Если он на этот раз не проявит твердости, то любой недовольный сможет «бросить свое коромысло и улечься». Под него как директора и так уже вовсю копают, ищут уязвимые места!
Взять хотя бы Дун Дашаня, который всячески ему вредит, пользуясь своими связями. Он буквально сел директору на шею и гадит, не дает работу развернуть.
Когда Чэнь Юнмин заступил в должность, в одном из цехов даже земляные работы не были завершены. Ясно, что это очень мешало заводу выполнить годовой план. Чэнь вызвал Дуна: «Нечего замораживать этот цех, он должен как можно скорее дать продукцию. Собери людей, изучи вопрос и подай мне проект!» Дун подумал: «Недаром говорят, что новый чиновник от усердия сразу три факела готов зажечь. Ты первый же факел к моей голове подносишь? Ну что ж, поглядим, кто кого!»
На словах он со всем согласился, но прошло полмесяца — и никаких сдвигов. Чэнь спросил: «Ты изучил вопрос, о котором мы в прошлый раз говорили?» Начальник отдела,
ничуть не смущаясь, ответил: «Нет».— «Так поторопись. Когда можно закончить работы?» — «А ты скажи, когда тебе хочется закончить?» — прищурился Дун, чуть наклонив голову. Он откровенно потешался над директором, считая, что тот новичок, ничего не понимающий в деле. Чэнь Юнмин притворился, будто действительно ничего не понимает: «Я твое мнение спрашиваю». «Ну раз так, то месяцев десять»,— наобум заявил Дун. «Ты все-таки посоветуйся с товарищами, нельзя ли сделать побыстрее»,— вежливо продолжал Чэнь. «Я думаю, нельзя».— «А ты все-таки посоветуйся!» — не уступал Чэнь Юнмин. Но начальник отдела принял его терпение за слабость.
Снова прошло еще полмесяца, Дун так ничего и не сделал. Директор нахмурился: «В чем дело? Почему не выполнил задания?» «А когда бы тебе хотелось закончить земляные работы?» — продолжал придуриваться Дун Дашань. Чэнь Юнмин чуть не рассмеялся ему в лицо: «Когда? Завтра! Успеешь?» — «Ты шутишь!» — «Да, шучу. Но надеюсь, что ты все сделаешь как можно быстрее. Ведь ты начальник отдела капитального строительства, так что соображай!»
Снова прошло полмесяца, Дун опять ничего не сделал. «Ну, брат, ты недооценил своего противника!» — подумал Чэнь Юнмин. За полтора месяца, проведенные на заводе, он уже облазил его вдоль и поперек и все знал досконально, в том числе и насчет земляных работ. И он сказал Дуну: «Чтобы через пять дней проект был у меня на столе!» — «Через пять дней?! Да я под страхом смерти не смогу этого сделать!» — «Давай проясним проблему. Я давал тебе не пять дней, а несколько раз по полмесяца. Верно? Можешь сам посчитать. Я человек разумный, понимаю, что за пять дней положения не исправить, но уж в этом ты сам виноват. И хотя, с моей точки зрения, для подготовки проекта достаточно восьми дней, даю тебе еще десять...» — Чэнь Юнмин говорил тоном, не терпящим возражений. Он уже принял решение: если Дун Дашань и на этот раз обманет, он его сместит. В конце концов, у директора есть право наказывать за грубые нарушения дисциплины. Если не воспользоваться им, то как дальше работать?
Дун затряс головой и стал приводить разные доводы, по
чему проект нельзя представить так скоро. Директор терпеливо выслушал его и сказал: «Ты говоришь, что объем земляных работ очень велик? Но на самом деле это не так».— Он вытащил из кармана голубую записную книжку и забарабанил по ней пальцами. Дуну показалось, будто он барабанит по его голове. «Я уже выяснил все объекты твоих работ, они здесь зафиксированы. Ты утверждаешь, что в цеху нужно установить несколько десятков станков, да к тому же разного размера, что это очень сложно. Но ты, наверное, забыл, откуда я сюда пришел. Я был директором станкостроительного завода, занимался станками больше двадцати лет и разбираюсь в них получше тебя. Так что ты малость промахнулся. Сроки затвердения бетона тоже можно ускорить, если использовать тепловые, электрические или химические методы. Десяти дней будет довольно, а не двадцати восьми, как ты говоришь. Могу раскрыть тебе еще одну страницу своей биографии: я восемь лет занимался капитальным строительством. Ты не ожидал этого? Считал себя очень умным? Добром прошу, брось эти штучки, чтоб через десять дней был проект!»
Дун прямо глаза на него вытаращил. Пришлось ему подчиниться, но позднее у них произошла еще одна стычка. Металлообрабатывающий цех был слишком тесен, станки стояли в нем как попало, требовалось разместить их заново, в определенном порядке. Для этого некоторые производственные участки надо было вынести за пределы цеха. Кроме того, завод нуждался в специальном цехе на девятьсот квадратных метров, где устанавливается трехтонный мостовой кран. По опыту Чэнь Юнмин знал, что такой цех можно построить за месяц.
Директор вызвал начальников планового отдела, отделов капстроительства и транспорта: «Завтра, в воскресенье утром, приказываю отделу капстроительства провести разметку, а транспортному отделу расчистить площадку. Во второй половине дня вынимаем грунт, вечером закладываем основание. Сейчас тепло, так что для затвердения бетона хватит четырех-пяти часов. В понедельник подводим фундамент...»
В понедельник утром, придя на работу, Чэнь Юнмин увидел, что к делу даже не приступали. Он очень удивился, потому что при распределении заданий никто не возражал. Пошел в отдел капстроительства к Дун Дашаню, но того в кабинете не оказалось. Лишь к девяти часам он разыскал Дуна: «Сегодня мы уже должны были подводить фундамент. Почему ничего не сделано?» — «Я не могу провести разметку».— «Странно. В субботу на летучке ты со всем согласился. Почему не можешь?» — «Мне не дали чертежа. Как же без него?» — «Но ведь я вручил тебе абрис!» — «Этого мало для разметки».— У Дуна на все были свои возражения. «А по абрису нельзя ее провести?» — «Нельзя».— «Это же типовой цех, у него обычный восемнадцатиметровый пролет. Разве на абрисе не указаны размеры?» — «Указаны».— Дун Дашань побаивался таких вопросов, это походило на сдирание кожицы с ростка бамбука — в конце концов росток оказывался совершенно голым.
«Длина цеха пятьдесят метров. Это на абрисе обозначено?» — «Обозначено».— Дун чувствовал, что петля затягивается. «Так. Для крепления мостового крана нужны типовые шестиметровые опоры. Это ты знаешь?» — «Знаю». Дун Дашань не мог сказать, что не знает, так как совсем недавно на совещании директоров автозаводов Сун Кэ во всеуслышание расхваливал его опытность. «Ну, а если в абрисе указаны все эти три параметра, почему же ты не можешь сделать разметку? Ты что, собираешься народ дурачить? Я ведь не темный пахарь какой-нибудь. Два дня из тридцати ты уже упустил. Ты можешь, наконец, сделать разметку? Говори! Когда сделаешь?» «Завтра»,— опустил голову Дун Дашань. «Нет, сегодня к трем часам. А если не сделаешь, расстанешься со своим местом!»
Чэнь Юнмин повернулся и пошел. И что же? К половине третьего были закончены не только разметка, но и земляные работы. Директору очень хотелось снять Дун Дашаня, но сделать это было не так просто. За Дуном стоял Сун Кэ, и даже министр звонил по этому поводу. Министр наверняка не знал Дуна, это его Сун Кэ науськал.
Разве мог Чэнь Юнмин не считаться с их мнением? Один — начальник управления, которое его непосредственно курирует, другой вообще министр тяжелой промышленности. Может, замминистра Чжэн Цзыюня потревожить?
Правду ли тот ему говорил? «Все, что можно, дадим, себе лишнего не оставим...» Но что теперь скажет Чжэн Цзыюнь, чем поможет? Говорят, ему и самому несладко. К тому же Чэню лучше вести себя осторожнее, идти на какие-то уступки. Недавно министр лично приезжал на завод и ходил по цехам. Чэнь Юнмину даже пришлось согласиться на некоторые расходы, чтобы его принять. Он велел купить три пачки хороших сигарет, но не распечатывать их: если гость не будет курить, они на следующий раз пригодятся. Бывший начальник политотдела, услыхав об этом, многозначительно рассмеялся и обозвал Чэня скупердяем. Но если он такой щедрый, почему не выложил денежки из своего кармана? Или министры дома тоже только даровые сигареты курят? Нет уж, лучше кое-кому не потрафить, зато создать на заводе атмосферу честности и справедливости!
Покупал сигареты начальник административно-хозяйственного отдела. Этот мужик оказался ничего, предупредил, что если после приема оставшиеся сигареты пропадут, то он взыщет с виновных. И правильно: в следующий раз будет меньше охотников выезжать за казенный счет. Итак, некоторые против директора, но есть и сторонники.
Беспокоило Чэнь Юнмина и другое. Вот Ли Жуйлинь — человек с немалым партийным стажем и коммунизму вроде бы предан, а затронули его интересы, и он оказался не на высоте, ушел в оппозицию. Судя по всему, в дальнейшем таких недовольных людей, держащихся за старое, будет еще больше, это огромная тормозящая сила. Справится ли он с ней? Иногда им овладевали безотчетный страх или отчаяние. В такие минуты он выходил из своего кабинета и бродил по заводу — он знал, что многочисленные неотложные дела, требующие решения, мигом вытеснят из его сердца грусть. У него просто нет времени горевать, он должен направить всю свою энергию на эту сложную, бурную жизнь.
Удержание двухмесячной зарплаты, конечно, взбесило Ли Жуйлиня, но шума он не поднял. В таких случаях шуметь бессмысленно. Правда не на его стороне, крыть, увы, нечем. В его душе все-таки продолжала звучать главная струна: он ведь уже больше тридцати лет в партии.
Старый вахтер Люй, сдавая смену, обратился к нему по привычке:
— Здравствуйте, товарищ парторг! Что-то вы раненько сегодня...
Зубов у старика давно не было, он шепелявил, и из-за этого на душе у Ли Жуйлиня стало еще тоскливее. Он уже хотел сказать, чтобы тот больше не называл его «товарищем парторгом», но сдержался. Лицо его исказилось, когда он подумал, что теперь ему водить компанию именно с такими, как старый Люй. Конечно, в принципе коммуниста могут понизить в должности, но на практике это случается редко. Обычно понижают лишь тех, кто совершил какую-нибудь ошибку. А он ни в чем не виноват, за что же превращать его из кадрового работника в рабочего? Могли бы по крайней мере на том же уровне оставить, это еще было бы на что-то похоже. Правда, обращение «товарищ парторг» содержало в себе и некоторое утешение. Видимо, его все-та- ки не считают провинившимся, проштрафившимся. Поэтому он и не поправил старика, а лишь пожелал ему скорее дойти до дому и отдохнуть.
Старый Люй вывел из-под навеса велосипед, в котором дребезжало решительно все, кроме звонка, и надел военную шапку своего демобилизованного сына Люй Чжиминя. Уши у шапки при каждом шаге болтались — зеленые снаружи и серые, из кроличьего меха, изнутри. Ватное пальто было засаленным и залатанным, даже вокруг пуговиц красовались заплаты. Его давно следовало выбросить, да все бережливость не позволяла. Старики часто экономят на себе ради детей. Говорят, Люй Чжиминь не больно слушается отца. Нельзя сказать, что он плохой малый,— только упрямый очень. Ты ему твердишь одно, а он тебе другое, да и на язык невоздержан. Вообще, современная молодежь похожа на керосиновую лампу, которая не умеет беречь керосин! В старости и то не найдешь себе покоя. Видать, родителям во все времена суждено волноваться до самой смерти, «в каждой семье есть свой трудный канон»
Эта поговорка появилась в те времена, когда в Китае почитались конфуцианские, даоские и буддийские канонические книги. Но затем она приобрела более широкий смысл.
Лишь когда старый Люй скрылся из виду, Ли Жуйлинь зашел в проходную, сел там, посидел, потом беспокойно вскочил, ощущая желание что-нибудь сделать. Завод, на котором он проработал много лет, почему-то казался ему незнакомым, словно он только что пришел наниматься на службу, и это было неприятно.
Он затопил печурку, поставил на нее чайник и, разыскав за дверью метлу, начал подметать асфальтовую дорожку перед проходной, хотя подметать было решительно нечего — ее давно как будто языком вылизали. Ли Жуйлинь выпрямился и поглядел на здание завода. Он пришел сюда сразу после армии, двадцать с лишним лет назад. Этот завод рос на его глазах, точно соседский ребенок, который сначала сосет грудь, потом отказывается от нее, начинает ползать, ходить, идет в школу... Иногда даже не успеваешь заметить, как мальчишка, который еще совсем недавно бегал с голым задом, вдруг превращается в красивого парня, щеголяющего в брюках дудочкой, да еще с девчонкой под руку.
Завод становился все солиднее и уже перерос масштабы уездного города, родного города Ли Жуйлиня. Чтобы обойти территорию завода, требовалось не меньше часа. За проходной виднелась большая круглая клумба, которую огибали две заасфальтированные дорожки — словно мускулистые руки, державшие корзину с цветами. По обеим сторонам от дорожек росли стройные тополя; они, точно люди, внимательно глядели на прохожих, в том числе и на Ли Жуйлиня. Под тополями тянулась аккуратно подстриженная изгородь из можжевельника. Его иголки были черно- зелеными — казалось, что на них села сажа не только заводских труб, но и труб всего Пекина. За клумбой высился административный корпус, а еще дальше — один из цехов. Справа и слева бесконечными рядами стояли новенькие машины, готовые вот-вот покинуть заводские ворота. Они были похожи на солдат, которым только что выдали новую форму и оружие и которые способны сокрушить любую вражескую армию. Даже погруженный в свои невеселые думы, Ли Жуйлинь не мог не отметить, что на жалкой развалюхе, какой являлся завод раньше, трудно, просто немыслимо было добиться таких успехов. Наверное, людям пришлось вкалывать днем и ночью, упорно учиться, преодолевать буквально шаг за шагом. Кто же осуществил все это? Ли Жуйлинь знал своих заводских наперечет, они за долгие годы не решили и небольшой части проблем, стоявших перед заводом. Должно быть, дело в Чэнь Юнмине. У него тоже наверняка хватает забот, но почему на его лице никогда не видно уныния?
Чайник на печурке громко забурлил. Ли Жуйлинь взял чай, лежавший на столе, и заварил. Ишь ты, цветочный, с жасмином, по восемь юаней кило, не то что прежний — по шесть! Да, многое за это время изменилось... Ли Жуйлинь снова сел, вытащил портсигар и закурил, оглядывая немудреное убранство проходной. Под стенными часами висело объявление, аккуратно написанное кистью. Большой маятник часов качался, словно человеческая голова, без устали кивая то на один, то на другой иероглиф. В объявлении говорилось:
На территории завода запрещается:
1. Плевать на пол и на землю
2. Курить (кроме специально отведенных мест)
3. Сорить
4. Ставить где попало машины и велосипеды
5. Проводить посторонних без специального разрешения
За нарушение каждого из этих правил штраф 1 юань
Дирекция
Ли Жуйлинь перечитывал объявление, и с каждым разом оно казалось ему более строгим. То, что на завод нельзя водить посторонних, это понятно, но зачем драть целый юань за брошенную бумажку или за плевок на пол? Может, для того, чтобы нажиться на людях? Такого он еще не видывал, это что-то новое. На улицах всегда валяется полно окурков, бумажек и прочего, потому что народу слишком много. А не плевать на пол китайцы просто не могут. Они плюют и в автобусах, и на собраниях, и в театрах — недаром у них столько подметальщиков. И где ставить велосипеды? Неужто только на платных стоянках? Работающие там старухи и так все время гоняют людей. Своими дудками и истошными
воплями они выбьют два фэня даже из того, кому совесть гаубицей не прошибешь. В армии Ли Жуйлинь был артиллеристом и стрелял как раз из гаубицы. Впрочем, теперь гаубицы давно устарели, есть орудия и помощнее.
Это объявление — наверняка дело рук Чэнь Юнмина. Он недавно вернулся из командировки в Японию, вот оттуда и вывез эти заморские штучки. Рассказывают, после его возвращения весь завод целый день драил стекла. Что и говорить, их не мыли больше двадцати лет, со времени основания завода, на них скопился толстый слой сажи и грязи, но никто не испытывал от этого неудобства. Завод ведь не отель, он всегда грязен. Лужи машинного масла, металлическая стружка, шлак из литейного цеха... Не только окна, но и деревья во дворе покрыты шлаковой пылью. Может, еще и деревья мыть?
Чэнь Юнмин долго объяснял всем важность культурного производства: «Отличный завод превратили в какую-то тюрьму! Зайдешь на территорию — чуть не в обморок падаешь. Какая тут может быть производительность? Если иностранцы увидят такое, они не захотят с нами торговать, не поверят, что при подобном отношении к заводу люди могут по-настоящему относиться к труду и что с такого завода может выходить нормальная продукция!»
В конце концов на заводе поставили теплицу, пригласили садовника, а все пустыри засеяли травой, поскольку она оберегает цеха от пыли и, стало быть, повышает качество изделий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Взять хотя бы Дун Дашаня, который всячески ему вредит, пользуясь своими связями. Он буквально сел директору на шею и гадит, не дает работу развернуть.
Когда Чэнь Юнмин заступил в должность, в одном из цехов даже земляные работы не были завершены. Ясно, что это очень мешало заводу выполнить годовой план. Чэнь вызвал Дуна: «Нечего замораживать этот цех, он должен как можно скорее дать продукцию. Собери людей, изучи вопрос и подай мне проект!» Дун подумал: «Недаром говорят, что новый чиновник от усердия сразу три факела готов зажечь. Ты первый же факел к моей голове подносишь? Ну что ж, поглядим, кто кого!»
На словах он со всем согласился, но прошло полмесяца — и никаких сдвигов. Чэнь спросил: «Ты изучил вопрос, о котором мы в прошлый раз говорили?» Начальник отдела,
ничуть не смущаясь, ответил: «Нет».— «Так поторопись. Когда можно закончить работы?» — «А ты скажи, когда тебе хочется закончить?» — прищурился Дун, чуть наклонив голову. Он откровенно потешался над директором, считая, что тот новичок, ничего не понимающий в деле. Чэнь Юнмин притворился, будто действительно ничего не понимает: «Я твое мнение спрашиваю». «Ну раз так, то месяцев десять»,— наобум заявил Дун. «Ты все-таки посоветуйся с товарищами, нельзя ли сделать побыстрее»,— вежливо продолжал Чэнь. «Я думаю, нельзя».— «А ты все-таки посоветуйся!» — не уступал Чэнь Юнмин. Но начальник отдела принял его терпение за слабость.
Снова прошло еще полмесяца, Дун так ничего и не сделал. Директор нахмурился: «В чем дело? Почему не выполнил задания?» «А когда бы тебе хотелось закончить земляные работы?» — продолжал придуриваться Дун Дашань. Чэнь Юнмин чуть не рассмеялся ему в лицо: «Когда? Завтра! Успеешь?» — «Ты шутишь!» — «Да, шучу. Но надеюсь, что ты все сделаешь как можно быстрее. Ведь ты начальник отдела капитального строительства, так что соображай!»
Снова прошло полмесяца, Дун опять ничего не сделал. «Ну, брат, ты недооценил своего противника!» — подумал Чэнь Юнмин. За полтора месяца, проведенные на заводе, он уже облазил его вдоль и поперек и все знал досконально, в том числе и насчет земляных работ. И он сказал Дуну: «Чтобы через пять дней проект был у меня на столе!» — «Через пять дней?! Да я под страхом смерти не смогу этого сделать!» — «Давай проясним проблему. Я давал тебе не пять дней, а несколько раз по полмесяца. Верно? Можешь сам посчитать. Я человек разумный, понимаю, что за пять дней положения не исправить, но уж в этом ты сам виноват. И хотя, с моей точки зрения, для подготовки проекта достаточно восьми дней, даю тебе еще десять...» — Чэнь Юнмин говорил тоном, не терпящим возражений. Он уже принял решение: если Дун Дашань и на этот раз обманет, он его сместит. В конце концов, у директора есть право наказывать за грубые нарушения дисциплины. Если не воспользоваться им, то как дальше работать?
Дун затряс головой и стал приводить разные доводы, по
чему проект нельзя представить так скоро. Директор терпеливо выслушал его и сказал: «Ты говоришь, что объем земляных работ очень велик? Но на самом деле это не так».— Он вытащил из кармана голубую записную книжку и забарабанил по ней пальцами. Дуну показалось, будто он барабанит по его голове. «Я уже выяснил все объекты твоих работ, они здесь зафиксированы. Ты утверждаешь, что в цеху нужно установить несколько десятков станков, да к тому же разного размера, что это очень сложно. Но ты, наверное, забыл, откуда я сюда пришел. Я был директором станкостроительного завода, занимался станками больше двадцати лет и разбираюсь в них получше тебя. Так что ты малость промахнулся. Сроки затвердения бетона тоже можно ускорить, если использовать тепловые, электрические или химические методы. Десяти дней будет довольно, а не двадцати восьми, как ты говоришь. Могу раскрыть тебе еще одну страницу своей биографии: я восемь лет занимался капитальным строительством. Ты не ожидал этого? Считал себя очень умным? Добром прошу, брось эти штучки, чтоб через десять дней был проект!»
Дун прямо глаза на него вытаращил. Пришлось ему подчиниться, но позднее у них произошла еще одна стычка. Металлообрабатывающий цех был слишком тесен, станки стояли в нем как попало, требовалось разместить их заново, в определенном порядке. Для этого некоторые производственные участки надо было вынести за пределы цеха. Кроме того, завод нуждался в специальном цехе на девятьсот квадратных метров, где устанавливается трехтонный мостовой кран. По опыту Чэнь Юнмин знал, что такой цех можно построить за месяц.
Директор вызвал начальников планового отдела, отделов капстроительства и транспорта: «Завтра, в воскресенье утром, приказываю отделу капстроительства провести разметку, а транспортному отделу расчистить площадку. Во второй половине дня вынимаем грунт, вечером закладываем основание. Сейчас тепло, так что для затвердения бетона хватит четырех-пяти часов. В понедельник подводим фундамент...»
В понедельник утром, придя на работу, Чэнь Юнмин увидел, что к делу даже не приступали. Он очень удивился, потому что при распределении заданий никто не возражал. Пошел в отдел капстроительства к Дун Дашаню, но того в кабинете не оказалось. Лишь к девяти часам он разыскал Дуна: «Сегодня мы уже должны были подводить фундамент. Почему ничего не сделано?» — «Я не могу провести разметку».— «Странно. В субботу на летучке ты со всем согласился. Почему не можешь?» — «Мне не дали чертежа. Как же без него?» — «Но ведь я вручил тебе абрис!» — «Этого мало для разметки».— У Дуна на все были свои возражения. «А по абрису нельзя ее провести?» — «Нельзя».— «Это же типовой цех, у него обычный восемнадцатиметровый пролет. Разве на абрисе не указаны размеры?» — «Указаны».— Дун Дашань побаивался таких вопросов, это походило на сдирание кожицы с ростка бамбука — в конце концов росток оказывался совершенно голым.
«Длина цеха пятьдесят метров. Это на абрисе обозначено?» — «Обозначено».— Дун чувствовал, что петля затягивается. «Так. Для крепления мостового крана нужны типовые шестиметровые опоры. Это ты знаешь?» — «Знаю». Дун Дашань не мог сказать, что не знает, так как совсем недавно на совещании директоров автозаводов Сун Кэ во всеуслышание расхваливал его опытность. «Ну, а если в абрисе указаны все эти три параметра, почему же ты не можешь сделать разметку? Ты что, собираешься народ дурачить? Я ведь не темный пахарь какой-нибудь. Два дня из тридцати ты уже упустил. Ты можешь, наконец, сделать разметку? Говори! Когда сделаешь?» «Завтра»,— опустил голову Дун Дашань. «Нет, сегодня к трем часам. А если не сделаешь, расстанешься со своим местом!»
Чэнь Юнмин повернулся и пошел. И что же? К половине третьего были закончены не только разметка, но и земляные работы. Директору очень хотелось снять Дун Дашаня, но сделать это было не так просто. За Дуном стоял Сун Кэ, и даже министр звонил по этому поводу. Министр наверняка не знал Дуна, это его Сун Кэ науськал.
Разве мог Чэнь Юнмин не считаться с их мнением? Один — начальник управления, которое его непосредственно курирует, другой вообще министр тяжелой промышленности. Может, замминистра Чжэн Цзыюня потревожить?
Правду ли тот ему говорил? «Все, что можно, дадим, себе лишнего не оставим...» Но что теперь скажет Чжэн Цзыюнь, чем поможет? Говорят, ему и самому несладко. К тому же Чэню лучше вести себя осторожнее, идти на какие-то уступки. Недавно министр лично приезжал на завод и ходил по цехам. Чэнь Юнмину даже пришлось согласиться на некоторые расходы, чтобы его принять. Он велел купить три пачки хороших сигарет, но не распечатывать их: если гость не будет курить, они на следующий раз пригодятся. Бывший начальник политотдела, услыхав об этом, многозначительно рассмеялся и обозвал Чэня скупердяем. Но если он такой щедрый, почему не выложил денежки из своего кармана? Или министры дома тоже только даровые сигареты курят? Нет уж, лучше кое-кому не потрафить, зато создать на заводе атмосферу честности и справедливости!
Покупал сигареты начальник административно-хозяйственного отдела. Этот мужик оказался ничего, предупредил, что если после приема оставшиеся сигареты пропадут, то он взыщет с виновных. И правильно: в следующий раз будет меньше охотников выезжать за казенный счет. Итак, некоторые против директора, но есть и сторонники.
Беспокоило Чэнь Юнмина и другое. Вот Ли Жуйлинь — человек с немалым партийным стажем и коммунизму вроде бы предан, а затронули его интересы, и он оказался не на высоте, ушел в оппозицию. Судя по всему, в дальнейшем таких недовольных людей, держащихся за старое, будет еще больше, это огромная тормозящая сила. Справится ли он с ней? Иногда им овладевали безотчетный страх или отчаяние. В такие минуты он выходил из своего кабинета и бродил по заводу — он знал, что многочисленные неотложные дела, требующие решения, мигом вытеснят из его сердца грусть. У него просто нет времени горевать, он должен направить всю свою энергию на эту сложную, бурную жизнь.
Удержание двухмесячной зарплаты, конечно, взбесило Ли Жуйлиня, но шума он не поднял. В таких случаях шуметь бессмысленно. Правда не на его стороне, крыть, увы, нечем. В его душе все-таки продолжала звучать главная струна: он ведь уже больше тридцати лет в партии.
Старый вахтер Люй, сдавая смену, обратился к нему по привычке:
— Здравствуйте, товарищ парторг! Что-то вы раненько сегодня...
Зубов у старика давно не было, он шепелявил, и из-за этого на душе у Ли Жуйлиня стало еще тоскливее. Он уже хотел сказать, чтобы тот больше не называл его «товарищем парторгом», но сдержался. Лицо его исказилось, когда он подумал, что теперь ему водить компанию именно с такими, как старый Люй. Конечно, в принципе коммуниста могут понизить в должности, но на практике это случается редко. Обычно понижают лишь тех, кто совершил какую-нибудь ошибку. А он ни в чем не виноват, за что же превращать его из кадрового работника в рабочего? Могли бы по крайней мере на том же уровне оставить, это еще было бы на что-то похоже. Правда, обращение «товарищ парторг» содержало в себе и некоторое утешение. Видимо, его все-та- ки не считают провинившимся, проштрафившимся. Поэтому он и не поправил старика, а лишь пожелал ему скорее дойти до дому и отдохнуть.
Старый Люй вывел из-под навеса велосипед, в котором дребезжало решительно все, кроме звонка, и надел военную шапку своего демобилизованного сына Люй Чжиминя. Уши у шапки при каждом шаге болтались — зеленые снаружи и серые, из кроличьего меха, изнутри. Ватное пальто было засаленным и залатанным, даже вокруг пуговиц красовались заплаты. Его давно следовало выбросить, да все бережливость не позволяла. Старики часто экономят на себе ради детей. Говорят, Люй Чжиминь не больно слушается отца. Нельзя сказать, что он плохой малый,— только упрямый очень. Ты ему твердишь одно, а он тебе другое, да и на язык невоздержан. Вообще, современная молодежь похожа на керосиновую лампу, которая не умеет беречь керосин! В старости и то не найдешь себе покоя. Видать, родителям во все времена суждено волноваться до самой смерти, «в каждой семье есть свой трудный канон»
Эта поговорка появилась в те времена, когда в Китае почитались конфуцианские, даоские и буддийские канонические книги. Но затем она приобрела более широкий смысл.
Лишь когда старый Люй скрылся из виду, Ли Жуйлинь зашел в проходную, сел там, посидел, потом беспокойно вскочил, ощущая желание что-нибудь сделать. Завод, на котором он проработал много лет, почему-то казался ему незнакомым, словно он только что пришел наниматься на службу, и это было неприятно.
Он затопил печурку, поставил на нее чайник и, разыскав за дверью метлу, начал подметать асфальтовую дорожку перед проходной, хотя подметать было решительно нечего — ее давно как будто языком вылизали. Ли Жуйлинь выпрямился и поглядел на здание завода. Он пришел сюда сразу после армии, двадцать с лишним лет назад. Этот завод рос на его глазах, точно соседский ребенок, который сначала сосет грудь, потом отказывается от нее, начинает ползать, ходить, идет в школу... Иногда даже не успеваешь заметить, как мальчишка, который еще совсем недавно бегал с голым задом, вдруг превращается в красивого парня, щеголяющего в брюках дудочкой, да еще с девчонкой под руку.
Завод становился все солиднее и уже перерос масштабы уездного города, родного города Ли Жуйлиня. Чтобы обойти территорию завода, требовалось не меньше часа. За проходной виднелась большая круглая клумба, которую огибали две заасфальтированные дорожки — словно мускулистые руки, державшие корзину с цветами. По обеим сторонам от дорожек росли стройные тополя; они, точно люди, внимательно глядели на прохожих, в том числе и на Ли Жуйлиня. Под тополями тянулась аккуратно подстриженная изгородь из можжевельника. Его иголки были черно- зелеными — казалось, что на них села сажа не только заводских труб, но и труб всего Пекина. За клумбой высился административный корпус, а еще дальше — один из цехов. Справа и слева бесконечными рядами стояли новенькие машины, готовые вот-вот покинуть заводские ворота. Они были похожи на солдат, которым только что выдали новую форму и оружие и которые способны сокрушить любую вражескую армию. Даже погруженный в свои невеселые думы, Ли Жуйлинь не мог не отметить, что на жалкой развалюхе, какой являлся завод раньше, трудно, просто немыслимо было добиться таких успехов. Наверное, людям пришлось вкалывать днем и ночью, упорно учиться, преодолевать буквально шаг за шагом. Кто же осуществил все это? Ли Жуйлинь знал своих заводских наперечет, они за долгие годы не решили и небольшой части проблем, стоявших перед заводом. Должно быть, дело в Чэнь Юнмине. У него тоже наверняка хватает забот, но почему на его лице никогда не видно уныния?
Чайник на печурке громко забурлил. Ли Жуйлинь взял чай, лежавший на столе, и заварил. Ишь ты, цветочный, с жасмином, по восемь юаней кило, не то что прежний — по шесть! Да, многое за это время изменилось... Ли Жуйлинь снова сел, вытащил портсигар и закурил, оглядывая немудреное убранство проходной. Под стенными часами висело объявление, аккуратно написанное кистью. Большой маятник часов качался, словно человеческая голова, без устали кивая то на один, то на другой иероглиф. В объявлении говорилось:
На территории завода запрещается:
1. Плевать на пол и на землю
2. Курить (кроме специально отведенных мест)
3. Сорить
4. Ставить где попало машины и велосипеды
5. Проводить посторонних без специального разрешения
За нарушение каждого из этих правил штраф 1 юань
Дирекция
Ли Жуйлинь перечитывал объявление, и с каждым разом оно казалось ему более строгим. То, что на завод нельзя водить посторонних, это понятно, но зачем драть целый юань за брошенную бумажку или за плевок на пол? Может, для того, чтобы нажиться на людях? Такого он еще не видывал, это что-то новое. На улицах всегда валяется полно окурков, бумажек и прочего, потому что народу слишком много. А не плевать на пол китайцы просто не могут. Они плюют и в автобусах, и на собраниях, и в театрах — недаром у них столько подметальщиков. И где ставить велосипеды? Неужто только на платных стоянках? Работающие там старухи и так все время гоняют людей. Своими дудками и истошными
воплями они выбьют два фэня даже из того, кому совесть гаубицей не прошибешь. В армии Ли Жуйлинь был артиллеристом и стрелял как раз из гаубицы. Впрочем, теперь гаубицы давно устарели, есть орудия и помощнее.
Это объявление — наверняка дело рук Чэнь Юнмина. Он недавно вернулся из командировки в Японию, вот оттуда и вывез эти заморские штучки. Рассказывают, после его возвращения весь завод целый день драил стекла. Что и говорить, их не мыли больше двадцати лет, со времени основания завода, на них скопился толстый слой сажи и грязи, но никто не испытывал от этого неудобства. Завод ведь не отель, он всегда грязен. Лужи машинного масла, металлическая стружка, шлак из литейного цеха... Не только окна, но и деревья во дворе покрыты шлаковой пылью. Может, еще и деревья мыть?
Чэнь Юнмин долго объяснял всем важность культурного производства: «Отличный завод превратили в какую-то тюрьму! Зайдешь на территорию — чуть не в обморок падаешь. Какая тут может быть производительность? Если иностранцы увидят такое, они не захотят с нами торговать, не поверят, что при подобном отношении к заводу люди могут по-настоящему относиться к труду и что с такого завода может выходить нормальная продукция!»
В конце концов на заводе поставили теплицу, пригласили садовника, а все пустыри засеяли травой, поскольку она оберегает цеха от пыли и, стало быть, повышает качество изделий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40