ведь к полному нельзя ничего прибавить. Тело не
чувствует боли: может ли это ее отсутствие вырасти? Душа довлеет себе и
безмятежна: может ли вырасти это спокойствие? (46) Как чистота безоблач-
ного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче, так че-
ловек, пекущийся о душе и о теле и в обоих видящий источники своего бла-
га, приходит к совершенному состоянию, к исполнению всех своих молитв,
если в душе его нет бури, а в теле - боли. Если извне выпадает ему
что-нибудь приятное, оно не увеличивает высшее благо, а, так сказать,
приправляет его и подслащивает; независимое же благо человеческой приро-
ды довольствуется миром в теле и в душе. (47) Я укажу тебе у Эпикура
разделение благ, весьма схожее с нашим. Одни блага - те, которые он
предпочел бы иметь, как, например, для тела - покой, свободный от всего
неприятного, для души - невозмутимость радостного созерцания собственных
благ. Других благ он для себя не хочет, но считает и их заслуживающими
похвалы и одобрения, - например то, о чем я недавно говорил, терпение к
недугу и тяжким болям, которое сам Эпикур выказал в свой последний и
счастливейший день. Хотя, по его словам, изъязвленный живот и мочевой
пузырь доставляли ему такие муки, что больше и не бывает, все равно этот
день был для него блаженным 5. А прожить день блаженно может только тот,
кто обладает высшим благом. (48) Значит, и у Эпикура считается благом
то, чего лучше было бы не испытать, но что, коль скоро дело обернулось
так, следует и принять, и хвалить, и приравнять к высшему благу. Ведь
нельзя сказать, что не равно высшему то благо, которое завершило блажен-
ную жизнь и которому Эпикур воздает хвалу в последних своих словах.
(49) Позволь мне, Луцилий, лучший из людей, сказать и посмелее: если
бы одни блага могли быть больше других, я предпочел бы те, что кажутся
горестными, всем нежащим и ласкающим, и назвал бы их более высокими.
Ведь справиться с тяготами куда труднее, чем умерить радость. (50) Я
знаю, один и тот же разум позволяет достойно переносить счастье и му-
жественно - беды. Одинаково храбры могут быть и тот, кто безмятежно сто-
ит в карауле перед валом, когда враг не тревожит лагеря, и тот, кто с
подрезанными жилами на ногах падает на колени и не выпускает оружия.
"Слава твоей доблести!" - так говорят тем, кто в крови возвращается из
боя. И я бы больше похвалил блага, испытанные в борьбе с фортуной и му-
жественные. (51) Разве поколебался бы я прославить искалеченную и обож-
женную длань Муция больше, чем здоровую руку любого храбреца? Он стоял,
презирая врагов и пламя, и смотрел, как каплет с его руки кровь на вра-
жеский очаг, покуда Порсенна не позавидовал славе того, чьей пыткой лю-
бовался, и не приказал убрать огонь против воли Муция. (52) Так почему
мне не считать это благо в числе самых великих и ставить его тем выше
благ безмятежных и не испытанных судьбою, чем реже победа над врагом,
одержанная не с оружьем в руке, а ценой потерянной руки? - "Что же, ты и
для себя пожелал бы этого блага?" - Почему бы и нет? Ведь только тот,
кто может такое пожелать, и сделает такое. (53) А что мне предпочесть?
Чтобы распутные мальчишки разминали мне ручки? Чтобы какая-нибудь бабен-
ка или превращенный в бабенку юнец вытягивал мне каждый пальчик? Почему
не считать мне счастливее Муция, протянувшего руку в огонь, как протяги-
вают ее рабу для растирания? Так исправил он свою оплошность: безоруж-
ный, однорукий, он положил конец войне и обрубком победил двух царей.
Будь здоров.
Письмо LXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Начну с общих слов. Весна наступила, но ближе к лету, когда долж-
но было стать жарко, опять посвежело, и верить ей нельзя до сего дня:
слишком часто поворачивает она к зиме. Хочешь знать, до чего погода не-
надежна? Я все еще не решаюсь погрузиться в настоящую холодную воду, все
еще смягчаю ее резкость. Ты скажешь: "Но ведь это значит бояться и жары
и холода". Что делать, Луцилий: в моем возрасте и собственного холода
хватает - я едва оттаиваю к середине лета и большую часть времени кута-
юсь в одеяло. (2) Но я благодарен старости, пригвоздившей меня к посте-
ли. И как не быть ей за это благодарным? Чего не следует желать, того я
и не могу. Больше всего я беседую с книгами. Если порой приходят твои
письма, мне кажется, что ты рядом, и настроение у меня такое, словно я
отвечаю тебе не письмом, а живым словом. И о том, о чем ты спрашиваешь,
мы как будто побеседуем и вместе разберемся, как обстоит дело.
(3) Ты спрашиваешь, всякое ли благо желательно. "Если мужество под
пыткой, величье духа на костре, терпеливость в болезни - блага, следова-
тельно, все они желательны; но я не вижу тут ничего достойного мольбы! Я
не знаю никого, кто возблагодарил бы богов за то, что его секли плетьми,
растянули на дыбе, или за скрючившую его подагру".
(4) Не смешивай все в одно, милый Луцилий, - и ты поймешь, что и тут
есть чего желать. Пусть пытки будут от меня подальше, но если уж придет-
ся их терпеть, я пожелаю себе мужества, благородства, величия духа. Или
- с чего бы мне предпочесть войну? Но если она начнется, я пожелаю себе
отважно переносить и раны, и голод, и все, что неизбежность войны несет
с собою. Я не настолько безумен, чтобы жаждать болезни; но если случится
мне болеть, я пожелаю и сдержанности, и стойкости. Итак, желать следует
не бедствий, а добродетели, помогающей их одолеть.
(5) Некоторые из наших полагают, что терпеливого мужества в бедах не
нужно желать (хотя нельзя и отвергать), потому что стремиться надлежит
только к чистому благу, спокойному и чуждому тягот. Я с ними не согла-
сен. Почему? Во-первых, если благо есть благо, то оно не может не быть
желательно. Во-вторых, если всякая добродетель желательна, а без добро-
детели не бывает благ, значит, и всякое благо желательно. В-третьих, ес-
ли терпеливое мужество под пыткой не желательно, (6) то, спрашиваю я,
значит, мужество и вообще нежелательно? ' Но ведь оно-то и презирает
опасности, и посылает им вызов; и самое прекрасное, самое удивительное в
нем то, что оно не отступает перед огнем, идет навстречу ранам, порой не
уклоняется от ударов, а подставляет им грудь. Но если желательно мужест-
во, значит, желательно и терпенье под пыткой: ведь и это - часть мужест-
ва. Не смешивай все в одно, как я сказал, - и ничто уже не введет тебя в
ошибку. Желательно не терпеть пытку, а терпеть ее мужественно; этого
"мужественно" я и хочу, ибо оно и есть добродетель. - (7) "Но кто хоть
когда-нибудь желал себе такого?" - Одни пожеланья высказаны явно, - ког-
да каждое названо отдельно; другие скрыты, - когда одно пожелание охва-
тывает многое. Я желаю себе жить честно; но ведь честная жизнь состоит
из разных поступков. В нее входит и ящик Регула2, и разодранная
собственной рукой рана Катона, и ссылка Рутилия, и отравленная чаша, пе-
ренесшая Сократа из темницы на небо. Значит, желая себе жить честно, я
пожелал и того, без чего порой жизнь честной не будет.
(8) Трижды, четырежды тот блажен, кто под стенами
Трои Перед очами отцов в бою повстречался со смертью! э
Пожелать кому-нибудь такой участи и признать ее желательной, - разве
это не одно и то же? (9) Деций 4 пожертвовал собой ради государства и,
пришпорив коня, ворвался в гущу врагов на верную смерть. Другой Де ций,
соперник отцовской доблести, произнеся торжественные и уже наследствен-
ные слова, налетел на плотный строй, заботясь лишь о том, чтобы жертва
его была благоприятна, и полагая желательной прекрасную смерть. И ты еще
сомневаешься в том, что достопамятная смерть ради доблестного деянья
прекрасна? (10) Кто мужественно переносит пытки, тому помогают все доб-
родетели. Одна, быть может, выделяется и больше всего заметна - терпе-
ние; но тут и мужество, потому что терпение, стойкость, выносливость
суть лишь его ветви; здесь и разумность, потому что без нее не будет ре-
шения, убеждающего как можно мужественнее перенести неизбежное; здесь и
упорство, которое никому не поколебать, у которого никакой силе не выр-
вать изначального намерения; здесь весь неделимый сонм добродетелей, и
все честное совершается одной добродетелью, но по решению всего их сове-
та. А что одобрено всеми добродетелями, хотя по видимости делается одной
из них, то и желательно. (11) Неужто, по-твоему, только то желательно,
что приносят нам праздность и наслаждение, что мы встречаем, украсив
двери? Есть блага и со скорбным ликом, есть желания, исполнение которых
прославляется не толпой поздравителей, а благоговеньем коленопреклонен-
ных. (12) По-твоему, Регул не по собственному желанию прибыл обратно к
пунийцам? Исполнись духом великого человека, отойди ненадолго от мнений
толпы, постигни в должном величии прекрасный образ добродетели, которую
надлежит чтить не венками и ладаном, а потом и кровью. (13) Взгляни на
Марка Катона, подносящего чистейшие свои руки к святой груди и раздираю-
щего слишком неглубокие раны. Скажешь ли ему: "Желаю тебе исполнения
всех желаний" или "Соболезную тебе" - или скажешь: "Счастье твоему де-
лу?" (14) Тут мне кстати вспоминается наш Деметрий, который спокойную
жизнь без набегов судьбы называл "мертвым морем". Не иметь повода ни
встряхнуться, ни взволноваться, не знать ни угрозы, ни нападения, чтобы
на них испытать крепость духа, но бездействовать в ненарушаемой празд-
ности - это не покой, а мертвый штиль. (15) Стоик Аттал говаривал: "Я
предпочитаю лагерь фортуны ее ласке. Здесь я мучаюсь, но храбро - и это
хорошо. Здесь я гибну, но храбро - и это хорошо". Послушай Эпикура: он
говорит: "Как отрадно!" Я бы, правда, не назвал такое благородное и су-
ровое дело столь изнеженным словом. (16) Я сгораю, но непобежденным; не-
ужели это не желательно? Не то, что огонь меня жжет, а то, что не побеж-
дает? Нет ничего величавее и прекраснее добродетели, и все, что делается
по ее повелению, есть благо и потому желательно. Будь здоров.
Письмо LXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Присоединяюсь к твоему решению: скройся от дел; но скрывай и свое
безделье. И знай; ты сделаешь так если не по наставлениям стоиков, то по
их примеру; впрочем, и по наставлениям тоже, ты докажешь это и себе са-
мому, и кому угодно. (2) Мы и не всяким государственным делом велим за-
ниматься, и не всегда, и не без конца. А кроме того, мы указали мудрецу
государство, достойное его, - весь мир, так что он, и удалившись от дел,
не оставит государства, а может быть даже, выйдет, покинув свой угол, на
широкий простор, и поднимется к небесам, и поймет, как низко стоят крес-
ла в сенате или в суде, на которые он всходил. Сохрани в себе мои слова:
мудрец никогда не бывает так деятелен, как в те часы, когда перед его
глазами предстает все божественное и человеческое. (3) Но вернусь к то-
му, в чем начал тебя убеждать, - чтобы твой досуг был никому не извес-
тен. Незачем писать слова "философия" и "покой" на вывеске: назови свое
намеренье иначе, скажи "слабость здоровья", в худшем случае - "лень".
Похваляться досугом - пустое тщеславие. (4) Звери, чтобы их нельзя было
найти, путают следы у самого логова; то же надо сделать я тебе, а не то
ты не избавишься от преследователей. Многие проходят мимо явного, но ко-
паются в скрытом и тайном; вора влечет то, что под замком. Если что пе-
ред глазами, оно не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же
обычай и у толпы, таков и у всех невежд: каждый хочет ворваться туда,
где заперто. (5) Поэтому лучше не хвастать досугом; а слишком таиться,
избегая людского глаза, тоже есть род хвастовства. Один прячется в Та-
ренте, другой запирается в Неаполе, третий много лет не выходит за по-
рог; чей досуг стал притчей во всех устах, тот и собрал толпу.
(6) Отойдя от дел, нужно стараться, чтобы не люди о тебе говорили, а
ты сам с собою говорил. О чем? О себе, и так же, как люди с особой охо-
той говорят о других, - со злостью. Так ты приучишься и говорить, и выс-
лушивать правду. И больше всего занимайся тем, в чем сам чувствуешь свою
слабость. (7) Каждый знает изъяны в своем теле, поэтому один облегчает
желудок рвотой, другой укрепляет его частым приемом пищи, третий сушит и
очищает тело, перемежая сытые дни голодными. У кого часто болят ноги, те
воздерживаются от вина или бани; небрежные во всем прочем, люди преграж-
дают дорогу тому, что чаще их тревожит. Но и у нашего духа есть как бы
свои недужные члены, их-то и надо лечить. (8) Чем я занят, уйдя от дел?
Лечу свою язву. Если бы я показал тебе распухшую ногу, синюшную руку,
сухие жилы, стянувшие бедро, ты бы позволил мне не двигаться с места и
лежа лечить болезнь. А моя болезнь тяжелее, хотя показать ее нельзя:
ведь нарыв и скопленье гноя - в сердце! Нет, не хочу я похвал, не хочу,
чтобы ты говорил: "О великий муж! Он все презрел и бежит от неистовсть
человеческой жизни, которую осудил!" - (9) Ничего я не осудил, кроме са-
мого себя. И не с чего тебе приходить ко мне в надежде на пользу. Кто
рассчитывает найти здесь помощь, ошибается. Не врач, а больной живет
здесь. По мне, лучше скажи, уходя:
"Я-то принимал его за счастливого, за ученого и навострил уши, а ухо-
жу, и не увидев, и не услышав, чего хотел, так что незачем и возвра-
щаться". Если ты это почувствуешь и скажешь, значит, польза была: я
предпочитаю, чтобы праздность мою ты простил, а не завидовал ей.
(10) Ты скажешь: "Как же ты, Сенека, советуешь мне Праздность? Ты
скатываешься к Эпикуру!" - Я советую тебе праздность, чтобы ты занялся
делами, которые величавей и прекрасней оставленных тобою: стучаться в
двери могущественных гордецов, переписывать по алфавиту бездетных стари-
ков, иметь влияние на форуме - может быть, это и власть, но всем нена-
вистная, недолгая и, если оценить ее по-настоящему, нечистая. (11) Та-
кой-то превосходит меня любовью завсегдатаев форума, такой-то - сроком
военной службы и добытым через нее саном, такой-то - числом клиентов.
Пусть все берут над тобою верх - дело того стоит, если ты сам берешь
верх над фортуной, меж тем как среди толпы ты и вровень с нею не ста-
нешь: ведь общая любовь к ней сильнее. (12) Если бы ты намного раньше
готов был исполнить это намеренье! Если бы мы начинали заботиться о бла-
женной жизни раньше, чем смерть появится вблизи! Но хоть теперь-то не
будем медлить: поверим опыту в том, в чем надо бы давно поверить разуму,
и признаем многие вещи лишними и вредными. (13) Как те, что выехали
поздно и хотят наверстать время скоростью, пришпорим коня! Для наших за-
нятий нет возраста лучше: он отбушевал и усмирил пороки, неукротимые в
первом пылу юности; еще немного - и он совсем их угасит. - (14) "Но ког-
да и в чем поможет тебе знанье, добытое на исходе жизни?" - Поможет луч-
ше уйти! Не думай, будто есть для благоразумия возраст лучше того, кото-
рый укрощен многообразным опытом и нередким раскаянием и приходит к спа-
сительным мыслям с усмиренными страстями. Теперь самое время для этого
блага! Кто пришел к мудрости стариком, того привели к ней годы. Будь
здоров.
Письмо LXIX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Мне не хочется, чтобы ты странствовал и скакал с места на место:
во-первых, частые переезды - признак нестойкости духа, который, пока не
перестанет блуждать да озираться вокруг, не сможет утвердиться в привыч-
ке к досугу. Чтобы держать в узде душу, сперва останови бег тела. (2)
Во-вторых, чем длительнее лечение, тем больше от него пользы; нельзя
прерывать покой, приносящий забвение прежней жизни. Дай глазам отучиться
смотреть, дай ушам привыкнуть к спасительному слову. Как только ты дви-
нешься с места, так еще по пути что-нибудь попадется тебе - и вновь рас-
палит твои вожделения. (3) Как влюбленным, чтобы избавиться от своей
страсти, следует избегать всего, напоминающего о любимом теле (ведь нич-
то не крепнет легче, чем любовь), так всякому, кто хочет погасить в себе
прежние вожделенья, следует отвращать и взор, и слух от покинутого, но
еще недавно желанного. (4) Страсть сразу поднимает мятеж: куда она ни
обернется, тотчас же увидит рядом какую-нибудь приманку для своих притя-
заний. Нет зла без задатка: жадность сулит деньги, похотливость - мно-
жество разных наслаждений, честолюбие - пурпур, и рукоплескания, и полу-
ченное через них могущество, и все, что это могущество может. (5) Пороки
соблазняют тебя наградой; а тут тебе придется жить безвозмездно. И за
сто лет нам не добиться, чтобы пороки, взращенные столь долгим пот-
ворством, покорились и приняли ярмо, а если мы еще будем дробить столь
короткий срок, - и подавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
чувствует боли: может ли это ее отсутствие вырасти? Душа довлеет себе и
безмятежна: может ли вырасти это спокойствие? (46) Как чистота безоблач-
ного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче, так че-
ловек, пекущийся о душе и о теле и в обоих видящий источники своего бла-
га, приходит к совершенному состоянию, к исполнению всех своих молитв,
если в душе его нет бури, а в теле - боли. Если извне выпадает ему
что-нибудь приятное, оно не увеличивает высшее благо, а, так сказать,
приправляет его и подслащивает; независимое же благо человеческой приро-
ды довольствуется миром в теле и в душе. (47) Я укажу тебе у Эпикура
разделение благ, весьма схожее с нашим. Одни блага - те, которые он
предпочел бы иметь, как, например, для тела - покой, свободный от всего
неприятного, для души - невозмутимость радостного созерцания собственных
благ. Других благ он для себя не хочет, но считает и их заслуживающими
похвалы и одобрения, - например то, о чем я недавно говорил, терпение к
недугу и тяжким болям, которое сам Эпикур выказал в свой последний и
счастливейший день. Хотя, по его словам, изъязвленный живот и мочевой
пузырь доставляли ему такие муки, что больше и не бывает, все равно этот
день был для него блаженным 5. А прожить день блаженно может только тот,
кто обладает высшим благом. (48) Значит, и у Эпикура считается благом
то, чего лучше было бы не испытать, но что, коль скоро дело обернулось
так, следует и принять, и хвалить, и приравнять к высшему благу. Ведь
нельзя сказать, что не равно высшему то благо, которое завершило блажен-
ную жизнь и которому Эпикур воздает хвалу в последних своих словах.
(49) Позволь мне, Луцилий, лучший из людей, сказать и посмелее: если
бы одни блага могли быть больше других, я предпочел бы те, что кажутся
горестными, всем нежащим и ласкающим, и назвал бы их более высокими.
Ведь справиться с тяготами куда труднее, чем умерить радость. (50) Я
знаю, один и тот же разум позволяет достойно переносить счастье и му-
жественно - беды. Одинаково храбры могут быть и тот, кто безмятежно сто-
ит в карауле перед валом, когда враг не тревожит лагеря, и тот, кто с
подрезанными жилами на ногах падает на колени и не выпускает оружия.
"Слава твоей доблести!" - так говорят тем, кто в крови возвращается из
боя. И я бы больше похвалил блага, испытанные в борьбе с фортуной и му-
жественные. (51) Разве поколебался бы я прославить искалеченную и обож-
женную длань Муция больше, чем здоровую руку любого храбреца? Он стоял,
презирая врагов и пламя, и смотрел, как каплет с его руки кровь на вра-
жеский очаг, покуда Порсенна не позавидовал славе того, чьей пыткой лю-
бовался, и не приказал убрать огонь против воли Муция. (52) Так почему
мне не считать это благо в числе самых великих и ставить его тем выше
благ безмятежных и не испытанных судьбою, чем реже победа над врагом,
одержанная не с оружьем в руке, а ценой потерянной руки? - "Что же, ты и
для себя пожелал бы этого блага?" - Почему бы и нет? Ведь только тот,
кто может такое пожелать, и сделает такое. (53) А что мне предпочесть?
Чтобы распутные мальчишки разминали мне ручки? Чтобы какая-нибудь бабен-
ка или превращенный в бабенку юнец вытягивал мне каждый пальчик? Почему
не считать мне счастливее Муция, протянувшего руку в огонь, как протяги-
вают ее рабу для растирания? Так исправил он свою оплошность: безоруж-
ный, однорукий, он положил конец войне и обрубком победил двух царей.
Будь здоров.
Письмо LXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Начну с общих слов. Весна наступила, но ближе к лету, когда долж-
но было стать жарко, опять посвежело, и верить ей нельзя до сего дня:
слишком часто поворачивает она к зиме. Хочешь знать, до чего погода не-
надежна? Я все еще не решаюсь погрузиться в настоящую холодную воду, все
еще смягчаю ее резкость. Ты скажешь: "Но ведь это значит бояться и жары
и холода". Что делать, Луцилий: в моем возрасте и собственного холода
хватает - я едва оттаиваю к середине лета и большую часть времени кута-
юсь в одеяло. (2) Но я благодарен старости, пригвоздившей меня к посте-
ли. И как не быть ей за это благодарным? Чего не следует желать, того я
и не могу. Больше всего я беседую с книгами. Если порой приходят твои
письма, мне кажется, что ты рядом, и настроение у меня такое, словно я
отвечаю тебе не письмом, а живым словом. И о том, о чем ты спрашиваешь,
мы как будто побеседуем и вместе разберемся, как обстоит дело.
(3) Ты спрашиваешь, всякое ли благо желательно. "Если мужество под
пыткой, величье духа на костре, терпеливость в болезни - блага, следова-
тельно, все они желательны; но я не вижу тут ничего достойного мольбы! Я
не знаю никого, кто возблагодарил бы богов за то, что его секли плетьми,
растянули на дыбе, или за скрючившую его подагру".
(4) Не смешивай все в одно, милый Луцилий, - и ты поймешь, что и тут
есть чего желать. Пусть пытки будут от меня подальше, но если уж придет-
ся их терпеть, я пожелаю себе мужества, благородства, величия духа. Или
- с чего бы мне предпочесть войну? Но если она начнется, я пожелаю себе
отважно переносить и раны, и голод, и все, что неизбежность войны несет
с собою. Я не настолько безумен, чтобы жаждать болезни; но если случится
мне болеть, я пожелаю и сдержанности, и стойкости. Итак, желать следует
не бедствий, а добродетели, помогающей их одолеть.
(5) Некоторые из наших полагают, что терпеливого мужества в бедах не
нужно желать (хотя нельзя и отвергать), потому что стремиться надлежит
только к чистому благу, спокойному и чуждому тягот. Я с ними не согла-
сен. Почему? Во-первых, если благо есть благо, то оно не может не быть
желательно. Во-вторых, если всякая добродетель желательна, а без добро-
детели не бывает благ, значит, и всякое благо желательно. В-третьих, ес-
ли терпеливое мужество под пыткой не желательно, (6) то, спрашиваю я,
значит, мужество и вообще нежелательно? ' Но ведь оно-то и презирает
опасности, и посылает им вызов; и самое прекрасное, самое удивительное в
нем то, что оно не отступает перед огнем, идет навстречу ранам, порой не
уклоняется от ударов, а подставляет им грудь. Но если желательно мужест-
во, значит, желательно и терпенье под пыткой: ведь и это - часть мужест-
ва. Не смешивай все в одно, как я сказал, - и ничто уже не введет тебя в
ошибку. Желательно не терпеть пытку, а терпеть ее мужественно; этого
"мужественно" я и хочу, ибо оно и есть добродетель. - (7) "Но кто хоть
когда-нибудь желал себе такого?" - Одни пожеланья высказаны явно, - ког-
да каждое названо отдельно; другие скрыты, - когда одно пожелание охва-
тывает многое. Я желаю себе жить честно; но ведь честная жизнь состоит
из разных поступков. В нее входит и ящик Регула2, и разодранная
собственной рукой рана Катона, и ссылка Рутилия, и отравленная чаша, пе-
ренесшая Сократа из темницы на небо. Значит, желая себе жить честно, я
пожелал и того, без чего порой жизнь честной не будет.
(8) Трижды, четырежды тот блажен, кто под стенами
Трои Перед очами отцов в бою повстречался со смертью! э
Пожелать кому-нибудь такой участи и признать ее желательной, - разве
это не одно и то же? (9) Деций 4 пожертвовал собой ради государства и,
пришпорив коня, ворвался в гущу врагов на верную смерть. Другой Де ций,
соперник отцовской доблести, произнеся торжественные и уже наследствен-
ные слова, налетел на плотный строй, заботясь лишь о том, чтобы жертва
его была благоприятна, и полагая желательной прекрасную смерть. И ты еще
сомневаешься в том, что достопамятная смерть ради доблестного деянья
прекрасна? (10) Кто мужественно переносит пытки, тому помогают все доб-
родетели. Одна, быть может, выделяется и больше всего заметна - терпе-
ние; но тут и мужество, потому что терпение, стойкость, выносливость
суть лишь его ветви; здесь и разумность, потому что без нее не будет ре-
шения, убеждающего как можно мужественнее перенести неизбежное; здесь и
упорство, которое никому не поколебать, у которого никакой силе не выр-
вать изначального намерения; здесь весь неделимый сонм добродетелей, и
все честное совершается одной добродетелью, но по решению всего их сове-
та. А что одобрено всеми добродетелями, хотя по видимости делается одной
из них, то и желательно. (11) Неужто, по-твоему, только то желательно,
что приносят нам праздность и наслаждение, что мы встречаем, украсив
двери? Есть блага и со скорбным ликом, есть желания, исполнение которых
прославляется не толпой поздравителей, а благоговеньем коленопреклонен-
ных. (12) По-твоему, Регул не по собственному желанию прибыл обратно к
пунийцам? Исполнись духом великого человека, отойди ненадолго от мнений
толпы, постигни в должном величии прекрасный образ добродетели, которую
надлежит чтить не венками и ладаном, а потом и кровью. (13) Взгляни на
Марка Катона, подносящего чистейшие свои руки к святой груди и раздираю-
щего слишком неглубокие раны. Скажешь ли ему: "Желаю тебе исполнения
всех желаний" или "Соболезную тебе" - или скажешь: "Счастье твоему де-
лу?" (14) Тут мне кстати вспоминается наш Деметрий, который спокойную
жизнь без набегов судьбы называл "мертвым морем". Не иметь повода ни
встряхнуться, ни взволноваться, не знать ни угрозы, ни нападения, чтобы
на них испытать крепость духа, но бездействовать в ненарушаемой празд-
ности - это не покой, а мертвый штиль. (15) Стоик Аттал говаривал: "Я
предпочитаю лагерь фортуны ее ласке. Здесь я мучаюсь, но храбро - и это
хорошо. Здесь я гибну, но храбро - и это хорошо". Послушай Эпикура: он
говорит: "Как отрадно!" Я бы, правда, не назвал такое благородное и су-
ровое дело столь изнеженным словом. (16) Я сгораю, но непобежденным; не-
ужели это не желательно? Не то, что огонь меня жжет, а то, что не побеж-
дает? Нет ничего величавее и прекраснее добродетели, и все, что делается
по ее повелению, есть благо и потому желательно. Будь здоров.
Письмо LXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Присоединяюсь к твоему решению: скройся от дел; но скрывай и свое
безделье. И знай; ты сделаешь так если не по наставлениям стоиков, то по
их примеру; впрочем, и по наставлениям тоже, ты докажешь это и себе са-
мому, и кому угодно. (2) Мы и не всяким государственным делом велим за-
ниматься, и не всегда, и не без конца. А кроме того, мы указали мудрецу
государство, достойное его, - весь мир, так что он, и удалившись от дел,
не оставит государства, а может быть даже, выйдет, покинув свой угол, на
широкий простор, и поднимется к небесам, и поймет, как низко стоят крес-
ла в сенате или в суде, на которые он всходил. Сохрани в себе мои слова:
мудрец никогда не бывает так деятелен, как в те часы, когда перед его
глазами предстает все божественное и человеческое. (3) Но вернусь к то-
му, в чем начал тебя убеждать, - чтобы твой досуг был никому не извес-
тен. Незачем писать слова "философия" и "покой" на вывеске: назови свое
намеренье иначе, скажи "слабость здоровья", в худшем случае - "лень".
Похваляться досугом - пустое тщеславие. (4) Звери, чтобы их нельзя было
найти, путают следы у самого логова; то же надо сделать я тебе, а не то
ты не избавишься от преследователей. Многие проходят мимо явного, но ко-
паются в скрытом и тайном; вора влечет то, что под замком. Если что пе-
ред глазами, оно не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же
обычай и у толпы, таков и у всех невежд: каждый хочет ворваться туда,
где заперто. (5) Поэтому лучше не хвастать досугом; а слишком таиться,
избегая людского глаза, тоже есть род хвастовства. Один прячется в Та-
ренте, другой запирается в Неаполе, третий много лет не выходит за по-
рог; чей досуг стал притчей во всех устах, тот и собрал толпу.
(6) Отойдя от дел, нужно стараться, чтобы не люди о тебе говорили, а
ты сам с собою говорил. О чем? О себе, и так же, как люди с особой охо-
той говорят о других, - со злостью. Так ты приучишься и говорить, и выс-
лушивать правду. И больше всего занимайся тем, в чем сам чувствуешь свою
слабость. (7) Каждый знает изъяны в своем теле, поэтому один облегчает
желудок рвотой, другой укрепляет его частым приемом пищи, третий сушит и
очищает тело, перемежая сытые дни голодными. У кого часто болят ноги, те
воздерживаются от вина или бани; небрежные во всем прочем, люди преграж-
дают дорогу тому, что чаще их тревожит. Но и у нашего духа есть как бы
свои недужные члены, их-то и надо лечить. (8) Чем я занят, уйдя от дел?
Лечу свою язву. Если бы я показал тебе распухшую ногу, синюшную руку,
сухие жилы, стянувшие бедро, ты бы позволил мне не двигаться с места и
лежа лечить болезнь. А моя болезнь тяжелее, хотя показать ее нельзя:
ведь нарыв и скопленье гноя - в сердце! Нет, не хочу я похвал, не хочу,
чтобы ты говорил: "О великий муж! Он все презрел и бежит от неистовсть
человеческой жизни, которую осудил!" - (9) Ничего я не осудил, кроме са-
мого себя. И не с чего тебе приходить ко мне в надежде на пользу. Кто
рассчитывает найти здесь помощь, ошибается. Не врач, а больной живет
здесь. По мне, лучше скажи, уходя:
"Я-то принимал его за счастливого, за ученого и навострил уши, а ухо-
жу, и не увидев, и не услышав, чего хотел, так что незачем и возвра-
щаться". Если ты это почувствуешь и скажешь, значит, польза была: я
предпочитаю, чтобы праздность мою ты простил, а не завидовал ей.
(10) Ты скажешь: "Как же ты, Сенека, советуешь мне Праздность? Ты
скатываешься к Эпикуру!" - Я советую тебе праздность, чтобы ты занялся
делами, которые величавей и прекрасней оставленных тобою: стучаться в
двери могущественных гордецов, переписывать по алфавиту бездетных стари-
ков, иметь влияние на форуме - может быть, это и власть, но всем нена-
вистная, недолгая и, если оценить ее по-настоящему, нечистая. (11) Та-
кой-то превосходит меня любовью завсегдатаев форума, такой-то - сроком
военной службы и добытым через нее саном, такой-то - числом клиентов.
Пусть все берут над тобою верх - дело того стоит, если ты сам берешь
верх над фортуной, меж тем как среди толпы ты и вровень с нею не ста-
нешь: ведь общая любовь к ней сильнее. (12) Если бы ты намного раньше
готов был исполнить это намеренье! Если бы мы начинали заботиться о бла-
женной жизни раньше, чем смерть появится вблизи! Но хоть теперь-то не
будем медлить: поверим опыту в том, в чем надо бы давно поверить разуму,
и признаем многие вещи лишними и вредными. (13) Как те, что выехали
поздно и хотят наверстать время скоростью, пришпорим коня! Для наших за-
нятий нет возраста лучше: он отбушевал и усмирил пороки, неукротимые в
первом пылу юности; еще немного - и он совсем их угасит. - (14) "Но ког-
да и в чем поможет тебе знанье, добытое на исходе жизни?" - Поможет луч-
ше уйти! Не думай, будто есть для благоразумия возраст лучше того, кото-
рый укрощен многообразным опытом и нередким раскаянием и приходит к спа-
сительным мыслям с усмиренными страстями. Теперь самое время для этого
блага! Кто пришел к мудрости стариком, того привели к ней годы. Будь
здоров.
Письмо LXIX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Мне не хочется, чтобы ты странствовал и скакал с места на место:
во-первых, частые переезды - признак нестойкости духа, который, пока не
перестанет блуждать да озираться вокруг, не сможет утвердиться в привыч-
ке к досугу. Чтобы держать в узде душу, сперва останови бег тела. (2)
Во-вторых, чем длительнее лечение, тем больше от него пользы; нельзя
прерывать покой, приносящий забвение прежней жизни. Дай глазам отучиться
смотреть, дай ушам привыкнуть к спасительному слову. Как только ты дви-
нешься с места, так еще по пути что-нибудь попадется тебе - и вновь рас-
палит твои вожделения. (3) Как влюбленным, чтобы избавиться от своей
страсти, следует избегать всего, напоминающего о любимом теле (ведь нич-
то не крепнет легче, чем любовь), так всякому, кто хочет погасить в себе
прежние вожделенья, следует отвращать и взор, и слух от покинутого, но
еще недавно желанного. (4) Страсть сразу поднимает мятеж: куда она ни
обернется, тотчас же увидит рядом какую-нибудь приманку для своих притя-
заний. Нет зла без задатка: жадность сулит деньги, похотливость - мно-
жество разных наслаждений, честолюбие - пурпур, и рукоплескания, и полу-
ченное через них могущество, и все, что это могущество может. (5) Пороки
соблазняют тебя наградой; а тут тебе придется жить безвозмездно. И за
сто лет нам не добиться, чтобы пороки, взращенные столь долгим пот-
ворством, покорились и приняли ярмо, а если мы еще будем дробить столь
короткий срок, - и подавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67