Для этого требуется хотя бы немного свободно-
го пространства и собственной силы. И однако, даже в тех
условиях героизм был возможен, и в этом аду, каким был
лагерь, сказалось также все величие человека.
Гитлеровцы не достигли своей цели, несмотря на мил-
лионы жертв, не очистили мира от того, что не соответство-
вало их идеалу расы господ, зато показали миру, к чему
может привести безумная идеология. Дым Освенцима, бу-
дем надеяться, еще долго будет служить предостережени-
ем перед ослеплением, ненавистью и презрением к друго-
му человеку. Готовые формулы мысли и дела, слепое ис-
полнение приказов могут быть очень опасны, и поэтому
следует принимать на себя весь груз ответственности за
свои мысли, чувства и действия. Клод Этерли так выразил
это в письме к Гюнтеру Андерсу:
<В прошлом бывали периоды, когда человек мог про-
жить жизнь, не загружая слишком свою совесть проблема-
ми мыслительных навыков и норм поведения. Наше вре-
мя, совершенно ясно, к тем эпохам не принадлежит. На-
против, полагаю, что мы стремительно приближаемся к си-
туации, в которой будем обязаны решать каждый раз зано-
во, готовы ли мы отдать ответственность за наши мысли и
14
действия в руки социальных организаций, таких, как по-
литические партии, профессиональные союзы, церковь
или государство. Ни одна из этих организаций не способ-
на дать нам моральных указаний и потому следует поста-
вить под сомнение их претензии на то, чтобы давать нам
такие указания>.
4Анус мунди> показал миру человека во всем диапа-
зоне его натуры: рядом с чудовищным зверством -
героизм, посвящение и любовь. И потому вслед за Паска-
лем мы можем сказать: <Смирись, бессильный разум;
умолкни, глупая природа; узнай, что человек бесконечно
превышает человека>.
КОШМАР
Растущее с каждым годом число воспоминаний, доку-
ментальных и научных разработок позволяет все лучше
вчувствоваться в атмосферу концлагеря. Хотя любой че-
ловек, сам <это> не переживший, чувствует себя примерно
так, как пани Гудрун, по воспоминаниям Гавалевича, спра-
шивавшая о ночных лампочках возле кроватей в лагере.
И даже те, что пережили лагерь, благодаря <доброжела-
тельности> человеческой памяти, не располагают уже све-
жим образом лагерной жизни (это случается только в их
снах), но единственно их слабым отражением. Помимо
того, они не находят способа передачи переживаний, так
как они не помещаются в сфере человеческого языка.
Даже при самом верном и субъективном описании лагер-
ной жизни и собственных страданий нельзя выйти за рам-
ки вербальной структуры, для всех понятной, но не адек-
ватной этому типу переживаний. В результате самые су-
щественные моменты лагерного мира остаются исключи-
тельной собственностью данного лица, невозможной для
передачи другим.
Концлагерь чаще всего определяется одним словом:
кошмар. Что такое кошмар? Основное значение этого
слова таково: подавляющий, поражающий сон; нечто, име-
ющее настроение такого сна. Во время сна с достаточно
регулярными интервалами примерно в полтора-два часа
наступают периоды, характеризующиеся электроэнцефало-
графически частыми, низкоамплитудными волнами и быст-
рыми скоординированными движениями глазных яблок.
Разбуженный во время этих периодов человек легко мо-
жет рассказать содержание сновидения. Этого не случает-
ся, в общем, если его будят в ином периоде сна, ибо содер-
жание сновидения быстро забывается. Принято считать,
следовательно, что характерная биоэлектрическая актив-
16
ность мозга и быстрые движения глаз являются корреля-
тами сновидения. Движения глазных яблок, как полагают,
вызываются слежением спящим образов сновидения, ибо
эти образы имеют, прежде всего, хотя не исключительно,
зрительный характер. Определенные факты, по-видимому.
говорят за то, что сновидения появлялись бы ритмически в
течение всего сна, если бы не действие внешней стимуля-
ции, активирующей мозг, и что сила переживаний в снови-
дениях может быть большей, чем наяву.
Человека всегда интриговали содержание и значение
сновидений. В них люди искали указаний относительно
будущего, с их помощью пытались добраться до наиболее
глубоко скрытых комплексов и основной структуры лич-
ности (психоанализ). Сновидения использовались для
обогащения творческих возможностей, для лучшего пони-
мания психотических переживаний и т. д. Увы, подобно
первым годам жизни, от сновидений немного остается в
памяти, что однако не определяет их значения для жизни
наяву. Возможно, их значение больше, нежели принято
считать, и по мере углубления наших знаний психология
сновидений станет столь же важна, как психология ранне-
го детства. Ибо память, как известно, не является хорошим
показателем ценности; то, что было забыто, иногда бывает
для дальнейшего развития человека значительно важнее,
нежели то, что сохранилось в памяти.
Среди немногих сохранившихся в памяти сновидений
находятся и такие, которые определяют как кошмарные
Если бы можно было запомнить все сны, число кошмаров
было бы значительно больше. Не известно, как формиру-
ется содержание сновидения, только ли из преобразован-
ных переживаний из дневной жизни или, как утверждает
Юнг, является в определенной степени автономным, по-
скольку некоторые мотивы сновидений повторяются неза-
висимо от личной истории сновидца, в разных культурных
кругах и эпохах (архетипы).
Кошмар - это сновидение, прежде всего, жуткое (зло-
вещее); ситуации, персонажи вся <режиссура> столь силь-
но отличаются от того,
то уимеьйрмйыааЁрд как в
МАТБотЗсА
<".В. Г. Кч,о<<<м , 17
MISL \
реальности, так и в сновидениях, что уже сам факт столь
сильной <инаковости> вызывает ужас. К этому добавля-
ется также чувство бессилия. Оно сопутствует каждому
сновидению, ибо основной чертой каждого сновидения
является бессилие сновидца. В кошмарном сновидении,
однако, это бессилие увеличивается вследствие слишком
большой оторванности от обычного порядка вещей. Ког-
да все не такое, как обычно, утрачивается ориентация и
возможность планирования действий. Вследствие нео-
бычности ситуации человек становится беспомощным. В
кошмарном сне борются за свою жизнь, ибо его основной
чертой является тотальная угроза.
Напряжение страха в кошмарном сне увеличивается
упоминавшимся чувством бессилия. Все происходит авто-
матически, независимо от спящего, действие развивается
как в фильме ужасов. Человек включен в действие, но не
может на него влиять. В кульминационные моменты пы-
таются вырваться из кошмара; приходит спасительная
мысль, что это только сон. Человек просыпается в ужасе, в
холодном поту, с бьющимся сердцем, но с чувством облег-
чения, что все это было не на самом деле.
Основные черты кошмара, таким образом, можно выра-
зить в четырех пунктах: жуткий (зловещий) характер,
бессилие, тотальная угроза и автоматизм. Эти четыре чер-
ты выступают на первый план также и в лагерных пере-
живаниях.
Жуткость концлагеря ощущалась особенно сильно в
первом столкновении с ним. У большинства узников вы-
ступала <кратковременная психическая реакция подав-
ленности, чувства страха и ужаса, чувства беспомощности,
потерянности и одиночества, отсутствия аппетита и бес-
сонница> (Teutsch). Подобно кошмарному сну, наблюда-
лись сильные вегетативные симптомы, такие как <частое
мочеиспускание, понос, дрожание тела, сильное потоотде-
ление, иногда тошнота и даже рвота> (Teutsch). Как в
кошмарном сне спящий прибегает к спасительной мысли,
что это только сон, так защитой от лагерного кошмара
было чувство дереализации, нереальности окружающего.
18
По мнению Тойча, оно было редким (у 5% обследованных
им бывших узников), по мнению других - достаточно ти-
пичным.
Не требует доказательств, что лагерная действитель-
ность столь далеко отклонялась от действительности жиз-
ни на свободе, что столкновение с ней для каждого было
сильнейшим стрессом. Очевидно, прошедшие уже раньше
через гестаповские тюрьмы были в некоторой степени
привыкшими к новой действительности, и в общем, первая
реакция у них была слабее. Даже сталкиваясь с лагерной
жизнью косвенно, т. е. посещая лагерные музеи, просмат-
ривая фотографии, читая воспоминания и т. п., люди реа-
гируют в некоторой степени подобным образом (хотя и,
разумеется, несравненно слабее), т. е. чувством ошеломле-
ния, страха и подавленности, либо впечатлением нереаль-
ности.
Необычная ситуация всегда вызывает чувство страха,
который можно определить как <дезинтеграционный>
страх, ибо он вызывается нарушением существующей
структуры интеракции, сформировавшейся в ходе жизни
индивида, с его средой. Эта структура позволяет опреде-
ленную степень предвидения того, что произойдет, и пла-
нирование своей активности. Правда, в ходе жизни посто-
янно приходится сталкиваться с чем-то новым и непри-
вычным, вследствие чего структуры интеракции с окруже-
нием все время разрушаются и формируются заново. Од-
нако <новое> никогда не бывает совершенно новым; в нем
содержится много элементов знакомых, так что даже в
необычной ситуации не становишься совершенно беспо-
мощным. Существует определенная граница толерантнос-
ти к необычному, т. е. к тому, к чему человек не привык, за
которой наступает паническая реакция страха и беспо-
мощности. При этом одно усиливает другое: чувство па-
ники парализует целевую активность, а невозможность
действия усиливает страх. Здесь трудно вдаваться в об-
суждение, от чего зависит дезинтеграционная толерант-
ность (толерантность к необычному). Вероятно, играет
роль врожденная диспозиция, приобретенное в ходе жиз-
19
ни знакомство с необычными ситуациями, повышающие
пластичность реакций и способность адаптации, общая эф-
фективность нервной системы и т, д. У лиц с ограничен-
ными изменениями в ЦНС такая толерантность значи-
тельно уменьшается; новая ситуация может вызвать у них
катастрофическую реакцию Гольдштейна. В результате
старческих изменений в нервной системе дезинтеграцион-
ная толерантность понижается в пожилом возрасте, что вы-
ражается поговоркой: <Старое дерево не пересаживают>.
<Приветственный церемониал>, каким встречался
Zygang в лагерь, усиливал чувство ошеломленности и
собственного бессилия. Если узнику не удавалось выйти
из этого состояния, он превращался в безвольный автомат
и кончал свою жизнь как <мусульманин>. Врачи, пере-
жившие лагерь, подчеркивают, что там исчезают неврозы и
психосоматические болезни. В качестве гипотетического
объяснения можно предположить, что разрушение струк-
туры долагерного способа жизни было в этих случаях по-
лезным, так как эта структура была патогенной. Кроме
того, фактор биологической угрозы мог здесь действовать
мобилизующе, уничтожая невротическую стагнацию и дез-
адаптацию.
Концлагеря были лагерями уничтожения, составляя
важную часть плана уничтожения того, что угрожало
<расе великолепных немцев>. Тотальная угроза, следова-
тельно, представляла основную особенность лагерной жиз-
ни, и до сих пор остается необъясненной загадкой, как
можно было пережить концлагерь. <Диета, составленная
для крыс по схеме питания в лагерях,- как пишет Ко-
вальчикова, - даже без количественных ограничений вы-
зывает у подопытных животных типичный синдром бо-
лезни голода уже через три месяца>. А ведь голод был
только одним из страданий в лагере и даже не всегда стоял
на первом месте. Анализ лагерных переживаний, как пред-
ставляется, вынуждает пересмотреть некоторые взгляды,
господствовавшие до недавнего времени в медицине, в
которых излишне акцентировались моменты физиологи-
Вхождение, вступление, прибытие (нем.)
20
ческого и биохимического характера при явном пренебре-
жении психологическим факторам. Унижение достоинства
человека, утрата близких, отсутствие моральной поддержки
со стороны товарищей по страданию чувствовались часто
сильнее, чем физические страдания. Большинство бывших
узников и авторов, занимающихся этой проблемой, соглас-
ны в том, что возможность выжить определялась желани-
ем жить, верой, что лагерь не будет длиться вечно, возмож-
ностью опоры на товарищей и друзей. Человек, который
ломался, обычно погибал.
В ситуации угрозы жизни особенно остро проявляется
первый биологический закон: борьба за сохранение жиз-
ни. В лагерных условиях она приобретала иногда край-
ние формы. Как пишет Стэркович, <легко быть благород-
ным в благоприятных условиях, но труднее in articulo
mortis>. Бжезицкий в своих воспоминаниях о Захсенхау-
зе пишет о себе и своих коллегах-профессорах: <В тече-
ние месяца постепенно стирался лоск с каждого из нас>.
Представляется очевидным, что в лагерной жизни непри-
менимы нормы поведения, обязательные в жизни нормаль-
ной. Отсюда трудность моральной оценки, особенно для
тех, которые сами лагерь не пережили. Тем не менее -
при всей брутализации и биологизации лагерной жизни,
обусловленной тем, что еда и смерть были тем единствен-
ным, что считалось, а все остальное было не в счет - что-
бы выжить в лагере (пережить лагерь), требовалось в ка-
кой-то степени вырваться из-под власти сильнейшего за-
кона сохранения жизни любой ценой. Те, которые подчи-
нились этому закону полностью, теряли человечность, а,
вместе с тем, часто и шансы выжить. К качествам человека,
существенным для того, чтобы пережить лагерь, принадле-
жала способность внутренне противопоставить себя тому,
что происходило вокруг, посредством создания внутрен-
него мира, будь то в мечтах о будущем, будь то в воспо-
минаниях о прошлом, или также - более реально -
благодаря дружбе, помощи товарищей, попыткам органи-
зовать жизнь иную, нежели лагерная и т. д. Это был един-
ственный способ вырваться из автоматизма лагерной жиз-
21
могли ей противостоять, так-как были одержимы идеей,
расы господ и связаны послушанием власти, а другие пото-
му, что были ею раздавлены. У тех и у других главным
принципом стал девиз <победить, либо быть побежден-
ным>. У одних он был вызван подлинной биологической
угрозой, у других - фиктивной, обусловленной фальши-
вой идеологией.
Чтобы пережить лагерь, необходимо было вырваться,
хотя бы частично, из его кошмара, противопоставить себя
четырем основным его чертам: жуткости, беспомощности,
биологической угрозе и автоматизму. Два механизма иг-
рали при этом основную роль: чувственного притупления
и отыскания хотя бы слабых элементов прежней структу-
ры жизни.
<У подавляющего числа обследованных,- как пишет
Тэйч, - в течение первых 3-6 месяцев пребывания в лаге-
ре наступала десенсибилизация, чувственное притупление,
снижение эмоционального реагирования на разные трав-
мы лагерной жизни>. Автор справедливо замечает, что
если бы такое чувственное притупление наступило в усло-
виях нормальной жизни, то оно было бы истолковано как
патологическое явление, в то время как в условиях лагеря
оно было <феноменом приспособительным, помогающим
выдержать условия лагеря, оберегающим человека от того,
чтобы сдаться, сломаться и погибнуть>.
Все, что хотя бы в минимальной степени напоминало
иную жизнь, внелагерную, позволяло узнику хоть на ми-
нуту оторваться от гнетущей действительности, а тем са-
мым быть самим собой, а не узником-автоматом. Это было
первым шагом к завоеванию внутренней свободы. Знаки
человеческого сочувствия, доброжелательности, встреча
знакомого по прежней, свободной жизни, воспоминания из
прошлого, либо мечтания о будущем, лекции профессоров
в Захсенхаузе и т. д. - все это восстанавливало прежнюю
структуру жизни. Итак, притупление чувствительности к
тому, что происходило на самом деле, а, с другой стороны,
повышение чувствительности к тому, что возвращало нор-
мальный образ жизни, создавало шансы на выживание.,Уз-
ник не становился автоматом, но сохранял свою человеч-
ность.
Существенным моментом человеческого качества жиз-
ни является способность выбора и принятия решений; ав-
томат, как известно, ею не обладает. Организация лагер-
ной жизни, прежде всего, была нацелена на уничтожение
этой способности. Это был первый шаг к уничтожению
человечности. Следующим была уже биологическая ги-
бель. Воспоминания бывших узников ясно указывают на
то, что способность планирования, выбора, принятия реше-
ний и целевой активности создавалась прежде всего в
группе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
го пространства и собственной силы. И однако, даже в тех
условиях героизм был возможен, и в этом аду, каким был
лагерь, сказалось также все величие человека.
Гитлеровцы не достигли своей цели, несмотря на мил-
лионы жертв, не очистили мира от того, что не соответство-
вало их идеалу расы господ, зато показали миру, к чему
может привести безумная идеология. Дым Освенцима, бу-
дем надеяться, еще долго будет служить предостережени-
ем перед ослеплением, ненавистью и презрением к друго-
му человеку. Готовые формулы мысли и дела, слепое ис-
полнение приказов могут быть очень опасны, и поэтому
следует принимать на себя весь груз ответственности за
свои мысли, чувства и действия. Клод Этерли так выразил
это в письме к Гюнтеру Андерсу:
<В прошлом бывали периоды, когда человек мог про-
жить жизнь, не загружая слишком свою совесть проблема-
ми мыслительных навыков и норм поведения. Наше вре-
мя, совершенно ясно, к тем эпохам не принадлежит. На-
против, полагаю, что мы стремительно приближаемся к си-
туации, в которой будем обязаны решать каждый раз зано-
во, готовы ли мы отдать ответственность за наши мысли и
14
действия в руки социальных организаций, таких, как по-
литические партии, профессиональные союзы, церковь
или государство. Ни одна из этих организаций не способ-
на дать нам моральных указаний и потому следует поста-
вить под сомнение их претензии на то, чтобы давать нам
такие указания>.
4Анус мунди> показал миру человека во всем диапа-
зоне его натуры: рядом с чудовищным зверством -
героизм, посвящение и любовь. И потому вслед за Паска-
лем мы можем сказать: <Смирись, бессильный разум;
умолкни, глупая природа; узнай, что человек бесконечно
превышает человека>.
КОШМАР
Растущее с каждым годом число воспоминаний, доку-
ментальных и научных разработок позволяет все лучше
вчувствоваться в атмосферу концлагеря. Хотя любой че-
ловек, сам <это> не переживший, чувствует себя примерно
так, как пани Гудрун, по воспоминаниям Гавалевича, спра-
шивавшая о ночных лампочках возле кроватей в лагере.
И даже те, что пережили лагерь, благодаря <доброжела-
тельности> человеческой памяти, не располагают уже све-
жим образом лагерной жизни (это случается только в их
снах), но единственно их слабым отражением. Помимо
того, они не находят способа передачи переживаний, так
как они не помещаются в сфере человеческого языка.
Даже при самом верном и субъективном описании лагер-
ной жизни и собственных страданий нельзя выйти за рам-
ки вербальной структуры, для всех понятной, но не адек-
ватной этому типу переживаний. В результате самые су-
щественные моменты лагерного мира остаются исключи-
тельной собственностью данного лица, невозможной для
передачи другим.
Концлагерь чаще всего определяется одним словом:
кошмар. Что такое кошмар? Основное значение этого
слова таково: подавляющий, поражающий сон; нечто, име-
ющее настроение такого сна. Во время сна с достаточно
регулярными интервалами примерно в полтора-два часа
наступают периоды, характеризующиеся электроэнцефало-
графически частыми, низкоамплитудными волнами и быст-
рыми скоординированными движениями глазных яблок.
Разбуженный во время этих периодов человек легко мо-
жет рассказать содержание сновидения. Этого не случает-
ся, в общем, если его будят в ином периоде сна, ибо содер-
жание сновидения быстро забывается. Принято считать,
следовательно, что характерная биоэлектрическая актив-
16
ность мозга и быстрые движения глаз являются корреля-
тами сновидения. Движения глазных яблок, как полагают,
вызываются слежением спящим образов сновидения, ибо
эти образы имеют, прежде всего, хотя не исключительно,
зрительный характер. Определенные факты, по-видимому.
говорят за то, что сновидения появлялись бы ритмически в
течение всего сна, если бы не действие внешней стимуля-
ции, активирующей мозг, и что сила переживаний в снови-
дениях может быть большей, чем наяву.
Человека всегда интриговали содержание и значение
сновидений. В них люди искали указаний относительно
будущего, с их помощью пытались добраться до наиболее
глубоко скрытых комплексов и основной структуры лич-
ности (психоанализ). Сновидения использовались для
обогащения творческих возможностей, для лучшего пони-
мания психотических переживаний и т. д. Увы, подобно
первым годам жизни, от сновидений немного остается в
памяти, что однако не определяет их значения для жизни
наяву. Возможно, их значение больше, нежели принято
считать, и по мере углубления наших знаний психология
сновидений станет столь же важна, как психология ранне-
го детства. Ибо память, как известно, не является хорошим
показателем ценности; то, что было забыто, иногда бывает
для дальнейшего развития человека значительно важнее,
нежели то, что сохранилось в памяти.
Среди немногих сохранившихся в памяти сновидений
находятся и такие, которые определяют как кошмарные
Если бы можно было запомнить все сны, число кошмаров
было бы значительно больше. Не известно, как формиру-
ется содержание сновидения, только ли из преобразован-
ных переживаний из дневной жизни или, как утверждает
Юнг, является в определенной степени автономным, по-
скольку некоторые мотивы сновидений повторяются неза-
висимо от личной истории сновидца, в разных культурных
кругах и эпохах (архетипы).
Кошмар - это сновидение, прежде всего, жуткое (зло-
вещее); ситуации, персонажи вся <режиссура> столь силь-
но отличаются от того,
то уимеьйрмйыааЁрд как в
МАТБотЗсА
<".В. Г. Кч,о<<<м , 17
MISL \
реальности, так и в сновидениях, что уже сам факт столь
сильной <инаковости> вызывает ужас. К этому добавля-
ется также чувство бессилия. Оно сопутствует каждому
сновидению, ибо основной чертой каждого сновидения
является бессилие сновидца. В кошмарном сновидении,
однако, это бессилие увеличивается вследствие слишком
большой оторванности от обычного порядка вещей. Ког-
да все не такое, как обычно, утрачивается ориентация и
возможность планирования действий. Вследствие нео-
бычности ситуации человек становится беспомощным. В
кошмарном сне борются за свою жизнь, ибо его основной
чертой является тотальная угроза.
Напряжение страха в кошмарном сне увеличивается
упоминавшимся чувством бессилия. Все происходит авто-
матически, независимо от спящего, действие развивается
как в фильме ужасов. Человек включен в действие, но не
может на него влиять. В кульминационные моменты пы-
таются вырваться из кошмара; приходит спасительная
мысль, что это только сон. Человек просыпается в ужасе, в
холодном поту, с бьющимся сердцем, но с чувством облег-
чения, что все это было не на самом деле.
Основные черты кошмара, таким образом, можно выра-
зить в четырех пунктах: жуткий (зловещий) характер,
бессилие, тотальная угроза и автоматизм. Эти четыре чер-
ты выступают на первый план также и в лагерных пере-
живаниях.
Жуткость концлагеря ощущалась особенно сильно в
первом столкновении с ним. У большинства узников вы-
ступала <кратковременная психическая реакция подав-
ленности, чувства страха и ужаса, чувства беспомощности,
потерянности и одиночества, отсутствия аппетита и бес-
сонница> (Teutsch). Подобно кошмарному сну, наблюда-
лись сильные вегетативные симптомы, такие как <частое
мочеиспускание, понос, дрожание тела, сильное потоотде-
ление, иногда тошнота и даже рвота> (Teutsch). Как в
кошмарном сне спящий прибегает к спасительной мысли,
что это только сон, так защитой от лагерного кошмара
было чувство дереализации, нереальности окружающего.
18
По мнению Тойча, оно было редким (у 5% обследованных
им бывших узников), по мнению других - достаточно ти-
пичным.
Не требует доказательств, что лагерная действитель-
ность столь далеко отклонялась от действительности жиз-
ни на свободе, что столкновение с ней для каждого было
сильнейшим стрессом. Очевидно, прошедшие уже раньше
через гестаповские тюрьмы были в некоторой степени
привыкшими к новой действительности, и в общем, первая
реакция у них была слабее. Даже сталкиваясь с лагерной
жизнью косвенно, т. е. посещая лагерные музеи, просмат-
ривая фотографии, читая воспоминания и т. п., люди реа-
гируют в некоторой степени подобным образом (хотя и,
разумеется, несравненно слабее), т. е. чувством ошеломле-
ния, страха и подавленности, либо впечатлением нереаль-
ности.
Необычная ситуация всегда вызывает чувство страха,
который можно определить как <дезинтеграционный>
страх, ибо он вызывается нарушением существующей
структуры интеракции, сформировавшейся в ходе жизни
индивида, с его средой. Эта структура позволяет опреде-
ленную степень предвидения того, что произойдет, и пла-
нирование своей активности. Правда, в ходе жизни посто-
янно приходится сталкиваться с чем-то новым и непри-
вычным, вследствие чего структуры интеракции с окруже-
нием все время разрушаются и формируются заново. Од-
нако <новое> никогда не бывает совершенно новым; в нем
содержится много элементов знакомых, так что даже в
необычной ситуации не становишься совершенно беспо-
мощным. Существует определенная граница толерантнос-
ти к необычному, т. е. к тому, к чему человек не привык, за
которой наступает паническая реакция страха и беспо-
мощности. При этом одно усиливает другое: чувство па-
ники парализует целевую активность, а невозможность
действия усиливает страх. Здесь трудно вдаваться в об-
суждение, от чего зависит дезинтеграционная толерант-
ность (толерантность к необычному). Вероятно, играет
роль врожденная диспозиция, приобретенное в ходе жиз-
19
ни знакомство с необычными ситуациями, повышающие
пластичность реакций и способность адаптации, общая эф-
фективность нервной системы и т, д. У лиц с ограничен-
ными изменениями в ЦНС такая толерантность значи-
тельно уменьшается; новая ситуация может вызвать у них
катастрофическую реакцию Гольдштейна. В результате
старческих изменений в нервной системе дезинтеграцион-
ная толерантность понижается в пожилом возрасте, что вы-
ражается поговоркой: <Старое дерево не пересаживают>.
<Приветственный церемониал>, каким встречался
Zygang в лагерь, усиливал чувство ошеломленности и
собственного бессилия. Если узнику не удавалось выйти
из этого состояния, он превращался в безвольный автомат
и кончал свою жизнь как <мусульманин>. Врачи, пере-
жившие лагерь, подчеркивают, что там исчезают неврозы и
психосоматические болезни. В качестве гипотетического
объяснения можно предположить, что разрушение струк-
туры долагерного способа жизни было в этих случаях по-
лезным, так как эта структура была патогенной. Кроме
того, фактор биологической угрозы мог здесь действовать
мобилизующе, уничтожая невротическую стагнацию и дез-
адаптацию.
Концлагеря были лагерями уничтожения, составляя
важную часть плана уничтожения того, что угрожало
<расе великолепных немцев>. Тотальная угроза, следова-
тельно, представляла основную особенность лагерной жиз-
ни, и до сих пор остается необъясненной загадкой, как
можно было пережить концлагерь. <Диета, составленная
для крыс по схеме питания в лагерях,- как пишет Ко-
вальчикова, - даже без количественных ограничений вы-
зывает у подопытных животных типичный синдром бо-
лезни голода уже через три месяца>. А ведь голод был
только одним из страданий в лагере и даже не всегда стоял
на первом месте. Анализ лагерных переживаний, как пред-
ставляется, вынуждает пересмотреть некоторые взгляды,
господствовавшие до недавнего времени в медицине, в
которых излишне акцентировались моменты физиологи-
Вхождение, вступление, прибытие (нем.)
20
ческого и биохимического характера при явном пренебре-
жении психологическим факторам. Унижение достоинства
человека, утрата близких, отсутствие моральной поддержки
со стороны товарищей по страданию чувствовались часто
сильнее, чем физические страдания. Большинство бывших
узников и авторов, занимающихся этой проблемой, соглас-
ны в том, что возможность выжить определялась желани-
ем жить, верой, что лагерь не будет длиться вечно, возмож-
ностью опоры на товарищей и друзей. Человек, который
ломался, обычно погибал.
В ситуации угрозы жизни особенно остро проявляется
первый биологический закон: борьба за сохранение жиз-
ни. В лагерных условиях она приобретала иногда край-
ние формы. Как пишет Стэркович, <легко быть благород-
ным в благоприятных условиях, но труднее in articulo
mortis>. Бжезицкий в своих воспоминаниях о Захсенхау-
зе пишет о себе и своих коллегах-профессорах: <В тече-
ние месяца постепенно стирался лоск с каждого из нас>.
Представляется очевидным, что в лагерной жизни непри-
менимы нормы поведения, обязательные в жизни нормаль-
ной. Отсюда трудность моральной оценки, особенно для
тех, которые сами лагерь не пережили. Тем не менее -
при всей брутализации и биологизации лагерной жизни,
обусловленной тем, что еда и смерть были тем единствен-
ным, что считалось, а все остальное было не в счет - что-
бы выжить в лагере (пережить лагерь), требовалось в ка-
кой-то степени вырваться из-под власти сильнейшего за-
кона сохранения жизни любой ценой. Те, которые подчи-
нились этому закону полностью, теряли человечность, а,
вместе с тем, часто и шансы выжить. К качествам человека,
существенным для того, чтобы пережить лагерь, принадле-
жала способность внутренне противопоставить себя тому,
что происходило вокруг, посредством создания внутрен-
него мира, будь то в мечтах о будущем, будь то в воспо-
минаниях о прошлом, или также - более реально -
благодаря дружбе, помощи товарищей, попыткам органи-
зовать жизнь иную, нежели лагерная и т. д. Это был един-
ственный способ вырваться из автоматизма лагерной жиз-
21
могли ей противостоять, так-как были одержимы идеей,
расы господ и связаны послушанием власти, а другие пото-
му, что были ею раздавлены. У тех и у других главным
принципом стал девиз <победить, либо быть побежден-
ным>. У одних он был вызван подлинной биологической
угрозой, у других - фиктивной, обусловленной фальши-
вой идеологией.
Чтобы пережить лагерь, необходимо было вырваться,
хотя бы частично, из его кошмара, противопоставить себя
четырем основным его чертам: жуткости, беспомощности,
биологической угрозе и автоматизму. Два механизма иг-
рали при этом основную роль: чувственного притупления
и отыскания хотя бы слабых элементов прежней структу-
ры жизни.
<У подавляющего числа обследованных,- как пишет
Тэйч, - в течение первых 3-6 месяцев пребывания в лаге-
ре наступала десенсибилизация, чувственное притупление,
снижение эмоционального реагирования на разные трав-
мы лагерной жизни>. Автор справедливо замечает, что
если бы такое чувственное притупление наступило в усло-
виях нормальной жизни, то оно было бы истолковано как
патологическое явление, в то время как в условиях лагеря
оно было <феноменом приспособительным, помогающим
выдержать условия лагеря, оберегающим человека от того,
чтобы сдаться, сломаться и погибнуть>.
Все, что хотя бы в минимальной степени напоминало
иную жизнь, внелагерную, позволяло узнику хоть на ми-
нуту оторваться от гнетущей действительности, а тем са-
мым быть самим собой, а не узником-автоматом. Это было
первым шагом к завоеванию внутренней свободы. Знаки
человеческого сочувствия, доброжелательности, встреча
знакомого по прежней, свободной жизни, воспоминания из
прошлого, либо мечтания о будущем, лекции профессоров
в Захсенхаузе и т. д. - все это восстанавливало прежнюю
структуру жизни. Итак, притупление чувствительности к
тому, что происходило на самом деле, а, с другой стороны,
повышение чувствительности к тому, что возвращало нор-
мальный образ жизни, создавало шансы на выживание.,Уз-
ник не становился автоматом, но сохранял свою человеч-
ность.
Существенным моментом человеческого качества жиз-
ни является способность выбора и принятия решений; ав-
томат, как известно, ею не обладает. Организация лагер-
ной жизни, прежде всего, была нацелена на уничтожение
этой способности. Это был первый шаг к уничтожению
человечности. Следующим была уже биологическая ги-
бель. Воспоминания бывших узников ясно указывают на
то, что способность планирования, выбора, принятия реше-
ний и целевой активности создавалась прежде всего в
группе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38