Ты спросишь, как я от этого отошел? Время
моей молодости пришлось на принципат Тиберия Цезаря: тогда изгонялись
обряды инородцев4, и неупотребление в пищу некоторых животных признава-
лось уликой суеверия. По просьбам отца, не опасавшегося клеветы, но
враждебного философии, я вернулся к прежним привычкам; впрочем, он без
труда убедил меня обедать лучше. (23) Аттал всегда хвалил тот матрас,
который сопротивляется телу; я и в старости пользуюсь таким, что на нем
не останется следов лежанья.
Я рассказал тебе об этом, чтобы ты убедился, как силен у новичков
первый порыв ко всему хорошему, если их кто-нибудь ободряет и подстеги-
вает. Но потом одно упускается по вине наставников, которые учат нас
рассуждать, а не жить, другое - по вине учеников, которые приходят к
учителям с намереньем совершенствовать не душу, а ум. Так то, что было
философией, становится филологией. (24) Ведь очень важно, с каким наме-
реньем ты к чему-либо подходишь. Кто изучает Вергилия как будущий грам-
матик, тот читает превосходную строку
Бежит невозвратное время 5
и не думает так: "Нельзя спать! Кто не спешит, тот отстанет. Торопли-
вый день торопит нас и мчится сам. Нас влечет все дальше незаметно .для
нас; а мы откладываем все на будущее и остаемся медлительными в быстри-
не". Нет, он заметит, что Вергилий всякий раз, говоря о быстротечности
времени, употребляет глагол "бежать".
Самые лучшие дни убегают для смертных несчастных
Ранее всех; подойдут болезни, унылая старость,
Скорби, - а там унесет безжалостной смерти немилость.6
(25) Всякий, чей взгляд направлен к философии, и это сведет, к чему
следует, и скажет: "Никогда Вергилий не говорит "дни проходят", но всег-
да "убегают", - а это самый быстрый бег; самые же лучшие минуют первыми,
- почему же мы сами себя не подгоним, чтобы сравняться скоростью с самым
быстротечным из всего? Лучшее пролетает мимо, наступает худшее. (26) Как
из кувшина выливается сперва самое чистое вино, .а то, что тяжелее и
мутнее, оседает, так и на нашем веку лучшее идет сначала. А мы допуска-
ем, чтобы его вычерпали для других, оставив нам самим подонки. Так пусть
запечатлеются в душе наравне с изречением-оракула эти слова:
Лучшие самые дни убегают для смертных несчастных
Ранее всех.
(27) Почему лучшие? Да потому, что остальные нам неведомы. Почему
лучшие? Потому что в молодости мы можем учиться, можем направить. к луч-
шему неокрепшую душу, покуда она податлива; потому что это самое подхо-
дящее время для трудов, подходящее для того, чтобы взбодрить дух учеными
занятьями, закалить тело работою. Остальные годы и ленивей, и расслаб-
леннее, и ближе к концу. Так оставим же всё, что нас отвлекает, и всей
душой будем стараться об одном: чтобы быстротечность неудержимо бегущего
времени не стала понятна нам, только когда оно уйдет. Каждый день будем
считать лучшим и завладеем им! Что убегает, то нужно захватывать".
(28) Но читающий Вергилиевы стихи глазами грамматика будет думать не
о том, что каждый день - лучший, ибо подходят болезни, теснит старость,
уже нависшая над головой почитающих себя юнцами, - он скажет, что поэт
всегда ставит вместе "болезни и старость". И, право же,. недаром: ведь
сама старость есть неизлечимая болезнь. (29) И еще, скажет он, поэт дает
старости прозвище, всегда называя ее "унылою":
... подойдут болезни, унылая старость.
И еще в другом месте:
Бледные там болезни живут, унылая старость.. 1
Не надо удивляться, если из одного и того же каждый извлекает лишь
нечто, соответствующее его занятиям. На одном и том же лугу бык ищет
траву, собака - зайца, аист - ящерицу. (30) Если книги Цицерона "О госу-
дарстве" возьмет в руки сперва какой-нибудь филолог, потом грамматик,
потом приверженец философии, каждый из них обратит все усердие не на то,
на что оба другие. Философ подивится, что так много можно сказать против
справедливости. Филолог, если возьмется за то же чтение, отметит вот
что: "Было два римских царя, из которых один не имеет матери, другой от-
ца". Ибо есть сомнения насчет матери Сервия, а отца-у Анка не имеется, -
царя именуют внуком Нумы8. (31) И еще он заметит, что тот, кого мы назы-
ваем диктатором и о ком читаем в истории' под тем же именем, у древних
звался "начальником народа", что сохраняется доныне в авгуральных кни-
гах, а доказательством служит произведенное от этого наименование "на-
чальник конницы". Равным образом-он заметит, что Ромул погиб во время
солнечного затмения и что право воззвания к народу было уже у царей; не-
которые, в том числе Фенестелла, полагают, будто об атом есть в понтифи-
кальных книгах9. (32) Если же эти книги развернет грамматик, он прежде
всего внесет в свои заметки старинные10 слова: ведь Цицерон говорит "во-
истину" - вместо "на самом деле", а также "оного" вместо "его". Затем
грамматик перейдет к тем словам, употребленье которых изменилось за сто-
летье; например, Цицерон говорит: "его вмешательство вернуло нас от са-
мой известковой черты", ибо то, что у нас в цирке называется "меловой
чертой", в старину именовалось "известковой"11. (33) Потом он соберет
Энниевы стихи, прежде всего эти, написанные о Сципионе:
Кому ни гражданин, ни враг
Воздать не мог награду по трудам его.
Из этого, скажет он, понятно, что в старину слово "труды" означало
также и "подвиги, дела": ведь поэт имеет в виду, что Сципиону никто, ни
гражданин, ни враг, не мог воздать награду за его подвиги. (34) И совсем
уж счастливым он сочтет себя, обнаружив, откуда, по-видимому, взял Вер-
гилий слова:
... грохочет Неба огромная дверь.12
Энний, скажет он, похитил их у Гомера, а Вергилий - у Энния. Ведь у
Цицерона в этих самых книгах "О государстве" есть такая эпиграмма Энния:
Если возможно взойти в небожителей горнюю область,
Мне одному отперта неба великая дверь.
(35) Но чтобы мне самому, отвлекшись, не соскользнуть на путь грамма-
тика или филолога, напоминаю тебе, что и слушать и читать философов нуж-
но ради достижения блаженной жизни, и ловить следует не старинные или
придуманные ими слова либо неудачные метафоры и фигуры речи, а полезные
наставленья и благородные, мужественные высказыванья, которые немедля
можно претворить в действительность. Будем выучивать их так, чтобы не-
давно бывшее словом стало делом. (36) Никто, я думаю, не оказал всем
смертным столь дурной услуги, как те, кто научились философии словно не-
кому продажному ремеслу и живут иначе, чем учат жить. Они-то, подвержен-
ные всем обличаемым ими порокам, и являют собой наилучший пример беспо-
лезной учености. (37) От такого наставника мне столько же пользы,
сколько от кормчего, которого в бурю валит морская болезнь. Когда несет
волна, нужно держать руль, бороться с самим морем, вырывать у ветра па-
руса: а чем мне поможет правитель корабля, одуревший и блюющий? Разве
нашу жизнь, по-твоему, буря не треплет сильнее, чем любую лодку? Нужно
не разговаривать, а править. (38) Всё, что говорится, чем бахвалятся пе-
ред заслушавшейся толпой, - заемное, все это сказано Платоном, сказано
Зеноном, сказано Хрисиппом, Посидонием и огромным отрядом им подобных. А
как нынешним доказать, что сказанное подлинно им принадлежит, я тебе
открою: пусть поступают, как говорят.
(39) Я сказал все, что хотел тебе сообщить, а теперь я пойду навстре-
чу твоему желанью и то, чего ты требовал, целиком перенесу в другое
письмо, чтобы ты не брался усталым за дело спорное, которое надобно слу-
шать, с любопытством насторожив уши. Будь здоров.

Письмо CIX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты желаешь узнать, может ли мудрый помочь мудрому. - Ведь мы го-
ворим, что мудрец преисполнен всяческим благом и достиг вершины; спраши-
вается, как можно принести пользу обладающему высшим благом. Мужи добра
полезны друг другу: они упражняются в добродетелях и поддерживают муд-
рость такой, как она есть. Каждому нужен кто-нибудь, чтобы разговаривать
с ним, с ним заниматься изысканьями. (2) Опытные борцы упражняются друг
с другом, музыканта наставляет другой, равный ему выучкой. Мудрому тоже
нужно, чтобы его добродетели не были праздны; и как он сам не дает себе
лениться, так же не дает ему этого и другой мудрец. (3) Чем мудрый помо-
жет мудрому? Подбодрит его, укажет случай поступить благородно, И еще
поделится с ним мыслями, научит тому, что сам открыл. Ведь и мудрому
всегда будет что открыть, будет простор для вылазок духа.
(4) Дурной вредит дурному, делает его хуже, подстрекая в нем гнев и
страх, потакая унынью, восхваляя наслажденья; и дурным людям хуже всего
там, где сошлись пороки многих и негодность их слилась воедино. Значит,
если заключать от противного, добрый полезен доброму. - "Чем?" - спро-
сишь ты. - (5) Он доставит ему радость, укрепит в нем уверенность; при
виде спокойствия другого каждому станет еще отраднее. Помимо этого, один
передаст другому знанье некоторых вещей: ведь мудрец знает не все, а ес-
ли бы и знал, другой может придумать кратчайшие пути и показать, по ка-
ким из них возможно легко довести весь труд до конца. (6) Мудрец поможет
мудрецу, и, конечно, не только своими силами, но и силами того, кто по-
лучает помощь. Он может сделать свое дело и покинутый на самого себя; но
даже бегуну полезен ободряющий зритель. Мудрец помогает не мудрецу, а
самому себе, знай это. Лиши его собственных сил - и он ни на что не го-
ден. (7) Так же точно можно сказать, что в меду нет сладости: это у про-
бующего мед язык и нёбо должны так приладиться к тому или другому вкусу,
чтобы он нравился, а не казался противным. Ведь есть и такие, кому из-за
болезненного изъяна мед кажется горьким. Нужно обоим быть такими, чтобы
один мог принести, другой извлечь пользу.
- (8) "Но раскаленное до последнего предела излишне нагревать; а дос-
тигшему высшего блага излишне помогать. Разве снаряженный всем, что тре-
буется, землепашец просит орудий у других? Разве воин, если у него до-
вольно оружья для боя, хочет вооружаться дальше? Так же и мудрец: ведь
он достаточно и снаряжен, и вооружен для жизни". - (9) Отвечаю на это:
даже раскаленное до последнего предела нуждается в заемном жаре, чтобы
остаться у этого предела. - "Но жар сам себя поддерживает". - Те вещи,
которые ты сравниваешь, не так уж похожи. Ведь жар всегда один, а польза
бывает разная. И потом к жару, чтобы он был горячим, не нужно добавлять
жар, а дух мудреца не может оста ваться, как был, если рядом с мудрым не
будет подобных ему друзей, с которыми он мог бы делиться добродетелями.
(10) Прибавь к этому, что все добродетели дружны между собою. Значит,
есть польза в том, чтобы любить чужие, равные твоим, добродетели и чтобы
кто-нибудь любил твои. Само сходство отрадно, особенно когда схожее бла-
городно и когда сходствующие умеют и одобрить, и снискать одобренье.
(11) Кроме того, никто не может с толком действовать на душу мудреца,
кроме мудреца, как никто не может разумно действовать на человека, кроме
человека. И как для того, чтобы действовать на разум, нужен разум, так и
для действия на совершенный разум нужен разум столь же совершенный.
(12) Говорят, нам помогают и те, кто щедро дает нам вещи промежуточ-
ные: деньги, милости, безопасность и прочее, что ценится или необходимо
в повседневной жизни. Так скажут и о глупце, будто этим он помогает муд-
рецу. Но помогать - значит согласно природе действовать на душу пос-
редством добродетели, и своей, и того, на кого ты действуешь. Это не мо-
жет не быть на благо и самому помогающему: ведь заставляя другого упраж-
няться в добродетели, он упражняет и собственную. (13) Но пусть мы оста-
вим в стороне и само высшее благо и все ему способствующее, - все равно
мудрые могут принести друг другу пользу. Найти другого мудреца само по
себе желательно для мудрого: ведь по природе благо дорожит благом, и че-
ловек добра привязывается душою к другому такому же, словно к самому се-
бе.
(14) Но сам предмет наш требует перейти от этого вопроса к другому. -
Спрашивают, станет ли мудрец обсуждать свои дела, призовет ли он ко-
го-нибудь на совет. - Без этого ему не обойтись, едва только доходит до
дел гражданских, домашних, так сказать, смертных. Тут чужой совет нужен
ему так же, как бывает нужен врач, кормчий, ходатай, посредник в тяжбе.
Значит, мудрец порой принесет пользу мудрецу и тем, что убедит его. Но
пригодится он и в делах великих и божественных, - тем, что будет, как мы
говорили, заодно с другом стремиться к честности, сольется с ним душою и
помыслами. (15) И потом, льнуть к друзьям, радоваться их поступкам, как
своим собственным, - это согласно с природой. А не будь этого, мы лиши-
лись бы и добродетели, которая сильна повседневным упражнением. Доброде-
тель же учит нас не тратить впустую настоящего, заранее думать о буду-
щем, советоваться с другими и не расслабляться душою, - а не расслаб-
ляться и дать ей развернуться во всю ширь нам легче, имея кого-нибудь
рядом. Значит, нам нужен друг или совершенный, или стремящийся и близкий
к совершенству. Совершенный принесет пользу, коль скоро общим разумением
легче найти решенье. (16) Говорят, человек зорче в чужих делах, чем в
своих; это бывает с такими, кого ослепляет себялюбие, у кого страх отни-
мает способность разглядеть свою пользу. А в безопасности, не страшась
ничего, эти люди становятся здравомыслящими. Но есть вещи, на которые
даже мудрецы глядят пристальней, когда дело касается других. И потом
мудрый дарит мудрому такую отрадную и благородную вещь, как единство же-
лании; а в единой упряжке можно создать самый прекрасный труд.
(17) Я выполнил все, чего ты требовал, хоть оно и входило по порядку
в число вопросов, которые я собираюсь охватить в книгах о нравственной
философии. Помни и о том, о чем я часто твержу тебе: все это - упраж-
ненья для нашего остроумия, и только. Я то и дело возвращаюсь к одному:
а чем мне это поможет? стану ли я от этого мужественней, справедливей,
воздержней? Мне пока еще не до упражнений: во враче я нуждаюсь. (18) За-
чем же ты учишь меня тому, что знать бесполезно? Наобещал ты много, а
то, что я вижу, ничтожно '. Ты говорил, что я не затрепещу, даже если
вокруг меня засверкают мечи, если острие прикоснется к горлу; говорил,
что я останусь безмятежен, даже если вокруг меня запылают пожары, если
внезапный вихрь подхватит мой корабль и будет бросать его по всему морю.
Дай же мне презирать наслажденье, презирать славу; потом ты научишь меня
распутывать запутанные узлы, разбираться в двусмысленных утвержденьях,
проникать взглядом в темноту, а сейчас учи необходимому. Будь здоров.

Письмо СХ
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Шлю тебе привет из моей Номентанской усадьбы и желаю благомыслия,
то есть милости всех богов, которые всегда расположены и благосклонны к
тому, кто сам к себе благосклонен. По нынешним временам тебе нужно отка-
заться от мысли, столь любезной некоторым, - будто каждому дан в воспи-
татели бог, пусть даже не сановитый, а второразрядный, из числа тех, о
ком Овидий говорит; "бессмертные низкого званья" ). Но я хочу, чтобы,
отказываясь от этого заблужденья, ты помнил одно: наши предки, верившие
в него, были истинные стоики, - ведь они каждому давали либо гения, либо
Юнону2. (2) Позже мы посмотрим, есть ли у богов время быть управителями
частных дел; а покуда знай: приписаны ли мы к богам или брошены ими и
отданы фортуне3, - ты никого не сможешь проклясть страшнее, чем пожелав
ему быть в гневе на себя самого. Нет причины накликать на того, кого ты
считаешь достойным кары, вражду богов: они и так враждебны ему, даже ес-
ли он, по-видимому, преуспевает через их покровительство. (3) Присмот-
рись пристальней, что такое наши дела действительно, а не по названию, и
ты узнаешь, что большая часть бед - это удачи, а не беды. Как часто ста-
новилась причиной и началом счастья так называемая "невзгода"? Как часто
встреченное общими поздравлениями событие строит лишнюю ступень над про-
пастью и поднимает высоко вознесенного еще выше, как будто оттуда, где
он стоял, падать безопасно? (4) Но и в самом падении нет никакого зла, -
надо только разглядеть предел, ниже которого природа никого не сбрасыва-
ла. Исход всех дел, повторяю, близок, - одинаково близок и от того мес-
та, откуда изгоняется счастливец, и от того, откуда выходит на волю нес-
частный. Мы сами увеличиваем расстоянье и удлиняем путь страхом и надеж-
дой.
Если ты умен, мерь все мерой человеческого удела, не преувеличивай
поводов ни для радости, ни для страха. Чтобы сократить время боязни,
стоит сократить и время радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67