- Это одна возможность, Стив. Смены миров могут быть знаками,
посланными самим Сатаной, чтобы обмануть нас. С другой стороны, они могут
быть предвозвестниками конца света и пришествия Христа во царствие свое.
Вот послушай Слово:
"И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст
света своего, и звезды падут с неба, и силы небесные поколеблются;
Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся
все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках
небесных с силою и славою великою;
И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его
от четырех ветров, от края небес до края их" [Евангелие от Матфея 24, 29 -
31].
В общем, все сводится вот к чему, Стив. Может быть, это фальшивые
знаки бед и несчастий, предвещающие конец, а может это чудеса, знаменующие
Parousia - Второе пришествие. Так или иначе мы подошли к концу этого мира.
Возрожден ли ты?
- М-м-м... Не могу утверждать. Меня крестили давным-давно, когда я
был еще слишком мал, чтобы сообразить, о чем идет речь. В церковь я почти
не хожу, если не считать свадеб и похорон друзей. И даже если меня разок и
окатили водой, то с тех пор я успел изрядно подзапылиться. Думаю, я вряд
ли подхожу под требуемый стандарт.
- Да, я убежден, что не подходишь. Стив, конец света приближается, и
Христос снова грядет к нам. Самое важное дело, которое у тебя есть, - да и
у всех остальных - положить грехи свои перед Иисусом, чтобы он смыл их
кровью своей и чтобы ты возродился в нем. Ибо не будет тебе иного
предупреждения. Сперва раздастся глас трубный, и ты либо окажешься в
объятиях Иисуса, счастливый и невредимый на веки вечные, или будешь
сброшен в огонь и серу кипящую, чтоб мучился в них без конца.
- Вот те на! Алек, ты никогда не думал стать проповедником?
- Еще как думал.
- Знаешь, тебе не думать надо, а просто стать им. Ты говорил так,
будто веришь каждому произнесенному слову.
- А я и верю.
- Я тоже так подумал. Ладно. В общем, из уважения к тебе обещаю, что
основательно обмозгую это дельце. А пока будем надеяться, что сегодня
Второе пришествие еще не состоится, а то у меня груз, который следует
доставить по назначению. Хейзел! Дай-ка счет, милочка: мне уж давно пора
смотреть дорожные картинки.
Три бифштекса стоили три девяносто, шесть кружек пива еще шестьдесят
центов, то есть всего четыре пятьдесят. Стив расплатился "полуиглом"
["игл" (орел) - старинная американская золотая монета в десять долларов] -
монетой, которую я видел только в коллекциях. Мне очень хотелось
рассмотреть ее получше, но я не мог найти предлога.
Хейзел взяла ее и осмотрела со всех сторон.
- Не так уж часто появляется у нас золото, - заметила она, - чаще
всего бывают "колеса" ["колесо" (cartwheel) - серебряная монета крупного
размера достоинством в один доллар], а иногда и бумажки, хотя босс их не
очень уважает. Уверен, что обойдешься без нее?
- А я нашел клад Старого Голландца.
- Я с тобой играю. Только пятой женой стать не собираюсь.
- Так и я согласен только разок переспать с тобой.
- А этого ты тоже не получишь. Во всяком случае за какую-то жалкую
золотую пятерку. - Хейзел покопалась в кармане фартука и вынула серебряную
монету в полдоллара. - Твоя сдача, дорогой.
Стив вернул ей монету.
- А что можно получить за полдоллара?
Хейзел взяла монету и положила ее в карман.
- Плевок в левый глаз. Спасибо. Спокойной ночи, друзья. Рада, что вы
нас навестили.

На протяжении тридцати пяти миль или около того до самого Флагстафа
Стив успел задать уйму вопросов насчет виденных нами миров, но никаких
комментариев не делал. Его особенно интересовали мои описания воздушных
кораблей, реактивных самолетов, aeroplanos. Вообще все, что было связано с
техникой, казалось ему занятным. В телевидение ему оказалось труднее
поверить, чем в летательные аппараты, впрочем, как и мне. Но Маргрета
подтвердила, что сама видела телевизоры, а Маргрете не поверить нельзя.
Меня-то еще можно принять за жулика. Но Маргрету - нет. Ее голос и манеры
вызывают безграничное доверие.
Во Флагстафе, чуть не доезжая до шоссе номер шестьдесят шесть, Стив
съехал на обочину и притормозил, не выключая мотора.
- Приехали, - сказал он, - если, конечно, вы настаиваете, чтоб ехать
на восток. Если согласны ехать на север - милости просим.
- Нам обязательно надо попасть в Канзас, - сказал я.
- Да, я понимаю. Отсюда туда можно добраться несколькими путями, но
шоссе номер шестьдесят шесть - лучше всего... Хоть в толк не возьму, чего
вам понадобилось в этом Канзасе. Впереди, вон там, перекресток. Держитесь
правой стороны и вперед! Пропустить его вы не сможете. Попытайтесь поймать
грузовик на Санта-Фе. А где вы думаете ночевать?
- Мы еще не знаем. Будем идти, пока не поймаем попутку. Если до ночи
с попуткой не повезет - поспим на обочине, сейчас тепло.
- Алек, послушай своего дядюшку Дадли. В пустыне вам ночевать нельзя.
Это сейчас тепло, а к утру жутко похолодает. Может, ты не заметил, но мы
все время ехали в гору от самого Феникса. И если вас не сожрет "чудовище
Хилы" [крупная и очень ядовитая ящерица, встречающаяся на юго-западе США],
то уж песчаные блохи - наверняка. Надо снять койку.
- Стив, у нас нет денег.
- Бог даст - будут. Ты же веришь в это, а?
- Да, - ответил я суховато, - я верю в это. (Только он ведь помогает
тем, кто сам себе помогает!)
- Ну так доверься Богу. Мэгги, насчет этих делишек с концом света ты
с Алеком согласна?
- Во всяком случае я ему не противоречу.
- М-м-м... Алек, обещаю, что я эту мыслишку обсосу... и начну прямо
сегодня читать Гедеонову Библию. Не хочется и на этот раз пропустить самое
интересное. А вы идите по шоссе номер шестьдесят шесть и поищите местечко,
где написано "хижины". Не "мотель" и не "придорожная гостиница", не
объявление о матрасах Симмонса или о личных ваннах, а просто "хижины".
Если с вас потребуют больше двух долларов, идите дальше. Торгуйтесь
по-настоящему и получите за доллар.
Я не очень прислушивался, так как уже начал злиться. При чем тут
торговля? Он же знает, что у меня нет ни гроша. Или он мне не поверил?
- Итак, я говорю "прощайте", - продолжал Стив. - Алек, ты можешь
открыть дверь? Мне не хочется вылезать.
- Могу. - Я открыл дверь, спрыгнул на землю, но потом вспомнил о
вежливости. - Стив, я хочу поблагодарить тебя за все. За обед. За пиво. За
длинную дорогу. Да пребудет с тобой Господь! И да поддержит он тебя и
охранит.
- Спасибо тебе. И хватит об этом. Вот, - он полез в карман и достал
карточку, - это моя визитка. А точнее, адрес дочки. Когда доберетесь до
Канзаса, дайте знать, как дела.
- Обязательно. - Я взял карточку и хотел помочь Маргрете вылезти.
Стив задержал ее.
- Мэгги! А ты не собираешься поцеловать старика Стива на прощание?
- А как же! Обязательно, Стив! - Она обернулась и искоса глянула на
него.
- Вот так-то лучше. Алек, ты бы отвернулся.
Я не стал отворачиваться, но попытался сделать вид, что не смотрю,
хотя не мог удержаться, чтобы не понаблюдать за ними краем глаза.
Если бы это затянулось еще на полсекунды, я бы силой вытащил Маргрету
из кабины. Хотя, должен сказать, Маргрета вовсе не сопротивлялась
оказываемому вниманию. Она подчинилась охотно, целуя Стива так, как ни
одна замужняя женщина не должна целовать постороннего мужчину.
Это мне удалось вытерпеть с большим трудом.
Наконец они кончили. Я подал ей руку и захлопнул дверцу. Стив
крикнул: "Прощайте, ребята!" - и его грузовик рванулся вперед. Набирая
скорость, он дважды просигналил нам.
Маргрета робко сказала:
- Алек, ты сердишься на меня?
- Нет. Удивлен, да. Даже шокирован. Разочарован. Огорчен.
- Не смей задирать нос!
- З-э-э?
- Стив провез нас двести пятьдесят миль, накормил отличным обедом, не
поднял на смех, когда мы ему рассказывали нашу невероятную историю. А
теперь? Фу-ты ну-ты, ты становишься в третью позицию и смотришь на меня
свысока только потому, что я поцеловала его так, чтобы он понял, как я
благодарна за все, что он сделал для меня и моего мужа. Я не потерплю
этого, слышишь?
- Я только хотел...
- Прекрати! Не желаю слушать объяснений. Потому что ты не прав. И
теперь я рассердилась и буду сердиться до тех пор, пока ты не поймешь, что
не прав. Так что думай! - Она повернулась и быстро пошла туда, где
пересекались шестьдесят шестое и восемьдесят девятое шоссе.
Я заторопился за ней.
- Маргрета!
Она не ответила и только ускорила шаг.
- Маргрета!
Смотрит вперед и молчит.
- Маргрета, родная! Я был не прав. Мне ужасно жаль. Извини меня.
Она внезапно остановилась и, обняв меня, заплакала.
- Ох, Алек! Я так тебя люблю, а ты такой жлоб.
- Я тебя тоже люблю, но что такое жлоб?
- Это ты.
- Ну... в таком случае я твой жлоб, и ты от меня не отделаешься. И в
другой раз не уходи от меня.
- Не буду. Никогда.
И мы занялись тем, чем занимались до этого,
Немного погодя я откинул голову, чтобы шепнуть:
- У нас нет постели, которую мы могли бы назвать своей, а я еще
никогда в жизни так не нуждался в ней, как сейчас.
- Алек, пошарь в карманах.
- А?
- Когда Стив целовал меня, он шепнул, чтобы ты поискал в карманах, и
сказал: "Бог даст".
Я нашел его в левом кармане пиджака, золотой "игл" - никогда еще не
приходилось держать его в руках. Монета была очень тяжелая и теплая.

16
Человек праведнее ли Бога? И муж чище ли Творца своего?
Книга Иова 4, 17
Научите меня, и я замолчу; укажите, в чем я погрешил.
Книга Иова 6, 24
В аптеке в деловой части Флагстафа я обменял свой "игл" на девять
"колес", девяносто пять центов мелочью и кусок мыла "Айвори". Купить мыло
предложила Маргрета.
- Алек, аптекарь - не банкир; он может не захотеть менять нам деньги,
если обмен не будет частью торговой сделки. А мыло нам пригодится. Я хочу
постирать твое белье, да помыться нам обоим не мешает... Сильно
подозреваю, что в дешевых ночлежках, о которых говорил Стив, мыло в
стоимость ночлега не входит.
Оба ее предположения оказались верными. Аптекарь поднял брови, увидев
золотую монету в десять долларов, но промолчал. Он взял ее и бросил на
стекло прилавка, чтобы услышать звон, потом пошарил за кассой и, вытащив
маленький пузырек, капнул на монету кислотой.
Я ничего не сказал. Продолжая молчать, он отсчитал девять серебряных
долларов, полдоллара, четверть доллара и два дайма. Вместо того чтобы тут
же положить деньги в карман, я не торопясь проверил каждую монету тем же
способом, воспользовавшись стеклянным прилавком. Окончив, я пододвинул ему
обратно одно из "колес".
Он опять промолчал - небось не хуже меня слышал глухой звук,
произведенный фальшивой монетой. Аптекарь нажал на клавишу "без продажи" и
вручил мне другое "колесо" (его звук был чист, как звон колокольчика),
спрятав подделку куда-то в самый дальний конец денежного ящика кассы.
Затем повернулся ко мне спиной.
На окраине города, на полпути к Уиноне, мы набрели на ночлежку,
достаточно неприглядную, чтобы соответствовать нашим требованиям. Маргрета
торговалась на испанском. Наш хозяин запросил пять долларов. Маргрета
призвала пресвятую Деву Марию и еще трех святых в свидетели того, как
несправедливо с ней поступают. После чего предложила пять песо. Я не понял
ее маневра. Ибо знал, что никаких песо у нас нет. Неужели она попытается
всучить ему те никуда не годные "королевские" песо, которые я все еще
таскаю с собой?
Однако выяснить это не удалось, так как в качестве ответа наш хозяин
просто скинул цену до трех долларов и заявил синьоре, что сумма
окончательная и Бог ему в том свидетель.
В общем, они сговорились за полтора. После чего Маргрета попросила
дать ей чистые простыни и одеяла еще на пятьдесят центов, заплатила за все
два доллара и потребовала включить в эту цену подушки и чистые наволочки,
сказав, что тогда они будут квиты. Она получила требуемое, но хозяин
захотел, чтоб ему дали сколько-нибудь "на счастье". Марга дала ему дайм,
он низко поклонился и заверил нас, что его дом - наш дом.
В семь утра мы были уже в пути, отдохнувшие, чистые, счастливые и
голодные. Через полчаса, еще более голодными, мы оказались в Уиноне. С
голодом мы сквитались чуть позже, зайдя в маленькую забегаловку, открытую
в трейлере: стопка пшеничных блинчиков - десять центов, кофе - пять,
вторая чашка бесплатно, масло и сироп - без ограничений.
Маргрета не справилась со своими блинчиками: порции были слишком
велики, мы поменялись тарелками, и я слопал все, что у нее оставалось. На
стене красовалась надпись:
"ЗАПЛАТИ, КОГДА ПОЕШЬ - ЧАЕВЫХ НЕ НАДО -
ПРИГОТОВИЛСЯ ЛИ ТЫ К СУДНОМУ ДНЮ?"
Рядом с поваром - он же официант (думаю, он же и хозяин) - в пределах
досягаемости лежал экземпляр "Сторожевой башни" [журнал, издаваемый сектой
иеговистов].
Я спросил:
- Брат, что слышно о наступлении дня Страшного суда?
- Это не повод для шуток. Вечность - это очень долго, особенно если
проводишь ее в бездне огненной.
- Я не шучу, - ответил я. - Если судить по знамениям и чудесам,
наступил семилетний период, о котором говорится в одиннадцатой главе
Откровения, стих второй или третий ["А внешний двор храма исключи и не
измеряй его, ибо он дан язычникам: они будут попирать Святой град сорок
два месяца". "И дам двум свидетелям Моим, и будут они пророчествовать
тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище"]; только не
знаю, давно ли это случилось.
- Мы уже шагнули во вторую половину, и два свидетеля уже
пророчествуют, и антихрист бродит по Земле. А ты сподобился благодати?
Если нет, самое время поторопиться.
Я ответил ему:
"И вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, придет Сын
Человеческий" [Евангелие от Матфея 24, 44].
- Ты бы лучше в это поверил.
- А я верю. Спасибо за вкусный завтрак.
- Не за что. Бог да хранит тебя.
- Спасибо. Да благословит он тебя и укрепит.
Мы с Маргретой вышли и снова двинулись на восток.
- Ну, как ты, любимая?
- Наелась и счастлива.
- Я тоже. Кое-что из того, что ты сделала прошлым вечером, особенно
содействует моему счастливому расположению духа.
- Моему - тоже. Но с тобой всегда так, дорогой мой мужчина. Всякий
раз.
- Хм... Да... Так вот. Мне тоже... Всегда. Но я имел в виду другое -
то, что ты сказала до того. Когда Стив спросил, согласна ли ты со мной
насчет Судного дня, ты ответила, что согласна. Марга! Не могу даже
передать тебе, как меня огорчает то, что ты можешь не захотеть вернуться в
объятия Христа. Теперь, когда Страшный суд приближается с такой быстротой
и нет никакой возможности узнать точный час его наступления... в общем я
ужасно волновался. Я и теперь волнуюсь. Но кажется, ты начинаешь
прозревать, хотя пока мы об этом и не говорили.
Мы прошли шагов двадцать, но Маргрета так ничего и не сказала.
Наконец она очень тихо произнесла:
- Любимый, как бы я хотела успокоить тебя! Если бы только могла! Но я
ничем не могу помочь.
- Вот как? Тогда я не понимаю. Объясни, пожалуйста.
- Я же не говорила Стиву, что согласна с тобой. Я сказала, что не
отрицаю.
- Но это одно и тоже!
- Нет, любимый. Я не сказала Стиву, но должна была сказать, если бы
говорила совершенно откровенно, я _н_и_к_о_г_д_а_, _н_и _п_о _к_а_к_о_м_у
п_о_в_о_д_у_ не стану перечить мужу на людях. Наедине с тобой я готова
обсудить любой спорный вопрос. Но не в присутствии Стива. Или кого-то
другого.
Я проглотил это, оставив при себе множество возможных комментариев...
и наконец промолвил:
- Спасибо, Маргрета.
- Любимый, я делаю это как из чувства собственного достоинства, так и
ради сохранения твоего. Всю жизнь ненавидела зрелище ссорящихся супругов,
спорящих и обвиняющих друг друга при всех. Если ты скажешь, что на Солнце
полным-полно маленьких ярко-зеленых собачек, я не стану тебе возражать...
при посторонних.
- Да, но ведь так оно и есть!
- Сэр? - Она остановилась как вкопанная.
- Милая моя Марга, какая бы проблема ни возникла, ты всегда находишь
мягкий ответ. Если я когда-нибудь увижу на солнце ярко-зеленых собачек, то
обязательно вспомню и постараюсь обсудить этот вопрос наедине, чтоб не
ставить тебя в трудное положение на людях. Я люблю тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47