеловал ее. Но поскольку она стояла ступенькой ниже, ему пришлось подхватить жену под мышки и притянуть к себе. Юй Ливэнь со смехом пыталась вырваться из его сильных рук.
— Не дурачься! Увидит кто-нибудь!
— Ну и что! Жену целовать не грех.
Юй Ливэнь пригладила взлохмаченные волосы:
— Так идешь ты в замминистры или нет?
— Глупышка! И не подумаю! Делать конкретное дело — гораздо лучше, чем быть чиновником! — Он мечтательно произнес: — О, я не брошу свой завод, доведу все до ума! Я создам всекитайскую объединенную автомобилестроительную компанию! Мы выйдем на внешние рынки, будем конкурировать с Японией, США...
В эту минуту он был похож не на директора завода, а на пылкого, восторженного поэта. Его поседевшие волосы разметались, лицо зарумянилось. Ну есть ли мужчина на свете красивее ее мужа?! Юй Ливэнь счастливо вздохнула.
Глядя на Лю Юйин, больные ни за что бы не догадались, что она — жена У Годуна. Если б она не ходила к нему так часто, то и не поверили бы. Совершенно не похожа!
Присев на стул, она извлекла из сумочки банку со смесью из лущеного земляного ореха, бобового сыра, красного перца, поджаренной кубиками свинины и моченых бобов в соевом соусе. Ее сумочка из искусственной кожи светло-серого цвета была в моде лет так пятнадцать назад.
— Ну как, тебе лучше?
— Да, лучше немного.
У Годун, восседавший на койке с поджатыми под себя ногами и неприступным лицом, был похож на буддийского монаха, погруженного в самосозерцание.
— Как дети? В порядке?
— Да, ничего пока.
Они говорили короткими, бесстрастными фразами, точно боялись растратить свою жизненную энергию или, может быть, потому, что стеснялись своих супружеских чувств. Наконец у них не осталось в запасе слов. Лю Юйин чинно сидела на стуле, не зная, то ли еще побыть немножко, то ли уйти. Ее ноги, как у дисциплинированной школьницы, стояли носок к носку.
Мясник подумал: «Не тот нынче бабец пошел, постный какой-то. Пришла к мужу — нет чтоб пошушукаться с ним, полюбезничать. Сидит — даже не улыбнется. Да и вид третьесортный. Не иначе как мяса мало ест».
Неудивительно, что когда в палату вошли Чэнь Юнмин с Юй Ливэнь, то всем показалось, будто влетели два лебедя. Словно посветлело в палате. Лю Юйин тут же встала и подвинула Чэню стул.
— Садитесь, товарищ директор.
— Нет-нет,— замахал руками Чэнь Юнмин,— сидите, пожалуйста.
Оглядев палату, он взял стулья, стоявшие рядом с зонтоправом и преподавателем института. Один подставил Юй Ливэнь, на другой сел сам. Сказал У Годуну:
— Давненько я не видал тебя. Ну, как ты здесь? Есть проблемы?
На деревянный лик У Годуна взошла казенно-учтивая улыбка, какую можно часто встретить в разных приемных.
— Нет-нет, все в порядке,— решительно проговорил он, словно боясь, что если он помешкает хоть мгновение, то кто-нибудь этим воспользуется, чтобы толкнуть его на какое-то грязное дело, вовлечь в темные махинации.
— Ну чудесно. Что надо будет, проси, не стесняйся.
Тут Лю Юйин промолвила, обращаясь к Ливэнь:
— Я, право, не знаю, как мне благодарить директора Чэня. Он помог мне найти работу поближе к дому, а младшему ребенку — ясли. Такое нам облегчение!
При этих словах зонтоправ тотчас полез под подушку за блокнотом и авторучкой. У Годун же, щелкнув досадливо языком и покачав головой, сказал:
— Я слышал, что управление бытового обслуживания у нас грузовик за это потребовало.
— Да, один мы им продали.
— Это вроде бы не совсем по закону? Их нет в разнарядке. И объектом государственного капитального строительства они не являются.
Он ничуть не кривил душой. Он в самом деле считал, что допущено нарушение.
— А что ж здесь неправильного? В этом году вложения в капстроительство снизились. Сооружение многих объектов в связи с пересмотром планов заморожено. Заказы на нашу продукцию сократились, кое-кто даже прежние заказы аннулирует. Если не продавать машины, где деньги возьмем, чтоб платить рабочим? Или вечно кредиты у государства просить? У страны сейчас трудности, а мы, пальцем о палец не ударив, на шею народу усядемся? Нет, сейчас у кого есть деньги, тому мы и продаем! — Чэнь Юнмин обвел глазами больных, словно приглашая стать покупателями и обещая каждому свою продукцию.— Я в этом году еще новый продукт планирую. Мотоциклы! На эту штуковину спрос на рынке большой.
Лю Юйин сидела как на иголках. Вот уж правда, что ее муженек не от мира сего: ему добро сделали, а он умничает. Даже не побоявшись того, что перебивает директора, она вставила:
— Годун! Товарищ директор помог нам, почему ты так разговариваешь?
Чэнь Юнмин рассмеялся.
— Товарищ Лю Юйин, вы к мужу несправедливы. Его жесткость я могу лишь приветствовать. Он не хочет из-за своей личной выгоды поступаться принципами. Верны ли эти принципы, мы пока что не обсуждаем, но мне вовсе не нужно, чтоб он каждый мой шаг расхваливал. К тому же я сделал только то, что мне положено по должности, это не помощь.
У Годун согласно кивнул. Он чувствовал, что кое в чем они с Чэнь Юнмином сходятся, понимают друг друга, так что эти слова директора ему было приятно слушать. Лю Юйин в смущении покраснела. Юй Ливэнь заметила тихонько:
— Не обращай внимания, это их дела.
— А министерство разрешило пустить фондовое сырье
на внеплановую продукцию? — с беспокойством спросил У Годун.
— Я поставил в известность замминистра Чжэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Я уж думала, что-то с тобой случилось.— Она кинула на него гневный взгляд.
В глазах Чэнь Юнмина вспыхнула искра гордости: жена любит его, думает о нем, он, можно сказать, смысл ее жизни...
— Почему ты на этой машине? Я все джип твой выглядывала.
Чэнь Юнмин вспомнил, что было, и помрачнел. В его взгляде смешались и уязвленное самолюбие, и презрение к самому себе, и решимость стоять на своем, чего бы это ни стоило. Он отошел к машине. Сказал шоферу:
— Спасибо, можете возвращаться. У меня еще дела.
Тяжело опустившись рядом с женой на скамейку,
он достал сигареты. Чиркнул зажигалкой, огонек осветил его сверкающие яростью глаза.
— Это машина министра...
Юй Ливэнь ждала, когда он продолжит. Осторожно
к нему придвинулась. Он обнял ее, она опустила голову на его плечо, но дым сигареты вынуждал ее щуриться. Заметив это, Чэнь Юнмин отвернулся и стал выпускать дым в сторону. Он не говорил ни слова, лишь жадно делал затяжку за затяжкой. Юй Ливэнь знала, что его сейчас душит гнев. Наконец он отбросил окурок в сторону, как бы избавляясь от донимавших его чувств. Встал.
— Пойдем наверх. У Годуна проведаем.
— Ага! Значит, ты не за мной пришел?!
— Что ты, что ты! Как ты можешь сомневаться?! — Чэнь Юнмин уже вернулся в свое обычное состояние. Улыбнувшись, поддернул пальцем ее носик.
Они вошли в больницу. Поднимаясь по лестнице, Чэнь сказал:
— Чудеса происходят. Утром Тянь Шоучэн звонит мне, говорит, чтоб я приехал в орготдел, рассказал им о своих принципах формирования заводского руководства. А после обеда он вдруг сам на завод явился. Когда прошлый раз в министерстве проходило совещание директоров, он не только словечка мне не сказал, но даже не взглянул на меня ни разу. Во все гостиничные номера наведался, каждого из директоров навестил, лишь ко мне не зашел. Ты скажешь, мелочь, не стоит придавать этому никакого значения? Ну нет! Там у них каждый шаг, каждый жест продуман и передуман, рассчитан и учтен.
— А сейчас что?
— О, сейчас! — Чэнь Юнмин усмехнулся.— Сейчас поговаривают, что меня выдвигают в заместители министра. Ясно, Тянь Шоучэн делает вид, что он целиком одобряет и активно поддерживает, а сам за моей спиной распускает слухи, что я человек коварный, в высокое начальство лезу, карабкаюсь вверх по трупам. А тот очерк, мол, специально написан, чтоб меня возвеличить, подготовить общественность к мысли о моем повышении.
— Я не хочу, чтоб ты был заместителем министра!
— Почему? — Чэнь остановился и повернулся к жене, стоявшей двумя ступеньками ниже. Она редко бывала такой строптивой.
Юй Ливэнь отвела взгляд в сторону, чтоб не смотреть в его испытующие глаза. Запинаясь, пробормотала:
— У тебя совсем времени для меня не останется.
Чэнь Юнмин рассмеялся. Он знал: ее беспокоит не
только это, но и то, что муж навлечет на себя еще большие неприятности, наживет себе новых недругов. Пока он не служит в министерстве, а уже столько трудностей и в работе, и в общении с людьми! Неужели Чэнь так неразумен, что согласится на эту обузу? Нет, он напрямик объяснился с Тянь Шоучэном, потому-то и опоздал в больницу.
Прощаясь после краткого визита на завод, министр с задушевностью доброго старого друга сказал директору:
— Как считаешь, не выкроить ли нам время для подробного разговора?
— Да, надо бы поговорить. Даже если бы вы не сказали об этом, я сам бы к вам обратился. Правда, никаких особых тем для разговора нет, специального времени не нужно, можно и сейчас потолковать.
С той поры, как я перешел на автомобильный завод, прошло много дней. Вы знаете, как я жил все это время? Я вам не писал, не звонил ни разу, помощи не просил. Почему? Потому что если меня министерство поставило директором, то я сам за все несу ответственность. Но сейчас хочу поплакаться.
Я больше двадцати лет проработал в станкостроении, нелегко было мне расставаться с ним. Правда, мое новое дело как-то связано с прежней деятельностью, но все ж автомобилестроение мне пришлось изучать с азов. А возраст у меня хотя и не такой, как у вас, но тоже не маленький — больше пятидесяти. Тем не менее, раз парторганизация министерства решила, я должен подчиниться.
Пришел я на завод принимать дела, а без помощников ничего сделать не могу. В первый день на работу вышел — мне кипу бумаг на подпись. А я даже понятия не имею, какие отделы есть на заводе и в какую сторону их двери открываются. Что же я буду подписывать? И сказал: «В первый месяц ни единой бумаги не подпишу! Обращайтесь, к кому хотите».
На заводе тогда работала комиссия из министерства. Я надеялся, что они задержатся хотя бы на полмесяца:
помогут мне, разъяснят обстановку, дадут время войти в курс дела. А они как увидели, что директор появился, так и дунули — говорят, в министерстве работы много.
Я и выспаться толком не мог в ту пору. Полночь, за полночь — идут ко мне прямо на дом. Один сыну работу ищет, другому — квартирный вопрос реши, третий разводится, четвертый с соседом подрался... Замотали меня — дальше некуда. Пришлось уходить в гараж, спать в машине.
А тут кое-кто начал мне подножки ставить, наговаривать на меня. И то болтают, и другое. А когда уж совсем сказать нечего было, выдумали, что я нарушаю финансовую дисциплину. Так, однажды заявили, будто я свыше десяти миллионов растратил. На самом же деле не растратил, а истратил, чуть более миллиона. И если бы не истратил, разве был бы завод такой, как сегодня? Говорили также, что я чересчур увлекаюсь окраской зданий и помещений. Но я еще мало выкрасил! Краска — это защитный слой. У нас есть цеха с такой ржавой крышей, что если не покрасить, то она и двух лет не протянет. В заводском общежитии окна, двери лет двадцать уже не красились. Кое-кто через каждое слово вставляет, что сначала текущий ремонт и отделка, а лишь затем — возведение нового. Но на поверку все наоборот, сплошное транжирство. Вот на чем нельзя экономить, так это на комнатах отдыха в цехах. Не то рабочие сами натаскают себе гнилых досок, рубероида драного и выгораживают закутки. Завод большой, современный, а спроворят с десяток таких бытовок — и как будто в трущобы попал. Не только работа страдает, но и обзор пропадает.
А платформы рабочие? Четыре железные стойки да сверху доски. Все трясется, шатается, лесенок нет, рабочие так и взбираются по перекладинам. Могут люди себя в безопасности чувствовать? Сейчас прочные платформы сделали, как для нефтедобычи в море, и лесенками снабдили. Или, может, не надо было?
Недавно мне довелось поездить по разным городам. Сказать правду, там после двух лет упорядочения пустили дело на самотек, результаты не успели закрепиться. На большинстве предприятий все вернулось в прежний вид. А причина — отсутствие материальных условий. Вот, скажем,
приехала группа приемки, пошумела несколько дней, передвинула с места на место два туалета, и на этом вся работа по усовершенствованию завода закончилась. Да и как усовершенствовать, если денег не хватает?
Мы же сумели сделать склад заготовок на пять с лишним тысяч квадратных метров. До этого их бросали где попало: в цехах, в открытых пролетах, на газонах, дорожках... Если б не построили склад, как бы я смог добиться, чтоб заготовки и хорошего качества были, и нужных размеров, и лежали бы на своем месте каждая, то есть чтоб все было как следует?
Или шихту возьмите. Раньше материалы сваливались прямо у горячего цеха. Места мало, одно валят на другое: на чугун — РУДУ, на руду — песок... Все спутают, перемешают, когда надо забирать — сколько сил понапрасну тратится! Как здесь навести порядок? Ежегодно десятки тысяч юаней теряются! А я сделал разгрузочную площадку: для каждого материала — особое место. От этого выиграли и культура производства, и качество, и эффективность повысилась. Сейчас вы в неположенном месте и винтика не найдете. Весь хлам убрали, посадили цветы, обнесли оградкой — кто же теперь станет валить как попало? Вот у вас в кабинете на полу дорогой ковер — никто ведь не плюнет на него, окурок не бросит. Условия, обстановка не те. Так что надо создать обстановку, при которых бы человек вел себя культурно. Если что-то висеть должно — нужно место, куда повесить. На подставке стоять — подавай подставку. Вы согласны? В общем, всегда требуются определенные материальные условия.
И еще одно. Что за возню у вас подняли из-за очерка? Ведь вы же все коммунисты, номенклатурные работники! Честное слово, я не понимаю, зачем так делать. Неужели пост замминистра так притягателен, что ради него можно забыть о партийных принципах? Мне он, кстати, и не нужен. Даже упрашивать будете, не пойду. А если хотел бы, по-другому бы действовал. Думаете, мне неизвестно, какую активность развил Сун Кэ, неизвестны ваши с ним связи?
Вы в тот раз спросили о моем отношении к очерку. Я сказал, что меня он не касается. А сейчас беру эти
слова обратно. Отныне я не только буду иметь касательство к таким вещам, но и сам попрошу авторов написать новый очерк — под названием «Как Чэнь Юнмин сошел со сцены». Вместе с ними работать буду и подпись свою поставлю. Ведь все равно говорят, что я дал материал для очерка. Из-за этого министерство и послало ко мне комиссию во главе с начальником отдела руководящих кадров, больше месяца проверяли меня. Ну что ж, только черные души боятся света. Теперь и вправду дам авторам материал, потому что они еще недостаточно всего вскрыли.
Вы спросили еще, знал ли я, что готовится очерк. Я честно ответил: и знал, и не знал. Но допустим даже, что обо всем знал. Разве я совершил преступление? Разве в очерке что-то выдумано? Указание ЦК о том, чтобы меньше превозносить отдельных личностей, относится к вам, работникам высших звеньев. А я кто такой? Просто шишка на ровном месте, мне незачем прославлять себя. И вот я хочу спросить: если из-за поста замминистра вокруг человека, усердно работающего, разжигают скандал, то как это квалифицировать? Растолкуйте мне, пожалуйста!
Слушая Чэнь Юнмина, министр кивал головой, словно полностью одобрял его пылкие речи. Когда директор попросил разъяснений, он ответил с безмерной искренностью:
— Ох, ты прав, но согласись, что порочный стиль нелегко изжить. Будь снисходительней! Если сердишься, так и быть, выпусти пар, даже побрани меня, я разрешаю.
Тянь Шоучэн не терялся ни при каких ситуациях, любого мог утешить и ублажить. Когда бушевала «культурная революция», предприятия министерского подчинения были переданы провинциям, городам. В один из таких моментов городские власти вознамерились снова выставить на правёж Чэнь Юнмина. На очередном собрании министр, не заметив, что следом за Чэнем идет секретарь горкома, сказал жертве с притворным сочувствием: «Я слышал, с тобой опять хотят бороться?» Но тут увидел секретаря. Ничуть не меняясь в лице, взял его за руку и промолвил: «Я слышал, что горком защитил Чэнь Юнмина?»
Какая умная голова! И какая быстрая реакция! Если б это был не Тянь, а кто-нибудь другой, непременно показался бы циничным, наглым. Можно ли надеяться, что теперь министр раскается или кого-то раскритикует? Ведь это было бы элементарным самобичеванием. Хватит и того, что он признал стиль некоторых своих подчиненных порочным, уже одно это ослабило гнев Чэнь Юнмина, а тревога жены, которую она выразила с такой милой рассерженностью, и вовсе вызвала у него прилив жарких чувств. Наклонившись к Юй Ливэнь, он нежно поцеловал ее. Но поскольку она стояла ступенькой ниже, ему пришлось подхватить жену под мышки и притянуть к себе. Юй Ливэнь со смехом пыталась вырваться из его сильных рук.
— Не дурачься! Увидит кто-нибудь!
— Ну и что! Жену целовать не грех.
Юй Ливэнь пригладила взлохмаченные волосы:
— Так идешь ты в замминистры или нет?
— Глупышка! И не подумаю! Делать конкретное дело — гораздо лучше, чем быть чиновником! — Он мечтательно произнес: — О, я не брошу свой завод, доведу все до ума! Я создам всекитайскую объединенную автомобилестроительную компанию! Мы выйдем на внешние рынки, будем конкурировать с Японией, США...
В эту минуту он был похож не на директора завода, а на пылкого, восторженного поэта. Его поседевшие волосы разметались, лицо зарумянилось. Ну есть ли мужчина на свете красивее ее мужа?! Юй Ливэнь счастливо вздохнула.
Глядя на Лю Юйин, больные ни за что бы не догадались, что она — жена У Годуна. Если б она не ходила к нему так часто, то и не поверили бы. Совершенно не похожа!
Присев на стул, она извлекла из сумочки банку со смесью из лущеного земляного ореха, бобового сыра, красного перца, поджаренной кубиками свинины и моченых бобов в соевом соусе. Ее сумочка из искусственной кожи светло-серого цвета была в моде лет так пятнадцать назад.
— Ну как, тебе лучше?
— Да, лучше немного.
У Годун, восседавший на койке с поджатыми под себя ногами и неприступным лицом, был похож на буддийского монаха, погруженного в самосозерцание.
— Как дети? В порядке?
— Да, ничего пока.
Они говорили короткими, бесстрастными фразами, точно боялись растратить свою жизненную энергию или, может быть, потому, что стеснялись своих супружеских чувств. Наконец у них не осталось в запасе слов. Лю Юйин чинно сидела на стуле, не зная, то ли еще побыть немножко, то ли уйти. Ее ноги, как у дисциплинированной школьницы, стояли носок к носку.
Мясник подумал: «Не тот нынче бабец пошел, постный какой-то. Пришла к мужу — нет чтоб пошушукаться с ним, полюбезничать. Сидит — даже не улыбнется. Да и вид третьесортный. Не иначе как мяса мало ест».
Неудивительно, что когда в палату вошли Чэнь Юнмин с Юй Ливэнь, то всем показалось, будто влетели два лебедя. Словно посветлело в палате. Лю Юйин тут же встала и подвинула Чэню стул.
— Садитесь, товарищ директор.
— Нет-нет,— замахал руками Чэнь Юнмин,— сидите, пожалуйста.
Оглядев палату, он взял стулья, стоявшие рядом с зонтоправом и преподавателем института. Один подставил Юй Ливэнь, на другой сел сам. Сказал У Годуну:
— Давненько я не видал тебя. Ну, как ты здесь? Есть проблемы?
На деревянный лик У Годуна взошла казенно-учтивая улыбка, какую можно часто встретить в разных приемных.
— Нет-нет, все в порядке,— решительно проговорил он, словно боясь, что если он помешкает хоть мгновение, то кто-нибудь этим воспользуется, чтобы толкнуть его на какое-то грязное дело, вовлечь в темные махинации.
— Ну чудесно. Что надо будет, проси, не стесняйся.
Тут Лю Юйин промолвила, обращаясь к Ливэнь:
— Я, право, не знаю, как мне благодарить директора Чэня. Он помог мне найти работу поближе к дому, а младшему ребенку — ясли. Такое нам облегчение!
При этих словах зонтоправ тотчас полез под подушку за блокнотом и авторучкой. У Годун же, щелкнув досадливо языком и покачав головой, сказал:
— Я слышал, что управление бытового обслуживания у нас грузовик за это потребовало.
— Да, один мы им продали.
— Это вроде бы не совсем по закону? Их нет в разнарядке. И объектом государственного капитального строительства они не являются.
Он ничуть не кривил душой. Он в самом деле считал, что допущено нарушение.
— А что ж здесь неправильного? В этом году вложения в капстроительство снизились. Сооружение многих объектов в связи с пересмотром планов заморожено. Заказы на нашу продукцию сократились, кое-кто даже прежние заказы аннулирует. Если не продавать машины, где деньги возьмем, чтоб платить рабочим? Или вечно кредиты у государства просить? У страны сейчас трудности, а мы, пальцем о палец не ударив, на шею народу усядемся? Нет, сейчас у кого есть деньги, тому мы и продаем! — Чэнь Юнмин обвел глазами больных, словно приглашая стать покупателями и обещая каждому свою продукцию.— Я в этом году еще новый продукт планирую. Мотоциклы! На эту штуковину спрос на рынке большой.
Лю Юйин сидела как на иголках. Вот уж правда, что ее муженек не от мира сего: ему добро сделали, а он умничает. Даже не побоявшись того, что перебивает директора, она вставила:
— Годун! Товарищ директор помог нам, почему ты так разговариваешь?
Чэнь Юнмин рассмеялся.
— Товарищ Лю Юйин, вы к мужу несправедливы. Его жесткость я могу лишь приветствовать. Он не хочет из-за своей личной выгоды поступаться принципами. Верны ли эти принципы, мы пока что не обсуждаем, но мне вовсе не нужно, чтоб он каждый мой шаг расхваливал. К тому же я сделал только то, что мне положено по должности, это не помощь.
У Годун согласно кивнул. Он чувствовал, что кое в чем они с Чэнь Юнмином сходятся, понимают друг друга, так что эти слова директора ему было приятно слушать. Лю Юйин в смущении покраснела. Юй Ливэнь заметила тихонько:
— Не обращай внимания, это их дела.
— А министерство разрешило пустить фондовое сырье
на внеплановую продукцию? — с беспокойством спросил У Годун.
— Я поставил в известность замминистра Чжэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40