Все это, конечно, хорошо, но так ли уж обязательно? Разве это восполнит нехватку электричества или сырья? Завод есть завод, а чтобы полюбоваться цветами, можно в парк сходить. Зачем слепо следовать за иностранцами? Они капиталисты, а мы и без цветов живем да машины выпускаем.
А может, он напрасно придирается к Чэню? Нет, именно по его милости он превратился в простого вахтера.
Весной, вернувшись с министерского совещания по проблемам управления, Чэнь Юнмин начал действовать еще активнее, чем тогда, когда впервые пришел на завод. Он заговорил о расширении самостоятельности предприятий, о рыночной конкуренции, о перетряске руководящего состава, о свободном выборе начальников, упразднил группу по изучению опыта Дацина, политотдел, ликвидировал должности освобожденных парторгов в цехах. Да, смелый малый!
Ли Жуйлинь много готов был понять, но далеко не все. Разве можно, например, обойтись без политотдела и группы по изучению передового опыта? Чэнь Юнмин заявил в своем докладе: «Эти подразделения существуют лишь для проформы, а нам нужна не форма, а содержание. Зачем развешивать всякие кричащие вывески, когда главное для нас — сердцем чувствовать нужды народа, честно решать его проблемы, любыми способами поднимать производство. В пятидесятых годах наша экономика развивалась неплохо, а ведь тогда у нас на предприятиях не было политотделов, и это ничуть не мешало сплочению. В то время идейно-воспитательной работой занимались все руководители, выделять для этого специальную группу людей не считали необходимым. А сейчас начальство вообразило, что ему незачем вмешиваться в воспитание, поскольку это прерогатива политотдела. Неужели партийное руководство состоит в том, чтобы обеспечить работой меньшинство, а остальные пусть сидят сложа руки?»
И все-таки Ли Жуйлинь не представлял себе, к чему приведет «свободный выбор начальников». Где об этом написано, кто из высоких руководителей говорил такое? Даже в «Двенадцати основных мерах по совершенствованию предприятий», спущенных из министерства, не было ничего подобного.
«Все силы нужно бросить на укрепление отделов, цехов и бригад!» — продолжал Чэнь Юнмин, и он знал, что говорил. Без этих мер завод не удастся переоборудовать. Разве можно работать с такими людьми, как начальник охраны или Дун Дашань, которые все пускают под откос? Начальник отдела социально-бытовых проблем тоже ничего путного не делал, только штаты свои раздувал. Квартиры или комнаты он давал лишь тем, кто совал ему в лапу, а остальные — и не надейся. Люди возмущались, но открыто роптать не смели. Кто его решится тронуть? Все жилье в его руках.
Много хлопот доставляла и заместительница начальника отдела труда и зарплаты: чуть что — бегала плакаться в министерство. Сначала Чэнь Юнмин относился к ней неплохо. Ему нравилось смотреть вперед, он знал, что женщин-руководительниц на заводе мало и стоит увеличить их количество. Но когда начальник отдела вышел на пенсию, а эту даму сразу не назначили на его место, она начала вовсю крыть дирекцию и партком, перестала ходить на работу и помчалась к Сун Кэ: дескать, ее не уважают, преследуют, выгоняют... До того Суну голову заморочила, что он перевел ее на другой завод.
Перед увольнением Чэнь Юнмин имел с ней разговор: «Вы допустили немало несправедливостей в отношении парткома и дирекции, но я все-таки хочу поговорить с вами по душам. Придя на этот завод, я первым делом выступил перед активом и сказал, что буду многое менять в образе мыслей людей, но не самих людей. Не хочу уподобляться монарху, который разом отказывается от всех своих подданных. Мы должны крепить единство — только тогда сможем чего-то добиться. Правильно? На том собрании рабочие высказали о вас много неприятного, вы это сами знаете, но партком вам все-таки поверил, даже принял в свой состав. Вы хоть понимаете значение этого? И в комиссию по проверке дисциплины вас ввели, чтобы повысить ваш авторитет. Да, после ухода вашего начальника на пенсию вас полгода не назначали на его место, потому что были и другие претенденты. Но мы их все-таки не выбрали, для вас место держали, неужели непонятно? А вы, видите ли, подождать не захотели. Что вас больше волнует: работа или карьера? Не дали вам желанной должности, так вы тут же ругаться последними словами! Это недостойно коммуниста и руководящего работника... В общем, получилось испытание для вас, и очень жаль, что вы его не выдержали. Если хотите перейти на другой завод, пожалуйста, но перед уходом я просто обязан был сказать вам все, что думаю».
Ладно, пусть уходит. Но почему Сун Кэ ставит на руководящие должности таких людей? Разве они способны работать с душой? Конечно, «банда четырех» сыграла свою плачевную роль в нашей жизни, однако и Сун Кэ
должен нести ответственность за развал автозавода.
За месяц с небольшим Чэнь Юнмин перетряхнул руководящие кадры буквально всех цехов, отделов и лабораторий. Такой скорости и размаха завод до этого не знал. Новых руководителей, в том числе беспартийных, директор назначал на основе рекомендаций парткома и опроса общественного мнения и тут же давал им три дня сроку, чтобы они составили списки своих подразделений: кто чем будет заниматься, кого куда переместить и так далее. Потом проводилось обсуждение: правильно ли сформирована команда, кого из нее надо вывести, а кого повысить.
Раньше руководители подразделений представляли свои проекты лишь администрации и парткому, те их обсуждали, возвращали в коллектив, и так по нескольку раз. С утверждением состава тянули, что называется, до года обезьяны и месяца лошади Теперь все делалось в один прием, а последнее слово оставалось за коллективом.
Ли Жуйлинь заявил, что это лазейка для любителей клановости и групповщины. Неужели начальник подразделения умнее и объективнее, чем партком или дирекция? Неужели он способен взглянуть на проблему всесторонне? Как можно использовать буржуазные методы в подборе кадров на социалистическом предприятии?
Известный задира Ян Сяодун из второго цеха тогда поддел его: «О каких буржуазных методах речь? Еще председатель Мао говорил своей жене Цзян Цин, что нельзя узурпировать власть! Ты что, не знаком с материалами ЦК о преступлениях «банды четырех»?»
К сожалению, Ян был недалек от истины: едва начиналось собрание или кружок политучебы, как Ли Жуйлиня клонило в сон, будто он всю ночь не спал. Чтобы сбить дремоту, он даже дергал себя за бороду — больше двадцати лет дергал, во время всех политических кампаний, но борода, как ни странно, не поредела. В общем, Ли Жуйлинь не стал спорить с Яном, говорится
1 В традиционном китайском календаре каждый год обозначается так называемыми циклическими знаками, которым соответствует определенное животное. Есть год лошади, месяца лошади не бывает.
ли в партийных документах об узурпации власти — он этого как следует не помнил. Нынешняя молодежь остра на язык и довольно образованна: нагородит всяких новых терминов и теорий, но разобраться в них не может. Только сыплет цитатами да людей пугает. Поди проверь, говорили ли Маркс и Ленин об этом или не говорили. Где уточнять-то? В таких случаях Ли Жуйлинь предпочитал помалкивать, но Чэнь Юнмин не церемонился со своими оппонентами: «Вот тут заявляют, что Мяо Чжолин не может быть начальником, так как он беспартийный, и обвиняют меня в том, что я отрицаю роль партийного руководства. Это чистейшая демагогия. Я предлагаю сделать товарища Мяо главным инженером, потому что верю в его технические способности и знания. А раз верю в него как в инженера, значит, и коллектив доверяю ему подобрать. Как он сможет работать, отвечать за работу других, если не будет иметь право выдвигать или перемещать людей? «Используя человека, не сомневайся, а сомневаясь, не используй». Раз уж мы назначаем его на этот пост, значит, и права ему должны дать. К тому же последнее слово всегда остается за парткомом, так что разглагольствования о недооценке партийного руководства тут ни при чем. Ведь не может же администрация одна олицетворять собой партию?
Теперь об узурпации власти. На мой взгляд, можно даже родственников в свою бригаду вводить — лишь бы дело двигалось. Каждому необходим испытательный срок: в первые три месяца работник должен добиться каких-то результатов, а в следующие три месяца — улучшить их. Если этого не произойдет, пусть человек сам уступит свое место более умелому. Что тут дурного? Кстати, подобных случаев еще не бывало, так что не мешает попробовать. У человека должны быть подходящие помощники, нам нужно задумываться над проблемами совместимости и не бояться так называемой групповщины. Каждый обладает своими способностями, но бывает, что соберешь людей воедино, а у них ничего не получается. Что тогда толку во всяких высоких словах? «Мы марксисты-ленинцы, мы братья по классу», ну и что из этого? Вот Ли Жуйлинь и Шэнь Хучжао — оба хорошие товарищи, один — парторг, другой — начальник цеха, а так между собой перессорились, что работать не могут. И раз им нельзя находиться вместе, надо развести их по разным углам, оба будут благодарны! Это же хорошая мера, почему ее не применять? Раньше в подразделениях, созданных начальством, часто царила несовместимость: одни слишком стары, другие слишком молоды, все вроде прекрасные люди, а с делом не справляются. Как такому подразделению работать? И как администрация может нести ответственность решительно за все? А сейчас многие права отданы цехам и лабораториям, остается только выбрать людей, способных взять эти права и не ударить в грязь лицом. Опрос общественного мнения показывает, что такие люди у нас есть, но мы не умеем их правильно использовать».
В результате всех этих манипуляций в цехе была упразднена не только должность освобожденного парторга, которую занимал Ли Жуйлинь, но и одна административная единица. У Ли просто сердце похолодело, он не мог поверить в это. Он не причинил никакого вреда, а оказался никому не нужным. И он не один, но и начальник четвертого цеха Фэн Чжэньминь, старый ударник, тоже слетел.
У Чэнь Юнмина и тут нашлось объяснение: «Почему ударник труда обязательно должен быть начальником? Сейчас время механизации, руководители производства должны разбираться в технике, а заодно и в проблемах управления. Старина Фэн человек хороший, безотказный, его можно направить в любой прорыв — и он будет работать даже без обеда, пока не свалится от голода. Но цех, которым он руководит, работает скверно, производственный план из месяца в месяц не выполняется. Кроме того, побывает Фэн на директорской планерке, вернется в цех — и доброй половины дел не помнит. Раз память плохая, мог бы записывать, но он до сих пор неграмотный. Так что пусть лучше остается ударником труда, а для начальника цеха у него данных недостаточно. Даже самый лучший ударник не обязательно будет хорошим руководителем. У генерала свой талант, а у командующего свой. Верно?»
«Фэн Чжэньминя нельзя ни в чем винить: он из бедняков и не мог получить образования. Нечего противопоставлять наших ветеранов интеллигенции!» — При слове «ветеран» Ли Жуйлинь гордо выпрямился.— «Ветеранов? Но ведь речь сейчас идет не о Доске почета и не о наградах. Так можно было рассуждать сразу после революции, когда на производство пришли люди, до этого воевавшие. С тех пор утекло уже тридцать лет, причем мирных лет. А ты чем все это время занимался? В карты резался!»
«Что же плохого в картах? — обиженно подумал Ли Жуйлинь.— Я ведь не пью, не курю, неужели и в картишки нельзя перекинуться? Это не бог весть какой грех. Ни к чему серьезному придраться не может, вот и ухватился за карты!»
«А Мяо Чжолин хорош?» — «Чем же он плох?» — «Социальным происхождением. Кроме того, у него связь с заграницей...» — «Эх ты, забыл в какое время мы живем, всё старые басни твердишь! С их помощью топили не только хороших людей, но и всю нашу страну. Сколько народу страдало из-за этих глупостей! Без знающих людей мы не проведем ни модернизации, ни социалистического строительства. Будем топтаться на месте и глядеть, как другие мчатся вперед. В пятидесятых годах мы по экономическому уровню почти догнали Японию, а сейчас отстали от нее минимум лет на тридцать». «Нечего на Японию кивать, там бедняки в трущобах живут вот с такими крысами!» — Ли Жуйлинь развел руки, показывая скорее кошку, чем крысу. «А ты видел?» — «Так в газетах писали...»
Чэнь Юнмин захохотал, но на душе у него было горько. Перед его глазами возник Мяо Чжолин — вечно сгорбленный, с опущенными плечами человек, который выступал на производственных и других собраниях заикаясь, дрожа, не решаясь выпустить из рук бумажку с текстом. Ему приходилось предварительно записывать все свои выступления, даже если речь шла о сооружении общественной уборной, и тщательно взвешивать каждое слово, чтобы к нему не придрались. После совещания он сверял протокол со своим текстом, боясь, как бы
секретарь чего-нибудь не напутал. Разве мыслимо жить в таких условиях? И разве не стоит помочь этому знающему человеку распрямиться душой?
Раздумья Ли Жуйлиня прервал велосипедный звонок — это въехал в ворота У Годун на своей новенькой «Вечности». Он взглянул на Ли, сидевшего в окошке проходной, и приветливо окликнул его:
— Ну что, вышел все-таки на работу?
— Не будешь же все время дома торчать! — смущенно кивнул Ли Жуйлинь. Он вылез из своей будки, чтобы осмотреть велосипед, а сам подумал: «Ведь У долго болел, откуда же у него деньги? Наверное, не меньше ста семидесяти юаней заплатил!»
— Это я в рассрочку купил,— пояснил У Годун.— Завод предоставил кредит тем, кто далеко живет. Всего два юаня в месяц приходится платить. Теперь и на смену и со смены никаких забот, не надо ломиться в автобусы в часы пик! — Он гордо нажал на звонок, словно аккомпанируя победной песне, и улыбнулся так заразительно, что Ли тоже заулыбался. Еще бы, купить велосипед — для простого рабочего событие.
А У Годун тем временем посмотрел на седые волосы Ли Жуйлиня, на его поредевшую макушку, и ему стало стыдно своей радости. Он даже положил руку на звонок и приглушил его.
Да, Чэнь Юнмин ни на минуту не переставал заботиться о подчиненных. Общежитие для рабочих и служащих уже достраивалось. Тем самым в жилищном вопросе, мучившем всех больше десяти лет, наметился некоторый просвет. Ли Жуйлиню показалось, что три месяца, которые он здесь отсутствовал, могут быть определены древней поговоркой: «За один день, проведенный в волшебной пещере, в мире прошла тысяча лет».
Но У Годун глядел на новое общежитие с грустью. Строить его было нелегко, потому что Стройбанк не желал давать деньги. Тогда часть комнат Чэнь Юнмину пришлось пообещать банковским служащим. Короче говоря, он был и честен, и оборотлив. Стройконтора предложила такие
условия: за год они закладывают фундамент, за второй год ставят коробку, за третий отделочные работы. Чэнь Юнмин подумал, что за это время банк может выдвинуть новые требования, стройконтора тоже потребует себе навар, и тогда заводу вообще почти ничего не достанется. И он решил строить общежитие собственными силами. В каждом цехе двое стали выполнять работу за троих, чтобы платить стройконторе и тем рабочим, которые трудились под ее руководством. Какой цех выделял рабочих на строительство, тот и комнаты получал. И строили гораздо быстрее, чем обычно. Но законно ли они поступили со Стройбанком?
По этому поводу У Годун специально ходил к Чэнь Юнмину и предостерегал его, уговаривал не нарушать финансовой дисциплины. Чэнь ответил: «Мы вынуждены использовать гибкие методы, иначе не проживем, но эти методы все же находятся в пределах законности. И народу хорошо, и государству никакого ущерба. Противозаконного мы ничего не делаем».
Он с утра до вечера ломал голову, чтобы найти всякие ходы и выходы, помочь производству и улучшить условия жизни рабочих. Иногда он казался себе каким-то рыночным торговцем, который поджидает покупателей, чтобы сбыть им кур или уток, а на вырученные деньги откармливать новых цыплят и утят.
Ли Жуйлинь был консерватором только в политических вопросах, но в остальном смотрел на мир шире У Годуна.
— Ничего тут особенного нет,— успокоил он его,— на свете есть вещи и поважнее! Расскажи лучше, как твой гепатит, вылечил?
— Вылечил! — вздохнул У Годун и возбужденно затряс головой. В его вздохе красноречивей всяких слов отразилось, сколько страданий он вынес.
Ли понял его. В конце концов, они были почти ровесниками и на многое смотрели одинаково.
— Гляди,— сказал он,— будь осторожен, чтобы снова не расхвораться!
Пока они говорили, к заводу подъехал Люй Чжиминь. Легко, точно стрекоза, прикасающаяся к воде, он спустил
с педали ногу, сделал вид, что слезает с велосипеда, и, выплюнув изо рта окурок, проехал в ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40