А если тот, у кого нет ничего из перечислен-
ного - ни денег, ни толпы клиентов, ни знатности, ни череды прадедов и
пращуров, признан человеком добра, ты его тоже одобришь. Значит, это и
есть единственное благо человека: кто обладает им, тот, даже лишенный
всего остального, заслуживает похвалы; кто не обладает им, даже когда он
наделен всем остальным в изобилии, того осуждают и отвергают. (13) С
людьми дело обстоит так же, как с вещами. Хорошим называют не тот ко-
рабль, который раскрашен драгоценными красками, у которого нос окован
золотом или серебром, а бог-покровитель изваян из слоновой кости, и не
тот, что глубоко сидит под тяжестью казны и царских богатств, но тот,
который устойчив, надежен, сбит так прочно, что швы не пропускают воду,
а стенки выдерживают любой натиск волн, послушен рулю, быстроходен и не
чувствителен к ветру. (14) Ты назовешь меч хорошим не за то, что у него
золоченая перевязь или ножны украшены самоцветами, а за то, что лезвие
его отточено для рубки и острие пробивает любые доспехи. Про линейку
спрашивают не о том, красива ли она, а о том, пряма ли. Всякую вещь хва-
лят за то, ради чего ее берут и что ей присуще. (15) Значит, и в челове-
ке не то важно, сколько он пашет, и сколько отдает в рост, и сколько лю-
дей приходит к нему на поклон, и сколько стоит его ложе или блестящая
чаша, из которой он пьет. Стал ли он человеком добра, - вот что важно. А
таким он будет, если ум его ясен, прям и согласен с волей природы. (16)
Такой ум и зовется добродетелью или же честностью, он и есть единствен-
ное благо человека. Ведь коль скоро лишь разум совершенствует человека и
лишь совершенный разум делает его блаженным, значит единственным благом
человека и будет то, что дает ему блаженство.
Мы говорим, что благо - также и все, исходящее от добродетели и ей
причастное, то есть все добродетельные дела. Но она как раз потому есть
единственное благо, что без нее блага нет. (17) Если все благо у нас в
душе, значит, то, что ее укрепляет, возвышает, обогащает, и есть благо;
а сильнее, возвышеннее и богаче делает душу добродетель. Все остальное,
распаляя наши желания, угнетает и ослабляет душу, и хотя по видимости
поднимает ее, на деле только надмевает и морочит всяческой суетою. Зна-
чит, благо только то, что делает душу лучше. (18) Все дела в нашей жизни
определяются оглядкой на то, что честно и что постыдно; по этому призна-
ку и судят, что нужно и чего нельзя. А как, я скажу сейчас. Муж добра,
если сочтет, что должен действовать по чести, сделает так, несмотря на
трудность, сделает, несмотря на убыточность, сделает, несмотря на опас-
ность; и наоборот, ничего постыдного он не сделает, сколько бы оно ни
сулило денег, наслаждений, могущества. От честного его ничем не отпуг-
нешь, на постыдное ничем не соблазнишь. (19) Значит, если он любой ценой
будет стремиться к честному, любой ценой избегать постыдного, во всяком
деле смотреть лишь на то и на другое, то нет блага, кроме честного, нет
зла, кроме постыдного; если одна добродетель не знает ни порчи, ни оста-
новки, ни перемены, то добродетель - единственное благо, и с ней не мо-
жет случиться ничего такого, от чего бы она перестала быть благом, опас-
ность измениться ей не грозит. Глупости удается вскарабкаться до мудрос-
ти, мудрость же не может упасть до глупости. (20) Я, если ты помнишь,
говорил, что нередко люди в безотчетном порыве попирают все то, чего
толпа желает или страшится. Нашелся такой, что возложил руку на огонь,
кто не перестал смеяться под пыткой, кто, хороня детей, не пролил слез,
кто бестрепетно бросился навстречу смерти, когда этого потребовали лю-
бовь, гнев, желанье, опасность. Но если на это способна душа, ставшая
упорной лишь на миг, от возбужденья, то не больше ли может сделать доб-
родетель, чья сила не рождена порывом, не внезапна, но неизменна, чья
крепость постоянна? (21) Следовательно, то, что иногда презирают
действующие безотчетно и всегда - мудрые, не есть ни благо, ни зло. А
единственное благо - это добродетель, которая гордо проходит между бла-
госклонной и враждебной фортуной, презирая обеих.
(22) Если ты усвоишь мнение, будто есть блага помимо честности, то
добродетель непременно понесет урон: ведь ее нельзя достичь, если смот-
реть на что-нибудь помимо нее. Кто так делает, тот противится и разуму,
источнику добродетели, и также истине, которой нет без разума; а мнение,
противное истине, ложно. (23) Ты согласишься, что человек добра не может
не быть благочестив перед богами, а значит, что бы с ним ни произошло,
он перенесет это спокойно, ибо знает, что случилось оно по божественному
закону, по которому все совершается в мире. Кто так делает, - признает
благом только то, что честно; а в нем заключено все - и долг повино-
ваться богам, и способность не горячиться при внезапных переменах и не
оплакивать свою участь, но терпеливо принимать рок и подчиняться его ве-
леньям. (24) Если есть блага, кроме честного, то с нами неразлучна будет
жажда жизни и всего, что делает жизнь удобней, а это жадность нестерпи-
мая, бесконечная, беспокойная. Значит, единственное благо - честность,
ибо тут есть мера.
(25) Мы сказали, что жизнь у людей счастливее, чем у богов, если те
вещи, которых у богов нет в заводе, - деньги, например, или почести, -
суть блага. Вспомни также, что души, если они остаются, отделившись от
тел, ожидает удел более счастливый, чем был в пору пребыванья их в теле.
Но если блага - все то, что идет на потребу телу, то душам, получившим
свободу, хуже, а ведь нельзя поверить, будто вольные и рассеянные во
вселенной, они не так счастливы, как запертые и осажденные. (26) Кроме
того, я говорил так: если все, что достается человеку наравне с бессло-
весными животными, благо, значит, и бессловесные животные будут жить в
блаженстве, - а этого никак не может быть. Ради честности все нужно вы-
терпеть; а будь еще какое-нибудь благо, кроме честного, нужды в этом не
было бы.
Об этом я писал пространнее в предыдущем письме, а сейчас бегло пе-
ресказал все в сжатом виде. (27) Однако такое мнение никогда не покажет-
ся тебе истинным, если ты сам не возвысишься духом и не спросишь самого
себя: если вдруг потребуется умереть за отчизну и купить спасенье всех
граждан ценой собственной жизни, разве не склонил бы я голову под меч не
только безропотно, но и охотно? Если ты готов на это, значит, другого
блага нет: ведь ради обладания им ты от всего отступился. Видишь, какова
сила честности! За родину ты отдал бы жизнь даже в тот самый миг, как
узнал бы, что это нужно сделать. (28) Радость от прекрасного поступка мы
успеваем иногда вкусить за ничтожно короткий срок, и хотя плод совершен-
ного подвига не достается умершему, непричастному делам человеческим,
нам отрадно само созерцание предстоящего подвига, и человек храбрый и
справедливый, видя перед собою все, за что платит он жизнью и отдает ду-
шу: свободу отчизны, общее спасение, - испытывает высочайшее наслажденье
и радуется опасности. (29) Но и тот, у кого отнята даже последняя вели-
кая радость, доставляемая помыслами о подвиге, ринется на смерть без
промедленья, довольный тем, что поступает по долгу и справедливости.
Представь ему все доводы, отнимающие мужество. Скажи: "Твой поступок
ожидает быстрое забвение, и граждане будут судить о тебе неблагосклон-
но". А он ответит: "Это все не имеет касательства к моему подвигу, я же
созерцаю только его и знаю, что поступлю честно; вот я и иду, куда ведет
и призывает честность".
(30) Значит, она и есть единственное благо, коль скоро это чувствует
не только совершенный, но и просто благородный по врожденным задаткам
дух. Все остальное летуче и изменчиво, им нельзя владеть без тревоги.
Даже если все дары милостивой фортуны достались одному, они тяжело обре-
меняют владельца и гнетут его, да и раздавить могут. (31) Ни один, кого
ты видишь в пурпуре, нс счастливее тех, кому разыгрываемая на подмостках
драма вручала жезл и царское облаченье; пусть перед глазами народа высо-
ко шествуют они на своих котурнах, - удалившись, они тотчас разуваются и
вновь делаются обычного роста. Никто из тех, кого возвысили богатство и
почести, не бывает велик. А почему он кажется великим? Ты мерить его
вместе с подставкой. Карлик не бывает велик, пусть хоть стоит на горе;
колосс сохранит свою величину, поставь его хоть в яму. (32) Это заблуж-
денье - наш общий недуг; потому-то мы и обманываемся, что ценим человека
не таким, как он есть, а с добавленьем всего, чем он украшен. Если хо-
чешь знать истинную цену человека и понять, каков он, взгляни на него,
когда он гол. Пусть сбросит с себя и наследственное достоянье, и почес-
ти, и все обманчивые прикрасы фортуны; пусть сбросит саму плоть: смотри
на его душу, - какова она и велика ли своим или заемным величием. (33)
Если он увидит блеск мечей и не опустит глаз, если знает, что нет ника-
кой разницы, вылетит ли его душа из уст, или из перерезанного горла, -
зови его блаженным. Либо если ему объявят о предстоящих телесных муках,
посланных случаем или несправедливостью власть имущего, а он спокойно
услышит и о цепях, и об изгнании, и обо всем, что попусту пугает челове-
ческий дух, и скажет:
"Я не вижу нежданных и новых
Бед и трудов впереди: их лицо привычно мне, дева!
Знал и прежде о них, и в душе их все одолел я.4
Ты возвещаешь мне сегодня, а я возвещал себе это всегда и, будучи че-
ловеком, готовился к человеческому уделу". (34) Удар предвиденного нес-
частья не так жесток. А глупцам, доверяющим фортуне, всякий пово рот
обстоятельств кажется нежданным и новым, и немалая доля несчастья для
невежд - в его новизне. Знай же, что пережитые в мыслях тяготы благодаря
привычке переносятся мужественнее. (35) Потому-то мудрец привыкает к бу-
дущим бедам, и то, что другие облегчают себе долготерпеньем, он облегча-
ет долгим размышленьем. Мы слышим иногда от невежд такие слова: "Знал ли
я, что меня ждет такое?"5 - Мудрец знает, что его ждет все; что бы ни
случилось, он говорит: "Я знал". Будь здоров.
Письмо LXXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Сегодня неожиданно показались в виду александрийские корабли, ко-
торые обычно высылаются вперед, чтобы возвестить скорый приход идущего
вслед флота 1. Именуются они "посыльными". Их появленье радует всю Кам-
панию: на молу в Путеолах стоит толпа и среди всей толпы кораблей разли-
чает по парусной оснастке суда из Александрии: им одним разрешено подни-
мать малый парус, который остальные распускают только в открытом море.
(2) Ничто так не ускоряет ход корабля, как верхняя часть паруса; она-то
и толкает его всего сильнее. Поэтому, едва ветер крепчает и становится
больше, чем нужно, рею приспускают: ведь по низу он дует слабее. Как
только суда зайдут за Капрею и тот мыс2,
Где Паллада глядит со своей скалистой вершины,
все они поневоле должны довольствоваться одним парусом, - кроме алек-
сандрийских, которые и приметны благодаря малому парусу.
(3) Эта беготня спешащих на берег доставила мне, ленивцу, большое
удовольствие, потому что я должен был получить письма от своих, но не
спешил узнать, какие новости о моих делах они принесут. Уже давно нет
для меня ни убытка, ни прибыли. Даже не будь я стариком, мне следовало
бы думать так, а теперь и подавно: ведь какую бы малость я ни имел, де-
нег на дорогу у меня остается больше, чем самой дороги, - особенно с тех
пор, как я вступил на такой путь, по которому нет необходимости пройти
до конца. (4) Нельзя считать путешествие совершенным, если ты остановил-
ся на полпути и не доехал до места; а жизнь не бывает несовершенной, ес-
ли прожита честно. Где бы ты ни прервал ее, она вся позади, лишь бы хо-
рошо ее прервать. А прерывать ее часто приходится и не по столь уж важ-
ным причинам, так как и то, что нас держит, не так уж важно.
(5) Туллий Марцеллин, которого ты хорошо знал, провел молодость спо-
койно, но быстро состарился и, заболев недугом хоть и не смертельным, но
долгим, тяжким и многого требующим от больного, начал раздумывать о
смерти. Он созвал множество друзей; одни, по робости, убеждали его в том
же, в чем убеждали бы и себя, другие - льстивые и угодливые - давали та-
кой совет, какой, казалось им, будет по душе сомневающемуся. (6) Только
наш друг-стоик3, человек незаурядный и - говорю ему в похвалу те слова,
которых он заслуживает, - мужественный и решительный, указал наилучший,
на мой взгляд, выход. Он сказал: "Перестань-ка, Марцеллин, мучиться так,
словно обдумываешь очень важное дело! Жить - дело не такое уж важное;
живут и все твои рабы, и животные; важнее умереть честно, мудро и храб-
ро. Подумай, как давно занимаешься ты все одним и тем же: еда, сон, лю-
бовь - в этом кругу ты и вертишься. Желать смерти может не только мудрый
и храбрый либо несчастный, но и пресыщенный". (7) Марцеллину нужен был,
однако, не совет, а помощь: рабы не хотели ему повиноваться. Тогда наш
друг прежде всего избавил их от страха, указав, что челяди грозит нака-
зание, только когда неясно, была ли смерть хозяина добровольной, а иначе
так же дурно удерживать господина, как и убивать его. (8) Потом он и са-
мому Марцеллину напомнил, что человечность требует, - так же как после
ужина мы раздаем остатки стоящим вокруг стола, - уделить хоть что-ни-
будь, когда жизнь окончена, тем, кто всю жизнь был нам слугою. Марцеллин
был мягок душою и щедр, даже когда дело касалось его добра; он роздал
плачущим рабам по небольшой толике денег и к тому же утешил их. (9) Ему
не понадобилось ни железа, ни крови: три дня он воздерживался от пищи,
приказав в спальне повесить полог. Потом принесли ванну, в которой он
долго лежал, и покуда в нее подливали горячую воду, медленно впадал в
изнеможенье, - по собственным словам, не без некоторого удовольствия,
какое обычно испытывают, постепенно теряя силы; оно знакомо нам, час-
тенько теряющим сознанье.
(10) Я отступил от предмета ради рассказа, который будет тебе по ду-
ше, - ведь ты узнаешь из него, что кончина твоего друга была не тяжкой и
не жалкой. Хоть он и сам избрал смерть, но отошел легко, словно выс-
кользнул из жизни. Но рассказ мой был и не без пользы: нередко сама не-
избежность требует таких примеров. Часто мы должны умереть - и не хотим
умирать, умираем - и не хотим умирать. (11) Нет такого невежды, кто не
знал бы, что в конце концов умереть придется; но стоит смерти прибли-
зиться, он отлынивает, дрожит и плачет. Разве не счел бы ты глупцом из
глупцов человека, слезно жалующегося на то, что он еще не жил тысячу лет
назад? Не менее глуп и жалующийся на то, что через тысячу лет уже не бу-
дет жить. Ведь это одно и то же: тебя не будет, как не было раньше. Вре-
мя и до нас, и после нас не наше. (12) Ты заброшен в одну точку; растя-
гивай ее, - но до каких пор? Что ты жалуешься? Чего хочешь? Ты даром
тратишь силы!
И не надейся мольбой изменить решенья всевышних! 4
Они тверды и неизменны, и направляет их великая и вечная необходи-
мость. Ты пойдешь туда же, куда идет все. Что тут нового для тебя? Под
властью этого закона ты родился! То же случилось и с твоим отцом, и с
матерью, и с предками, и со всеми, кто был до тебя, и со всеми, кто бу-
дет после. Непобедимая и никакой-силой не изменяемая че реда связывает и
влечет всех. (13) Какая толпа умерших шла впереди тебя, какая толпа пой-
дет следом! Сколько их будет твоими спутниками! Я думаю, ты стал бы
храбрее, вспомнив о многих тысячах твоих товарищей по смерти. Но ведь
многие тысячи людей и животных испускают дух от бессчетных причин в тот
самый миг, когда ты не решаешься умереть. Неужто ты не думал, что ког-
да-нибудь придешь туда, куда шел все время? Нет пути, который бы не кон-
чился.
(14) А теперь, по-твоему, я должен привести тебе в пример великих лю-
дей? Нет, я приведу ребенка. Жива память о том спартанце, еще мальчике,
который, оказавшись в плену, кричал на своем дорийском наречии: "Я не
раб!" - и подтвердил эти слова делом. Едва ему приказали выполнить уни-
зительную рабскую работу - унести непристойный горшок, - как он разбил
себе голову об стену. (15) Вот как близко от нас свобода. И при этом лю-
ди рабствуют! Разве ты не предпочел бы, чтобы твой сын погиб, а не ста-
рился в праздности? Есть ли причина тревожиться, если и дети могут му-
жественно умереть? Думай сколько хочешь, что не желаешь идти вслед, -
все равно тебя поведут. Так возьми в свои руки то, что сейчас в чужой
власти! Или тебе недоступна отвага того мальчика, не под силу сказать:
"Я не раб"? Несчастный, ты раб людей, раб вещей, раб жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
ного - ни денег, ни толпы клиентов, ни знатности, ни череды прадедов и
пращуров, признан человеком добра, ты его тоже одобришь. Значит, это и
есть единственное благо человека: кто обладает им, тот, даже лишенный
всего остального, заслуживает похвалы; кто не обладает им, даже когда он
наделен всем остальным в изобилии, того осуждают и отвергают. (13) С
людьми дело обстоит так же, как с вещами. Хорошим называют не тот ко-
рабль, который раскрашен драгоценными красками, у которого нос окован
золотом или серебром, а бог-покровитель изваян из слоновой кости, и не
тот, что глубоко сидит под тяжестью казны и царских богатств, но тот,
который устойчив, надежен, сбит так прочно, что швы не пропускают воду,
а стенки выдерживают любой натиск волн, послушен рулю, быстроходен и не
чувствителен к ветру. (14) Ты назовешь меч хорошим не за то, что у него
золоченая перевязь или ножны украшены самоцветами, а за то, что лезвие
его отточено для рубки и острие пробивает любые доспехи. Про линейку
спрашивают не о том, красива ли она, а о том, пряма ли. Всякую вещь хва-
лят за то, ради чего ее берут и что ей присуще. (15) Значит, и в челове-
ке не то важно, сколько он пашет, и сколько отдает в рост, и сколько лю-
дей приходит к нему на поклон, и сколько стоит его ложе или блестящая
чаша, из которой он пьет. Стал ли он человеком добра, - вот что важно. А
таким он будет, если ум его ясен, прям и согласен с волей природы. (16)
Такой ум и зовется добродетелью или же честностью, он и есть единствен-
ное благо человека. Ведь коль скоро лишь разум совершенствует человека и
лишь совершенный разум делает его блаженным, значит единственным благом
человека и будет то, что дает ему блаженство.
Мы говорим, что благо - также и все, исходящее от добродетели и ей
причастное, то есть все добродетельные дела. Но она как раз потому есть
единственное благо, что без нее блага нет. (17) Если все благо у нас в
душе, значит, то, что ее укрепляет, возвышает, обогащает, и есть благо;
а сильнее, возвышеннее и богаче делает душу добродетель. Все остальное,
распаляя наши желания, угнетает и ослабляет душу, и хотя по видимости
поднимает ее, на деле только надмевает и морочит всяческой суетою. Зна-
чит, благо только то, что делает душу лучше. (18) Все дела в нашей жизни
определяются оглядкой на то, что честно и что постыдно; по этому призна-
ку и судят, что нужно и чего нельзя. А как, я скажу сейчас. Муж добра,
если сочтет, что должен действовать по чести, сделает так, несмотря на
трудность, сделает, несмотря на убыточность, сделает, несмотря на опас-
ность; и наоборот, ничего постыдного он не сделает, сколько бы оно ни
сулило денег, наслаждений, могущества. От честного его ничем не отпуг-
нешь, на постыдное ничем не соблазнишь. (19) Значит, если он любой ценой
будет стремиться к честному, любой ценой избегать постыдного, во всяком
деле смотреть лишь на то и на другое, то нет блага, кроме честного, нет
зла, кроме постыдного; если одна добродетель не знает ни порчи, ни оста-
новки, ни перемены, то добродетель - единственное благо, и с ней не мо-
жет случиться ничего такого, от чего бы она перестала быть благом, опас-
ность измениться ей не грозит. Глупости удается вскарабкаться до мудрос-
ти, мудрость же не может упасть до глупости. (20) Я, если ты помнишь,
говорил, что нередко люди в безотчетном порыве попирают все то, чего
толпа желает или страшится. Нашелся такой, что возложил руку на огонь,
кто не перестал смеяться под пыткой, кто, хороня детей, не пролил слез,
кто бестрепетно бросился навстречу смерти, когда этого потребовали лю-
бовь, гнев, желанье, опасность. Но если на это способна душа, ставшая
упорной лишь на миг, от возбужденья, то не больше ли может сделать доб-
родетель, чья сила не рождена порывом, не внезапна, но неизменна, чья
крепость постоянна? (21) Следовательно, то, что иногда презирают
действующие безотчетно и всегда - мудрые, не есть ни благо, ни зло. А
единственное благо - это добродетель, которая гордо проходит между бла-
госклонной и враждебной фортуной, презирая обеих.
(22) Если ты усвоишь мнение, будто есть блага помимо честности, то
добродетель непременно понесет урон: ведь ее нельзя достичь, если смот-
реть на что-нибудь помимо нее. Кто так делает, тот противится и разуму,
источнику добродетели, и также истине, которой нет без разума; а мнение,
противное истине, ложно. (23) Ты согласишься, что человек добра не может
не быть благочестив перед богами, а значит, что бы с ним ни произошло,
он перенесет это спокойно, ибо знает, что случилось оно по божественному
закону, по которому все совершается в мире. Кто так делает, - признает
благом только то, что честно; а в нем заключено все - и долг повино-
ваться богам, и способность не горячиться при внезапных переменах и не
оплакивать свою участь, но терпеливо принимать рок и подчиняться его ве-
леньям. (24) Если есть блага, кроме честного, то с нами неразлучна будет
жажда жизни и всего, что делает жизнь удобней, а это жадность нестерпи-
мая, бесконечная, беспокойная. Значит, единственное благо - честность,
ибо тут есть мера.
(25) Мы сказали, что жизнь у людей счастливее, чем у богов, если те
вещи, которых у богов нет в заводе, - деньги, например, или почести, -
суть блага. Вспомни также, что души, если они остаются, отделившись от
тел, ожидает удел более счастливый, чем был в пору пребыванья их в теле.
Но если блага - все то, что идет на потребу телу, то душам, получившим
свободу, хуже, а ведь нельзя поверить, будто вольные и рассеянные во
вселенной, они не так счастливы, как запертые и осажденные. (26) Кроме
того, я говорил так: если все, что достается человеку наравне с бессло-
весными животными, благо, значит, и бессловесные животные будут жить в
блаженстве, - а этого никак не может быть. Ради честности все нужно вы-
терпеть; а будь еще какое-нибудь благо, кроме честного, нужды в этом не
было бы.
Об этом я писал пространнее в предыдущем письме, а сейчас бегло пе-
ресказал все в сжатом виде. (27) Однако такое мнение никогда не покажет-
ся тебе истинным, если ты сам не возвысишься духом и не спросишь самого
себя: если вдруг потребуется умереть за отчизну и купить спасенье всех
граждан ценой собственной жизни, разве не склонил бы я голову под меч не
только безропотно, но и охотно? Если ты готов на это, значит, другого
блага нет: ведь ради обладания им ты от всего отступился. Видишь, какова
сила честности! За родину ты отдал бы жизнь даже в тот самый миг, как
узнал бы, что это нужно сделать. (28) Радость от прекрасного поступка мы
успеваем иногда вкусить за ничтожно короткий срок, и хотя плод совершен-
ного подвига не достается умершему, непричастному делам человеческим,
нам отрадно само созерцание предстоящего подвига, и человек храбрый и
справедливый, видя перед собою все, за что платит он жизнью и отдает ду-
шу: свободу отчизны, общее спасение, - испытывает высочайшее наслажденье
и радуется опасности. (29) Но и тот, у кого отнята даже последняя вели-
кая радость, доставляемая помыслами о подвиге, ринется на смерть без
промедленья, довольный тем, что поступает по долгу и справедливости.
Представь ему все доводы, отнимающие мужество. Скажи: "Твой поступок
ожидает быстрое забвение, и граждане будут судить о тебе неблагосклон-
но". А он ответит: "Это все не имеет касательства к моему подвигу, я же
созерцаю только его и знаю, что поступлю честно; вот я и иду, куда ведет
и призывает честность".
(30) Значит, она и есть единственное благо, коль скоро это чувствует
не только совершенный, но и просто благородный по врожденным задаткам
дух. Все остальное летуче и изменчиво, им нельзя владеть без тревоги.
Даже если все дары милостивой фортуны достались одному, они тяжело обре-
меняют владельца и гнетут его, да и раздавить могут. (31) Ни один, кого
ты видишь в пурпуре, нс счастливее тех, кому разыгрываемая на подмостках
драма вручала жезл и царское облаченье; пусть перед глазами народа высо-
ко шествуют они на своих котурнах, - удалившись, они тотчас разуваются и
вновь делаются обычного роста. Никто из тех, кого возвысили богатство и
почести, не бывает велик. А почему он кажется великим? Ты мерить его
вместе с подставкой. Карлик не бывает велик, пусть хоть стоит на горе;
колосс сохранит свою величину, поставь его хоть в яму. (32) Это заблуж-
денье - наш общий недуг; потому-то мы и обманываемся, что ценим человека
не таким, как он есть, а с добавленьем всего, чем он украшен. Если хо-
чешь знать истинную цену человека и понять, каков он, взгляни на него,
когда он гол. Пусть сбросит с себя и наследственное достоянье, и почес-
ти, и все обманчивые прикрасы фортуны; пусть сбросит саму плоть: смотри
на его душу, - какова она и велика ли своим или заемным величием. (33)
Если он увидит блеск мечей и не опустит глаз, если знает, что нет ника-
кой разницы, вылетит ли его душа из уст, или из перерезанного горла, -
зови его блаженным. Либо если ему объявят о предстоящих телесных муках,
посланных случаем или несправедливостью власть имущего, а он спокойно
услышит и о цепях, и об изгнании, и обо всем, что попусту пугает челове-
ческий дух, и скажет:
"Я не вижу нежданных и новых
Бед и трудов впереди: их лицо привычно мне, дева!
Знал и прежде о них, и в душе их все одолел я.4
Ты возвещаешь мне сегодня, а я возвещал себе это всегда и, будучи че-
ловеком, готовился к человеческому уделу". (34) Удар предвиденного нес-
частья не так жесток. А глупцам, доверяющим фортуне, всякий пово рот
обстоятельств кажется нежданным и новым, и немалая доля несчастья для
невежд - в его новизне. Знай же, что пережитые в мыслях тяготы благодаря
привычке переносятся мужественнее. (35) Потому-то мудрец привыкает к бу-
дущим бедам, и то, что другие облегчают себе долготерпеньем, он облегча-
ет долгим размышленьем. Мы слышим иногда от невежд такие слова: "Знал ли
я, что меня ждет такое?"5 - Мудрец знает, что его ждет все; что бы ни
случилось, он говорит: "Я знал". Будь здоров.
Письмо LXXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Сегодня неожиданно показались в виду александрийские корабли, ко-
торые обычно высылаются вперед, чтобы возвестить скорый приход идущего
вслед флота 1. Именуются они "посыльными". Их появленье радует всю Кам-
панию: на молу в Путеолах стоит толпа и среди всей толпы кораблей разли-
чает по парусной оснастке суда из Александрии: им одним разрешено подни-
мать малый парус, который остальные распускают только в открытом море.
(2) Ничто так не ускоряет ход корабля, как верхняя часть паруса; она-то
и толкает его всего сильнее. Поэтому, едва ветер крепчает и становится
больше, чем нужно, рею приспускают: ведь по низу он дует слабее. Как
только суда зайдут за Капрею и тот мыс2,
Где Паллада глядит со своей скалистой вершины,
все они поневоле должны довольствоваться одним парусом, - кроме алек-
сандрийских, которые и приметны благодаря малому парусу.
(3) Эта беготня спешащих на берег доставила мне, ленивцу, большое
удовольствие, потому что я должен был получить письма от своих, но не
спешил узнать, какие новости о моих делах они принесут. Уже давно нет
для меня ни убытка, ни прибыли. Даже не будь я стариком, мне следовало
бы думать так, а теперь и подавно: ведь какую бы малость я ни имел, де-
нег на дорогу у меня остается больше, чем самой дороги, - особенно с тех
пор, как я вступил на такой путь, по которому нет необходимости пройти
до конца. (4) Нельзя считать путешествие совершенным, если ты остановил-
ся на полпути и не доехал до места; а жизнь не бывает несовершенной, ес-
ли прожита честно. Где бы ты ни прервал ее, она вся позади, лишь бы хо-
рошо ее прервать. А прерывать ее часто приходится и не по столь уж важ-
ным причинам, так как и то, что нас держит, не так уж важно.
(5) Туллий Марцеллин, которого ты хорошо знал, провел молодость спо-
койно, но быстро состарился и, заболев недугом хоть и не смертельным, но
долгим, тяжким и многого требующим от больного, начал раздумывать о
смерти. Он созвал множество друзей; одни, по робости, убеждали его в том
же, в чем убеждали бы и себя, другие - льстивые и угодливые - давали та-
кой совет, какой, казалось им, будет по душе сомневающемуся. (6) Только
наш друг-стоик3, человек незаурядный и - говорю ему в похвалу те слова,
которых он заслуживает, - мужественный и решительный, указал наилучший,
на мой взгляд, выход. Он сказал: "Перестань-ка, Марцеллин, мучиться так,
словно обдумываешь очень важное дело! Жить - дело не такое уж важное;
живут и все твои рабы, и животные; важнее умереть честно, мудро и храб-
ро. Подумай, как давно занимаешься ты все одним и тем же: еда, сон, лю-
бовь - в этом кругу ты и вертишься. Желать смерти может не только мудрый
и храбрый либо несчастный, но и пресыщенный". (7) Марцеллину нужен был,
однако, не совет, а помощь: рабы не хотели ему повиноваться. Тогда наш
друг прежде всего избавил их от страха, указав, что челяди грозит нака-
зание, только когда неясно, была ли смерть хозяина добровольной, а иначе
так же дурно удерживать господина, как и убивать его. (8) Потом он и са-
мому Марцеллину напомнил, что человечность требует, - так же как после
ужина мы раздаем остатки стоящим вокруг стола, - уделить хоть что-ни-
будь, когда жизнь окончена, тем, кто всю жизнь был нам слугою. Марцеллин
был мягок душою и щедр, даже когда дело касалось его добра; он роздал
плачущим рабам по небольшой толике денег и к тому же утешил их. (9) Ему
не понадобилось ни железа, ни крови: три дня он воздерживался от пищи,
приказав в спальне повесить полог. Потом принесли ванну, в которой он
долго лежал, и покуда в нее подливали горячую воду, медленно впадал в
изнеможенье, - по собственным словам, не без некоторого удовольствия,
какое обычно испытывают, постепенно теряя силы; оно знакомо нам, час-
тенько теряющим сознанье.
(10) Я отступил от предмета ради рассказа, который будет тебе по ду-
ше, - ведь ты узнаешь из него, что кончина твоего друга была не тяжкой и
не жалкой. Хоть он и сам избрал смерть, но отошел легко, словно выс-
кользнул из жизни. Но рассказ мой был и не без пользы: нередко сама не-
избежность требует таких примеров. Часто мы должны умереть - и не хотим
умирать, умираем - и не хотим умирать. (11) Нет такого невежды, кто не
знал бы, что в конце концов умереть придется; но стоит смерти прибли-
зиться, он отлынивает, дрожит и плачет. Разве не счел бы ты глупцом из
глупцов человека, слезно жалующегося на то, что он еще не жил тысячу лет
назад? Не менее глуп и жалующийся на то, что через тысячу лет уже не бу-
дет жить. Ведь это одно и то же: тебя не будет, как не было раньше. Вре-
мя и до нас, и после нас не наше. (12) Ты заброшен в одну точку; растя-
гивай ее, - но до каких пор? Что ты жалуешься? Чего хочешь? Ты даром
тратишь силы!
И не надейся мольбой изменить решенья всевышних! 4
Они тверды и неизменны, и направляет их великая и вечная необходи-
мость. Ты пойдешь туда же, куда идет все. Что тут нового для тебя? Под
властью этого закона ты родился! То же случилось и с твоим отцом, и с
матерью, и с предками, и со всеми, кто был до тебя, и со всеми, кто бу-
дет после. Непобедимая и никакой-силой не изменяемая че реда связывает и
влечет всех. (13) Какая толпа умерших шла впереди тебя, какая толпа пой-
дет следом! Сколько их будет твоими спутниками! Я думаю, ты стал бы
храбрее, вспомнив о многих тысячах твоих товарищей по смерти. Но ведь
многие тысячи людей и животных испускают дух от бессчетных причин в тот
самый миг, когда ты не решаешься умереть. Неужто ты не думал, что ког-
да-нибудь придешь туда, куда шел все время? Нет пути, который бы не кон-
чился.
(14) А теперь, по-твоему, я должен привести тебе в пример великих лю-
дей? Нет, я приведу ребенка. Жива память о том спартанце, еще мальчике,
который, оказавшись в плену, кричал на своем дорийском наречии: "Я не
раб!" - и подтвердил эти слова делом. Едва ему приказали выполнить уни-
зительную рабскую работу - унести непристойный горшок, - как он разбил
себе голову об стену. (15) Вот как близко от нас свобода. И при этом лю-
ди рабствуют! Разве ты не предпочел бы, чтобы твой сын погиб, а не ста-
рился в праздности? Есть ли причина тревожиться, если и дети могут му-
жественно умереть? Думай сколько хочешь, что не желаешь идти вслед, -
все равно тебя поведут. Так возьми в свои руки то, что сейчас в чужой
власти! Или тебе недоступна отвага того мальчика, не под силу сказать:
"Я не раб"? Несчастный, ты раб людей, раб вещей, раб жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67