Оставалась только одна. Дикштейн ждал. Дверь со скрипом приоткрылась и снова закрылась. Прыгнув к ней, Дикштейн ударом ноги распахнул её и выпустил очередь. Ответного огня не последовало: единственный обитатель каюты лежал, залитый кровью, на койке.
Дикштейн испытал нечто вроде дикого восторга: ему в одиночку удалось захватить эту палубу.
Теперь на мостик. Он двинулся по проходу. В дальнем конце кают-компании был путь наверх в штурманскую и вниз на офицерскую палубу. Ступив на ступеньку трапа, он посмотрел наверх и тут же, упав на палубу, откатился в сторону, потому что наверху показался ствол автомата, который открыл огонь.
Гранаты у него кончились. Человек в штурманской недосягаем для автоматного огня. Укрываясь за переборкой, он мог поливать огнем трап, ведущий к нему. Дикштейну же, чтобы попасть наверх, надо было преодолеть этот трап.
Он заскочил в ближайшую каюту, чтобы из неё выглянуть на палубу и оценить ситуацию. Его потрясло открывшееся зрелище: только один из четырех человек группы Аббаса ещё вел огонь, и Дикштейн увидел три распростертых тела. Казалось, что три или четыре автоматчика вели огонь по оставшимся израильтянам, прижимая их к прикрытию в виде кучи якорной цепи.
Дикштейн посмотрел в другую сторону. Фейнберг оставался на том же месте — ему не удалось продвинуться вперед. И по-прежнему не видно тех ребят, что спустились вниз.
Федаины хорошо закрепились на промежуточной палубе. Эта позиция давала им возможность держать под огнем силы врага и на палубе и под ними. Единственный способ справиться с ними — одновременная атака со всех сторон — включая и сверху. Для этого первым делом предстояло захватить мостик. Но до него не добраться, он был неприступен.
Проскочив по проходу обратно, Дикштейн выбрался из дверей, выходивших к носовой части судна. Все ещё лил дождь, но на небе уже занимался холодный рассвет. Он должен поставить Фейнберга с одной стороны, а Доврата — с другой. Он стал выкрикивать их имена, пока они не услышали его, а затем показал направление броска. Выскочив на палубу, он рывком пересек её и кинулся в сторону камбуза.
Они поняли его намерения. Через мгновение они последовали за ним.
— Мы должны пробиться в кают-компанию, — сказал Дикштейн.
— Не вижу, как это сделать, — отозвался Фейнберг.
— Заткнись, и я все объясню. Мы одновременно ворвемся в неё со всех сторон: сверху, снизу, с правого борта и с левого. Первым делом надо захватить мостик. Это я беру на себя. Когда я окажусь на нем, включу ревун. Он будет сигналом. Я хочу, чтобы вы спустились вниз и предупредили там ребят.
— Как ты доберешься до мостика? — спросил Фейнберг.
— Через крышу, — ответил Дикштейн.

Пока два федаина на мостике, приникнув к окнам, вели огонь, Ясиф Хассан и Махмуд, сидя на полу, совещались.
— Они не могут одержать верх, — сказал Махмуд. — Отсюда мы контролируем практически всю палубу. Они не могут прорваться вниз через кают-компанию, потому что мы перекрываем подходы к ней. Они не могут атаковать ни с боков, ни в лоб, потому что отсюда мы их всех перестреляем. Они не могут нападать сверху, потому что им туда не добраться: мы снизу не подпустим. Так что остается только вести огонь, пока они не сдадутся.
— Один из них, — сказал Хассан, — несколько минут назад пытался прорваться в кают-компанию. Я остановил его.
— Ты сам справился с ним?
— Да.
Махмуд положил руку на плечо Хассана.
— Теперь ты один из федаинов.
Хассан высказал то, что у обоих было на уме.
— А потом? Махмуд кивнул.
— На равных.
Они сплели руки в пожатии.
Хассан повторил:
— На равных.
— Теперь, — сказал Махмуд. — я думаю, они попробуют снова прорваться через кают-компанию — это их единственная надежда.
— Я буду прикрывать её из штурманской, — предложил Хассан.
Они оба встали: в это мгновение очередь с фордека, прошив оконный проем, в котором не осталось стекол, вошла Махмуду в голову, и он мгновенно скончался.
Теперь Хассан стал лидером федаинов.

Лежа ничком, раскинув руки и ноги, чтобы затормозить скольжение, Дикштейн дюйм за дюймом полз по крыше. Скат её был крут, зацепиться на ней было не за что, и от дождя сильно скользила. «Копарелли» качался на волнах, и в такт с его движениями крыша вздымалась, опадала, покачивалась с боку на бок. Дикштейну оставалось только прижиматься к её мокрому металлическому покрытию, стараясь замедлить сползание.
На передней кромке крыши размещался навигационный фонарь. Если он доберется до него, то спасен, потому что сможет ухватиться за кронштейн. Но продвигался он до ужаса медленно. Он одолел около фута, но тут крыша встала дыбом, и он соскользнул назад, едва успев ухватиться за её край, чтобы окончательно не упасть. Несколько секунд он висел, уцепившись, в тридцати футах над палубой. Судно качнулось в другую сторону, он успел забросить ногу на крышу и буквально вцепился ногтями в окрашенный металл.
Наступило мучительное затишье.
«Копарелли» качнулся назад.
Дикштейн заскользил вперед, все быстрее и быстрее, приближаясь к стойке навигационного фонаря.
Но корабль уже бросило в другую сторону, крыша вскинулась. и он покатился по ней, не дотянувшись до стойки всего лишь около ярда. Снова вжался руками, ногами и всем телом в металл, пытаясь продвинуться хоть чуть дальше: снова завис над палубой; но на этот раз он держался правой рукой, и автомат, соскользнув с плеча, свалился в шлюпку под ним.
Корабль несколько раз бросило на волнах, и Дикштейн увидел, что он с нарастающей скоростью скользит к стойке навигационного фонаря. На этот раз он уцепился обеими руками. Стойка была примерно в футе от передней кромки крыши. Сразу же под ней располагалось окно мостика, стекло в котором уже было давно выбито, и из оконного проема торчали автоматические стволы.
Дикштейн держался за стояк, но не мог предотвратить дальнейшего скольжения. Его тело неудержимо тянуло к кромке крыши. Он заметил, что вдоль нее, не в пример боковым сторонам, тянулся металлический желоб, предохранявший стекла мостика от дождевых потоков с крыши. Когда его тело оказалось на самом краю, он отпустил стойку, перевалил через желоб, ухватился пальцами за его металлический изгиб и сделал резкое размашистое движение обеими ногами. Он пролетел вперед ногами сквозь выбитый оконный проем и приземлился как раз посреди мостика. Чтобы смягчить удар, он приземлился на колени и сразу же выпрямился. Автомата у него не было и не было времени выхватить пистолет или нож. По обе стороны от него стояли два араба, поливавшие палубу огнем. Когда Дикштейн поднимался, они поворачивались к нему, и на их лицах застыло нескрываемое изумление.
На несколько сантиметров Дикштейн оказался ближе к одному из стрелков. Он нанес ему резкий удар ногой, который, скорее, в силу удачи попал тому в локоть, моментально парализовав руку, в которой он держал автомат. Дикштейн тут же прыгнул к другому автоматчику. Ствол развернулся навстречу нападавшему, но с запозданием на долю секунды: Дикштейн поднырнул под него. Он вскинул правую руку, нанося самый жестокий удар из всех ему известных: тыльная часть ладони пришлась точно в подбородок арабу, и его голова откинулась назад, подставившись под второй удар, который Дикштейн нанес по законам карате, перерубив ему кадык.
Прежде, чем тот успел опуститься на палубу, Дикштейн схватил его за куртку и подтянул к себе, закрывшись от другого араба. Тот успел уже вскинуть автомат. Дикштейн толкнул обвисший на его руках труп навстречу оружию, открывшему огонь. Тело мертвеца приняло в себя очередь и повалилось на араба, который, потеряв равновесие, сделал шаг в открытую за его спиной дверь и рухнул на палубу.
В штурманской находился и третий человек, перекрывавший подход снизу. В течение тех секунд, что Дикштейн находился на мостике, он успел встать и повернуться. Дикштейн узнал Ясифа Хассана.
Мгновенно присев на корточки, Дикштейн выкинул ногу и толкнул сорванную с петель дверь, что лежала между ним и Хассаном. Она скользнула по палубе, ударив Хассана по ноге. Этого хватило, чтобы тот на мгновение потерял равновесие, но когда он взмахнул руками, пытаясь сохранить его, Дикштейн уже был рядом с ним.
До этого момента Дикштейн действовал как машина, рефлекторно реагируя на все, что противостояло ему, отключив нервную систему и позволяя руководить собой только тренировке и инстинкту; но сейчас он осознал, что происходит. Теперь перед ним оказался враг всего, что было ему дорого, всего, что он любил, и им овладели дикая ненависть и слепая ярость.
Они придали ему дополнительную мощь и быстроту движений, о которых он и не подозревал.
Он перехватил руку Хассана, в которой был автомат, в кисти и у плеча и резким рывком вниз переломил её о колено. Хассан вскрикнул, и автомат выпал из его парализованной руки. Развернувшись, Дикштейн нанес сопернику резкий удар локтем, который пришелся тому под ухо. Хассан развернулся, падая. Оказавшись сзади, Дикштейн схватил его за волосы, оттянув голову, а когда Хассан попытался, дернувшись, освободиться от него, он поднял ступню и нанес четкий удар. Его пятка пришлась в основание черепа Хассана, когда тот пытался повернуть голову. Раздался сухой треск, и голова, безвольно мотнувшись, свесилась на плечо.
Дикштейн отпустил его, и тело Хассана, обмякнув, свалилось на палубу.
Он смотрел на поверженного врага, и звон в ушах говорил о владевшем им возбуждении.
И тут только он увидел Коха.
Инженер висел на веревках, которые приматывали его к креслу, бледный как смерть, но в сознании. Его одежда была залита кровью. Дикштейн вынул нож и перерезал веревки. Только тут он увидел руки Коха.
— Господи, — только и смог вымолвить он.
— Я буду жить, — пробормотал Кох. Дикштейн взял автомат Хассана и проверил магазин. Он был почти полон. Оглядевшись на мостике, нашел ревун.
— Кох, — сказал он, — можешь ли ты сползти с этого кресла?
Встав, Кох пошатнулся, и Дикштейн успел поддержать его и подтащить по мостику.
— Видишь эту кнопку? Я хочу, чтобы ты медленно сосчитал до десяти, а потом нажал её.
Кох помотал головой, чтобы к нему вернулась ясность мышления.
— Думаю, что справлюсь.
— Начинай. Итак…
— Раз, — начал считать Кох. — Два…
Дикштейн спустился в кают-компанию и выбрался на вторую палубу, которую уже очистил несколько ранее. Она по-прежнему была пуста. Он прошел ещё дальше и остановился у трапа, который вел в кают-компанию. Он прикинул, что ещё оставшиеся в живых федаины должны быть здесь: прижавшись к переборкам, они стреляют сквозь иллюминаторы и дверные проемы; один или два, наверно, наблюдают за кают-компанией. Надежного и безопасного способа взять столь укрепленную позицию не существовало.
Давай же, Кох!
Дикштейн прикинул, что в кают-компании он может провести не более нескольких секунд. В любой момент один из арабов может двинуться проверить, что тут делается. Если Кох потерял сознание, ему самому придется подняться наверх и…
Раздался ревун.
Дикштейн прыгнул ногами вперед. Еще в полете он открыл огонь. У подножья трапа стояли два человека. Он уложил их первыми. С внешней стороны огонь пошел по нарастающей. Дикштейн стремительно полуобернулся и припал на колено, чтобы представлять собой как можно меньшую цель, и прошил очередью федаинов, стоящих вдоль переборки. Внезапно к нему присоединился ещё один автомат Иша. поднявшегося снизу: в дверях показался безостановочно стрелявший Фейнберг, а в других — Доврат, не обращающий внимания на свое ранение. И словно по сигналу все они прекратили стрелять, и наступившая тишина обрушилась на них подобно грому.
Все федаины были мертвы.
Дикштейн, не поднимаясь с колен, в изнеможении опустил голову. Через несколько секунд, поднявшись, он посмотрел на своих людей.
— Где остальные? — спросил он. Фейнберг как-то странно глянул на него.
— Кто-то на верхней палубе, думаю, что Шапир.
— А остальные?
— Вот и все, — сказал Фейнберг. — Все остальные погибли.
Дикштейн привалился к переборке.
— Какой ценой… — прошептал он. И глядя сквозь выбитый иллюминатор, он увидел, что уже занялось утро.

Глава семнадцатая

Год тому назад лайнер ВОАС, в салоне которого Сузи разносила обед. внезапно без всяких видимых причин стал терять высоту над Атлантическим океаном. Пилот включил надпись:
«Пристегнуть ремни!». Сузи ходила по проходу, помогая людям закрепиться в креслах, и повторяла: «Всего лишь небольшая воздушная яма», — и в то же время в голове у неё крутилась мысль: «Мы погибнем, мы все погибнем».
Сейчас она чувствовала себя точно так же.
Поступило краткое послание от Тюрина: «Израильтяне нападают…» — и затем молчание. Может, в эту минуту Натаниеля уже застрелили. Он мог получить ранение, его могли захватить в плен, его могли убить; но, терзаясь этими мыслями. Сузи вынуждала себя одаривать радиста «Большой Улыбкой» компании ВОАС и восхищаться:
— Ну, до чего у вас сложная работа.
Радистом на «Карле» был крупный седоволосый человек из Одессы. Звали его Александр и он говорил на вполне сносном английском.
— Эта аппаратура стоит сто тысяч долларов. Вы знакомы с радио?
— Немного… я была стюардессой. — Она сказала «была» без задней мысли, удивившись, неужели она в самом деле была ею в настоящей жизни? — Я видела, как экипаж пользовался рацией. И знаю какие-то основы.
— По сути, тут четыре рации, — объяснил Александр. — Одна настроена на маяк «Штромберга». Одна слушает Тюрина на «Копарелли». А эта запасная. Вот смотрите.
Он показал ей шкалу, по которой медленно ползала стрелка.
— Она ищет передатчик и останавливается, когда найдет его.
— Невероятно! Это вы сами все придумали?
— К сожалению, я всего лишь радист, а не изобретатель.
— То есть, вы можете работать на любой из этих четырех раций — стоит только поставить на «Передачу»?
— Да, азбукой Морзе или голосом. Но, конечно, речью тут никто не пользуется.
— Наверно, надо долго учиться, прежде чем стать радистом?
— Не очень. Выучить азбуку Морзе нетрудно. Но чтобы быть судовым радистом, надо уметь ремонтировать аппаратуру. — Он понизил голос. — А радист КГБ должен кончить разведшколу. — Он засмеялся, и Сузи присоединилась к нему, думая в то же время: «Объявись же, Тюрин», и, наконец, её желание исполнилось.
Когда началась передача, Александр начал было её записывать и тут же повернулся к Сузи.
— Это Тюрин. Позовите, пожалуйста, Ростова.
Сузи неохотно покинула мостик, потому что хотела знать, что радировал Тюрин. Она спустилась в кают-компанию, надеясь найти Ростова за чашкой крепкого черного кофе, но там его не было. Спустившись на нижнюю палубу, она прошла к его каюте и постучала.
Она услышала несколько слов по-русски, которые приняла за разрешение войти.
Сузи открыла дверь. Ростов стоял в трусах, моясь в тазу.
— Тюрин передает, — сказала Сузи, поворачиваясь, чтобы уходить.
— Сузи.
Она развернулась.
— Что бы вы сказали, если бы я застал вас в белье?
— Я бы вас послала.
— Подождите снаружи.
Она закрыла двери, думая: так мне и надо. Когда он вышел, Сузи извинилась. Он натянуто улыбнулся.
— Я не должен был позволить себе такие непрофессиональные действия. Пошли.
Она последовала за ним в радиорубку, которая находилась сразу же под мостиком, рядом с капитанской каютой. Поскольку радиоаппаратура занимала много места, как объяснил Александр, её нельзя разместить на мостике, так что такое расположение общепринято. Сузи прикинула, что такой подход обеспечивает добавочные меры предосторожности, чтобы к рации никто не имел доступа, хотя на судне половина моряков, а другая половина — агенты КГБ.
Александр перевел сообщение Тюрина. Он протянул его Ростову, который зачитал текст по-английски. «Израильтяне взяли «Копарелли». На подходе «Штромберг». Дикштейн жив».
Сузи испытала огромное облегчение. Ей пришлось сесть, потому что ноги её не держали.
Никто не обратил на неё внимания. Ростов уже составлял ответ Тюрину: «Сближение с вами предполагается к шести часам завтрашнего утра».
Облегчение покинуло её, и Сузи подумала: «О, Господи, что же мне теперь делать?»

Нат Дикштейн молча стоял, надвинув на глаза старую морскую фуражку, пока капитан «Штромберга» читал заупокойную молитву по погибшим, перекрикивая вой ветра, гул дождя и моря. Один за другим, зашитые в парусину, тела канули в черные глубины моря: Аббас, Шаррет, Поруш, Гибли, Бадер, Ремес и Жаботинский. Семь ребят из двенадцати погибли. Уран — самый дорогой металл в мире.
Раньше состоялись и другие похороны. Четверо федаинов остались в живых — трое раненых, а у одного сдали нервы в бою и он спрятался. После того, как их обезоружили, Дикштейн разрешил им похоронить своих погибших. Им пришлось изрядно потрудиться — в море отправились двадцать пять трупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41