(Ведь это может произойти в любую минуту.) И
потребует отчета, что я делаю в его каюте?
Или же сойти на берег (это очень легко) и отправиться к местным
властям со своей проблемой?
Алекс, французская колониальная администрация будет в восторге от
тебя! Ни багажа, кроме той одежды, что на тебе, ни денег (ни единого су!),
даже паспорта и того нет. О! Они придут в такой восторг, что обеспечат
тебе и помещение, и содержание до конца твоей жизни... в подземной темнице
с решеткой вместо крыши!
Но в бумажнике же есть деньги!
Вот как? А не приходилось ли тебе слышать о восьмой заповеди? Это же
е_г_о_ деньги!
Но ведь вполне можно предположить, что он прошел сквозь огонь в то же
мгновение, что и ты - с этой стороны, из этого мира, или как там его
назвать, иначе его бумажник вряд ли дожидался бы тебя тут. Значит, он
теперь завладел _т_в_о_и_м_ бумажником. Кажется, логично?
Послушай, мой туповатый друг, ты думаешь, логика приложима к тому
дурацкому положению, в которое мы вляпались?
Ну-у-у...
Отвечай же!
Нет, пожалуй, нет. Ну а если так... затаись в этой каюте. Если Грэхем
появится до отплытия, тебя наверняка выкинут с корабля, это уж точно. Но
ведь и тогда тебе будет нисколько не хуже, чем если бы ты сошел с него
сам, сейчас. А если он _н_е _п_о_я_в_и_т_с_я_, ты займешь его место и
доберешься по крайней мере до Папеэте. Город большой. Твои шансы овладеть
ситуацией там будут куда лучше, чем здесь. Там и консул есть, и все такое
прочее.
Ладно. Уговорил.

На пассажирских судах обычно издаются для пассажиров ежедневные
газеты - просто одна-две странички, заполненные такой интригующей
информацией, как "Сегодня в десять утра состоится учебная шлюпочная
тревога. Всех пассажиров просим..." или "Вчерашний выигрыш в соревнованиях
по отгадыванию пройденного за день расстояния достался миссис Эфраим Глютц
из Бетани, Айова"; иногда печатаются и кое-какие новости, почерпнутые из
перехваченных радистами сообщений. Я стал искать судовую газету и буклет
"Приветствуем вас на борту". Последний (возможно, здесь он называется
иначе) должен дать пассажиру, только что оказавшемуся на корабле,
представление об этом сложном маленьком мирке: фамилии офицеров,
расписание трапез, местонахождение парикмахерской, прачечной, столовой,
сувенирной лавки (сюрпризы для розыгрышей, журналы, зубная паста), как
вызывать горничную, планы корабельных палуб, место, где находится
предназначенная для вас спасательная лодка, как узнать свое место в
столовой...
Место в столовой! Ох! Пассажиру, пробывшему на борту хоть один день,
ни к чему расспрашивать, за каким столом он сидит. Именно на таких вот
мелочах и можно погореть. Ничего. Придется идти напролом.
Буклет для прибывающих оказался в ящике письменного стола Грэхема. Я
перелистал его, намереваясь запомнить все основные данные, прежде чем
покинуть каюту, - если, конечно, останусь на борту, когда корабль отойдет
от причала, - а затем отложил его в сторону, ибо нашлась и судовая газета.
Именовалась она "Королевский скальд", и Грэхем, благослови его Бог,
сберег все номера, начиная с того дня, когда он поднялся по сходням
корабля в Портленде, штат Орегон. Это я вычислил, исходя из данных о месте
и времени выпуска самого раннего номера. Следовательно, Грэхем взял билет
на весь круиз - обстоятельство, которое могло сыграть весьма важную роль
для меня. Я-то намеревался вернуться домой тем же путем, каким и прибыл,
то есть на воздушном корабле. Но если дирижабль-лайнер "Адмирал Моффет" и
существовал в этом мире, или измерении, или как его там, то у меня все
равно не было на него билета, равно как и денег, чтобы купить таковой. Что
могут сделать французские колониальные власти с пассажиром, у которого в
кармане ни гроша? Поджарить на костре? Или вздернуть, а потом
четвертовать? Выяснять это я отнюдь не стремился. А грэхемовский билет на
весь круиз (если допустить, что он существует) мог оградить меня от
необходимости заняться подобным выяснением.
(Если, конечно, Грэхем не появится в ближайшие минуты и пинком не
вышвырнет меня с корабля.)
Я не стал рассматривать возможность остаться в Полинезии. Перспектива
стать бичкомбером [белый обитатель островов Тихого океана, живущий
случайной работой] в Бора-Бора или Муреа могла быть привлекательной лет
сто тому назад, но сегодня единственная бесплатная вещь на этих островах -
заразные болезни.
Конечно, в Америке я бы тоже мог попасть в положение, в котором
чувствовал бы себя таким же нищим и чужим, как здесь, но мне все же
казалось, что на родине было бы лучше. Точнее, на родине мистера Грэхема.
Я перечитал кое-какие радиосообщения, но ничего не понял, а потому
отложил их для дальнейшего изучения. То немногое, что из них все же
удалось извлечь, как-то не утешало. Где-то глубоко во мне, видимо, таилась
совершенно лишенная логики надежда, что все случившееся со мной - просто
чудовищная путаница и постепенно все как-нибудь наладится (только не
спрашивайте меня - как). Однако прочитанное свело мою надежду к нулю.
Ну скажите на милость, что это за мир, где президент Германии наносит
визит в Лондон? В моем мире Германией правит кайзер Вильгельм IV. А
президент для Германии звучит так же нелепо, как король для Америки.
Может, это и неплохой мир... но это не тот мир, в котором я родился.
Во всяком случае, если судить по этим загадочным сообщениям.
Отложив в сторону пачку "Королевского скальда", я заметил на листке с
меню сегодняшнего обеда пометку: "Вечерний костюм обязателен".
Я не удивился: "Конунг Кнут" в своем предыдущем воплощении был в
высшей степени чопорным. Если корабль находился в море, от вас ожидали
появления в черном галстуке. Если же вы его не надевали, вам давали
понять, что таким людям лучше обедать в своей каюте.
Смокинга у меня не было - наша церковь не поощряет суетности, -
поэтому я пошел на компромисс, надевая в рейсе к обеду синий саржевый
костюм с белой сорочкой и черной бабочкой на резинке. Никто не возражал.
Просто на меня не обращали внимания, ибо я и без того сидел "ниже
солонки", поскольку прибыл на судно только в Папеэте.
Мне захотелось посмотреть, нет ли у мистера Грэхема темного костюма.
И черного галстука.
У мистера Грэхема оказалась уйма одежды, куда больше, чем у меня
когда-либо. Я примерил спортивный пиджак, он пришелся мне почти впору.
Брюки? Длина вроде о'кей, а вот насчет пояса я не был уверен. Примерять же
пару и рисковать быть пойманным Грэхемом с ногой, сунутой в его же
собственные брюки, мне не хотелось. Да и что полагается говорить в
подобных случаях? "Привет! Я тут вас дожидался и решил скоротать время,
примеряя ваши штаны"? Не слишком-то убедительно.
У него был не один смокинг, а целых два - один обычный черный, другой
темно-бордовый. Я никогда и не слыхивал об этакой экстравагантности.
А вот бабочки на резинке я так и не нашел. Черных галстуков
насчитывалось несколько штук. Да только я не имел ни малейшего
представления, как завязывают бабочку.
Я глубоко вздохнул и горестно задумался над этой сложной проблемой.

Раздался стук в дверь. Если я не выскочил из собственной шкуры, то
только лишь по чистой случайности.
- Кто там? (Честное слово, мистер Грэхем; я тут вашего прихода
дожидался!)
- Горничная, сэр.
- О, входите, входите!
Я услышал, как она звенит ключом, и тут же вскочил, чтобы отодвинуть
задвижку.
- Извините, совсем забыл, что закрыл и на задвижку. Пожалуйста,
заходите.
Маргрета оказалась примерно того же возраста, что и Астрид, но
выглядела моложе и привлекательнее со светлыми как лен волосами и
веснушками на носу. Она говорила на выученном по учебнику английском с
каким-то милым акцентом. В руках Маргрета держала платяную вешалку с белым
пиджаком.
- Ваш обеденный костюм, сэр. Карл сказал, что второй пиджак будет
готов завтра.
- О, большое спасибо, Маргрета! Я о нем начисто позабыл.
- Я была уверена, что позабудете. Поэтому вернулась на борт чуть
пораньше - пока прачечная не закрылась. И очень рада, что так поступила.
Для темного костюма сегодня слишком жарко.
- Вам не следовало торопиться из-за меня - эдак вы меня совсем
избалуете.
- А я люблю заботиться о наших гостях. И вам это хорошо известно. -
Она повесила пиджак в шкаф и пошла к двери. - Я зайду попозже, чтобы
завязать вам галстук. В шесть тридцать, как обычно, сэр?
- В шесть тридцать годится, а теперь который час? (Будь оно неладно,
мои часы пропали одновременно с теплоходом "Конунг Кнут"; на берег я их не
брал.)
- Уже почти шесть... - Маргрета замешкалась. - Пожалуй, будет лучше,
если до ухода я приготовлю вашу одежду. У вас и так мало времени.
- Моя милая девочка! Но это же не входит в ваши обязанности!
- Нет. Но я сделаю это с удовольствием. - Она выдвинула ящик комода,
вынула оттуда фрачную сорочку и положила ее на мою (Грэхема) кровать. И вы
знаете почему!
С энергической компетентностью человека, точно знающего, где и что
лежит, она выдвинула маленький ящик стола, до которого у меня еще руки не
дошли, достала оттуда кожаный футляр, вынула из него и положила рядом с
рубашкой часы, кольцо и запонки, продела запонки в манжеты, выложила на
подушку чистое нижнее белье и черные шелковые носки, поставила возле стула
вечерние туфли, вложив в одну из них рожок, взяла из шкафа смокинг,
повесила его вместе с черными отглаженными брюками (подтяжки уже
пристегнуты) и темно-красным жилетом на дверцу гардероба. Окинув взглядом
это великолепие, добавила к стопочке вещей на подушке воротничок с
отогнутыми уголками, черный галстук и свежий носовой платок; снова
посмотрела, положила возле часов и кольца ключ от каюты и бумажник, опять
оценила все острым взглядом и удовлетворенно кивнула.
- Пора бежать, иначе я пропущу обед. Вернусь, когда надо будет
завязывать галстук, - и исчезла. Но не убежала, а словно ускользнула.
Маргрета была абсолютно права. Если бы она не приготовила все, что
нужно, мне пришлось бы куда как туго. Одна сорочка чего стоила - она была
из тех, что застегиваются неизвестно как на спине. Я таких в жизни не
нашивал.

Спасибо еще, что Грэхем пользовался обыкновенной безопасной бритвой.
К шести пятнадцати я соскоблил выросшую с утра щетину, принял душ (что
было совершенно необходимо) и смыл копоть с волос.
Его туфли оказались мне в самый раз, как будто я сам разнашивал их.
Брюки были в поясе узковаты. Датский корабль - не то место, где можно
сбросить вес, а я пробыл на теплоходе "Конунг Кнут" целых две недели. Я
все еще сражался с проклятой рубашкой, что надевается задом наперед, когда
Маргрета вошла в каюту, воспользовавшись собственным универсальным ключом.
Она подошла ко мне и сказала:
- Стойте смирно, - и быстро застегнула все пуговицы, до которых я не
мог дотянуться, затем укрепила, с помощью предназначенных для этого
запонок, дьявольский воротничок и повесила мне на шею галстук. - Теперь,
пожалуйста, повернитесь.
Завязывание бабочки - операция, напрямую связанная с магией, но,
видно, Маргрета знала все необходимые заклинания.
Она помогла мне надеть жилет, подала пиджак, осмотрела с ног до
головы и объявила:
- Что ж, пожалуй, сойдет. И я горжусь вами; за обедом девчонки только
и говорили, что о вас. Жаль, не пришлось видеть самой. Вы очень смелый.
- Какое там смелый! Просто глупый. Начал болтать, когда следовало
держать язык за зубами.
- Нет, смелый. Мне пора - Кристина сторожит мою порцию вишневого
торта, и, если я задержусь, кто-нибудь его обязательно слопает.
- Бегите. И огромное спасибо. Торопитесь и не упустите свой торт.
- А вы не думаете мне заплатить?
- О! А какую плату вы хотели бы получить?
- Не дразните меня!
Она придвинулась еще на несколько дюймов и подняла ко мне лицо. Не
так-то уж много я знаю о девушках (а кто знает много?), но тут все было
яснее ясного. Я взял ее за плечи, поцеловал в обе щеки, поколебался ровно
столько, чтобы убедиться, что она не сердится и даже не удивлена, а затем
влепил поцелуй прямехонько посередине. Губы были теплые и мягкие.
- Вы эту плату имели в виду?
- Да, конечно. Но вы умеете целоваться и получше. Знаете ведь, что
умеете. - Она выпятила нижнюю губку и скромно опустила глаза.
- Ну, держитесь!
Да, я умею целоваться и получше. Или, вернее, умел в те времена,
когда нам частенько приходилось прибегать к поцелуям такого рода. Позволив
Маргрете играть роль ведущего и радостно кооперируясь с нею во всем, что,
как ей казалось, повышает качество поцелуя, я за пару минут узнал о
поцелуях больше, чем за всю жизнь.
В ушах у меня звенело.
После того как мы оторвались друг от друга, она на миг замерла в моих
объятиях, затем невозмутимо посмотрела на меня.
- Алек, - сказала она тихонько, - никогда еще ты не целовал меня так
здорово. Божественно! Ну а теперь я побегу, а то ты из-за меня опоздаешь к
обеду.
Она выскользнула из моих объятий, выскочила за дверь как всегда в
мгновение ока.
Я внимательно рассмотрел свое отражение в зеркале. Никаких следов. А
вообще-то столь страстные поцелуи вполне могли оставить кое-какие следы!
Что же за личность этот Грэхем? Носить его одежду я могу, но осмелюсь
ли я позаимствовать и его женщину? А она действительно его женщина? Кто
знает! Во всяком случае не я. Был ли он развратником и бабником? Или я
вломился в совершенно невинный, хотя и несколько опрометчивый роман?
Нельзя ли мне вернуться назад тем же путем - через огненную яму?
Вопрос лишь в том - хочу ли я этого?

Идешь на корму, пока не достигнешь главного трапа, потом спускаешься
на две палубы вниз и снова идешь в сторону кормы - так было указано на
пароходных планах буклета.
Нет проблем! Человек у двери столовой, одетый примерно так же, как и
я, но с меню под мышкой, был, вероятно, старшим официантом или главным
стюардом столового салона. Он подтвердил мою догадку, улыбнувшись широко и
профессионально.
- Добрый вечер, мистер Грэхем.
Я остановился:
- Добрый вечер. Что это за изменения в размещении пассажиров за
столиками? Где я должен сидеть? (Хватайте быка за рога, и в худшем случае
вы хотя бы удивите его.)
- Это не навсегда, сэр. Завтра вы опять будете есть за четырнадцатым
столиком. А сегодня капитан просит вас пожаловать за его стол.
Он подвел меня к огромному столу, занимавшему середину салона, и
начал было усаживать по правую руку капитана, но капитан встал и принялся
аплодировать. Все, кто сидел за этим столом, последовали его примеру, к
ним присоединились остальные, собравшиеся в большом зале, которые, как мне
показалось, стоя приветствовали меня. Кое-где даже звучали восторженные
выкрики.
За обедом я сделал два важных открытия. Первое - совершенно очевидно,
Грэхем выкинул тот же глупый номер, что и я (тем не менее неясность, было
ли нас двое или я был в единственном числе, все же оставалась; этот вопрос
я решил отложить в самый долгий ящик).
Второе, но самое важное - не пейте ледяной ольборгский аквавит
[крепкий алкогольный напиток, настоянный на различных пряностях, в том
числе на лакрице] на пустой желудок, особенно если вы, подобно мне,
воспитаны в духе трезвости.

3
Вино глумливо, сикера - буйна...
Книга притчей Соломоновых 20, 1
Я не хочу возводить напраслину на капитана Хансена. Мне приходилось
слышать, что скандинавы, насыщая свою кровь этанолом, делают ее похожей на
антифриз, чтобы легче переносить долгие суровые зимы, а потому они плохо
понимают людей, которым от крепких напитков делается нехорошо. Кроме того,
никто за руки меня не держал, никто не зажимал мне ноздри, никто насильно
не лил мне спирт в глотку. Последнее проделал я сам.
Наша церковь не придерживается взгляда, что плоть слаба, а грех
по-человечески понятен и извинителен. Грех может быть прощен, но отнюдь не
с легкостью. Прощение еще надо заслужить. А потому грешнику надлежит
выстрадать свое искушение.
Кое-что об этих страданиях мне еще предстояло узнать. Мне говорили,
что они называются похмельем.
Во всяком случае, так их называл мой дядюшка-выпивоха. Дядя Эд
утверждал, что человеку никогда не бывать трезвенником, если он не пройдет
полного курса пьянства, ибо иначе, ежели соблазн встанет на его пути, он
не будет знать, как с этим самым соблазном управиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47