И продукция точно известна, и отходы. Благодаря этому не только повысилась ответственность каждого рабочего, но стало ясно, кто как выполнил дневное задание.
Чжэн Цзыюнь кивнул.
— А как у вас решается вопрос с премированием?
— Тут не все от нас самих зависело. Когда в июле семьдесят восьмого года высокое начальство наконец разрешило премии, народ очень обрадовался. Ведь раньше у руководителей среднего звена вообще никаких прав не было. Но вслед за этим возник вопрос: как премировать по справедливости, какой принцип пол о жить в основу?
В то время контроль был еще на низком уровне, не умели даже определять, кто на сколько процентов выполнил задание, с каким качеством. А без точных данных и говорить не о чем, можно решать только по первому впечатлению. Вот и получилось, что при распределении премий все перессорились: «Почему тебе больше дают? Чем я хуже тебя?» Бригадиры месяцами ломали головы из-за премий, пока не нашли четких критериев. В конце месяца вывешиваем все показатели, и каждый сам может высчитать, получит он премию или нет. Так и вышло, что распределять премии теперь не надо — и собрания можно не проводить, и без ссор обходимся.
— Как же быть с теми, кто не добивается премий? — спросил замминистра.
— Действительно, некоторые рабочие из более или менее обеспеченных семей вначале смотрели на премии с прохладцей. Они считали, что ради лишних пяти юаней надрываться не стоит. Чтобы покончить с таким равнодушием, мы несколько изменили систему премирования и одновременно вели воспитательную работу: быть рабочим, выполнять производственное задание — это ответственность, которую нельзя просто так сбросить с плеч, а премирование — это перераспределение. Если ты получаешь зарплату, то должен хорошо работать; если не выполнил задания — не то что премию, даже зарплату не должен получать полностью. Когда рабочий сам не виноват (например, станок сломался), из зарплаты вычитается пять процентов. Когда виноват и это влияет на план бригады — вычитается десять процентов. А если отражается на плане цеха — вычитается пятнадцать процентов.
— И никто не протестовал?
— Протестовали. Заявляли, например: «Меня нельзя штрафовать, такого закона нет!» А я отвечал: «А разве есть закон, чтобы план не выполнять?»
— Как же на заводе решились ввести такой порядок? — Чжэн Цзыюнь искренне удивлялся смелости Чэнь Юнмина.
— Все потому, что мы начали последовательную борьбу с невыполнением плана. Если станок плохой, то ремонтная бригада должна сделать отметку в техническом паспорте, зафиксировать неисправность станка. Заболел? Врач выдает больничный. Резцы плохие? Должна быть отметка бригады инструментальщиков: «Необходимый резец предоставлен не был. Станок остановлен на столько- то часов». Эти правила приходилось вбивать в голову как гвозди, за каждую оплошность штрафовать. Конечно, есть и способы компенсации.
Представьте до сих пор еще никто не ходил в партком жаловаться, потому что сказать нечего: все расписываются в документах как миленькие. Правила никого не щадят. Например, мы договорились, что, если отходы будут в три раза выше нормы,— вычитать из зарплаты. Норма отходов для каждого производственного процесса своя, но в среднем — один процент. Даже если у рабочего получается три процента, то можно что-нибудь придумать: остаться сверхурочно, поработать еще, тогда этот показатель снизится. Вот таким образом мы и предотвращаем потери.
— А как поступаете с группами обеспечения, например, с телефонистами, инструментальщиками, ремонтниками, инженерно-техническим персоналом?
Чувствуя, что Чжэн Цзыюню это действительно интересно, директор начал объяснять:
— Раньше рабочий не беспокоился, когда у него ломался станок. Некоторые даже радовались: «Хорошо, что станок не работает! Пусть постоит пару дней, а я тем временем погуляю!» Теперь же, с введением системы поощрений и взысканий, рабочий беспокоится, если у него останавливается станок,— это может повлиять на выполнение плана. Вычитать из зарплаты у него не будут, но и премии он не получит. В таких условиях он сам вынужден искать ремонтников, чтобы починили станок. Раньше ремонтники могли прийти, а могли и заупрямиться. Станок, бывало, несколько дней простаивал, надо было ходить упрашивать. Ремонтников называли «господами». То же и с инструментальщиками было. Нет нужного резца — а им наплевать. Поэтому мы и решили, что средний простой оборудования в цехе за месяц не должен превышать двух часов, а простой
одного станка — двенадцати часов в месяц. Когда простой больше, то вся бригада ремонтников лишается премии. А если в течение месяца не было простоев, каждому ремонтнику набавляется по два юаня. Не было простоев из-за отсутствия инструмента — столько же выигрывают инструментальщики. В общей сложности у них набегает по восемнадцать-девятнадцать юаней премии, так что государственные и личные интересы совпадают. Раньше люди слонялись без дела, а теперь сразу же берутся за работу. Чтобы сократить время ремонта, за каждым членом бригады закрепили определенные станки, случись что — начальник цеха зовет именно этого мастера. Кроме того, ремонтники в свое свободное время изготовляют наиболее часто ломающиеся детали, в перерывах проводят мелкое техническое обслуживание, делают профилактический ремонт, чтобы станки все время были в исправности. Наконец, для рабочих большое значение имеет честь коллектива, никто не хочет подводить остальных. Некоторые даже не соглашаются отдельно получать премию, так что приходится их уговаривать, чтоб взяли.
— Выходит, серьезного противодействия ты не встречал?
— Как же не встречал?! Поначалу семь раз пришлось ругаться с бригадиром ремонтников. Он шумел: «Спросите у кого угодно, ни на одном заводе нет четко установленного объема работ ни для ремонтников, ни для инструментальщиков. Голову даю на отсечение, что нигде не найдете такого. А если не найдете, то и с меня не спрашивайте!» Я говорю ему: «Так вы что, хотите одинаково получать и за работу, и за простой? Или больше работать и больше получать? Можешь ты за всю бригаду поручиться, что вам не нужны лишние деньги?» Он и притих...
Все это разительно отличалось от того, как обстояло до прихода Чэнь Юнмина. Замминистра еще помнил разговор, состоявшийся у него с Чэнем перед назначением того директором, и, улыбнувшись, подумал: «Ну что ж, молодец Чэнь Юнмин, не подвел!»
Он хотел расспросить еще кое о чем, но увидел, как измотан директор — даже губы пересохли.
Баскетбольный мяч, залетевший со спортплощадки, попал прямо под ноги Чжэн Цзыюню и чуть не сбил его с ног. Играющие огорченно закричали, но послышались и насмешливые выкрики над неловкостью Чжэна. Замминистра обернулся и увидел У Биня, который бежал за мячом, но вдруг остановился и даже рот открыл: раз старик шагает рядом с директором, значит, он — большая шишка.
Чжэн Цзыюнь, улыбаясь, протянул парню руку:
— Здравствуй, не узнаешь?
У Бинь крепко пожал ему руку своей большой вспотевшей пятерней.
— Узнаю, конечно! — сказал он и, насвистывая, повернул к спортплощадке- Приятели тут же подбежали к нему. Это была та самая компания, которую замминистра видел в ресторане «Свежий ветер».
Директор удивился:
— Вы знакомы?
Чжэн Цзыюнь коротко объяснил, в чем дело, а потом крикнул Ян Сяо дуну:
— Вот ты-то мне как раз и нужен.
— Я? — Бригадир совершенно не понимал, зачем он понадобился этому загадочному старику.
— Да, именно ты! Через несколько дней в министерстве будет проходить симпозиум по идейно-политической работе. Я хочу пригласить тебя, чтобы ты поделился своими мыслями.
— Вы нашли как раз подходящего человека! — рассмеялся Чэнь Юнмин.
— Не шутите, пожалуйста,— смутившись, проговорил Ян Сяодун.— Я ведь даже не член партии, какие со мной могут быть разговоры об идейно-политической работе? Вы уж лучше обратитесь к начальнику нашего цеха У Годуну.
— Это тот самый, которого вы все время честите?
— Для собраний как раз такие и нужны,— вмешался У Бинь.— У Годун участвовал еще в первой конференции предприятий, изучающих опыт Дацина. Потом выступал в столичном Дворце спорта с докладом по вопросам учебы. Ему приходилось есть обеды из множества блюд,
жить в гостиницах высшего разряда, встречаться с товарищами из ЦК, да и на заводе его хвалят. Едва возьмется за дело — глядь, уж все готово, только на людей ему наплевать.
— Послушай-ка, ведь это камень и в твой огород! — сказал замминистра Чэнь Юнмину.
— А может, и министерства? — парировал директор.
— Ну, а я не знаю, с чем мне выступать,— промолвил Ян Сяодун.
— А расскажи то самое, о чем вы тогда беседовали за столом! И начальник цеха пусть подключится,— продолжал Чжэн Цзыюнь. Он повернулся к директору завода.— От каждого надо брать лучшее!
Договорив, замминистра направился к площадке, где стояло множество новеньких автомобилей. Ян Сяодун невольно двинулся за ним следом — он испытывал к старику все большую симпатию. Чжэн Цзыюнь открыл дверцу первой машины и провел пальцем по сиденью водителя. На сиденье остался след.
— Герметизация еще оставляет желать лучшего. А каков расход горючего? — спросил он директора.
— Пятнадцать-шестнадцать литров на сто километров.
— В Японии машина такого типа съедает всего двенадцать-тринадцать литров...— Чжэн Цзыюнь не критиковал, а как бы сравнивал. Он понимал, что тут нельзя винить только лишь один завод Чэнь Юнмина. Большая часть комплектных деталей поставляется смежниками, поэтому естественно, что не у всех деталей высокое качество. И не потому, что сами смежники плохи, а потому, что их возможности не одинаковы.
Слова замминистра вновь напомнили Чэнь Юнмину о его давней мечте — создании объединенной автомобильной компании, о координации усилий всех смежников, которая позволила бы залатать старые дыры, создать единую систему управления и производства, повысить жизнеспособность и конкурентоспособность всех предприятий. Возможно, тогда мы и сумеем обогнать Японию. Разве у нас недостаточно упорства и воли?
— Кто не боится риска — садись со мной, прокатимся! — сказал Чжэн Цзыюнь, усаживаясь на водительское место.
Чэнь Юнмин не стал его удерживать. Он слышал, что замминистра умеет водить машину и иногда садится за руль, особенно где-нибудь в глухих районах, где слабее контроль дорожного движения.
У Бинь прыгнул в кабину. Ему нравился Чжэн Цзыюнь, его степенность, открытость; чувствовалось, что такой человек способен не только марать бумагу в конторе. В душе парень клял себя за то, что раньше доставлял слишком много хлопот начальству, но уж сейчас он сможет помочь старику, если тот не справится с машиной.
Он покосился на ноги Чжэн Цзыюня, обутые в матерчатые тапочки. Чжэн уверенно нажал на акселератор, и машина тронулась. «А старик-то мастер на все руки!»— с восторгом подумал У Бинь, глядя, как замминистра крутит баранку, дает задний ход, разворачивается, выезжает со стоянки и едет по асфальту вокруг клумбы.
— А почему не видно того парня по фамилии Люй? — спросил Чжэн Цзыюнь.
— Он свалился с крыши, когда строили общежитие, и все еще лежит в больнице.
Замминистра вздрогнул и остановил машину на обочине, с беспокойством взглянув прямо в глаза У Биню:
— Как он себя чувствует? Это не опасно?
— У него разрыв печени, но сейчас опасность уже миновала.
— Останется инвалидом?
— Врачи говорят, что нет.
Чжэн Цзыюнь медленно повернул голову и посмотрел вперед.
— Почему? Недостаточны меры безопасности или учат
плохо?
— Стройка к концу идет, вот он и поторопился.
— На таких участках всегда что-нибудь происходит. Необходимо заранее предвидеть любую случайность и перед каждой сменой проводить занятия по технике безопасности!
— Наш директор страшно переживает... Все время сидел в больнице у Люя, пока кризис не миновал.
— А что говорят об этом на заводе? — Чжэн Цзыюнь снова тронул машину с места.
У Бинь бросил на него настороженный взгляд и некоторое время молчал. Замминистра почувствовал, что от него повеяло отчуждением, и улыбнулся: парень явно симпатизирует директору.
— Разное,— наконец честно признался У Бинь.— Были такие, которые злорадствовали; правда, это в основном должностные лица. А простые работяги все сумели понять...
— Скорость у этих машин что-то не очень,— поспешил переменить тему Чжэн Цзыюнь.
Только когда на улицах зажглись фонари, Чэнь Юнмин повез замминистра обратно в город. Оба они очень устали и уже ни о чем не говорили, да и в машине было слишком душно. Директор включил магнитофон, лежащий на сиденье, зазвучала музыка.
— Второй концерт для фортепиано с оркестром Шопена,— определил Чжэн Цзыюнь.
— Когда я учился в школе,— как-то отрешенно сказал Чэнь Юнмин, даже не повернув головы и продолжая смотреть в темноту,— я играл на скрипке, забывая порой о еде и сне. Люблю музыку, она словно жемчужина в короне искусства... Потом я мечтал стать крупным физиком... А в результате стал директором завода! — Он тихонько и грустно рассмеялся.
Замминистра молчал. Перед ним с быстротой молнии промелькнула вся его жизнь. Он вдруг подумал, что похож на мифическую птичку-цзинвэй, пытавшуюся засыпать камушками море.
Чэнь Юнмин остановил машину и открыл дверцу. Воздух был наполнен свежестью, в нем чувствовался и аромат набухающих почек, и запах молодой травки, угадывалось пробуждение насекомых после зимней спячки, высовывающих свои усики из каждой щелки. Казалось, вот-вот загремит гром и начнется весенний дождь.
Они вышли из машины и, не говоря ни слова, посмотрели на бездонное небо. Ночь была темной, безлунной.
— Зимой,— задумчиво сказал Чэнь Юнмин,— звезды
кажутся немного дальше, а летом, наоборот, ближе и ярче. Хорошо, когда светит луна, но тогда звезд не видно. А когда есть звезды, нет луны.
— Тебе-то больше нравятся звезды или луна?
— Под лунным светом даже самые ужасные и отвратительные вещи кажутся более приятными. Кроме того, этот свет придает всему какую-то таинственность, а звезды чаще навевают чувство одиночества.
Чжэн Цзыюнь тоже подумал, что человек страшится не столько боли, сколько пустоты и одиночества. Сам он тоже нередко взирал на холодные и сиротливые звезды с тоскливой надеждой...
— Я слышал, на меня хотят наслать ревизию,— переменил тему Чэнь Юнмин,— говорят, что я слишком дерзок и наверняка удержал часть суммы, предназначенной для строительства домов рабочим, на сооружение птицефермы, рытье пруда для разведения рыбы. Но разве я осмелел бы, не будь на то оснований? Прошлые счета автозавода совершенно запутаны. Предыдущие директора их совсем не проверяли. А я проверил каждый счет, и оказалось, что некоторые фонды вообще не использовались. Об этом не подозревал ни один из руководителей, даже финансисты. Но ведь сейчас разрешено более свободное использование фондов. Даже если я выделю два миллиона юаней на строительство домов, то что в этом особенного? На некоторых объектах пускают на ветер сотни миллионов, и никто за это не несет ответственности. Коли придется судиться, так буду судиться, я верю, что выиграю тяжбу. Считайте, что я просто вложил капитал в дело, ничего тут плохого нет. Если уж проверять, то проверять всех; раз не позволяют ничего делать, то пусть государство придумает другой способ. Я сдаю прибыли ничуть не меньше, чем положено, и даже больше, разве я что-нибудь нарушаю? Почему же нельзя в современных условиях решать наболевшие проблемы на производстве индивидуальным способом?
Чжэн Цзыюню не хотелось отвечать. Он знал, что таким людям, как Чэнь Юнмин, нужны не сочувствие и жалость, а понимание и поддержка. Да они и без поддержки устоят, в любых условиях выдержат.
— Вы еще помните наш разговор перед моим вступлением в должность? — спросил директор.
— Помню, конечно, помню.
— Вы не хуже меня знаете нашу нынешнюю ситуацию. А в первый месяц моей деятельности я получил от подчиненных несколько сотен письменных жалоб. Семьдесят процентов из них касались быта рабочих и служащих, двадцать процентов — разных трудовых конфликтов, но показателен тот факт, что вопросам производства уделили внимание лишь десять процентов жалобщиков. И винить людей тут не за что, ведь если не наладить их быт, то им будет не до производственных проблем. Да и кто пойдет за мной, просто поверив? Кто я такой? С другой стороны, о производстве, конечно, забывать нельзя. Упустишь — прибыли не получишь, и быт не на что будет налаживать, трудно будет руководить людьми... Короче, я как директор должен отвечать за все!
— Ты читал все жалобы? — перебил Чжэн Цзыюнь.
— Конечно. Ведь эти письма отражают настроения рабочих. Если директор не знает, о чем думают его люди, то как он может ими руководить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Чжэн Цзыюнь кивнул.
— А как у вас решается вопрос с премированием?
— Тут не все от нас самих зависело. Когда в июле семьдесят восьмого года высокое начальство наконец разрешило премии, народ очень обрадовался. Ведь раньше у руководителей среднего звена вообще никаких прав не было. Но вслед за этим возник вопрос: как премировать по справедливости, какой принцип пол о жить в основу?
В то время контроль был еще на низком уровне, не умели даже определять, кто на сколько процентов выполнил задание, с каким качеством. А без точных данных и говорить не о чем, можно решать только по первому впечатлению. Вот и получилось, что при распределении премий все перессорились: «Почему тебе больше дают? Чем я хуже тебя?» Бригадиры месяцами ломали головы из-за премий, пока не нашли четких критериев. В конце месяца вывешиваем все показатели, и каждый сам может высчитать, получит он премию или нет. Так и вышло, что распределять премии теперь не надо — и собрания можно не проводить, и без ссор обходимся.
— Как же быть с теми, кто не добивается премий? — спросил замминистра.
— Действительно, некоторые рабочие из более или менее обеспеченных семей вначале смотрели на премии с прохладцей. Они считали, что ради лишних пяти юаней надрываться не стоит. Чтобы покончить с таким равнодушием, мы несколько изменили систему премирования и одновременно вели воспитательную работу: быть рабочим, выполнять производственное задание — это ответственность, которую нельзя просто так сбросить с плеч, а премирование — это перераспределение. Если ты получаешь зарплату, то должен хорошо работать; если не выполнил задания — не то что премию, даже зарплату не должен получать полностью. Когда рабочий сам не виноват (например, станок сломался), из зарплаты вычитается пять процентов. Когда виноват и это влияет на план бригады — вычитается десять процентов. А если отражается на плане цеха — вычитается пятнадцать процентов.
— И никто не протестовал?
— Протестовали. Заявляли, например: «Меня нельзя штрафовать, такого закона нет!» А я отвечал: «А разве есть закон, чтобы план не выполнять?»
— Как же на заводе решились ввести такой порядок? — Чжэн Цзыюнь искренне удивлялся смелости Чэнь Юнмина.
— Все потому, что мы начали последовательную борьбу с невыполнением плана. Если станок плохой, то ремонтная бригада должна сделать отметку в техническом паспорте, зафиксировать неисправность станка. Заболел? Врач выдает больничный. Резцы плохие? Должна быть отметка бригады инструментальщиков: «Необходимый резец предоставлен не был. Станок остановлен на столько- то часов». Эти правила приходилось вбивать в голову как гвозди, за каждую оплошность штрафовать. Конечно, есть и способы компенсации.
Представьте до сих пор еще никто не ходил в партком жаловаться, потому что сказать нечего: все расписываются в документах как миленькие. Правила никого не щадят. Например, мы договорились, что, если отходы будут в три раза выше нормы,— вычитать из зарплаты. Норма отходов для каждого производственного процесса своя, но в среднем — один процент. Даже если у рабочего получается три процента, то можно что-нибудь придумать: остаться сверхурочно, поработать еще, тогда этот показатель снизится. Вот таким образом мы и предотвращаем потери.
— А как поступаете с группами обеспечения, например, с телефонистами, инструментальщиками, ремонтниками, инженерно-техническим персоналом?
Чувствуя, что Чжэн Цзыюню это действительно интересно, директор начал объяснять:
— Раньше рабочий не беспокоился, когда у него ломался станок. Некоторые даже радовались: «Хорошо, что станок не работает! Пусть постоит пару дней, а я тем временем погуляю!» Теперь же, с введением системы поощрений и взысканий, рабочий беспокоится, если у него останавливается станок,— это может повлиять на выполнение плана. Вычитать из зарплаты у него не будут, но и премии он не получит. В таких условиях он сам вынужден искать ремонтников, чтобы починили станок. Раньше ремонтники могли прийти, а могли и заупрямиться. Станок, бывало, несколько дней простаивал, надо было ходить упрашивать. Ремонтников называли «господами». То же и с инструментальщиками было. Нет нужного резца — а им наплевать. Поэтому мы и решили, что средний простой оборудования в цехе за месяц не должен превышать двух часов, а простой
одного станка — двенадцати часов в месяц. Когда простой больше, то вся бригада ремонтников лишается премии. А если в течение месяца не было простоев, каждому ремонтнику набавляется по два юаня. Не было простоев из-за отсутствия инструмента — столько же выигрывают инструментальщики. В общей сложности у них набегает по восемнадцать-девятнадцать юаней премии, так что государственные и личные интересы совпадают. Раньше люди слонялись без дела, а теперь сразу же берутся за работу. Чтобы сократить время ремонта, за каждым членом бригады закрепили определенные станки, случись что — начальник цеха зовет именно этого мастера. Кроме того, ремонтники в свое свободное время изготовляют наиболее часто ломающиеся детали, в перерывах проводят мелкое техническое обслуживание, делают профилактический ремонт, чтобы станки все время были в исправности. Наконец, для рабочих большое значение имеет честь коллектива, никто не хочет подводить остальных. Некоторые даже не соглашаются отдельно получать премию, так что приходится их уговаривать, чтоб взяли.
— Выходит, серьезного противодействия ты не встречал?
— Как же не встречал?! Поначалу семь раз пришлось ругаться с бригадиром ремонтников. Он шумел: «Спросите у кого угодно, ни на одном заводе нет четко установленного объема работ ни для ремонтников, ни для инструментальщиков. Голову даю на отсечение, что нигде не найдете такого. А если не найдете, то и с меня не спрашивайте!» Я говорю ему: «Так вы что, хотите одинаково получать и за работу, и за простой? Или больше работать и больше получать? Можешь ты за всю бригаду поручиться, что вам не нужны лишние деньги?» Он и притих...
Все это разительно отличалось от того, как обстояло до прихода Чэнь Юнмина. Замминистра еще помнил разговор, состоявшийся у него с Чэнем перед назначением того директором, и, улыбнувшись, подумал: «Ну что ж, молодец Чэнь Юнмин, не подвел!»
Он хотел расспросить еще кое о чем, но увидел, как измотан директор — даже губы пересохли.
Баскетбольный мяч, залетевший со спортплощадки, попал прямо под ноги Чжэн Цзыюню и чуть не сбил его с ног. Играющие огорченно закричали, но послышались и насмешливые выкрики над неловкостью Чжэна. Замминистра обернулся и увидел У Биня, который бежал за мячом, но вдруг остановился и даже рот открыл: раз старик шагает рядом с директором, значит, он — большая шишка.
Чжэн Цзыюнь, улыбаясь, протянул парню руку:
— Здравствуй, не узнаешь?
У Бинь крепко пожал ему руку своей большой вспотевшей пятерней.
— Узнаю, конечно! — сказал он и, насвистывая, повернул к спортплощадке- Приятели тут же подбежали к нему. Это была та самая компания, которую замминистра видел в ресторане «Свежий ветер».
Директор удивился:
— Вы знакомы?
Чжэн Цзыюнь коротко объяснил, в чем дело, а потом крикнул Ян Сяо дуну:
— Вот ты-то мне как раз и нужен.
— Я? — Бригадир совершенно не понимал, зачем он понадобился этому загадочному старику.
— Да, именно ты! Через несколько дней в министерстве будет проходить симпозиум по идейно-политической работе. Я хочу пригласить тебя, чтобы ты поделился своими мыслями.
— Вы нашли как раз подходящего человека! — рассмеялся Чэнь Юнмин.
— Не шутите, пожалуйста,— смутившись, проговорил Ян Сяодун.— Я ведь даже не член партии, какие со мной могут быть разговоры об идейно-политической работе? Вы уж лучше обратитесь к начальнику нашего цеха У Годуну.
— Это тот самый, которого вы все время честите?
— Для собраний как раз такие и нужны,— вмешался У Бинь.— У Годун участвовал еще в первой конференции предприятий, изучающих опыт Дацина. Потом выступал в столичном Дворце спорта с докладом по вопросам учебы. Ему приходилось есть обеды из множества блюд,
жить в гостиницах высшего разряда, встречаться с товарищами из ЦК, да и на заводе его хвалят. Едва возьмется за дело — глядь, уж все готово, только на людей ему наплевать.
— Послушай-ка, ведь это камень и в твой огород! — сказал замминистра Чэнь Юнмину.
— А может, и министерства? — парировал директор.
— Ну, а я не знаю, с чем мне выступать,— промолвил Ян Сяодун.
— А расскажи то самое, о чем вы тогда беседовали за столом! И начальник цеха пусть подключится,— продолжал Чжэн Цзыюнь. Он повернулся к директору завода.— От каждого надо брать лучшее!
Договорив, замминистра направился к площадке, где стояло множество новеньких автомобилей. Ян Сяодун невольно двинулся за ним следом — он испытывал к старику все большую симпатию. Чжэн Цзыюнь открыл дверцу первой машины и провел пальцем по сиденью водителя. На сиденье остался след.
— Герметизация еще оставляет желать лучшего. А каков расход горючего? — спросил он директора.
— Пятнадцать-шестнадцать литров на сто километров.
— В Японии машина такого типа съедает всего двенадцать-тринадцать литров...— Чжэн Цзыюнь не критиковал, а как бы сравнивал. Он понимал, что тут нельзя винить только лишь один завод Чэнь Юнмина. Большая часть комплектных деталей поставляется смежниками, поэтому естественно, что не у всех деталей высокое качество. И не потому, что сами смежники плохи, а потому, что их возможности не одинаковы.
Слова замминистра вновь напомнили Чэнь Юнмину о его давней мечте — создании объединенной автомобильной компании, о координации усилий всех смежников, которая позволила бы залатать старые дыры, создать единую систему управления и производства, повысить жизнеспособность и конкурентоспособность всех предприятий. Возможно, тогда мы и сумеем обогнать Японию. Разве у нас недостаточно упорства и воли?
— Кто не боится риска — садись со мной, прокатимся! — сказал Чжэн Цзыюнь, усаживаясь на водительское место.
Чэнь Юнмин не стал его удерживать. Он слышал, что замминистра умеет водить машину и иногда садится за руль, особенно где-нибудь в глухих районах, где слабее контроль дорожного движения.
У Бинь прыгнул в кабину. Ему нравился Чжэн Цзыюнь, его степенность, открытость; чувствовалось, что такой человек способен не только марать бумагу в конторе. В душе парень клял себя за то, что раньше доставлял слишком много хлопот начальству, но уж сейчас он сможет помочь старику, если тот не справится с машиной.
Он покосился на ноги Чжэн Цзыюня, обутые в матерчатые тапочки. Чжэн уверенно нажал на акселератор, и машина тронулась. «А старик-то мастер на все руки!»— с восторгом подумал У Бинь, глядя, как замминистра крутит баранку, дает задний ход, разворачивается, выезжает со стоянки и едет по асфальту вокруг клумбы.
— А почему не видно того парня по фамилии Люй? — спросил Чжэн Цзыюнь.
— Он свалился с крыши, когда строили общежитие, и все еще лежит в больнице.
Замминистра вздрогнул и остановил машину на обочине, с беспокойством взглянув прямо в глаза У Биню:
— Как он себя чувствует? Это не опасно?
— У него разрыв печени, но сейчас опасность уже миновала.
— Останется инвалидом?
— Врачи говорят, что нет.
Чжэн Цзыюнь медленно повернул голову и посмотрел вперед.
— Почему? Недостаточны меры безопасности или учат
плохо?
— Стройка к концу идет, вот он и поторопился.
— На таких участках всегда что-нибудь происходит. Необходимо заранее предвидеть любую случайность и перед каждой сменой проводить занятия по технике безопасности!
— Наш директор страшно переживает... Все время сидел в больнице у Люя, пока кризис не миновал.
— А что говорят об этом на заводе? — Чжэн Цзыюнь снова тронул машину с места.
У Бинь бросил на него настороженный взгляд и некоторое время молчал. Замминистра почувствовал, что от него повеяло отчуждением, и улыбнулся: парень явно симпатизирует директору.
— Разное,— наконец честно признался У Бинь.— Были такие, которые злорадствовали; правда, это в основном должностные лица. А простые работяги все сумели понять...
— Скорость у этих машин что-то не очень,— поспешил переменить тему Чжэн Цзыюнь.
Только когда на улицах зажглись фонари, Чэнь Юнмин повез замминистра обратно в город. Оба они очень устали и уже ни о чем не говорили, да и в машине было слишком душно. Директор включил магнитофон, лежащий на сиденье, зазвучала музыка.
— Второй концерт для фортепиано с оркестром Шопена,— определил Чжэн Цзыюнь.
— Когда я учился в школе,— как-то отрешенно сказал Чэнь Юнмин, даже не повернув головы и продолжая смотреть в темноту,— я играл на скрипке, забывая порой о еде и сне. Люблю музыку, она словно жемчужина в короне искусства... Потом я мечтал стать крупным физиком... А в результате стал директором завода! — Он тихонько и грустно рассмеялся.
Замминистра молчал. Перед ним с быстротой молнии промелькнула вся его жизнь. Он вдруг подумал, что похож на мифическую птичку-цзинвэй, пытавшуюся засыпать камушками море.
Чэнь Юнмин остановил машину и открыл дверцу. Воздух был наполнен свежестью, в нем чувствовался и аромат набухающих почек, и запах молодой травки, угадывалось пробуждение насекомых после зимней спячки, высовывающих свои усики из каждой щелки. Казалось, вот-вот загремит гром и начнется весенний дождь.
Они вышли из машины и, не говоря ни слова, посмотрели на бездонное небо. Ночь была темной, безлунной.
— Зимой,— задумчиво сказал Чэнь Юнмин,— звезды
кажутся немного дальше, а летом, наоборот, ближе и ярче. Хорошо, когда светит луна, но тогда звезд не видно. А когда есть звезды, нет луны.
— Тебе-то больше нравятся звезды или луна?
— Под лунным светом даже самые ужасные и отвратительные вещи кажутся более приятными. Кроме того, этот свет придает всему какую-то таинственность, а звезды чаще навевают чувство одиночества.
Чжэн Цзыюнь тоже подумал, что человек страшится не столько боли, сколько пустоты и одиночества. Сам он тоже нередко взирал на холодные и сиротливые звезды с тоскливой надеждой...
— Я слышал, на меня хотят наслать ревизию,— переменил тему Чэнь Юнмин,— говорят, что я слишком дерзок и наверняка удержал часть суммы, предназначенной для строительства домов рабочим, на сооружение птицефермы, рытье пруда для разведения рыбы. Но разве я осмелел бы, не будь на то оснований? Прошлые счета автозавода совершенно запутаны. Предыдущие директора их совсем не проверяли. А я проверил каждый счет, и оказалось, что некоторые фонды вообще не использовались. Об этом не подозревал ни один из руководителей, даже финансисты. Но ведь сейчас разрешено более свободное использование фондов. Даже если я выделю два миллиона юаней на строительство домов, то что в этом особенного? На некоторых объектах пускают на ветер сотни миллионов, и никто за это не несет ответственности. Коли придется судиться, так буду судиться, я верю, что выиграю тяжбу. Считайте, что я просто вложил капитал в дело, ничего тут плохого нет. Если уж проверять, то проверять всех; раз не позволяют ничего делать, то пусть государство придумает другой способ. Я сдаю прибыли ничуть не меньше, чем положено, и даже больше, разве я что-нибудь нарушаю? Почему же нельзя в современных условиях решать наболевшие проблемы на производстве индивидуальным способом?
Чжэн Цзыюню не хотелось отвечать. Он знал, что таким людям, как Чэнь Юнмин, нужны не сочувствие и жалость, а понимание и поддержка. Да они и без поддержки устоят, в любых условиях выдержат.
— Вы еще помните наш разговор перед моим вступлением в должность? — спросил директор.
— Помню, конечно, помню.
— Вы не хуже меня знаете нашу нынешнюю ситуацию. А в первый месяц моей деятельности я получил от подчиненных несколько сотен письменных жалоб. Семьдесят процентов из них касались быта рабочих и служащих, двадцать процентов — разных трудовых конфликтов, но показателен тот факт, что вопросам производства уделили внимание лишь десять процентов жалобщиков. И винить людей тут не за что, ведь если не наладить их быт, то им будет не до производственных проблем. Да и кто пойдет за мной, просто поверив? Кто я такой? С другой стороны, о производстве, конечно, забывать нельзя. Упустишь — прибыли не получишь, и быт не на что будет налаживать, трудно будет руководить людьми... Короче, я как директор должен отвечать за все!
— Ты читал все жалобы? — перебил Чжэн Цзыюнь.
— Конечно. Ведь эти письма отражают настроения рабочих. Если директор не знает, о чем думают его люди, то как он может ими руководить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40