(10) И в конце концов дело доходит до
таких разговоров: "Добродетель, философия, справедливость - все это
треск пустых слов. Есть только одно счастье: угождать жизни, есть, пить,
свободно распоряжаться имуществом. Это и значит жить, это и значит пом-
нить о том, что ты смертей. Дни текут, проходит невозвратимая жизнь. Что
же мы колеблемся? Что толку быть мудрым и навязывать воздержность воз-
расту, который и может наслаждаться, и требует наслаждений, и скоро ста-
нет не годен для них? Зачем забегать вперед смерти и самому запрещать
себе2 то, что она отнимет? У тебя нет ни любовницы, ни мальчика, которо-
му даже любовница позавидует; каждый день ты выходишь трезвым; обедаешь
ты так скромно, будто должен давать ежедневную запись расходов отцу на
одобренье. Это значит не жить, а смотреть, как живут другие. (11) Какое
безумие - быть распорядителем имущества твоего наследника, отказывать
себе во всем, чтобы большое наследство превратило твоего друга во врага!
Ведь чем больше он получит, тем сильнее порадуется твоей смерти. Не
ставь и в грош всех этих унылых и нахмуренных цензоров чужой жизни, вра-
гов своей собственной, этих всеобщих опекунов! Не сомневайся в том, что
предпочесть: хорошую жизнь или добрую славу!" (12) Таких голосов надо
избегать не меньше, чем тех, мимо которых Улисс не хотел проплыть иначе
как связанным3. У них та же сила: они уведут прочь от отчизны, от род-
ных, от друзей, от добродетели и сделают так, что несчастный постыдно
разобьется о постыдную жизнь 4.
Насколько лучше идти прямым путем и прийти к тому, чтобы только чест-
ное и было тебе приятно. (13) Мы и сможем достичь этого, если будем
знать, что есть два рода вещей: одни нас привлекают, другие отпугивают.
Привлекают богатства, наслажденья, красота, почести, всё вкрадчивое и
улыбчивое; отпугивает труд, смерть, боль, поношенье, скудная пища. Нам
нужно упражняться, чтобы не бояться второго и не желать первого. Будем
же сопротивляться и тому и другому: от заманчивого отступать, на враж-
дебное нападать. (14) Разве ты не видишь, что под гору и в гору идут
по-разному? Кто идет под уклон, откидывается назад, кто взбирается на
кручу, тот нагибается вперед. А переносить свой вес вперед на спуске и
назад при подъеме - это, мой Луцилий, все равно, что потворствовать по-
рокам. Путь к наслажденьям ведет вниз, к трудностям и тяготам приходится
взбираться: так будем тут помогать своему телу, а там его сдерживать.
(15) Ты думаешь, я утверждаю, будто для нашего слуха пагубны только
те, кто расхваливает наслажденье и внушает страх перед болью, сам по се-
бе ужасный? Я считаю вредными для нас и тех, кто под видом стои ческого
учения поощряет наши пороки. Вот что они болтают: "Только мудрец и уче-
ный умеет быть любовником. И в искусстве есть и пить с сотрапезниками
мудрец понимает больше всех и только один к нему и пригоден. Исследуем,
до какого возраста юноши могут служить для любви". (16) Пусть греческим
обычаям это позволено, а мы лучше будем слушать другое: "Никто не стано-
вится превосходным мужем случайно: добродетели нужно учиться. Наслаж-
денье - вещь и низменная, и ничтожная, не имеющая никакой цены, общая у
нас с бессловесными животными, ибо на нее слетаются даже самые малые и
презренные твари. Слава и пуста, и непостоянна, она подвижнее ветра.
Бедность - зло только для того, кто ее не приемлет. Смерть не есть зло.
- Ты спросишь, что она такое? - Единственное, в чем весь род людской
равноправен. Суеверие есть самое безумное из заблуждений: оно страшится
тех, кого должно любить, и оскорбляет тех, кого чтит. Какая разница -
отрицать ли богов или бесчестить их?" - (17) Вот что следует выучить и
даже заучить. Философия не должна поставлять оправдания для пороков. Не-
чего и надеяться на выздоровленье тому больному, которого врач поощряет
к неумеренности. Будь здоров.
Письмо СXXIV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Много могу передать старинных тебе наставлений.
Если ты прочь не бежишь и забот не чуждаешься мелких1.
Ты-то прочь не бежишь, и никакие тонкости тебя не отталкивают, вкус
твой слишком тонок, чтобы заниматься только2 самым большим. А так как я
одобряю твое обыкновенье все мерить пользой и знаю, что ты терпеть не
можешь одного, - чтобы величайшая тонкость ни к чему не вела, - то пос-
тараюсь и сейчас не допустить этого.
Вопрос таков: чувством или рассудком постигается благо? С ним связано
и утвержденье, что в бессловесных животных и младенцах нет блага. (2)
Кто ставит выше всего наслажденье, те считают благо чувственным; мы же,
приписывающие благо душе, - умопостигаемым. Если бы о благе судили
чувства, мы бы не отвергали никаких наслаждений: ведь все они заманчивы,
все приятны, - и наоборот, не шли бы добровольно на страданье, потому
что всякое страданье мучительно для чувств. (3) Далее, не заслуживали бы
упрека слишком уж приверженные наслаждениям и больше всего боящиеся бо-
ли. Мы же порицаем предающихся обжорству и похоти и презираем тех, кто
из боязни боли ни на что не отваживаются и теряют мужество. Но в чем их
грех, если они повинуются чувствам, которым вами же отдано право судить
о благе и зле и решать, к чему стремиться, а от чего отказываться. (4)
Ведь ясно, что лишь разум властен выносить приговор о жизни, добродете-
ли, о честности, а значит и о благе и зле. А они поручают судить о самом
лучшем самой грубой из наших способностей, так как приговор о благе
должно выносить чувство, тупое и близорукое, куда менее проворное у че-
ловека, чем у других животных. (5) Что если кто-нибудь захочет различить
мелочи не глазами, а на ощупь? А ведь из всех внешних чувств зрение по
своей тонкости и внимательности - самое для этого подходящее, оно позво-
лило бы различить благо и зло. Вот видишь, в каком неведенье истины пре-
бывает и как низводит на землю все высокое и божественное тот, кто судит
о высшем благе и зле на ощупь.
- (6) "Но ведь как всякая наука, всякое искусство должны возникнуть и
вырасти из чего-то очевидного, постижимого чувствами, так и начала и ос-
нования блаженной жизни - в очевидном и доступном чувствам. И вы сами
говорите, что блаженная жизнь берет начало в очевидном". - (7) Мы назы-
ваем блаженной жизнь, согласную с природой; а что согласно с природой,
то видно сразу же и явственно, как и все совершенное. Однако то, что
согласно с природой, что дается тотчас после рождения, я называю не бла-
гом, а началом блага. Ты же даришь младенчеству высшее благо - наслаж-
денье, чтобы новорожденный начинал с того, к чему приходит зрелый чело-
век. (8) Если бы кто-нибудь сказал, будто плод, скрытый в материнской
утробе, неведомого еще пола, не имеющий завершенного облика, уже причас-
тен благу, - все ясно увидели бы его заблужденье. А велика ли разница
между только что начавшим жить и тем, кто скрыто обременяет материнское
чрево? Оба они одинаково созрели для понимания блага и зла, и младенец
не больше способен воспринять благо, чем способно дерево или бессловес-
ное животное. А почему нет блага ни в дереве, ни в бессловесном живот-
ном? Потому что нет разума. Потому же нет блага и в младенце: ведь и у
него разум еще отсутствует. Он придет к благу, только когда войдет в ра-
зум.
(9) Есть существа неразумные, есть еще неразумные, есть обладающие
разумом, но несовершенным. Ни в одном из них нет блага: его приносит с
собою разум. В чем различие между названными мною разрядами? Неразумным
благо не достанется никогда; кто неразумен до поры, те не могут покуда и
обладать благом; у тех, чей разум несовершенен, блага нет, но может
быть. (10) Потому я и говорю, Луцилий: благо пребывает не во всяком теле
и не во всяком возрасте; оно так же далеко от младенчества, как послед-
нее от первого, как совершенство от начала; значит, его нет и в нежном,
едва крепнущем теле. Как оно могло бы в нем быть? Да не больше, чем в
семени! (11) Если ты говоришь: "Мы знаем некое благо и в деревьях, и в
посевах", - то оно не в первых ростках, только что пробившихся из земли.
Есть благо в пшенице - но не в полных млечного сока стеблях, не в мягком
колосе, едва выпроставшемся из-под листика; оно возникает только тогда,
когда лето довело зерно до положенной спелости. И как все в природе яв-
ляет свое благо, только созрев до конца, так и благо человека есть лишь
в том человеке, чей разум уже достиг совершенства. (12) Что это за бла-
го? Я скажу: это душа свободная и возвышенная, все подчиняющая себе и
сама ничему не подчиненная. Такое благо младенчеству недоступно, и
детству нельзя на него надеяться, и юности едва ли можно. И хорошо еще,
если старости удалось достичь его ценою долгих и упорных стараний. А ес-
ли это так, значит, благо умопостигаемо.
- (13) "Однако ты сам сказал, что есть благо и у дерева, и у травы;
выходит, благо может быть и у младенца". - Подлинного блага нет ни у де-
рева, ни у бессловесных животных; их благо нельзя назвать благом в
собственном смысле. - "А что же это?" - То, что согласно с природой каж-
дого из них. Благо никак не может выпасть на долю бессловесному животно-
му: благо принадлежит лучшему и более счастливому роду существ. Где нет
места разуму, там нет и блага. (14) Есть четыре рода существ: деревья,
животные, люди, боги. Последние два обладают разумом, и, значит, они од-
ной природы, а разница между ними та, что боги бессмертны, люди смертны.
Благо одних довела до совершенства сама природа, - я имею в виду богов;
благо других - то есть людей - совершенствуется их усилиями. Остальные
существа совершенны в своем роде, а это не есть подлинное совершенство,
коль скоро разум в них отсутствует. Только то подлинно совершенно, что
совершенно в согласии со всеобщей природой, а всеобщая природа разумна;
остальные могут быть совершенны только в своем роде. (15) Значит, у них
не может быть и блаженной жизни, и того, что ее создает; создает же бла-
женную жизнь благо; у бессловесных животных нет того, что создает бла-
женную жизнь, - следовательно, у бессловесных животных нет блага.
(16) Бессловесное животное чувством постигает настоящее, о прошлом
вспоминает тогда, когда встречает нечто напоминающее о нем чувствам: так
лошадь вспоминает дорогу, когда подведена к ее началу, в стойле же у нее
нет никаких воспоминаний о дороге, даже множество раз пройденной. Третье
время - будущее - бессловесным животным недоступно. (17) Как же может
показаться совершенной природа тем, кто не знает прошлого? Время состав-
ляется из трех частей: прошедшего, настоящего и грядущего. Животным дано
только самое краткое и быстро пролетающее - настоящее; воспоминанья .о
прошлом у них редки и вызываются только видимым в настоящий миг. (18)
Значит, благо, принадлежащее совершенной природе, не может быть в том,
что по природе несовершенно; а не то, если оно есть у существ другой
природы, значит, есть оно и у посевов. Я не отрицаю, и у бессловесных
животных есть сильное и пылкое влечение ко всему, что кажется согласным
с природой, но порывы этого влечения беспорядочны и смутны. Благо же не
бывает ни беспорядочным, ни смутным. - (19) "Как так? Неужели движения
животных беспорядочны и неуклюжи?" - Я бы сказал, что они двигаются бес-
порядочно и неуклюже, будь им по природе доступен порядок; а так они
двигаются сообразно своей природе. Беспорядочно же то, что могло бы со-
вершиться и по порядку. Беспокойно то, что могло бы быть безмятежным.
Порок есть только там, где могла бы быть добродетель. Движения бессло-
весных животных таковы от природы. (20) Но, чтобы не держать тебя слиш-
ком долго, я скажу: и у бессловесного животного бывает некое благо, не-
кая добродетель, некое совершенство, но не благо, добродетель и совер-
шенство в безусловном смысле. Они достаются на долю не только существам
разумным, которым дано знать, почему, до какой степени и как. Поэтому
благо есть только у того, у кого разум.
(21) Но ты спросишь, к чему ведет все это рассуждение, чем оно может
быть полезно твоей душе? Я отвечу: оно делает ее и сильнее и проница-
тельнее и, коль скоро она хочет чем-либо заниматься, не дает отойти от
занятий благородных. Оно полезно хотя бы тем, что велит помедлить рву-
щимся к злу. И еще вот что я скажу: больше всего пользы я принесу тебе,
показав, в чем твое благо, отделив тебя от бессловесных животных и по-
местив рядом с богами. (22) Зачем ты упражняешь и копишь телесные силы?
Природа щедрее отпустила их скоту и диким зверям. Зачем ты холишь свою
наружность? Что бы ты ни делал, красотою ты уступаешь многим животным.
Зачем ты так тщательно укладываешь волосы? Распустишь ли ты их на пар-
фянский лад, соберешь ли узлом, как германцы, будут ли они у тебя тор-
чать, как у скифа, - все равно у любого коня будет грива гуще твоей, и у
любого льва - красивее твоей. Сколько бы ты ни упражнялся в быстроте
ног, все равно не сравнишься с зайцем. (23) Так не хочешь ли, оставив
все, в чем непременно будешь побежден, потому что тратишь силы не на
свое дело, вернуться к твоему собственному благу? В чем оно? В том, что-
бы исправить и очистить душу, которая соперничала бы с богами и подня-
лась выше человеческих пределов, видя все для себя только в себе самой.
Ты - разумное существо! Что же есть твое благо? Совершенный разум! При-
зови его к самой высокой цели, чтобы он дорос до нее, насколько может.
(24) Считай себя блаженным тогда, когда сам станешь источником всех сво-
их радостей, когда среди всего, что люди похищают, стерегут, чего жаж-
дут, ты не найдешь не только, что бы предпочесть, но и чего бы захотеть.
Я дам тебе короткое правило, оно поможет тебе оценить себя и почувство-
вать, достиг ли ты совершенства. Ты тогда будешь владеть своим благом,
когда поймешь, что несчастнее всех счастливцы. Будь здоров.
ПРИЛОЖЕНИЕ
С. А. Ошеров
СЕНЕКА. ОТ РИМА К МИРУ
Философское мировоззрение есть сам дух личности человеческой... Это -
не биография, не душа с ее страстями и страданиями, ие колеблющийся отк-
лик, то радостный, то болезненный, на события дня и на полночные мысли.
Это - стержень самой души и биографии.
Густа Шлет. Философское имровеаэревие Герцена.
По своему философскому мировоззрению Сенека был стоиком, и стоиком
достаточно правоверным. Говорить о развитии этого мировоззрения нелегко,
так как в своей стоической основе оно не менялось, и в поздних
"Нравственных письмах к Луцилию" нередко повторяются вещи, сказанные в
трактатах, датируемых более ранними годами1. Зато хорошо известна внеш-
няя биография Сенеки: его имя часто встречается у историков, где он выс-
тупает отнюдь не свидетелем, а участником важнейших событий эпохи, хотя
при первом же упоминании и Тацит, и Светоний2 говорят, что Сенека успел
прославиться научными занятиями и речами. По этой причине образ его стал
как бы двоиться в глазах потомства.
Жизнь Сенеки, полную взлетов и падений, определяющихся перипетиями
столичной политики, трудно согласовать с образом философа-моралиста и со
многими собственными его писаниями. Бесполезно рассуждать о том, что
толкало Сенеку в гущу политики: честолюбие и корыстолюбие, в которых его
часто обвиняли современники и потомки и которым он, по всей видимости,
действительно не был чужд, либо доктринерское убеждение, что философ,
став рядом с властителем, способен принести пользу людям. Живые черты
облика Сенеки утрачены и невосстановимы. Но можно попытаться понять ос-
новное противоречие жизни Сенеки, исходя из исторической ситуации, из
мироощущения философа, каким оно видится в его сочинениях, и из традиции
того учения, к которому он примыкал.
И если мы внимательно вглядимся в те положения, в которые ставила Се-
неку история, и соотнесем с ними его сочинения, то легко будет убедиться
в одном: почти каждый трактат был ответом на очередной вопрос, заданный
жизнью, - и ответ этот давался не столько другим, сколько самому себе3.
"Ты", к которому обращен трактат, - это почти всегда и "я" автора. Между
жизнью и философией протягиваются силовые линии и возникает напряжение,
которым отличается философствованье Сенеки в лучших его работах. Там,
где проблема пережита им, он уходит от бесконечного варьирования одной
мысли, от скучного разбора всех возможных случаев, от примеров, избитых
в сотнях риторических упражнений. Напряженная связь с жизнью была необ-
ходимым стимулом к подлинному творчеству для Сенеки-писателя4.
Но связь с жизнью предполагает определенное отношение к ней. Жизнеот-
ношение Сенеки формировалось под воздействием не только запросов дня, но
и глубоких традиций, без знания которых нельзя понять ни его жизненного
поведения, ни его философствования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
таких разговоров: "Добродетель, философия, справедливость - все это
треск пустых слов. Есть только одно счастье: угождать жизни, есть, пить,
свободно распоряжаться имуществом. Это и значит жить, это и значит пом-
нить о том, что ты смертей. Дни текут, проходит невозвратимая жизнь. Что
же мы колеблемся? Что толку быть мудрым и навязывать воздержность воз-
расту, который и может наслаждаться, и требует наслаждений, и скоро ста-
нет не годен для них? Зачем забегать вперед смерти и самому запрещать
себе2 то, что она отнимет? У тебя нет ни любовницы, ни мальчика, которо-
му даже любовница позавидует; каждый день ты выходишь трезвым; обедаешь
ты так скромно, будто должен давать ежедневную запись расходов отцу на
одобренье. Это значит не жить, а смотреть, как живут другие. (11) Какое
безумие - быть распорядителем имущества твоего наследника, отказывать
себе во всем, чтобы большое наследство превратило твоего друга во врага!
Ведь чем больше он получит, тем сильнее порадуется твоей смерти. Не
ставь и в грош всех этих унылых и нахмуренных цензоров чужой жизни, вра-
гов своей собственной, этих всеобщих опекунов! Не сомневайся в том, что
предпочесть: хорошую жизнь или добрую славу!" (12) Таких голосов надо
избегать не меньше, чем тех, мимо которых Улисс не хотел проплыть иначе
как связанным3. У них та же сила: они уведут прочь от отчизны, от род-
ных, от друзей, от добродетели и сделают так, что несчастный постыдно
разобьется о постыдную жизнь 4.
Насколько лучше идти прямым путем и прийти к тому, чтобы только чест-
ное и было тебе приятно. (13) Мы и сможем достичь этого, если будем
знать, что есть два рода вещей: одни нас привлекают, другие отпугивают.
Привлекают богатства, наслажденья, красота, почести, всё вкрадчивое и
улыбчивое; отпугивает труд, смерть, боль, поношенье, скудная пища. Нам
нужно упражняться, чтобы не бояться второго и не желать первого. Будем
же сопротивляться и тому и другому: от заманчивого отступать, на враж-
дебное нападать. (14) Разве ты не видишь, что под гору и в гору идут
по-разному? Кто идет под уклон, откидывается назад, кто взбирается на
кручу, тот нагибается вперед. А переносить свой вес вперед на спуске и
назад при подъеме - это, мой Луцилий, все равно, что потворствовать по-
рокам. Путь к наслажденьям ведет вниз, к трудностям и тяготам приходится
взбираться: так будем тут помогать своему телу, а там его сдерживать.
(15) Ты думаешь, я утверждаю, будто для нашего слуха пагубны только
те, кто расхваливает наслажденье и внушает страх перед болью, сам по се-
бе ужасный? Я считаю вредными для нас и тех, кто под видом стои ческого
учения поощряет наши пороки. Вот что они болтают: "Только мудрец и уче-
ный умеет быть любовником. И в искусстве есть и пить с сотрапезниками
мудрец понимает больше всех и только один к нему и пригоден. Исследуем,
до какого возраста юноши могут служить для любви". (16) Пусть греческим
обычаям это позволено, а мы лучше будем слушать другое: "Никто не стано-
вится превосходным мужем случайно: добродетели нужно учиться. Наслаж-
денье - вещь и низменная, и ничтожная, не имеющая никакой цены, общая у
нас с бессловесными животными, ибо на нее слетаются даже самые малые и
презренные твари. Слава и пуста, и непостоянна, она подвижнее ветра.
Бедность - зло только для того, кто ее не приемлет. Смерть не есть зло.
- Ты спросишь, что она такое? - Единственное, в чем весь род людской
равноправен. Суеверие есть самое безумное из заблуждений: оно страшится
тех, кого должно любить, и оскорбляет тех, кого чтит. Какая разница -
отрицать ли богов или бесчестить их?" - (17) Вот что следует выучить и
даже заучить. Философия не должна поставлять оправдания для пороков. Не-
чего и надеяться на выздоровленье тому больному, которого врач поощряет
к неумеренности. Будь здоров.
Письмо СXXIV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Много могу передать старинных тебе наставлений.
Если ты прочь не бежишь и забот не чуждаешься мелких1.
Ты-то прочь не бежишь, и никакие тонкости тебя не отталкивают, вкус
твой слишком тонок, чтобы заниматься только2 самым большим. А так как я
одобряю твое обыкновенье все мерить пользой и знаю, что ты терпеть не
можешь одного, - чтобы величайшая тонкость ни к чему не вела, - то пос-
тараюсь и сейчас не допустить этого.
Вопрос таков: чувством или рассудком постигается благо? С ним связано
и утвержденье, что в бессловесных животных и младенцах нет блага. (2)
Кто ставит выше всего наслажденье, те считают благо чувственным; мы же,
приписывающие благо душе, - умопостигаемым. Если бы о благе судили
чувства, мы бы не отвергали никаких наслаждений: ведь все они заманчивы,
все приятны, - и наоборот, не шли бы добровольно на страданье, потому
что всякое страданье мучительно для чувств. (3) Далее, не заслуживали бы
упрека слишком уж приверженные наслаждениям и больше всего боящиеся бо-
ли. Мы же порицаем предающихся обжорству и похоти и презираем тех, кто
из боязни боли ни на что не отваживаются и теряют мужество. Но в чем их
грех, если они повинуются чувствам, которым вами же отдано право судить
о благе и зле и решать, к чему стремиться, а от чего отказываться. (4)
Ведь ясно, что лишь разум властен выносить приговор о жизни, добродете-
ли, о честности, а значит и о благе и зле. А они поручают судить о самом
лучшем самой грубой из наших способностей, так как приговор о благе
должно выносить чувство, тупое и близорукое, куда менее проворное у че-
ловека, чем у других животных. (5) Что если кто-нибудь захочет различить
мелочи не глазами, а на ощупь? А ведь из всех внешних чувств зрение по
своей тонкости и внимательности - самое для этого подходящее, оно позво-
лило бы различить благо и зло. Вот видишь, в каком неведенье истины пре-
бывает и как низводит на землю все высокое и божественное тот, кто судит
о высшем благе и зле на ощупь.
- (6) "Но ведь как всякая наука, всякое искусство должны возникнуть и
вырасти из чего-то очевидного, постижимого чувствами, так и начала и ос-
нования блаженной жизни - в очевидном и доступном чувствам. И вы сами
говорите, что блаженная жизнь берет начало в очевидном". - (7) Мы назы-
ваем блаженной жизнь, согласную с природой; а что согласно с природой,
то видно сразу же и явственно, как и все совершенное. Однако то, что
согласно с природой, что дается тотчас после рождения, я называю не бла-
гом, а началом блага. Ты же даришь младенчеству высшее благо - наслаж-
денье, чтобы новорожденный начинал с того, к чему приходит зрелый чело-
век. (8) Если бы кто-нибудь сказал, будто плод, скрытый в материнской
утробе, неведомого еще пола, не имеющий завершенного облика, уже причас-
тен благу, - все ясно увидели бы его заблужденье. А велика ли разница
между только что начавшим жить и тем, кто скрыто обременяет материнское
чрево? Оба они одинаково созрели для понимания блага и зла, и младенец
не больше способен воспринять благо, чем способно дерево или бессловес-
ное животное. А почему нет блага ни в дереве, ни в бессловесном живот-
ном? Потому что нет разума. Потому же нет блага и в младенце: ведь и у
него разум еще отсутствует. Он придет к благу, только когда войдет в ра-
зум.
(9) Есть существа неразумные, есть еще неразумные, есть обладающие
разумом, но несовершенным. Ни в одном из них нет блага: его приносит с
собою разум. В чем различие между названными мною разрядами? Неразумным
благо не достанется никогда; кто неразумен до поры, те не могут покуда и
обладать благом; у тех, чей разум несовершенен, блага нет, но может
быть. (10) Потому я и говорю, Луцилий: благо пребывает не во всяком теле
и не во всяком возрасте; оно так же далеко от младенчества, как послед-
нее от первого, как совершенство от начала; значит, его нет и в нежном,
едва крепнущем теле. Как оно могло бы в нем быть? Да не больше, чем в
семени! (11) Если ты говоришь: "Мы знаем некое благо и в деревьях, и в
посевах", - то оно не в первых ростках, только что пробившихся из земли.
Есть благо в пшенице - но не в полных млечного сока стеблях, не в мягком
колосе, едва выпроставшемся из-под листика; оно возникает только тогда,
когда лето довело зерно до положенной спелости. И как все в природе яв-
ляет свое благо, только созрев до конца, так и благо человека есть лишь
в том человеке, чей разум уже достиг совершенства. (12) Что это за бла-
го? Я скажу: это душа свободная и возвышенная, все подчиняющая себе и
сама ничему не подчиненная. Такое благо младенчеству недоступно, и
детству нельзя на него надеяться, и юности едва ли можно. И хорошо еще,
если старости удалось достичь его ценою долгих и упорных стараний. А ес-
ли это так, значит, благо умопостигаемо.
- (13) "Однако ты сам сказал, что есть благо и у дерева, и у травы;
выходит, благо может быть и у младенца". - Подлинного блага нет ни у де-
рева, ни у бессловесных животных; их благо нельзя назвать благом в
собственном смысле. - "А что же это?" - То, что согласно с природой каж-
дого из них. Благо никак не может выпасть на долю бессловесному животно-
му: благо принадлежит лучшему и более счастливому роду существ. Где нет
места разуму, там нет и блага. (14) Есть четыре рода существ: деревья,
животные, люди, боги. Последние два обладают разумом, и, значит, они од-
ной природы, а разница между ними та, что боги бессмертны, люди смертны.
Благо одних довела до совершенства сама природа, - я имею в виду богов;
благо других - то есть людей - совершенствуется их усилиями. Остальные
существа совершенны в своем роде, а это не есть подлинное совершенство,
коль скоро разум в них отсутствует. Только то подлинно совершенно, что
совершенно в согласии со всеобщей природой, а всеобщая природа разумна;
остальные могут быть совершенны только в своем роде. (15) Значит, у них
не может быть и блаженной жизни, и того, что ее создает; создает же бла-
женную жизнь благо; у бессловесных животных нет того, что создает бла-
женную жизнь, - следовательно, у бессловесных животных нет блага.
(16) Бессловесное животное чувством постигает настоящее, о прошлом
вспоминает тогда, когда встречает нечто напоминающее о нем чувствам: так
лошадь вспоминает дорогу, когда подведена к ее началу, в стойле же у нее
нет никаких воспоминаний о дороге, даже множество раз пройденной. Третье
время - будущее - бессловесным животным недоступно. (17) Как же может
показаться совершенной природа тем, кто не знает прошлого? Время состав-
ляется из трех частей: прошедшего, настоящего и грядущего. Животным дано
только самое краткое и быстро пролетающее - настоящее; воспоминанья .о
прошлом у них редки и вызываются только видимым в настоящий миг. (18)
Значит, благо, принадлежащее совершенной природе, не может быть в том,
что по природе несовершенно; а не то, если оно есть у существ другой
природы, значит, есть оно и у посевов. Я не отрицаю, и у бессловесных
животных есть сильное и пылкое влечение ко всему, что кажется согласным
с природой, но порывы этого влечения беспорядочны и смутны. Благо же не
бывает ни беспорядочным, ни смутным. - (19) "Как так? Неужели движения
животных беспорядочны и неуклюжи?" - Я бы сказал, что они двигаются бес-
порядочно и неуклюже, будь им по природе доступен порядок; а так они
двигаются сообразно своей природе. Беспорядочно же то, что могло бы со-
вершиться и по порядку. Беспокойно то, что могло бы быть безмятежным.
Порок есть только там, где могла бы быть добродетель. Движения бессло-
весных животных таковы от природы. (20) Но, чтобы не держать тебя слиш-
ком долго, я скажу: и у бессловесного животного бывает некое благо, не-
кая добродетель, некое совершенство, но не благо, добродетель и совер-
шенство в безусловном смысле. Они достаются на долю не только существам
разумным, которым дано знать, почему, до какой степени и как. Поэтому
благо есть только у того, у кого разум.
(21) Но ты спросишь, к чему ведет все это рассуждение, чем оно может
быть полезно твоей душе? Я отвечу: оно делает ее и сильнее и проница-
тельнее и, коль скоро она хочет чем-либо заниматься, не дает отойти от
занятий благородных. Оно полезно хотя бы тем, что велит помедлить рву-
щимся к злу. И еще вот что я скажу: больше всего пользы я принесу тебе,
показав, в чем твое благо, отделив тебя от бессловесных животных и по-
местив рядом с богами. (22) Зачем ты упражняешь и копишь телесные силы?
Природа щедрее отпустила их скоту и диким зверям. Зачем ты холишь свою
наружность? Что бы ты ни делал, красотою ты уступаешь многим животным.
Зачем ты так тщательно укладываешь волосы? Распустишь ли ты их на пар-
фянский лад, соберешь ли узлом, как германцы, будут ли они у тебя тор-
чать, как у скифа, - все равно у любого коня будет грива гуще твоей, и у
любого льва - красивее твоей. Сколько бы ты ни упражнялся в быстроте
ног, все равно не сравнишься с зайцем. (23) Так не хочешь ли, оставив
все, в чем непременно будешь побежден, потому что тратишь силы не на
свое дело, вернуться к твоему собственному благу? В чем оно? В том, что-
бы исправить и очистить душу, которая соперничала бы с богами и подня-
лась выше человеческих пределов, видя все для себя только в себе самой.
Ты - разумное существо! Что же есть твое благо? Совершенный разум! При-
зови его к самой высокой цели, чтобы он дорос до нее, насколько может.
(24) Считай себя блаженным тогда, когда сам станешь источником всех сво-
их радостей, когда среди всего, что люди похищают, стерегут, чего жаж-
дут, ты не найдешь не только, что бы предпочесть, но и чего бы захотеть.
Я дам тебе короткое правило, оно поможет тебе оценить себя и почувство-
вать, достиг ли ты совершенства. Ты тогда будешь владеть своим благом,
когда поймешь, что несчастнее всех счастливцы. Будь здоров.
ПРИЛОЖЕНИЕ
С. А. Ошеров
СЕНЕКА. ОТ РИМА К МИРУ
Философское мировоззрение есть сам дух личности человеческой... Это -
не биография, не душа с ее страстями и страданиями, ие колеблющийся отк-
лик, то радостный, то болезненный, на события дня и на полночные мысли.
Это - стержень самой души и биографии.
Густа Шлет. Философское имровеаэревие Герцена.
По своему философскому мировоззрению Сенека был стоиком, и стоиком
достаточно правоверным. Говорить о развитии этого мировоззрения нелегко,
так как в своей стоической основе оно не менялось, и в поздних
"Нравственных письмах к Луцилию" нередко повторяются вещи, сказанные в
трактатах, датируемых более ранними годами1. Зато хорошо известна внеш-
няя биография Сенеки: его имя часто встречается у историков, где он выс-
тупает отнюдь не свидетелем, а участником важнейших событий эпохи, хотя
при первом же упоминании и Тацит, и Светоний2 говорят, что Сенека успел
прославиться научными занятиями и речами. По этой причине образ его стал
как бы двоиться в глазах потомства.
Жизнь Сенеки, полную взлетов и падений, определяющихся перипетиями
столичной политики, трудно согласовать с образом философа-моралиста и со
многими собственными его писаниями. Бесполезно рассуждать о том, что
толкало Сенеку в гущу политики: честолюбие и корыстолюбие, в которых его
часто обвиняли современники и потомки и которым он, по всей видимости,
действительно не был чужд, либо доктринерское убеждение, что философ,
став рядом с властителем, способен принести пользу людям. Живые черты
облика Сенеки утрачены и невосстановимы. Но можно попытаться понять ос-
новное противоречие жизни Сенеки, исходя из исторической ситуации, из
мироощущения философа, каким оно видится в его сочинениях, и из традиции
того учения, к которому он примыкал.
И если мы внимательно вглядимся в те положения, в которые ставила Се-
неку история, и соотнесем с ними его сочинения, то легко будет убедиться
в одном: почти каждый трактат был ответом на очередной вопрос, заданный
жизнью, - и ответ этот давался не столько другим, сколько самому себе3.
"Ты", к которому обращен трактат, - это почти всегда и "я" автора. Между
жизнью и философией протягиваются силовые линии и возникает напряжение,
которым отличается философствованье Сенеки в лучших его работах. Там,
где проблема пережита им, он уходит от бесконечного варьирования одной
мысли, от скучного разбора всех возможных случаев, от примеров, избитых
в сотнях риторических упражнений. Напряженная связь с жизнью была необ-
ходимым стимулом к подлинному творчеству для Сенеки-писателя4.
Но связь с жизнью предполагает определенное отношение к ней. Жизнеот-
ношение Сенеки формировалось под воздействием не только запросов дня, но
и глубоких традиций, без знания которых нельзя понять ни его жизненного
поведения, ни его философствования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67