Три директора были обычным путем зарегистрированы в «Либериан Корпорейшн сервис», и они подали в отставку на другой же день после основания компании, что также является обычным образом действий. Папагополус стал президентом и исполнительным директором данной компании.
«Сейвил шипинг» приобрела также моторное судно «Джил Гамильтон», 1500 тонн водоизмещения за 80000 долларов.
Наш человек в Нью-Йорке переговорил с Чангом. Он сказал, что «мистер Роберте» пришел в его контору буквально с улицы, не оставив адреса, и уплатил свой гонорар наличными. Похоже, он англичанин. Подробное его описание прилагается в досье, но оно ничем не может помочь.
Папагополус является известной для нас личностью. Он преуспевающий международный бизнесмен неопределенной национальной принадлежности. Основная его деятельность связана с брокерством в области морских перевозок. Принято считать, что он действует на грани нарушения законов. Его адреса у нас не имеется. Досье на него достаточно объемно, но содержание его носит в основном спекулятивный характер. Предполагается, что в 1948 году он работал по заданиям израильской разведки. Тем не менее, его политические пристрастия и взгляды остаются неизвестными.
Мы продолжаем собирать информацию относительно всех остальных судов, перечисленных в списке.
Московский Центр».
Прочитав, Хассан вернул листик Ростову.
— Как им удалось все это выяснить?
Ростов аккуратно разорвал сообщение на кусочки.
— Все хранится в том или ином досье. Ничто из вышеперечисленного не является секретом, кроме разве досье Папагополуса. Вся штука заключается в том, чтобы знать, где искать ответы на вопросы. А белки как раз в этом-то и специализируются. Это главное, чем они занимаются. — Ростов положил обрывки бумаги в большую стеклянную пепельницу и поджег их.
— Вам тоже надо бы обзавестись такими, — добавил он.
— Остается надеяться, что и у нас они появятся.
— Дай вам Бог. Во всяком случае, хуже не будет. Может, даже ты сам будешь заниматься этим делом. Что весьма поспособствует карьере.
— Может, я так и сделаю, — кивнул Хассан.
Появился заказ: водка для Ростова, джин для Хассана. Ростов был доволен, что Хассан правильно отреагировал на его дружелюбное вступление. Он тщательно размешал хлопья пепла, чтобы среди них не осталось ни одного клочка бумаги.
— То есть, вы предполагаете, — сказал Хассан. — что за спиной «Сейвил шипинг» стоит Дикштейн?
— Да.
— Так что мы будем делать со «Штромбергом»?
— Ну… — опустошив свой стакан. Ростов поставил его на стол. — Предполагаю, что «Штромберг» нужен ему для того, чтобы в подходящий момент подменить им «Копарелли».
— Этот замысел может ему обойтись непомерно дорого.
— Он перепродаст судно. Кроме того, он может использовать «Штромберг» для захвата «Копарелли» — правда, пока ещё не представляю, как это будет осуществлено.
— Может, попробовать внедрить человека на борт «Штромберга», подобно Тюрину на «Копарелли»?
— Не имеет смысла. Дикштейн. не сомневаюсь, рассчитает старую команду и наберет израильских моряков. Надо придумать что-то другое.
— Вы знаете, где сейчас находится «Штромберг»?
— Я послал запрос белкам. Когда свяжусь с Москвой, у них уже должен быть ответ.
Объявили посадку на рейс Хассана. Он встал.
— Мы встретимся в Люксембурге?
— Не уверен. Я дам знать. Но я должен ещё кое-что сказать. Присядь.
Хассан сел.
— Когда мы начали вместе работать по Дикштейну. я испытывал к тебе глубокую враждебность. Прими мои извинения, я могу только сожалеть об этом, но должен сказать, что для неё были свои причины. В Каире происходит утечка информации. Не подлежит сомнению, что в аппарате египетской разведки есть двойной агент, работающий на Израиль. И я убежден, как тогда, так и сейчас, что все сообщения, которые пересылаются вашему начальству, через этого двойного агента уходят в Тель-Авив: в таком случае Дикштейн узнает, как близко мы к нему подобрались и ускользнет от нас.
Хассан кивнул.
— И что вы предлагаете?
— Так. Конечно, ты должен проинформировать шефов о том, что удалось выяснить, но я бы хотел, чтобы ты особенно не вдавался в детали. Не называй ни имен, ни времени, ни места. Если на тебя будут давить, вали все на меня, жалуйся, что я не подпускаю тебя к информации. Не контактируй ни с кем, кроме тех. кому обязан сообщать. И. главное, не обмолвись ни о «Сейвил шипинг», ни о «Штромберге», ни о «Копарелли». Что же касается Петра Тюрина на борту «Копарелли» — постарайся просто забыть о нем.
— Что же тогда остается для донесений? — забеспокоился Хассан.
— Более чем достаточно. Дикштейн, Евроатом. уран, встреча с Пьером Боргом… если ты выложишь хотя бы половину из этого, то станешь в Каире просто героем.
Но Хассана его слова не убедили.
— Я отвечу такой же откровенностью. Если я последую вашим советам, мои донесения потеряют всю убедительность, которой отличаются ваши.
Ростов изобразил смущенную улыбку.
— Разве я веду нечестную игру?
— Нет, — признал Хассан. — Вы заслуживаете полного доверия.
— Да и, кроме того, никто, кроме нас двоих, не будет знать, как и чем отличаются наши донесения. И в завершении операции ты получишь полную информацию.
— Хорошо, — сказал Хассан. — Я буду осторожен. У вас есть какие-то планы?
— Постараюсь провести несколько дней с Марией и детьми. У нас дача на берегу Рижского залива.
— Прекрасно.
— Там великолепные места, хотя нет такой жары, конечно, к которой вы привыкли. Куда потом направишься — в Александрию?
Прозвучало последнее приглашение на рейс, и араб встал.
— Мне ещё не так везет, — сказал он. — Скорее всего, мне придется провести все время в прогнившем Каире.
Но у Ростова мелькнуло подозрение, что Хассан лжет.
Когда Германия потерпела поражение в войне, вся жизнь Франца Альбрехта Педлера пошла под откос. Пятидесятилетний кадровый офицер вермахта, он внезапно оказался бездомным безработным нищим. И. как миллионы других немцев, начал с нуля.
Он стал коммивояжером французского предприятия по окраске тканей: без зарплаты, на небольших комиссионных. В 1946 году у него было всего лишь несколько заказчиков, но к 1951 году германская промышленность постепенно стала восстанавливаться, и, когда наконец дела пошли на лад. Педлер уже обрел такое положение, что мог воспользоваться открывающимися перед ним новыми возможностями. Его офис располагался в Висбадене, куда сходились железнодорожные пути на правом берегу Рейна, и были все основания считать, что в будущем он станет крупным промышленным центром. Список продукции, с которой он имел дело. постоянно расширялся, как и увеличивалось число потребителей: скоро он продавал моющих средств не меньше, чем красителей: он получил доступ на базы США. которые в то время осуществляли управление оккупированной частью Германии. Оставшиеся позади трудные времена научили его пользоваться открывающимися возможностями: если интенданту армии США были нужны дезинсектанты в пинтовых бутылках. Педлер покупал средство от насекомых, расфасованное в бочки по десять галлонов, снимал ангар, разливал в нем дезинсектант в закупленные из вторых рук пинтовые бутылки, украшал их наклейками «Специальный дезинсектант Ф.А.Педлера» и получал за эту операцию неплохой доход.
От аренды ангара и перерасфасовки было недалеко и до приобретения ингредиентов химических средств и их дальнейшего производства. Первые барели «Специальных чистящих средств Ф.А.Педлера» для нужд промышленности появились на свет в том же арендованном ангаре и были приобретены инженерно-технической службой военно-воздушной базы США. И компания пошла в рост.
Ф.А.Педлер стал поставщиком военных ведомств, у которых он получал не очень большие, но надежные и выгодные заказы. Взятый в аренду сарай превратился в комплекс одноэтажных зданий. Франц снова женился — его первая жена погибла при бомбежке в 1944 году — и усыновил ребенка жены. Но в глубине души он остался тем же ловцом удачи, и когда услышал, что где-то лежат солидные залежи урановой руды, которые можно задешево приобрести, почуял аромат прибыли.
Уран принадлежал бельгийской компании «Сосьете Женераль», которая входила в состав корпорации, фактически управлявшей Бельгийским Конго, где было изобилие естественных минеральных ресурсов. После волнений 1960 года компании пришлось оставить страну, и, поняв, что те, кто вовремя не унесут из неё ноги, будут просто выкинуты, компания приложила все усилия, дабы переправить в метрополию как можно больше сырья до того, как окончательно захлопнутся ворота. Между 1960 и 1965 годами она собрала немалое количество урановой руды неподалеку от обогатительных фабрик рядом с границей Голландии. К большому огорчению компании в это время был ратифицирован договор о прекращении ядерных испытаний, и, когда все связи с Конго окончательно прервались, на уран оказалось очень мало покупателей. Запасы руды лежали втуне смертным капиталом.
По сути, Ф.А.Педдеру было нужно не так уж много, урана для производства красителей. Тем не менее, Францу нравились игры такого рода: руду удалось закупить по дешевке, на обогащение её тоже уйдет не так много денег, и как только возникнет потребность в уране — а рано или поздно это произойдет — он получит солидный доход от вложенных денег. Поэтому он и пошел на эти затраты.
Нат Дикштейн появился у Педлера как нельзя кстати. Ему был симпатичен бодрый семидесятитрехлетний немец с искорками в глазах, который ухитрился сохранить свою шевелюру. Они встретились в субботу. На Педлере был яркий спортивный пиджак и желтовато-коричневые брюки, он говорил на хорошем английском с легким американским акцентом и предложил Дикштейну стакан «Секта», местного шампанского.
На первых порах они осторожно присматривались друг к другу. В конце концов в прошедшей войне они дрались на разных сторонах, и война жестоко обошлась с ними обоими. Но Дикштейн всегда считал, что врагом был не немецкий народ, а фашизм, и его беспокоило лишь то, что Педлер будет чувствовать себя не в своей тарелке. Выяснилось, что то же самое волновало и Педлера.
Дикштейн позвонил из гостиницы в Висбадене, чтобы договориться о встрече. Его звонка ждали. Местный израильский консул предупредил Педлера об ожидаемом визите мистера Дикштейна, старшего армейского интенданта с большим списком предполагаемых закупок. Педлер прикинул, что перед ленчем у него дома он устроит гостю небольшую экскурсию по предприятию, которое в субботу утром будет пусто.
Просидев полночи над учебником. Дикштейн обзавелся набором интеллигентных вопросов относительно присадок и катализаторов, очистки сырья и контроля качества, а также складирования. Возможные ошибки он решил списать на плохое владение языком. Похоже, должно было сработать.
Сложилась достаточно забавная ситуация. Дикштейну предстояло играть роль заказчика, сомневающегося и нерешительного, которого уговаривает продавец, он же поставщик, тогда как на самом деле, он собирался втянуть Педлера в отношения, о серьезности которых немцу даже мысль не могла придти в голову. Он нуждался в уране Педлера, но ни словом, ни намеком не мог ему дать знать об этом. Он должен был поставить Педлера в положение, при котором его благосостояние зависело бы от расположения Дикштейна.
После осмотра предприятия Педлер. усадив его в «Мерседес», доставил Ната в обширный дом в стиле шале, разместившийся на склоне холма. Рассевшись перед широким окном, они попивали «Сект», пока фрау Педлер, живая веселая женщина, хлопотала на кухне.
Из окна открывался вид на долину. Далеко внизу медленно текла широкая река, по её берегу вилась узкая ленточка дороги. Вдоль берега группками стояли серые домики с белыми ставнями, а посадки винограда поднимались по склонам вплоть до дома Педлера и, минуя его, до опушки леса. Если бы мне довелось жить в стране с прохладным климатом, подумал Дикштейн, я бы выбрал такое же прекрасное место.
— Итак, что вы думаете? — спросил Педлер.
— О пейзаже или о заводе?
Улыбнувшись, Педлер пожал плечами.
— И о том, и о другом.
— Пейзаж великолепен. Предприятие меньше, чем я ожидал.
Педлер закурил сигарету. Он был по-настоящему отчаянным курильщиком — и мог считать себя счастливчиком, что дожил до таких лет.
— Меньше?
— Очевидно, я должен объяснить, что меня интересует.
— Будьте любезны.
Дикштейн приступил к изложению своей версии.
— В данный момент армия производит закупки моющих и чистящих средств у разных поставщиков: детергенты у одного, обыкновенное мыло у другого, растворители для машин и агрегатов у третьего и так далее. Мы поставили задачу сократить расходы и. может быть, решим её, если будем вести все дела в одном районе и с одним производителем.
Педлер невольно вытаращил глаза.
— Это же… — он поперхнулся на полуслове, — …огромный заказ.
— Боюсь, он может оказаться слишком велик для вас, — сказал Дикштейн. думая лишь об одном: только не говори «да»!
— Не обязательно. Единственная причина, по которой мы не стремились расширять объемы, производства, заключалась в отсутствии таких крупных заказов. У нас, без Сомнения, есть навык управления, есть отработанная технология, и если к нам обратится крупная фирма, найдутся и средства, чтобы расширяться… по сути. все зависит от объема заказа.
Дикштейн подтянул к себе дипломат, лежавший на соседнем стуле, и открыл его.
— Вот здесь спецификация товаров, — сказал он, протягивая Педлеру список. — Плюс их количество и время поставок. Вам потребуется время, чтобы посоветоваться с вашими директорами и…
— Я сам тут босс, — улыбнулся Педлер. — Мне ни с кем не надо советоваться. Завтра я обдумаю цифры, а в понедельник загляну в банк. Во вторник позвоню вам и назову цену.
Появилась фрау Педлер и объявила:
— Ленч готов.
«Моя дорогая Сузи!
Никогда раньше я не писал любовных писем. Не думаю даже, что когда-либо называл кого-нибудь словом «дорогая». И должен сказать тебе, звучит оно прекрасно.
Я сейчас совершенно один в чужом городе в холодный воскресный день. Город очень красив, тут много парков, и. в сущности, я сижу в одном из них и пишу тебе дешевой шариковой ручкой с ужасной зеленой пастой, единственной, что мне удалось купить. Моя скамейка стоит рядом со странным строением в виде пагоды с округлым куполом и греческими колоннами — она похожа на ярмарочный балаган или на летний домик, который эксцентричные викториаицы предпочитали ставить в своих садиках. Передо мной — ухоженный газон, усаженный тополями, а где-то неподалеку духовой оркестр играет какую-то мелодию Эдварда Элгара. В парке полно гуляющих с детьми; здесь играют в мяч и выгуливают собак.
Не знаю, почему рассказываю тебе все это. На самом деле я хочу сказать, что люблю тебя и хотел бы провести рядом с тобой весь остаток своей жизни. Я понял это на другой день после нашей встречи. Я медлил сказать тебе об этом не потому, что был не уверен в себе, а…
Ну, если хочешь знать правду, я думал, что это может испугать тебя. Я понял, что ты полюбила меня, но я также понимал, что тебе двадцать пять лет. что ты быстро влюбляешься (я совсем другой) и что любовь, которая легко приходит, столь же легко может и уйти. Поэтому я и думал: мягче, мягче, дай ей возможность самой придти к тебе прежде, чем ты попросишь её сказать «навсегда». Но теперь, когда мы не виделись уже несколько недель, я не способен больше на такую сдержанность. Просто я должен сказать тебе, что со мной делается. Я хочу навсегда быть с тобой и хочу, чтобы ты это знала.
Мне свойственно меняться. Я сильно изменился. Я знаю, что слова эти — банальность, но когда нечто подобное происходит с тобой, они больше не кажутся банальностью, совсем наоборот. Жизнь теперь предстала передо мной совсем другими сторонами — о некоторых ты уже знаешь, о других же я когда-нибудь расскажу тебе. Даже свое сегодняшнее положение я воспринимаю совсем по-другому: я один в чужом городе и мне нечего делать до понедельника. Не то. что я обращаю на это особое внимание. Но раньше мне даже не приходило в голову. нравится мне или не нравится такая ситуация. Раньше передо мной не было выбора, что делать. Теперь же меня не покидает одно желание, и ты тот человек, с которым я хотел бы разделить его. Мне придется избавляться от своих мыслей, потому что они не дают мне покоя и заставляют нервничать.
Я снимусь отсюда через пару дней и не знаю, куда мне придется двинуться дальше; не знаю — и это хуже всего — даже когда я снова увижу тебя. Но когда это случится, поверь, я не позволю тебе скрыться с глаз моих на ближайшие десять или пятнадцать лет.
Мне очень трудно выразить то, что я чувствую. Я хотел бы рассказать тебе. что делается со мной, но я не могу передать это словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Сейвил шипинг» приобрела также моторное судно «Джил Гамильтон», 1500 тонн водоизмещения за 80000 долларов.
Наш человек в Нью-Йорке переговорил с Чангом. Он сказал, что «мистер Роберте» пришел в его контору буквально с улицы, не оставив адреса, и уплатил свой гонорар наличными. Похоже, он англичанин. Подробное его описание прилагается в досье, но оно ничем не может помочь.
Папагополус является известной для нас личностью. Он преуспевающий международный бизнесмен неопределенной национальной принадлежности. Основная его деятельность связана с брокерством в области морских перевозок. Принято считать, что он действует на грани нарушения законов. Его адреса у нас не имеется. Досье на него достаточно объемно, но содержание его носит в основном спекулятивный характер. Предполагается, что в 1948 году он работал по заданиям израильской разведки. Тем не менее, его политические пристрастия и взгляды остаются неизвестными.
Мы продолжаем собирать информацию относительно всех остальных судов, перечисленных в списке.
Московский Центр».
Прочитав, Хассан вернул листик Ростову.
— Как им удалось все это выяснить?
Ростов аккуратно разорвал сообщение на кусочки.
— Все хранится в том или ином досье. Ничто из вышеперечисленного не является секретом, кроме разве досье Папагополуса. Вся штука заключается в том, чтобы знать, где искать ответы на вопросы. А белки как раз в этом-то и специализируются. Это главное, чем они занимаются. — Ростов положил обрывки бумаги в большую стеклянную пепельницу и поджег их.
— Вам тоже надо бы обзавестись такими, — добавил он.
— Остается надеяться, что и у нас они появятся.
— Дай вам Бог. Во всяком случае, хуже не будет. Может, даже ты сам будешь заниматься этим делом. Что весьма поспособствует карьере.
— Может, я так и сделаю, — кивнул Хассан.
Появился заказ: водка для Ростова, джин для Хассана. Ростов был доволен, что Хассан правильно отреагировал на его дружелюбное вступление. Он тщательно размешал хлопья пепла, чтобы среди них не осталось ни одного клочка бумаги.
— То есть, вы предполагаете, — сказал Хассан. — что за спиной «Сейвил шипинг» стоит Дикштейн?
— Да.
— Так что мы будем делать со «Штромбергом»?
— Ну… — опустошив свой стакан. Ростов поставил его на стол. — Предполагаю, что «Штромберг» нужен ему для того, чтобы в подходящий момент подменить им «Копарелли».
— Этот замысел может ему обойтись непомерно дорого.
— Он перепродаст судно. Кроме того, он может использовать «Штромберг» для захвата «Копарелли» — правда, пока ещё не представляю, как это будет осуществлено.
— Может, попробовать внедрить человека на борт «Штромберга», подобно Тюрину на «Копарелли»?
— Не имеет смысла. Дикштейн. не сомневаюсь, рассчитает старую команду и наберет израильских моряков. Надо придумать что-то другое.
— Вы знаете, где сейчас находится «Штромберг»?
— Я послал запрос белкам. Когда свяжусь с Москвой, у них уже должен быть ответ.
Объявили посадку на рейс Хассана. Он встал.
— Мы встретимся в Люксембурге?
— Не уверен. Я дам знать. Но я должен ещё кое-что сказать. Присядь.
Хассан сел.
— Когда мы начали вместе работать по Дикштейну. я испытывал к тебе глубокую враждебность. Прими мои извинения, я могу только сожалеть об этом, но должен сказать, что для неё были свои причины. В Каире происходит утечка информации. Не подлежит сомнению, что в аппарате египетской разведки есть двойной агент, работающий на Израиль. И я убежден, как тогда, так и сейчас, что все сообщения, которые пересылаются вашему начальству, через этого двойного агента уходят в Тель-Авив: в таком случае Дикштейн узнает, как близко мы к нему подобрались и ускользнет от нас.
Хассан кивнул.
— И что вы предлагаете?
— Так. Конечно, ты должен проинформировать шефов о том, что удалось выяснить, но я бы хотел, чтобы ты особенно не вдавался в детали. Не называй ни имен, ни времени, ни места. Если на тебя будут давить, вали все на меня, жалуйся, что я не подпускаю тебя к информации. Не контактируй ни с кем, кроме тех. кому обязан сообщать. И. главное, не обмолвись ни о «Сейвил шипинг», ни о «Штромберге», ни о «Копарелли». Что же касается Петра Тюрина на борту «Копарелли» — постарайся просто забыть о нем.
— Что же тогда остается для донесений? — забеспокоился Хассан.
— Более чем достаточно. Дикштейн, Евроатом. уран, встреча с Пьером Боргом… если ты выложишь хотя бы половину из этого, то станешь в Каире просто героем.
Но Хассана его слова не убедили.
— Я отвечу такой же откровенностью. Если я последую вашим советам, мои донесения потеряют всю убедительность, которой отличаются ваши.
Ростов изобразил смущенную улыбку.
— Разве я веду нечестную игру?
— Нет, — признал Хассан. — Вы заслуживаете полного доверия.
— Да и, кроме того, никто, кроме нас двоих, не будет знать, как и чем отличаются наши донесения. И в завершении операции ты получишь полную информацию.
— Хорошо, — сказал Хассан. — Я буду осторожен. У вас есть какие-то планы?
— Постараюсь провести несколько дней с Марией и детьми. У нас дача на берегу Рижского залива.
— Прекрасно.
— Там великолепные места, хотя нет такой жары, конечно, к которой вы привыкли. Куда потом направишься — в Александрию?
Прозвучало последнее приглашение на рейс, и араб встал.
— Мне ещё не так везет, — сказал он. — Скорее всего, мне придется провести все время в прогнившем Каире.
Но у Ростова мелькнуло подозрение, что Хассан лжет.
Когда Германия потерпела поражение в войне, вся жизнь Франца Альбрехта Педлера пошла под откос. Пятидесятилетний кадровый офицер вермахта, он внезапно оказался бездомным безработным нищим. И. как миллионы других немцев, начал с нуля.
Он стал коммивояжером французского предприятия по окраске тканей: без зарплаты, на небольших комиссионных. В 1946 году у него было всего лишь несколько заказчиков, но к 1951 году германская промышленность постепенно стала восстанавливаться, и, когда наконец дела пошли на лад. Педлер уже обрел такое положение, что мог воспользоваться открывающимися перед ним новыми возможностями. Его офис располагался в Висбадене, куда сходились железнодорожные пути на правом берегу Рейна, и были все основания считать, что в будущем он станет крупным промышленным центром. Список продукции, с которой он имел дело. постоянно расширялся, как и увеличивалось число потребителей: скоро он продавал моющих средств не меньше, чем красителей: он получил доступ на базы США. которые в то время осуществляли управление оккупированной частью Германии. Оставшиеся позади трудные времена научили его пользоваться открывающимися возможностями: если интенданту армии США были нужны дезинсектанты в пинтовых бутылках. Педлер покупал средство от насекомых, расфасованное в бочки по десять галлонов, снимал ангар, разливал в нем дезинсектант в закупленные из вторых рук пинтовые бутылки, украшал их наклейками «Специальный дезинсектант Ф.А.Педлера» и получал за эту операцию неплохой доход.
От аренды ангара и перерасфасовки было недалеко и до приобретения ингредиентов химических средств и их дальнейшего производства. Первые барели «Специальных чистящих средств Ф.А.Педлера» для нужд промышленности появились на свет в том же арендованном ангаре и были приобретены инженерно-технической службой военно-воздушной базы США. И компания пошла в рост.
Ф.А.Педлер стал поставщиком военных ведомств, у которых он получал не очень большие, но надежные и выгодные заказы. Взятый в аренду сарай превратился в комплекс одноэтажных зданий. Франц снова женился — его первая жена погибла при бомбежке в 1944 году — и усыновил ребенка жены. Но в глубине души он остался тем же ловцом удачи, и когда услышал, что где-то лежат солидные залежи урановой руды, которые можно задешево приобрести, почуял аромат прибыли.
Уран принадлежал бельгийской компании «Сосьете Женераль», которая входила в состав корпорации, фактически управлявшей Бельгийским Конго, где было изобилие естественных минеральных ресурсов. После волнений 1960 года компании пришлось оставить страну, и, поняв, что те, кто вовремя не унесут из неё ноги, будут просто выкинуты, компания приложила все усилия, дабы переправить в метрополию как можно больше сырья до того, как окончательно захлопнутся ворота. Между 1960 и 1965 годами она собрала немалое количество урановой руды неподалеку от обогатительных фабрик рядом с границей Голландии. К большому огорчению компании в это время был ратифицирован договор о прекращении ядерных испытаний, и, когда все связи с Конго окончательно прервались, на уран оказалось очень мало покупателей. Запасы руды лежали втуне смертным капиталом.
По сути, Ф.А.Педдеру было нужно не так уж много, урана для производства красителей. Тем не менее, Францу нравились игры такого рода: руду удалось закупить по дешевке, на обогащение её тоже уйдет не так много денег, и как только возникнет потребность в уране — а рано или поздно это произойдет — он получит солидный доход от вложенных денег. Поэтому он и пошел на эти затраты.
Нат Дикштейн появился у Педлера как нельзя кстати. Ему был симпатичен бодрый семидесятитрехлетний немец с искорками в глазах, который ухитрился сохранить свою шевелюру. Они встретились в субботу. На Педлере был яркий спортивный пиджак и желтовато-коричневые брюки, он говорил на хорошем английском с легким американским акцентом и предложил Дикштейну стакан «Секта», местного шампанского.
На первых порах они осторожно присматривались друг к другу. В конце концов в прошедшей войне они дрались на разных сторонах, и война жестоко обошлась с ними обоими. Но Дикштейн всегда считал, что врагом был не немецкий народ, а фашизм, и его беспокоило лишь то, что Педлер будет чувствовать себя не в своей тарелке. Выяснилось, что то же самое волновало и Педлера.
Дикштейн позвонил из гостиницы в Висбадене, чтобы договориться о встрече. Его звонка ждали. Местный израильский консул предупредил Педлера об ожидаемом визите мистера Дикштейна, старшего армейского интенданта с большим списком предполагаемых закупок. Педлер прикинул, что перед ленчем у него дома он устроит гостю небольшую экскурсию по предприятию, которое в субботу утром будет пусто.
Просидев полночи над учебником. Дикштейн обзавелся набором интеллигентных вопросов относительно присадок и катализаторов, очистки сырья и контроля качества, а также складирования. Возможные ошибки он решил списать на плохое владение языком. Похоже, должно было сработать.
Сложилась достаточно забавная ситуация. Дикштейну предстояло играть роль заказчика, сомневающегося и нерешительного, которого уговаривает продавец, он же поставщик, тогда как на самом деле, он собирался втянуть Педлера в отношения, о серьезности которых немцу даже мысль не могла придти в голову. Он нуждался в уране Педлера, но ни словом, ни намеком не мог ему дать знать об этом. Он должен был поставить Педлера в положение, при котором его благосостояние зависело бы от расположения Дикштейна.
После осмотра предприятия Педлер. усадив его в «Мерседес», доставил Ната в обширный дом в стиле шале, разместившийся на склоне холма. Рассевшись перед широким окном, они попивали «Сект», пока фрау Педлер, живая веселая женщина, хлопотала на кухне.
Из окна открывался вид на долину. Далеко внизу медленно текла широкая река, по её берегу вилась узкая ленточка дороги. Вдоль берега группками стояли серые домики с белыми ставнями, а посадки винограда поднимались по склонам вплоть до дома Педлера и, минуя его, до опушки леса. Если бы мне довелось жить в стране с прохладным климатом, подумал Дикштейн, я бы выбрал такое же прекрасное место.
— Итак, что вы думаете? — спросил Педлер.
— О пейзаже или о заводе?
Улыбнувшись, Педлер пожал плечами.
— И о том, и о другом.
— Пейзаж великолепен. Предприятие меньше, чем я ожидал.
Педлер закурил сигарету. Он был по-настоящему отчаянным курильщиком — и мог считать себя счастливчиком, что дожил до таких лет.
— Меньше?
— Очевидно, я должен объяснить, что меня интересует.
— Будьте любезны.
Дикштейн приступил к изложению своей версии.
— В данный момент армия производит закупки моющих и чистящих средств у разных поставщиков: детергенты у одного, обыкновенное мыло у другого, растворители для машин и агрегатов у третьего и так далее. Мы поставили задачу сократить расходы и. может быть, решим её, если будем вести все дела в одном районе и с одним производителем.
Педлер невольно вытаращил глаза.
— Это же… — он поперхнулся на полуслове, — …огромный заказ.
— Боюсь, он может оказаться слишком велик для вас, — сказал Дикштейн. думая лишь об одном: только не говори «да»!
— Не обязательно. Единственная причина, по которой мы не стремились расширять объемы, производства, заключалась в отсутствии таких крупных заказов. У нас, без Сомнения, есть навык управления, есть отработанная технология, и если к нам обратится крупная фирма, найдутся и средства, чтобы расширяться… по сути. все зависит от объема заказа.
Дикштейн подтянул к себе дипломат, лежавший на соседнем стуле, и открыл его.
— Вот здесь спецификация товаров, — сказал он, протягивая Педлеру список. — Плюс их количество и время поставок. Вам потребуется время, чтобы посоветоваться с вашими директорами и…
— Я сам тут босс, — улыбнулся Педлер. — Мне ни с кем не надо советоваться. Завтра я обдумаю цифры, а в понедельник загляну в банк. Во вторник позвоню вам и назову цену.
Появилась фрау Педлер и объявила:
— Ленч готов.
«Моя дорогая Сузи!
Никогда раньше я не писал любовных писем. Не думаю даже, что когда-либо называл кого-нибудь словом «дорогая». И должен сказать тебе, звучит оно прекрасно.
Я сейчас совершенно один в чужом городе в холодный воскресный день. Город очень красив, тут много парков, и. в сущности, я сижу в одном из них и пишу тебе дешевой шариковой ручкой с ужасной зеленой пастой, единственной, что мне удалось купить. Моя скамейка стоит рядом со странным строением в виде пагоды с округлым куполом и греческими колоннами — она похожа на ярмарочный балаган или на летний домик, который эксцентричные викториаицы предпочитали ставить в своих садиках. Передо мной — ухоженный газон, усаженный тополями, а где-то неподалеку духовой оркестр играет какую-то мелодию Эдварда Элгара. В парке полно гуляющих с детьми; здесь играют в мяч и выгуливают собак.
Не знаю, почему рассказываю тебе все это. На самом деле я хочу сказать, что люблю тебя и хотел бы провести рядом с тобой весь остаток своей жизни. Я понял это на другой день после нашей встречи. Я медлил сказать тебе об этом не потому, что был не уверен в себе, а…
Ну, если хочешь знать правду, я думал, что это может испугать тебя. Я понял, что ты полюбила меня, но я также понимал, что тебе двадцать пять лет. что ты быстро влюбляешься (я совсем другой) и что любовь, которая легко приходит, столь же легко может и уйти. Поэтому я и думал: мягче, мягче, дай ей возможность самой придти к тебе прежде, чем ты попросишь её сказать «навсегда». Но теперь, когда мы не виделись уже несколько недель, я не способен больше на такую сдержанность. Просто я должен сказать тебе, что со мной делается. Я хочу навсегда быть с тобой и хочу, чтобы ты это знала.
Мне свойственно меняться. Я сильно изменился. Я знаю, что слова эти — банальность, но когда нечто подобное происходит с тобой, они больше не кажутся банальностью, совсем наоборот. Жизнь теперь предстала передо мной совсем другими сторонами — о некоторых ты уже знаешь, о других же я когда-нибудь расскажу тебе. Даже свое сегодняшнее положение я воспринимаю совсем по-другому: я один в чужом городе и мне нечего делать до понедельника. Не то. что я обращаю на это особое внимание. Но раньше мне даже не приходило в голову. нравится мне или не нравится такая ситуация. Раньше передо мной не было выбора, что делать. Теперь же меня не покидает одно желание, и ты тот человек, с которым я хотел бы разделить его. Мне придется избавляться от своих мыслей, потому что они не дают мне покоя и заставляют нервничать.
Я снимусь отсюда через пару дней и не знаю, куда мне придется двинуться дальше; не знаю — и это хуже всего — даже когда я снова увижу тебя. Но когда это случится, поверь, я не позволю тебе скрыться с глаз моих на ближайшие десять или пятнадцать лет.
Мне очень трудно выразить то, что я чувствую. Я хотел бы рассказать тебе. что делается со мной, но я не могу передать это словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41