А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Не испытывая никакого смущения, он поведал ей о менструациях и весело покупал с ней новые лифчики. Он определил ей новую роль в жизни: она стала подлинной хозяйкой дома, давая указания уборщице, собирая белье для стирки и заказывая запасы шерри на воскресенье. К четырнадцати годам в её ведение перешли и все семейные финансы. Она заботилась об отце куда лучше Эйлы. Она выбрасывала поношенные рубашки и заменяла их точно такими же, и отец даже ничего не замечал. Она поняла, что может жить, чувствовать себя в безопасности и быть любимой даже без матери.
Он хотел, чтобы она оставалась в Оксфорде, где получила сначала среднее образование, потом бы университетское, после чего она могла стать преподавателем. Что означало — ей всю жизнь придется заботиться о нем. Она заявила, что недостаточно сообразительна для такой карьеры, испытывая смутное чувство, что просто ищет себе оправдание — и нашла работу, которая позволяла ей надолго отлучаться из дома, в силу чего она обхаживала отца только время от времени.
Возвращаясь домой из рейсов, она думала, что жизнь её катится по наезженной колее и вряд ли удастся когда-нибудь сойти с нее.
Только что кончилось любовное приключение, которое, как и вся её жизнь, стало утомлять привычностью и рутинностью. Джулиану было под сорок, он преподавал философию, специализируясь на досократовской Греции, был умен, всецело предан ей и совершенно беспомощен. На все случаи жизни у него были лекарства — каннабис, чтобы заниматься любовью, амфетамин для работы и «Могадон» на ночь. Разведен, детей не было. На первых порах она сочла его интересным: очаровательным и сексуальным. Когда они оказывались в постели, он предпочитал, чтобы она оказывалась сверху. Он таскал её по любительским театрикам в Лондоне и взбалмошным студенческим вечеринкам. Но все быстро сошло на нет: она поняла, что и сексом он не очень интересуется, что и таскает её с собой, поскольку хорошо смотрится рядом с ней, и что ему нравится её общество лишь потому, что она откровенно восторгается его интеллектом. Как-то она поймала себя на том, что гладит его рубашки, пока он готовится к лекциям; все пошло по проторенной колее.
Она уже сожалела о порыве, который заставил её назначить встречу с Натом Дикштейном. Он в полной мере отвечал её представлению об этом типе людей: человек старшего поколения, он, конечно же, нуждается в заботе и понимании. И, что хуже всего, он был когда-то влюблен в её мать. На первый взгляд, он, как и все прочие, напоминал её отца.
Но чем-то он и отличался, сказала она себе. Он был земледельцем, а не академиком — и меньше всего она могла себе представить, что у неё возможна встреча с таким человеком. Он отправился в Палестину, вместо того чтобы просиживать в кофейнях Оксфорда, болтая, как хорошо было бы это сделать. Он поднял холодильник одной рукой. За все то время, что они провели вместе, он не раз удивил её тем. что его слова и поступки не отвечали её ожиданиям.
Может быть, Нат Дикштейн и сможет нарушить принятый порядок вещей, подумала она.
А может быть, я снова обманываю сама себя.

Нат Дикштейн позвонил в израильское посольство из будки таксофона на вокзале Паддингтон. Когда там ответили, он попросил офис коммерческих кредитов. Такого отдела в посольстве не существовало: это было кодовое название центра, где принимали послания для Моссада. Ему ответил молодой человек с явным ивритским акцентом. Он обрадовал Дикштейна, потому что ему было приятно знать о существовании молодых людей, для которых иврит являлся родным языком. Он знал, что разговор автоматически записывается, и поэтому сразу же перешел к делу: «Спешно — для Билла. Сделка в опасности из-за присутствия противной стороны. Генри». Он повесил трубку, не дожидаясь подтверждения приема.
Со станции он направился в свою гостиницу, думая о Сузи Эшфорд. Завтра вечером он будет встречать её на Паддингтонском вокзале. Ночь она сможет провести у подружки. Дикштейн плохо представлял себе, с чего начинать — он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь приглашал женщину пообедать просто ради удовольствия общения с нею.
Что делают в таких случаях? Предполагается, что вы посадите женщину в свою машину, на вас будет смокинг, и вы преподнесете ей коробочку шоколадных конфет, перевязанных широкой ленточкой. Дикштейну предстояло встретить Сузи на вокзале, но у него не было ни машины, ни смокинга. Куда он поведет ее? Он не знал ни одного шикарного ресторана в Израиле, не говоря уж об Англии.
Прогуливаясь по Тайд-парку, он невольно улыбался. Забавная ситуация для мужчины сорока трех лет. Она поняла, что он не искушен в житейских хитростях, но это её не очень волновало, потому что она сама напросилась на обед с ним. В таком случае она должна знать и ресторан и что в них заказывать. Вот уж не вопрос жизни и смерти. Как бы там ни было, но он будет рад встрече.
В делах теперь наступила определенная заминка. Выяснив, что его раскололи, он ничего не мог делать, пока не переговорит с Пьером Бортом и пока Борг не решит, уносить ему ноги или нет. Этим же вечером он пошел на французский фильм «Мужчина и женщина». Простая и очаровательная любовная история шла в сопровождении трогательной музыкальной мелодии. Он ушел, не досмотрев фильм и до половины, потому что эта история вызвала у него желание заплакать, и весь вечер мелодия звучала у него в голове.
Утром он зашел в телефонную будку рядом с гостиницей на улице и снова позвонил в посольство. Когда ему дали центр связи, он сказал:
— Это Генри. Есть ответ для меня?
— Соглашайтесь на девяносто три тысячи и завтра договаривайтесь.
Ответ, понял Дикштейн.
— Повестка дня будет в информационной службе аэропорта, — быстро сообщил он.
Пьер Борг прилетает завтра в девять тридцать.

Темнело, день клонился к вечеру, и четверо мужчин продолжали сидеть в машине, храня молчание и наблюдая с терпением, свойственным только шпионам.
Ник нашел нужного человека на третий день, который весь целиком провел, наблюдая за зданием Евроатома на Киршберг. Он был уверен, что точно опознал его.
— В деловом костюме он в общем-то не походил на того игрунчика, но я совершенно уверен, что это он. И, скорее всего, он должен тут работать.
— И я так думаю, — согласился Ростов. — Если Дикштейн ищет какие-то тайны, его информаторы вряд ли работают в аэропорту или в отеле «Альфа». Так что Нику стоило первым делом поинтересоваться Евроатомом.
Он обращался к Тюрину, но Хассан услышал его и заметил:
— Вы не можете учитывать все до мелочей.
— Нет, могу, — ответил Ростов.
Он проинструктировал Хассана, чтобы тот обзавелся большой машиной темного цвета. Американский «бьюик», в котором они ныне сидели, был подозрителен, но вместителен и неприметен в темноте. Из Евроатома Ник последовал за этим человеком до его дома, и теперь они вчетвером ждали на мощеной улочке рядом со старым домом с террасой.
Ростов терпеть не мог эти номера в стиле «плаща и кинжала». Они так старомодны. Были в ходу в двадцатых и тридцатых годах, да и в таких местах, как Вена, Стамбул и Бейрут, но не в Западной Европе в 1968 году. Это просто опасно хватать мирного человека на улице, запихивать его в машину и бить его, пока он не выдаст нужную информацию. Вас могут увидеть прохожие, которые не побоятся позвонить в полицию и рассказать о том, что они увидели. Ростов предпочитал ясный, четкий и подготовленный ход событий, и он привык пускать в ход мозги, а не кулаки. Но поскольку Дикштейн скрылся с глаз, слова этого типа становились все важнее с каждым днем. Ростов должен выяснить, что он передал Дикштейну, и узнать это надо сегодня.
— Скорей бы он выбрался, — буркнул Петр Тюрин.
— Мы не спешим, — сказал Ростов. Это не соответствовало истине, но он не хотел, чтобы его команда нервничала, считая, что уходит время, и наделала ошибок. Чтобы снять напряжение, он продолжал говорить: — Дикштейну, конечно, кое-что удалось сделать. Он сделал то, что ему надо, и сейчас мы следуем по его стопам. Он понаблюдал за зданием Евроатома, проследил этого человека до дома и стал ждать его на улице. Объект, выйдя, направился в клуб гомосексуалистов. Дикштейн выявил его слабость и использовал её, чтобы сделать из него своего информатора.
— Он не показывался в клубе два последних вечера, — заметил Ник.
— Он понял, что за все надо платить, — сказал Ростов, — особенно за любовь.
— Любовь? — презрительно фыркнул Ник. Ростов не ответил.
Тьма сгустилась, и зажглись уличные фонари. Воздух, проникавший в открытое окно машины, отдавал сыростью: Ростов обратил внимание, как вокруг фонарей курились туманные облачка. Испарения шли от реки. Стоял июнь, и в этом году туманы появились рановато.
— Это что такое? — бросил Тюрин. Пышноволосый человек в двубортном пиджаке быстро шел по тротуару по направлению к ним.
— А ну, тихо, — приказал Ростов. Человек остановился у дома, за которым они наблюдали. Звякнул колокольчик у дверей.
Хассан положил руку на ручку дверцы.
— Еще рано, — прошипел Ростов. В верхнем окне дернулась портьера.
— Может, любовник? — сказал Хассан.
— Заткнись ты, ради Бога, — буркнул ему Ростов. Через минуту парадная дверь открылась, и пышноволосый посетитель зашел внутрь. Ростов уловил облик человека, открывшего двери: это был тот самый, кто передал Дикштейну пакет. Дверь закрылась, и их шансы сошли на нет.
— Слишком быстро. Вот черт, — ругнулся Ростов. Тюрин снова забарабанил пальцами, а Ник почесал в затылке. Хассан разочарованно вздохнул, словно заранее знал, что ожидание просто глупо и ничего не даст. Ростов решил, что давно уже пора поставить его на место.
В течение часа ничего не происходило.
— Так они проведут весь вечер, — предположил Тюрин.
— Если Дикштейн их припугнул, они, скорее всего, опасаются выходить по вечерам, — сказал Ростов.
— Может, вломиться? — спросил Ник.
— Не так просто, — ответил Ростов. — Дело в том, что из окна сверху можно увидеть, кто звонит в двери. И я прикидываю, что незнакомцу они не откроют.
— Этот любовничек может пробыть у него всю ночь.
— Не исключено.
— Стоит просто вышибить двери, — настаивал Ник. Ростов не обратил на него внимания. Ник вечно хочет вламываться, но он не предпримет никаких силовых действии, пока ему не прикажут. Ростов прикидывал, что теперь им придется иметь дело с двумя людьми, что было и сложнее, и опаснее.
— У нас есть какое-то оружие? — спросил он.
Тюрин открыл «бардачок» перед ним и вытащил пистолет.
— Отлично. Лишь бы не пришлось его пускать в ход.
— Он даже не заряжен, — Тюрин засунул оружие в карман плаща.
— Если любовник останется на всю ночь, — спросил Хассан, — может, стоит взять его утром?
— Вне всякого сомнения, нет, — отрезал Ростов. — Мы не можем заниматься такого рода делами при свете дня.
— И что тогда?
— Я ещё не решил.
Он погрузился в размышления вплоть до полуночи, когда проблема разрешилась сама собой.
Полуприкрытыми глазами Ростов наблюдал за парадной дверью. Он увидел, как она дрогнула и начала приоткрываться.
— Наконец-то, — обрадовался он.
Двое мужчин пожелали друг другу спокойной ночи; тот, что помоложе, стоял на тротуаре, а второй, в ночном халате. — в дверях дома. Он держал руку своего любовника в прощальном пожатии. Оба они, вздрогнув, подняли глаза, когда Ник с Тюриным, выскочив из машины, приблизились к ним.
— Не двигаться и не шуметь, — тихо предупредил Тюрин по-французски, показывая им пистолет.
Ростов отметил, что Ник с безошибочным тактическим инстинктом занял позицию сзади и чуть сбоку молодого человека.
— О, Господи, — взмолился старший, — прошу вас, больше не надо.
— В машину, — приказал Тюрин.
— Почему бы вам, подонкам, не оставить нас в покое? — вспылил молодой.
Наблюдая за этой сценой и слушая с заднего сидения машины, Ростов подумал: «Вот та секунда, когда они прикидывают, подчиниться или поднять шум». Он быстро обвел взглядом пустую темную улицу.
Ник, почувствовав, что молодой человек готов оказать неповиновение, обхватил его обеими руками пониже плеч и легко оторвал от земли.
— Не бейте его, — взмолился старший, — я иду. — Он вышел из дома.
Его приятель крикнул:
— Черта с два ты пойдешь!
«Проклятье», — подумал Ростов.
Молодой человек отчаянно извивался в объятьях Ника, а потом попытался ударить его по стопе. Ник отступил на шаг и врезал тому кулаком по почкам.
— Нет, Пьер! — вскричал хозяин дома.
Тюрин подскочил к нему и зажал рот огромной ладонью. Отчаянным усилием тот отвел голову в сторону и успел крикнуть «На помощь!» прежде, чем Тюрин успел снова заткнуть ему рот.
Пьер, опустившись на одно колено, стонал.
Ростов перегнулся через спинку переднего сидения и крикнул в открытое окно: «Тащите их! Двинулись!»
Тюрин подхватил мужчину постарше на руки и таким образом донес его до машины. Пьер внезапно оправился от удара Ника и попытался было пуститься наутек. Хассан вытянул ногу, и тот полетел кувырком, распростершись на брусчатке мостовой.
Ростов увидел, как в верхнем окне соседнего дома зажегся свет. Если эта суматоха ещё продолжится, их арестуют.
Тюрин запихал свою ношу на заднее сидение. Ростов ухватил добычу и сказал Тюрину.
— Я держу его. Включай двигатель. И поскорее. Ник перехватил молодого гостя и дотащил его до машины.
Тюрин прыгнул на место водителя, а Хассан открыл дверцу с другой стороны.
— Хассан, — рявкнул на него Ростов, — закрой дверь дома, идиот!
Ник пихнул молодого человека на заднее сидение рядом с его приятелем, затем и сам разместился на нем так, что двое пленников оказались зажатыми между Ростовым и им. Хассан закрыл двери дома и вскарабкался на сидение рядом с водителем. Тюрин рванул машину с места и резко повернул за угол.
— Боже Всемогущий, — по-английски сказал Ростов, — ну и мудня.
Пьер все ещё стонал. Пленник постарше сказал:
— Мы ничем перед вами не провинились.
— Неужто? — ответил Ростов. — Три вечера тому назад в клубе на Рю Дик вы передали папку некоему англичанину.
— Эду Роджерсу?
— Это не его имя.
— Вы из полиции?
— Не совсем, — Ростов не хотел разочаровывать его, пусть верит в то, что ему хочется. — Меня не интересует сбор доказательств, составление обвинения и отдача вас под суд. Я интересуюсь лишь содержимым папки.
Наступило молчание.
Тюрин бросил из-за плеча:
— Двинемся из города и поищем какое-то тихое местечко?
— Подожди.
— Я вам все расскажу, — согласился пленник постарше.
— Покрутись пока вокруг города, — приказал Ростов Тюрину, не сводя взгляда с работника Евроатома. — Так, рассказывайте.
— Это была распечатка с компьютера Евроатома.
— Какая в ней хранилась информация?
— Подробности о выдаче лицензий на отправку грузов расщепляющихся материалов.
— Расщепляющихся? Вы имеете в виду ядерных?
— Руда, металлизированный уран, ядерные отходы, плутоний…
Откинувшись на спинку сидения. Ростов уставился на пролетающие за окном огни города. Кровь прихлынула к голове из-за охватившего его восторга: наконец-то он понял смысл операции Дикштейна.
Человек из Евроатома прервал его размышления.
— Теперь вы нас отпустите домой?
— Я должен подучить копию этой распечатки.
— Я не могу вынести ещё одну, потому что исчезновение одной уже достаточно подозрительно!
— Боюсь, что вам придется это сделать, — сказал Ростов. — Но если хотите, верните её обратно после того, как она будет перефотографирована.
— О, Господи, — простонал человек.
— У вас нет выбора.
— Хорошо.
— Рули к дому, — приказал Ростов Тюрину. А чиновнику из Евроатома он сказал: — Завтра вечером принести распечатку домой. Кто-нибудь зайдет к вам и перефотографирует её.
Большой лимузин миновал улочки города. Ростов прикинул, что похищение прошло довольно гладко.
— Кончай таращиться на меня, — сказал Ник Пьеру. Они въехали на брусчатку мостовой. Тюрин остановил машину.
— О'кей, — сказал Ростов. — Выпускай того, что постарше. Его дружок пока останется у нас.
Чиновник Евроатома завопил, словно от боли.
— Почему?
— На тот случай, если завтра вам захочется расколоться и все рассказать своему шефу. Молодой Пьер будет нашим заложником. Пошел!
Ник открыл дверцу и дал пленнику выйти. Несколько мгновений он, застыв, стоял на мостовой. Ник сел обратно в машину, и Тюрин двинул её с места.
— Все ли с ним будет в порядке? — спросил Хассан. — Сделает ли?
— Он будет работать на нас, пока не получит обратно своего приятеля, — сказал Ростов.
— А потом?
Ростов промолчал. Он думал, что благоразумнее всего будет убрать обоих.

Сузи мучилась кошмаром.
На бело-зеленый домик у реки спустились вечерние сумерки. Она была одна. Она принимала ванну и долго нежилась в ароматной горячей воде. Затем пошла в большую спальню, где, сев у трехстворчатого зеркала, припудрила тело из ониксовой коробочки, которая принадлежала её матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41