Встав, она скрылась в дверях за её письменным столом, что вели в другое помещение. На ней были брюки, и со спины было видно, сколько ей лет.
Через минуту она появилась снова и пригласила его в кабинет Коэна. Встав, тот подал ему руку и без предисловий выпалил:
— Я даю на дело каждый год. Во время войны я пожертвовал двадцать тысяч гульденов. Я могу показать вам чек. Что, новый призыв? Еще одна война?
— Я здесь не для сбора денег, мистер Коэн, — улыбнулся Дикштейн; миссис Коэн оставила дверь открытой, и он затворил её. — Могу ли я присесть?
— Если вы тут не ради денег, садитесь, пейте кофе, можете сидеть тут весь день, — сказал Коэн и рассмеялся.
Дикштейн сел. Коэн был невысокого роста, в очках, лыс и чисто выбрит, лет пятидесяти. На нем был коричневый пиджак, который явно знавал лучшие времена. У него тут маленькое надежное дело, прикинул Дикштейн, но он явно не миллионер.
— Вы были здесь во время второй мировой войны? — спросил Дикштейн. Коэн кивнул.
— Я был молодым человеком. Уехал в сельскую местность и работал на ферме, где меня никто не знал, никто не подозревал, что я еврей. Мне повезло.
— Вы не думаете, что все может повториться?
— Да. Это повторялось снова и снова во всей истории, почему же с этим будет покончено? Это повторится — но уже не на моем веку. Теперь тут все спокойно. И я не хочу ехать в Израиль.
— О'кей. Я работаю на правительство Израиля. Мы бы хотели, чтобы вы кое-что сделали для нас. Коэн пожал плечами.
— Например?
— Через несколько недель один из ваших клиентов обратится к вам со срочной просьбой. Им будет нужен старший механик на судно «Копарелли», и вы пошлете им человека, который явится к вам от нас. Его фамилия Кох и он израильтянин, но у него будет другое имя и фальшивые документы. Тем не менее, он в самом деле является инженером — ваши клиенты не будут разочарованы.
— Вы не собираетесь сообщить мне, почему правительству Израиля понадобилось направить этого человека на «Копарелли»? — спросил Коэн.
— Нет.
Наступило молчание.
— У вас есть какое-нибудь удостоверение личности?
— Нет.
Без стука появилась секретарша и предложила им кофе. Дикштейн чувствовал, как от неё исходит враждебность. Коэн использовал паузу, чтобы собраться с мыслями. Когда она вышла, он сказал:
— Я буду мешуге1, если пойду на это.
— Почему?
— Вы явились ко мне с улицы, объявив, что представляете правительство Израиля, не предъявив никаких документов, и даже не назвались. Вы требуете от меня принять участие в каком-то деле, которое, по всей видимости, является противозаконным и даже уголовно наказуемым; вы не сообщаете мне, какова его цель. Если бы даже я поверил в вашу историю, сомневаюсь, чтобы Израилю было нужно то, что вы от меня требуете.
Дикштейн вздохнул, думая о том, что ему предстоит: придется шантажировать его, похищать жену или даже угрожать уничтожением офиса…
— Каким образом я могу переубедить вас? — спросил он.
— Прежде чем я возьмусь за это дело, мне нужно личное указание премьер-министра Израиля.
Дикштейн встал, чтобы распрощаться, но тут он подумал: а почему бы и нет? Почему бы и нет, черт возьми? Это было дикой идеей, они решат, что он сошел с ума… но может сработать, цель будет достигнута.. Все продумав, он усмехнулся. Пьера Борга хватит удар.
— Хорошо, — сказал он Коэну.
— Что вы имеете в виду — хорошо?
— Берите пальто. Мы отправляемся в Иерусалим.
— Сейчас?
— А вы так заняты?
— Вы серьезно?
— Я же сказал вам, что моя просьба очень важна. — Дикштейн ткнул в телефон на столе. — Звоните вашей жене.
— Она в той комнате.
Подойдя к двери. Дикштейн приоткрыл её.
— Миссис Коэн?
— Да.
— Будьте любезны, не могли бы вы зайти к нам?
Она с встревоженным видом торопливо вошла в кабинет.
— В чем дело, Иосиф? — спросила она мужа.
— Этот человек хочет, чтобы я вместе с ним отправился в Иерусалим.
— Когда?
— Сейчас.
— Ты хочешь сказать, на этой неделе?
— Я хочу сказать — этим утром, миссис Коэн, — вмешался Дикштейн. — Должен предупредить, что все носит строго конфиденциальный характер. Я попросил вашего мужа кое-что сделать для правительства Израиля. Естественно, он хочет убедиться. что за моей просьбой в самом деле стоит правительство. которое просит его об одолжении, а не уголовники. Так что мне придется доставить его на место.
— Не впутывайся в эти дела. Иосиф. Коэн пожал плечами.
— Я еврей, и я уже впутался. Присмотри за лавочкой.
— Ты же ничего не знаешь об этом человеке!
— Поэтому я и хочу узнать.
— Мне это не нравится.
— Никакой опасности, — втолковывал ей Коэн. — Мы садимся на рейс по расписанию, прибываем в Иерусалим, я вижусь с премьер-министром, и мы возвращаемся.
— С премьер-министром!
По её реакции Дикштейн уловил, как она будет горда, если её мужу доведется встретиться с премьер-министром Израиля.
— Все должно быть в полной тайне, миссис Коэн, — заметил он. — Объясните, пожалуйста, людям, что ваш муж выехал в Роттердам по делам. Завтра он вернется.
Она уставилась на двоих мужчин.
— Мой Иосиф встретится с премьер-министром, и я не могу рассказать об этом даже Рашель Ротштейн?
И только тут Дикштейн понял, что все будет в порядке. Коэн снял с вешалки пальто и натянул его. Миссис Коэн поцеловала, а потом обняла его.
— Все нормально, — сказал он ей. — Все это, конечно, очень странно и необычно, но все в порядке.
Она лишь тупо кивнула, проводив его взглядом.
Они взяли такси до аэропорта. Пока они добирались, Дикштейна все сильнее охватывало чувство облегчения. Замысел его был чистой авантюрой, и он чувствовал себя, как школьник. замышлявший лихую проделку. Он улыбался, и ему приходилось отворачиваться, чтобы Коэн не видел выражения его лица.
Пьер Борг забегает по потолку.
Дикштейн купил два билета туда и обратно до Тель-Авива, расплатившись кредитной карточкой. В Париже им предстояло пересесть на другой рейс. До посадки он успел позвонить в посольство в Париже и попросил, чтобы их кто-нибудь встретил в зале для транзитных пассажиров.
В Париже он передал человеку из посольства послание Боргу, в котором он объяснил, что от него требовалось. Дипломат был человеком из Моссада и почтительно отнесся к Дикштейну. Коэн присутствовал при их разговоре, и, когда собеседник покинул их, он сказал:
— Мы можем возвращаться, вы меня уже убедили.
— О, нет, — возразил Дикштейн. — Теперь, когда мы зашли так далеко, я хочу быть полностью уверенным в вас. В самолете Коэн сказал:
— Вы, должно быть, очень важная личность в Израиле.
— Нет. Но то, что я делаю, в самом деле важно. Коэн захотел выяснить, как ему себя вести, как ему обращаться к премьер-министру.
— Не знаю, — ответил Дикштейн, — никогда с ним не встречался. Пожмите ему руку и называйте по имени.
Коэн улыбнулся. На нем тоже начал сказываться авантюризм Дикштейна.
Пьер Борг встретил их в аэропорту Лод с машиной, в которой им предстояло добираться до Иерусалима. Улыбаясь, он обменялся рукопожатием с Коэном, но в нем чувствовалось напряжение. Когда они шли к машине, он пробормотал Дикштейну:
— Тебе, черт побери, придется толком объяснить всю эту историю.
— Объясню.
Поблизости постоянно находился Коэн, так что у Борга не было возможности устроить Дикштейну перекрестный допрос. Они направились прямиком в резиденцию премьер-министра в Иерусалиме. Дикштейн и Коэн ждали в приемной, пока Борг объяснял премьер-министру, что случилось и почему.
Через пару минут их пригласили.
— Это Нат Дикштейн, сэр, — представил его Борг. Они пожали друг другу руки, и премьер-министр сказал:
— Нам не доводилось встречаться, мистер Дикштейн, но я слышал о вас.
— А это мистер Иосиф Коэн из Антверпена.
— Мистер Коэн, — улыбнулся премьер-министр. — Вы очень предусмотрительный человек. Вам стоило бы быть политиком. Ну что ж… прошу вас, сделайте это для нас. Это очень важно и вам ничего не угрожает.
— Да, сэр, конечно, я все сделаю, простите, что причинил вам столько хлопот…
— Отнюдь. Вы были совершенно правы. — Он снова протянул Коэну руку. — Спасибо, что посетили меня. Всего вам хорошего.
На пути обратно Борг был уже далеко не так вежлив, как раньше. Он молча сидел на переднем сидении, посасывая сигару и нервничая. В аэропорту ему удалось остаться на пару минут наедине с Дикштейном.
— Если ты ещё когда-нибудь отколешь такую хохму…
— Это было необходимо. И заняло меньше минуты. Почему бы и нет?
— Потому, что половина моего гребаного департамента работала весь день, чтобы обеспечить эту минуту. Почему ты просто не ткнул пистолетом ему в башку или не сделал чего-то подобного?
— Потому что мы не варвары.
— Это мне уже говорили.
— Говорили? Плохой признак.
— Почему?
— Потому что ты не должен слышать такие слова.
Объявили посадку на их рейс. Поднимаясь по трапу рядом с Козном, Дикштейн понял, что их отношения с Боргом постиг крах. Они всегда общались подобным образом, подкалывая друг друга и всаживая шпильки, но до сих пор в подтексте чувствовалось, может, не столько привязанность друг к другу, сколько уважение. И теперь оно исчезло. Борг был настроен откровенно враждебно. Отказ Дикштейна выйти из дела — лишь часть его общего неповиновения, которое не могло быть больше терпимо. Если Дикштейн собирался продолжить службу в Моссаде, ему предстояло сместить Борга с поста директора — больше в одной организации сосуществовать они не могли. Но это его не особенно волновало, потому что Дикштейн собирался уходить в отставку.
Во время ночного полета обратно в Европу, Коэн выпил порцию джина и уснул. Дикштейн перебирал в памяти все, что ему удалось сделать за последние пять месяцев. В конце мая он приступил к делу, не представляя, как ему удастся похитить уран, в котором нуждался Израиль. Он сталкивался с проблемами по мере их появления и находил для каждой решение: как найти данные об уране, какой именно груз украсть, как захватить судно, как скрыть участие Израиля в его похищении, как предотвратить сообщение об исчезновении урана, как умиротворить владельцев груза. Если бы с самого начала он попытался представить себе эту схему, он никогда не смог бы учесть всех сложностей.
Кое в чем повезло, а кое в чем нет. Тот факт, что владельцы «Копарелли» в Антверпене прибегают к услугам еврейского агентства, было удачей, как и существование груза урана для использования с неядерными целями и переброска его по морю. Не повезло ему, главным образом, со случайной встречей с Ясифом Хассаном.
Хассан — это муха в молоке. Дикштейн не без основания был уверен, что отделался от хвоста, когда вылетел в Буффало на встречу с Кортоне, и с тех пор его вроде бы больше не засекли. Что не означает, будто они бросили это дело.
Стоило бы уточнить, что им удалось узнать до того, как они потеряли его.
Дикштейн не увидит Сузи, пока со всеми этими делами не будет покончено, за что он также должен благодарить Хассана.
Если он рискнет показаться в Оксфорде. Хассан, конечно, тут же заприметит его.
Самолет пошел на снижение. Дикштейн пристегнул ремни. Все сделано, схема разработана, все меры приняты. Карты выложены на стол. Он знал, что у него на руках, он догадывался, какие карты у его противников, а они знали кое-что из его взятки. Оставалось лишь начать игру, исхода которой никто не взялся бы предсказать. Он хотел бы более ясно предвидеть будущее, он хотел, чтобы план был не так сложен, он хотел, чтобы ему больше не пришлось рисковать жизнью, и он жаждал. чтобы игра уже началась, дабы он перестал маяться ожиданием и включился в нее.
Коэн проснулся.
— Неужто мне все приснилось? — спросил он.
— Нет. — Дикштейн улыбнулся. Ему предстояла ещё одна неприятная обязанность — напугать Коэна до полусмерти. — Я говорил вам, что это очень важное и секретное дело.
— Конечно, я понимаю.
— Вы не понимаете. Если вы обмолвитесь о нем кому-нибудь, кроме своей жены, нам придется предпринять очень неприятные шаги.
— Это что, угроза? О чем вы говорите?
— Я говорю, что если не будете держать язык за зубами, нам придется убить вашу жену.
Уставившись на него, Коэн побледнел. Через секунду он отвернулся и уставился в иллюминатор, за которым виднелись приближающиеся огни аэропорта.
Глава тринадцатая
Гостиница «Россия» была самым большим отелем в Европе. В ней было 5738 кроватей, десять миль коридоров и напрочь отсутствовали кондиционеры.
Ясифу Хассану спалось из рук вон плохо.
Куда как просто было сказать: «Федаины захватят корабль до того, как на нем окажется Дикштейн», но чем больше он думал об этом замысле, тем больший страх испытывал.
Организация Освобождения Палестины в 1968 году отнюдь не была тем единым, тесно сплоченным политическим единством, которым она старалась себя представить. Она не была даже свободной федерацией отдельных групп, работающих на единую цель. Она, скорее, представляла собой клуб по интересам: объединяла своих членов, но не контролировала их. Отдельные партизанские группы могли подавать свой голос через ООП. но они не хотели и не могли действовать воедино. Так что, когда Махмуд говорил, что федаины способны на эту акцию, он имел в виду только свою группу. Более того, в данной ситуации вряд ли стоило просить ООП о содействии. Организация получала деньги, снаряжение и укрытие у египтян, но она была и пронизана их агентами: если вы хотели сохранить что-то в секрете от арабского сообщества, первым делом надо было хранить тайну от ООП. Конечно, после операции, когда пресса всего мира получит возможность осмотреть захваченное судно и её груз, египтяне все узнают и, скорее всего, придут к выводу, что их обвели вокруг пальца, но Махмуд будет изображать полную невинность, и египтянам придется присоединиться к всеобщему хору восхваления федаинов, которые пресекли акт агрессии со стороны израильтян.
Во всяком случае, Махмуд не считал, что ему понадобится помощь со стороны. У его группы были отличные связи вне Палестины, мощная поддержка в Европе и достаточно денег. Сейчас он был в Бенгази, организуя аренду судна, пока его интернациональная команда собиралась со всех концов света.
Но самая ответственная обязанность легла на Хассана: если федаины собираются захватить «Копарелли» до израильтян, он должен точно установить, где и когда нападение Дикштейна на корабль будет иметь место. И для этого ему был нужен КГБ.
Теперь он ужасно неловко чувствовал себя в присутствии Ростова. До визита к Махмуду он мог, не кривя душой, сказать себе, что просто работает на две организации с общими интересами. Теперь же он, вне всяких сомнений, был двойным агентом, который всего лишь делал вид, что работает на египтян и КГБ, но саботировал их планы. Он чувствовал себя в некоторой мере предателем и боялся, что Ростов может заметить происшедшие в нем перемены.
Когда Хассан прилетел в Москву, Ростов встретил его довольно прохладно. Он дал ему понять, что у него в квартире нет места для Хассана, хотя тот знал, что семья Ростова на даче. Казалось, Ростов что-то скрывает. Хассан предположил, что он встречается с какой-то женщиной и не хочет присутствия постороннего человека.
После очень утомительной ночи в гостинице «Россия» Хассан встретился с Ростовым в кабинете Феликса Воронцова. И здесь присутствовало какое-то скрытое напряжение. Двое мужчин спорили, когда Хассан вошел в кабинет, и хотя они сразу же прервали перепалку, в воздухе осталась висеть невысказанная враждебность. Но Хассан был слишком поглощен своими тайными проблемами, чтобы обратить на это внимание.
— Появились ли какие-то новости?
Ростов и Воронцов переглянулись. Ростов пожал плечами.
— «Штромберг» оснащен сильным радиомаяком, — сказал Воронцов. — Он покинул сухой док и, пересекая Бискайский залив, идет к югу. Существует предположение, что конечный пункт его назначения — Хайфа, где он возьмет на борт команду из агентов Моссада. Думаю, мы можем быть вполне удовлетворены работой по сбору разведывательной информации. Наш проект вступает в область принятия решений. Наша цель теперь — предугадывать события, а не описывать их, как было до сих пор.
— Вот так они все говорят в Московском Центре, — непочтительно бросил Ростов.
Воронцов сердито уставился на него.
— Какие предпринимаются действия? — спросил Хассан.
— Ростов отправится в Одессу, где сядет на борт польского торгового судна «Карла». Оно считается обыкновенным торговым сухогрузом, но обладает большой скоростью и специальным оборудованием — мы довольно часто использовали его.
Ростов сидел, уставившись в потолок, и на лице его читалось откровенное отвращение. Хассан предположил, что Ростов хочет утаить от египтян некоторые детали плана: может, именно об этом он и спорил с Воронцовым.
Тот продолжил:
— Ваша обязанность — оказаться на египетском корабле и войти в контакт с «Карлой» в Средиземном море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Через минуту она появилась снова и пригласила его в кабинет Коэна. Встав, тот подал ему руку и без предисловий выпалил:
— Я даю на дело каждый год. Во время войны я пожертвовал двадцать тысяч гульденов. Я могу показать вам чек. Что, новый призыв? Еще одна война?
— Я здесь не для сбора денег, мистер Коэн, — улыбнулся Дикштейн; миссис Коэн оставила дверь открытой, и он затворил её. — Могу ли я присесть?
— Если вы тут не ради денег, садитесь, пейте кофе, можете сидеть тут весь день, — сказал Коэн и рассмеялся.
Дикштейн сел. Коэн был невысокого роста, в очках, лыс и чисто выбрит, лет пятидесяти. На нем был коричневый пиджак, который явно знавал лучшие времена. У него тут маленькое надежное дело, прикинул Дикштейн, но он явно не миллионер.
— Вы были здесь во время второй мировой войны? — спросил Дикштейн. Коэн кивнул.
— Я был молодым человеком. Уехал в сельскую местность и работал на ферме, где меня никто не знал, никто не подозревал, что я еврей. Мне повезло.
— Вы не думаете, что все может повториться?
— Да. Это повторялось снова и снова во всей истории, почему же с этим будет покончено? Это повторится — но уже не на моем веку. Теперь тут все спокойно. И я не хочу ехать в Израиль.
— О'кей. Я работаю на правительство Израиля. Мы бы хотели, чтобы вы кое-что сделали для нас. Коэн пожал плечами.
— Например?
— Через несколько недель один из ваших клиентов обратится к вам со срочной просьбой. Им будет нужен старший механик на судно «Копарелли», и вы пошлете им человека, который явится к вам от нас. Его фамилия Кох и он израильтянин, но у него будет другое имя и фальшивые документы. Тем не менее, он в самом деле является инженером — ваши клиенты не будут разочарованы.
— Вы не собираетесь сообщить мне, почему правительству Израиля понадобилось направить этого человека на «Копарелли»? — спросил Коэн.
— Нет.
Наступило молчание.
— У вас есть какое-нибудь удостоверение личности?
— Нет.
Без стука появилась секретарша и предложила им кофе. Дикштейн чувствовал, как от неё исходит враждебность. Коэн использовал паузу, чтобы собраться с мыслями. Когда она вышла, он сказал:
— Я буду мешуге1, если пойду на это.
— Почему?
— Вы явились ко мне с улицы, объявив, что представляете правительство Израиля, не предъявив никаких документов, и даже не назвались. Вы требуете от меня принять участие в каком-то деле, которое, по всей видимости, является противозаконным и даже уголовно наказуемым; вы не сообщаете мне, какова его цель. Если бы даже я поверил в вашу историю, сомневаюсь, чтобы Израилю было нужно то, что вы от меня требуете.
Дикштейн вздохнул, думая о том, что ему предстоит: придется шантажировать его, похищать жену или даже угрожать уничтожением офиса…
— Каким образом я могу переубедить вас? — спросил он.
— Прежде чем я возьмусь за это дело, мне нужно личное указание премьер-министра Израиля.
Дикштейн встал, чтобы распрощаться, но тут он подумал: а почему бы и нет? Почему бы и нет, черт возьми? Это было дикой идеей, они решат, что он сошел с ума… но может сработать, цель будет достигнута.. Все продумав, он усмехнулся. Пьера Борга хватит удар.
— Хорошо, — сказал он Коэну.
— Что вы имеете в виду — хорошо?
— Берите пальто. Мы отправляемся в Иерусалим.
— Сейчас?
— А вы так заняты?
— Вы серьезно?
— Я же сказал вам, что моя просьба очень важна. — Дикштейн ткнул в телефон на столе. — Звоните вашей жене.
— Она в той комнате.
Подойдя к двери. Дикштейн приоткрыл её.
— Миссис Коэн?
— Да.
— Будьте любезны, не могли бы вы зайти к нам?
Она с встревоженным видом торопливо вошла в кабинет.
— В чем дело, Иосиф? — спросила она мужа.
— Этот человек хочет, чтобы я вместе с ним отправился в Иерусалим.
— Когда?
— Сейчас.
— Ты хочешь сказать, на этой неделе?
— Я хочу сказать — этим утром, миссис Коэн, — вмешался Дикштейн. — Должен предупредить, что все носит строго конфиденциальный характер. Я попросил вашего мужа кое-что сделать для правительства Израиля. Естественно, он хочет убедиться. что за моей просьбой в самом деле стоит правительство. которое просит его об одолжении, а не уголовники. Так что мне придется доставить его на место.
— Не впутывайся в эти дела. Иосиф. Коэн пожал плечами.
— Я еврей, и я уже впутался. Присмотри за лавочкой.
— Ты же ничего не знаешь об этом человеке!
— Поэтому я и хочу узнать.
— Мне это не нравится.
— Никакой опасности, — втолковывал ей Коэн. — Мы садимся на рейс по расписанию, прибываем в Иерусалим, я вижусь с премьер-министром, и мы возвращаемся.
— С премьер-министром!
По её реакции Дикштейн уловил, как она будет горда, если её мужу доведется встретиться с премьер-министром Израиля.
— Все должно быть в полной тайне, миссис Коэн, — заметил он. — Объясните, пожалуйста, людям, что ваш муж выехал в Роттердам по делам. Завтра он вернется.
Она уставилась на двоих мужчин.
— Мой Иосиф встретится с премьер-министром, и я не могу рассказать об этом даже Рашель Ротштейн?
И только тут Дикштейн понял, что все будет в порядке. Коэн снял с вешалки пальто и натянул его. Миссис Коэн поцеловала, а потом обняла его.
— Все нормально, — сказал он ей. — Все это, конечно, очень странно и необычно, но все в порядке.
Она лишь тупо кивнула, проводив его взглядом.
Они взяли такси до аэропорта. Пока они добирались, Дикштейна все сильнее охватывало чувство облегчения. Замысел его был чистой авантюрой, и он чувствовал себя, как школьник. замышлявший лихую проделку. Он улыбался, и ему приходилось отворачиваться, чтобы Коэн не видел выражения его лица.
Пьер Борг забегает по потолку.
Дикштейн купил два билета туда и обратно до Тель-Авива, расплатившись кредитной карточкой. В Париже им предстояло пересесть на другой рейс. До посадки он успел позвонить в посольство в Париже и попросил, чтобы их кто-нибудь встретил в зале для транзитных пассажиров.
В Париже он передал человеку из посольства послание Боргу, в котором он объяснил, что от него требовалось. Дипломат был человеком из Моссада и почтительно отнесся к Дикштейну. Коэн присутствовал при их разговоре, и, когда собеседник покинул их, он сказал:
— Мы можем возвращаться, вы меня уже убедили.
— О, нет, — возразил Дикштейн. — Теперь, когда мы зашли так далеко, я хочу быть полностью уверенным в вас. В самолете Коэн сказал:
— Вы, должно быть, очень важная личность в Израиле.
— Нет. Но то, что я делаю, в самом деле важно. Коэн захотел выяснить, как ему себя вести, как ему обращаться к премьер-министру.
— Не знаю, — ответил Дикштейн, — никогда с ним не встречался. Пожмите ему руку и называйте по имени.
Коэн улыбнулся. На нем тоже начал сказываться авантюризм Дикштейна.
Пьер Борг встретил их в аэропорту Лод с машиной, в которой им предстояло добираться до Иерусалима. Улыбаясь, он обменялся рукопожатием с Коэном, но в нем чувствовалось напряжение. Когда они шли к машине, он пробормотал Дикштейну:
— Тебе, черт побери, придется толком объяснить всю эту историю.
— Объясню.
Поблизости постоянно находился Коэн, так что у Борга не было возможности устроить Дикштейну перекрестный допрос. Они направились прямиком в резиденцию премьер-министра в Иерусалиме. Дикштейн и Коэн ждали в приемной, пока Борг объяснял премьер-министру, что случилось и почему.
Через пару минут их пригласили.
— Это Нат Дикштейн, сэр, — представил его Борг. Они пожали друг другу руки, и премьер-министр сказал:
— Нам не доводилось встречаться, мистер Дикштейн, но я слышал о вас.
— А это мистер Иосиф Коэн из Антверпена.
— Мистер Коэн, — улыбнулся премьер-министр. — Вы очень предусмотрительный человек. Вам стоило бы быть политиком. Ну что ж… прошу вас, сделайте это для нас. Это очень важно и вам ничего не угрожает.
— Да, сэр, конечно, я все сделаю, простите, что причинил вам столько хлопот…
— Отнюдь. Вы были совершенно правы. — Он снова протянул Коэну руку. — Спасибо, что посетили меня. Всего вам хорошего.
На пути обратно Борг был уже далеко не так вежлив, как раньше. Он молча сидел на переднем сидении, посасывая сигару и нервничая. В аэропорту ему удалось остаться на пару минут наедине с Дикштейном.
— Если ты ещё когда-нибудь отколешь такую хохму…
— Это было необходимо. И заняло меньше минуты. Почему бы и нет?
— Потому, что половина моего гребаного департамента работала весь день, чтобы обеспечить эту минуту. Почему ты просто не ткнул пистолетом ему в башку или не сделал чего-то подобного?
— Потому что мы не варвары.
— Это мне уже говорили.
— Говорили? Плохой признак.
— Почему?
— Потому что ты не должен слышать такие слова.
Объявили посадку на их рейс. Поднимаясь по трапу рядом с Козном, Дикштейн понял, что их отношения с Боргом постиг крах. Они всегда общались подобным образом, подкалывая друг друга и всаживая шпильки, но до сих пор в подтексте чувствовалось, может, не столько привязанность друг к другу, сколько уважение. И теперь оно исчезло. Борг был настроен откровенно враждебно. Отказ Дикштейна выйти из дела — лишь часть его общего неповиновения, которое не могло быть больше терпимо. Если Дикштейн собирался продолжить службу в Моссаде, ему предстояло сместить Борга с поста директора — больше в одной организации сосуществовать они не могли. Но это его не особенно волновало, потому что Дикштейн собирался уходить в отставку.
Во время ночного полета обратно в Европу, Коэн выпил порцию джина и уснул. Дикштейн перебирал в памяти все, что ему удалось сделать за последние пять месяцев. В конце мая он приступил к делу, не представляя, как ему удастся похитить уран, в котором нуждался Израиль. Он сталкивался с проблемами по мере их появления и находил для каждой решение: как найти данные об уране, какой именно груз украсть, как захватить судно, как скрыть участие Израиля в его похищении, как предотвратить сообщение об исчезновении урана, как умиротворить владельцев груза. Если бы с самого начала он попытался представить себе эту схему, он никогда не смог бы учесть всех сложностей.
Кое в чем повезло, а кое в чем нет. Тот факт, что владельцы «Копарелли» в Антверпене прибегают к услугам еврейского агентства, было удачей, как и существование груза урана для использования с неядерными целями и переброска его по морю. Не повезло ему, главным образом, со случайной встречей с Ясифом Хассаном.
Хассан — это муха в молоке. Дикштейн не без основания был уверен, что отделался от хвоста, когда вылетел в Буффало на встречу с Кортоне, и с тех пор его вроде бы больше не засекли. Что не означает, будто они бросили это дело.
Стоило бы уточнить, что им удалось узнать до того, как они потеряли его.
Дикштейн не увидит Сузи, пока со всеми этими делами не будет покончено, за что он также должен благодарить Хассана.
Если он рискнет показаться в Оксфорде. Хассан, конечно, тут же заприметит его.
Самолет пошел на снижение. Дикштейн пристегнул ремни. Все сделано, схема разработана, все меры приняты. Карты выложены на стол. Он знал, что у него на руках, он догадывался, какие карты у его противников, а они знали кое-что из его взятки. Оставалось лишь начать игру, исхода которой никто не взялся бы предсказать. Он хотел бы более ясно предвидеть будущее, он хотел, чтобы план был не так сложен, он хотел, чтобы ему больше не пришлось рисковать жизнью, и он жаждал. чтобы игра уже началась, дабы он перестал маяться ожиданием и включился в нее.
Коэн проснулся.
— Неужто мне все приснилось? — спросил он.
— Нет. — Дикштейн улыбнулся. Ему предстояла ещё одна неприятная обязанность — напугать Коэна до полусмерти. — Я говорил вам, что это очень важное и секретное дело.
— Конечно, я понимаю.
— Вы не понимаете. Если вы обмолвитесь о нем кому-нибудь, кроме своей жены, нам придется предпринять очень неприятные шаги.
— Это что, угроза? О чем вы говорите?
— Я говорю, что если не будете держать язык за зубами, нам придется убить вашу жену.
Уставившись на него, Коэн побледнел. Через секунду он отвернулся и уставился в иллюминатор, за которым виднелись приближающиеся огни аэропорта.
Глава тринадцатая
Гостиница «Россия» была самым большим отелем в Европе. В ней было 5738 кроватей, десять миль коридоров и напрочь отсутствовали кондиционеры.
Ясифу Хассану спалось из рук вон плохо.
Куда как просто было сказать: «Федаины захватят корабль до того, как на нем окажется Дикштейн», но чем больше он думал об этом замысле, тем больший страх испытывал.
Организация Освобождения Палестины в 1968 году отнюдь не была тем единым, тесно сплоченным политическим единством, которым она старалась себя представить. Она не была даже свободной федерацией отдельных групп, работающих на единую цель. Она, скорее, представляла собой клуб по интересам: объединяла своих членов, но не контролировала их. Отдельные партизанские группы могли подавать свой голос через ООП. но они не хотели и не могли действовать воедино. Так что, когда Махмуд говорил, что федаины способны на эту акцию, он имел в виду только свою группу. Более того, в данной ситуации вряд ли стоило просить ООП о содействии. Организация получала деньги, снаряжение и укрытие у египтян, но она была и пронизана их агентами: если вы хотели сохранить что-то в секрете от арабского сообщества, первым делом надо было хранить тайну от ООП. Конечно, после операции, когда пресса всего мира получит возможность осмотреть захваченное судно и её груз, египтяне все узнают и, скорее всего, придут к выводу, что их обвели вокруг пальца, но Махмуд будет изображать полную невинность, и египтянам придется присоединиться к всеобщему хору восхваления федаинов, которые пресекли акт агрессии со стороны израильтян.
Во всяком случае, Махмуд не считал, что ему понадобится помощь со стороны. У его группы были отличные связи вне Палестины, мощная поддержка в Европе и достаточно денег. Сейчас он был в Бенгази, организуя аренду судна, пока его интернациональная команда собиралась со всех концов света.
Но самая ответственная обязанность легла на Хассана: если федаины собираются захватить «Копарелли» до израильтян, он должен точно установить, где и когда нападение Дикштейна на корабль будет иметь место. И для этого ему был нужен КГБ.
Теперь он ужасно неловко чувствовал себя в присутствии Ростова. До визита к Махмуду он мог, не кривя душой, сказать себе, что просто работает на две организации с общими интересами. Теперь же он, вне всяких сомнений, был двойным агентом, который всего лишь делал вид, что работает на египтян и КГБ, но саботировал их планы. Он чувствовал себя в некоторой мере предателем и боялся, что Ростов может заметить происшедшие в нем перемены.
Когда Хассан прилетел в Москву, Ростов встретил его довольно прохладно. Он дал ему понять, что у него в квартире нет места для Хассана, хотя тот знал, что семья Ростова на даче. Казалось, Ростов что-то скрывает. Хассан предположил, что он встречается с какой-то женщиной и не хочет присутствия постороннего человека.
После очень утомительной ночи в гостинице «Россия» Хассан встретился с Ростовым в кабинете Феликса Воронцова. И здесь присутствовало какое-то скрытое напряжение. Двое мужчин спорили, когда Хассан вошел в кабинет, и хотя они сразу же прервали перепалку, в воздухе осталась висеть невысказанная враждебность. Но Хассан был слишком поглощен своими тайными проблемами, чтобы обратить на это внимание.
— Появились ли какие-то новости?
Ростов и Воронцов переглянулись. Ростов пожал плечами.
— «Штромберг» оснащен сильным радиомаяком, — сказал Воронцов. — Он покинул сухой док и, пересекая Бискайский залив, идет к югу. Существует предположение, что конечный пункт его назначения — Хайфа, где он возьмет на борт команду из агентов Моссада. Думаю, мы можем быть вполне удовлетворены работой по сбору разведывательной информации. Наш проект вступает в область принятия решений. Наша цель теперь — предугадывать события, а не описывать их, как было до сих пор.
— Вот так они все говорят в Московском Центре, — непочтительно бросил Ростов.
Воронцов сердито уставился на него.
— Какие предпринимаются действия? — спросил Хассан.
— Ростов отправится в Одессу, где сядет на борт польского торгового судна «Карла». Оно считается обыкновенным торговым сухогрузом, но обладает большой скоростью и специальным оборудованием — мы довольно часто использовали его.
Ростов сидел, уставившись в потолок, и на лице его читалось откровенное отвращение. Хассан предположил, что Ростов хочет утаить от египтян некоторые детали плана: может, именно об этом он и спорил с Воронцовым.
Тот продолжил:
— Ваша обязанность — оказаться на египетском корабле и войти в контакт с «Карлой» в Средиземном море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41