Он был убежден, что дело здесь
не чисто. Но у него была определенная цель. Он не мог всем помочь, да они
и не желали его помощи. Но он был обязан вытащить из этого безвременного
родильного дома ее, русоволосую!
И они снова побрели вдоль стены, мимо ряда, бесконечного ряда висящих
маток. По дороге Иван решил все-таки разузнать, что двигало смуглянкой,
почему она оказалась на особом положении.
И та выложила. То ли от безысходности, то ли будучи в шоке от
увиденного, но она сказала:
- Я стала на этих трехглазых работать вовсе не потому, что все мне на
Земле осточертело, это ты перегнул! У меня было два пути: или на подвески,
или - в садик. Да любая дура на моем месте выбрала бы то же самое. И
то-ведь не навечно же, не до смерти! Это просто оттяжка, отсрочка лет до
сорока, от силы, сорока пяти, а там... онн все равно бы меня приспособили!
Только я бы была и не против - после сорока какая жизнь?! Лучше уж висеть
вечно. Но не сейчас! Нет, только не сейчас, потом!
- Все ясненько, - заключил Иван.
Они дошли до решетчатой преграды. Крайняя висящая, полностью
утратившая человеческий облик, наверное, одна из первых подвешенных здесь,
принялась рычать на них, скалить зубы, плеваться. Вид у нее был безумный.
Иван не верил, что так выглядя, можно испытывать блаженство. Нет, их
просто одурманивали! На них нельзя было всерьез сердиться, их можно было
только пожалеть.
- Для тебя пока что свободного места нет, - сказал он с улыбкой
смуглянке.
- Хреново шутишь! - зло ответила та. - Все равно мы влипнем! Мне
наплевать на тебя, ты сам заварил эту кашу. Но я почему должна страдать,
а? Иван отпустил ее руку.
- Ладно, не страдай, - проговорил он раздраженно, - иди, гуляй!
Смуглянка рванулась было от него. Но тут же остановилась.
- Куда это я пойду? - растерянно пролепетала она не своим голосом.
- А куда хочешь!
- Ну уж нет! Сам заманил, а теперь бросаешь! Хватит! Хорошенького
понемножку, меня и так многие бросали, хватит!
Теперь она сама вцепилась Ивану в локоть.
- Отпусти-меня! - рявкнул он. - Мало того, что цепи таскать
приходится, так еще и тебя. Отпусти, кому говорю!
- Иди!
- Нет!
- Ну, как знаешь, - смирился Иван. И на всякий случай проверил - на
месте ли парализатор.
В решетке были широченные прямоугольные дыры. И они пролезли через
нее, пролезли, не зная даже-куда, зачем.
Им пришлось пройти через трое дверей люков, прежде чем они попали в
какую-то большую комнату, забитую непонятными станками-роботами с длинными
гибкими манипуляторами, присосками, привесками, вращающимися дисками,
прыгающими в залитых маслом цилиндрах шарами и прочим, прочим, прочим.
Для чего все это было нужно, Иван не имел ни малейшего представления.
Может, это было какой-то подсобкой, придатком обеспечения того самого зала
с матками, может, что-то другое. Во всяком случае, готового продукта всей
этой кипучей машинной деятельности Иван не видел-казалось, все шло по
замкнутому кругу, по внутреннему циклу.
- Чего стоишь дураком?! - процедила на ухо смуглянка.
- В смысле? - переспросил Иван.
- Ну и туп же ты, братец! Ты что, вечно собираешься с этими обрывками
таскаться?
До Ивана дошло. Он подошел к ближайшему вращающемуся диску, подставил
под иззубренный торец кольцо. Руку отбросило. Но Иван приспособился. Ему
разодрало всю кожу, задело кость, но от одного обрывка цепи он избавился.
Со вторым кольцом расправлялся осторожнее, без поспешности - умудрился
даже не оцарапаться. Одно его только мучило во время всего этого процесса
- вот сейчас освободится, ладно, пускай... а кто знает, может, через
десять минут, через миг, или через три дня он снова окажется болтающимся в
темнице на цепях? Нет, его уже не хватит тогда! Он лучше тогда захлестнет
себе горло этими цепями, удушится! Лучше уж смерть, чем такая житуха
развеселая с бесконечными подвешиваниями! Но тут же его рука непроизвольно
легла на грудь, прижала к коже крест. Иван освободился от тирании чувств.
Нет, он человек, он должен терпеть! Самоубийство-смертный грех! Он не
позволит им довести себя до этой крайности. Терпеть, надо терпеть!
- Ты заснул, что ли? - смуглянка дернула его за руку, - Надо
смываться отсюда, да поживей! Я нутром беду чую!
И она не ошиблась - наверху разом раздвинулись створчатые квадратные
люки, вниз, разматываясь под собственной тяжестью, спустились веревочные
лестницы - спустились очень выверенно, не попадая во вращающиеся детали
машин и механизмов, а ложась концами в проходы между станками-роботами.
Ивану вспомнилась операция по захвату Гуга Хлодрика Буйного в
Триесте. И по спине побежал холодок. Вот сейчас спрыгнет вниз, чуть
придерживаясь за веревочные Трапы, десяток-другой отважных трехглазых
молодцев, и все! Он даже не попытался приподнять ствола лучемета.
Зато смуглянка вырвала у него из-за пояса парализатор, направила его
дулом вверх. И Иван не стал у нее отнимать оружия, почему-то он ей
доверился в этот миг.
- А-а, все понятно, - проскрипело сверху, - а мыто думали, чего это
экспонаты забарахлили, сбились с ритму, а теперь ясненько... опять этот
слизняк поганый!
- Он, как есть он! - согласился с первым кто-то гундосый.
И вниз спустились двое. Спустились неторопливо, будто ощущали себя
хозяевами положения. Иван не мог ошибиться-это были Хмаг и Гмых. Но теперь
он знал, как поступать с подобными тварями, будь они живыми, полуживыми
или кибреами. Он резко вздернул ствол лучемета - и выдал половинный заряд.
Голова Хмага отлетела, попала в какой-то крутящийся и подпрыгивающий ротор
стана, и начала сама прыгать, крутиться, трястись, временами посверкивая
на Ивана бессмысленными черными глазами.
- Как это? - гундосо вопросил Гмых. - Это же непорядок!
- А вот так! - выкрикнул Иван.
И снова нажал на гашетку-крюк. Но теперь он был более экономным, мало
ли что могло произойти.
Гмых, недовольно и обиженно крякнув, рухнул на широкую конвейерную
ленту и поехал куда-то, покатился, подпрыгивая на ней, тряся
расслабленными восьмипалыми руками.
- Молодец! - шепнула смуглянка на ухо Ивану. - Теперь ты мне
по-настоящему нравишься!
Она не успела договорить последнего слова, как сверху по лесенкам
спустилось еще двое трехглазых - и снова это были Гмых с Хмагом! Это было
невероятно, но это было так! Иван не сразу понял, что это самые обычные
клоны-двойники-их может быть пара, две, сто пар, а может, и сто тысяч! Они
неистребимы! Это как сказочный Змей-Горыныч, у которого на месте каждой
отрубленной головы вырастают две новые! Это конец, его конец!
- Получай!
Хмага-второго Иван срезал на лету, тот не успел еще и ноги поставить
на пол. Дубль-Гмыха он не стал убивать, он просто выждал момента, когда
тот завис над пилообразными дисками, и сбил его слабеньким лучиком с
лестницы. Гмих упал, диски сделали свое, они очень быстро перемололи его
тело, лишь голова не прошла между ними-и принялась, как и у первого Гмыха,
трястись, как и у первого Хмага, подпрыгивать и вращаться. Иван поглядел
на индикатор магазина лучемета-оставалось на пять-шесть выстрелов средней
мощности. Он еще постоит за себя!
Но сверху лезли новые гмыхи, новые хмаги. И конца им не было видно.
Смуглянку била нервная дрожь, вероятно, она еще не привыкла ко всем
прелестям этого мира. Каждый раз, когда мимо нее, трясясь и стуча головой
на ребрах, прокатывало тело Гмыха, влекомое конвейерной лентой, она
вскрикивала, закрывала глаза, пряталась за Ивана. Парализатором она так и
не воспользовалась, видно, совершенно растерявшись, а может, и просто со
страху, из боязни трехглазых.
А Иван палил и палил. Он жег спускающихся одного за другим, без
пощады: В комнате-цехе творилось невообразимое. Вся она была завалена
трупами трехглазых клонов, повсюду прыгали, скакали, вертелись жуткие
головы, мелькали и пропадали в чревах механизмов руки, когтистые лапы,
обрубки тел. Все было залито и заляпано гнусной, вонючей, зелено-желтой
кровью... может, это была вовсе и не кровь, а смазочно-живительная
жидкость, текущая в трубках-артериях и шлангах-венах киборгов. Иван не
разбирался, ему надо было уцелеть в этой перестрелке, односторонней
перестрелке, похожей больше на бойню, на истребление почти беззащитных
гмыхо-хмагов.
Сам Иван тоже был залит мерзкой дрянью. И у него не было времени,
чтоб утереться, он палил и палил. Но он знал, что сила за ними, знал, что
и победа в конце концов будет за ними-они его возьмут числом, задавят,
завалят, как заваливают своими телами ручей-преграду переселяющиеся
муравьи.
- Прекрати-и-и!!! - заорала вдруг из-за спины смуглянка. -
Хвати-и-ит!!!
Иван оттолкнул ее. Небабье это дело. Он как раз срезал очередного
клона. И не сразу понял, что магазин пуст. Он увлекся, растранжирил все
запасы. Теперь они могли с ним делать что хотели!
В комнате-цехе был сущий ад. Она превратилась в чудовищную мясорубку.
В ней невозможно было оставаться: перемалываемые кости хрустели и трещали,
пол был залит желто-зеленым, Иван стоял по щиколотку в этой липкой дряни,
головы прыгали словно сотни баскетбольных мячей, смуглянка билась в
истерике, что-то пыталась произнести членораздельное, но ей это не
удавалось. Иван и сам был близок к обмороку.
- Ну чего там, поуспокоился? - спросил гундосо сверху очередной Гмых,
просунул голову в люк, потом и сам полез, как был, так и полез - вниз
головой, цепляясь корявыми лапами.
- Притомился, - вяло поддержал напарника очередной Хмаг. И тоже стал
спускаться.
Они явно не торопились. И Ивана трясло, било, колотило, он не мог
выжидать ни секунды, нервы были на пределе. Он готов был броситься на них
с кулаками, драться в рукопашную. И в то же время не мог сдвинуться с
места.
- Я сколько раз говорил, нечего эту мразь сюда запускать, -
прогундосил Гмых. - Вот видишь, кто был прав?! - Он ткнул корявым
когтистым пальцем в сторону своего близнеца, продолжающегоо бесконечное
кружение-путешествие на конвейерной ленте.
- А кто спорит! - отозвался Хмаг.
Он подошел к Ивану и ударил его кулачищем прямо в нос. Удар был столь
силен, что Иван, сбивая с ног смуглянку, полетел на пол, в жижу.
- Убью-ю! Убью-ю-ю! - закричала смуглянка, выставляя парализатор. -
Не подходи-и!!!
Но она так и не нажала на спусковой крюк.
Гмых подошел к Ивану, нагнулся и трижды ударил его кулаком по голове.
Потом отступил на щаг, отвел корявую четырехпалую когтистую лапищу, да так
наподдал, что Иван отлетел по проходу шагов на десять.
- Это чтоб на дороге не мешался! - пояснил Гмых.
Они схватили смуглянку с обеих сторон за руки, встряхнули, потом еще
раз, сильнее-и она потеряла сознание.
- Ну, пока! - проскрипел Гмых.
- До свиданьица, то есть! - уточнил Хмаг.
И они ушли, волоча за собою всю заляпанную брызгами, измызганную в
желто-зеленом и безжизненную смяглянку, ушли через обычную боковую дверь,
которая словно по команде распахнулась перед ними прямо напротив того
места, где лежал Иван.
Харх-А-ан-Ха-Архан-Хархан-А
Меж-арха-анье. Год 124-ый, месяц развлечений
Он лежал недолго. Надо было уходить, пока не хватились. А что
хватятся, Иван ле сомневался.
Он встал. Обрывками комбинезонов, как мог стер с себя вонючую и уже
подсыхающую зелень. Ладонями обтер лицо. Потом, когда первый Гмых
проплывал на ленте мимо него, стянул тело с ленты, вытряхнул егв"из
комбинезона, предварительно распустив пояс и боковые узлы. Комбинезон
натянул на себя-сколько можно голышом, в одном поясе и узеньких тонких
трусах, разгуливать по этому миру! Закинул за спину лучемет. И пошел к
распахнутым дверям.
Челюсть саднило после ударов. Да и под ребрами что-то болело. Но
Иван, знал-переломов нет, трещин тоже. Да и будь они, у него есть
яйцо-превращатель!
С полдороги он вернулся, подобрал обрывок цепи. Может, пригодится
еще! Сейчас все может пригодиться. Сунул цепь в карман - в широченный
набедренный карман комбинезона.
Ничего у него не получалось, абсолютно ничего, за что бы ни взялся!
Лану не отыскал! Смуглянку увели! Что с ней будет, где она сейчас?!
Кровавая бойня, эта жуткая мясорубка закончилась какой-то идиотской
комедией! Ему даже не предъявили обвинения, даже не сказали ничего, лишь
отпихнули с Дороги! Это был верх презрения. Ну и наплевать?
Иван перешагнул через порог. И увидал шар - точно такой-же шар, какой
стоял в садике, на котором любил сиживать и пошевеливать пальчиками жирный
вертухай-доброжелатель.
Иван чуть не бегом кинулся к шару. И все же приостановился, не доходя
метров трех. Он увидал, что здесь множество подобных шаров, к какому идти,
какой нужный?! А вдруг это уже отработанные переходные шлюзы?! Или
наоборот, еще не сданные в эксплуатацию? Нет, надо пробовать!
Он ткнулся в боковину. Не тут-то было! Зашел с другой стороны. Потом
вскарабкался наверх. Уда рил несколько раз в шар прикладом лучемета. Все
понапрасну!
Чего он только не перепробовал: и на четвереньках пытался вползти, и
спиной, как советовал жирный вертухай, и головой бился... Устал. Присел
передохнуть, прислонился к ребристой поверхности.
Ах, как он устал! И не сейчас, не здесь, а да все дни, может, и
месяцы пребывания в треклятой Системе.
Он провел ладонью по подбородку. Но тот не прощупывался. Если
каких-то три дня назад он еще кололся и был похож на жесткую щетку с
коротким ворсом, какими обычно вычищают собакам шерсть, то сейчас это была
уже настоящая борода. Бриться было нечем, негде, некогда да и незачем!
Иван вздохнул, опустил руку на колено. Оброс, одичал, вон и ребра
торчат... а есть почему-то не хочется! Вспомнив про еду, он вытащил из
пояса два шарика, проглотил. И сразу же в голове появилась смутная
какая-то мыслишка - неужто он настолько неинтересен местным, что его даже
не желают обыскать, отобрать то, что при нем, изучить, исследовать эти
предметы, ведь давно же могли! АН нет! Это было непостижимо! Хотя,
впрочем, Ивану подумалось и другое - вот взять муравья, к примеру, волокет
он свое богатство, былиночку, жука дохлого или личинку, иголку палой хвои,
ведь у человека не возникает желания отобрать у жалкого мураша его
"богатства", ведь так?! Но он все-таки не муравей! Иди же муравей?! С ума
можно было сойти.
Но хватит, пора вставать! Иван выпрямил ноги, невольно уперся спиной
в шар-и тот сдвинулся, покатился. А Иван не удержал равновесия и, так и не
успев выпрямиться, повалился назад. Врожденное хладнокровие и отменная
реакция спасли его - увидав на месте откатившегося шара провал, Иван
извернулся, ударился коленями о края, полетел вниз, но успел-таки
зацепиться. Вися на кончиках пальцев, он умудрился подтянуться и через
какую-нибудь секунду выскочил бы наверх. Но шар вдруг пошел прямо на него
- неумолимо, всей своей каменной тяжестью. Иван не захотел быть
придавленным - будь, что будет! И он расслабил руки. Вовремя
расслабил-самодвижущийся шлюз паровым молотом приближался к
лунке-наковальне, стремясь обрести покой, и вот шар встал на свое место,
закрывая провал, застилая свет белый. А Иван полетел вниз.
Казалось бы, должен был привыкнуть ко всем этим падениям. Но разве
привыкнешь! Каждый раз у него что-то в груди обрывалось, в мозгу стучало:
"ну, все! это конец!" И каждый раз выносила нелегкая! Вот и сейчас
вынесла: Иван падал недолго. Да и странным каким-то было падение -
поначалу он летел вниз, точно вниз! потом он потерял ориентацию, а еще
чуть позже он вдруг ощутил, что летит вверх, а низ - внизу, как ему и
положено. И настал момент, когда он остановился, когда кончился этот
полет, и Иван застыл на миг. Застыл, чтобы начать обратное падение-полет.
И он почувствовал - вот сейчас случится непоправимое, если он не
предпримет чего-либо, его как гирю маятника будет носить по мрачной трубе
туда и обратно, без остановки, без начала и конца движения, и тогда он сам
станет вечным, да таким вечным, что все эти марты-матки позавидуют
бесконечности его маятникообразного существования в трубе... Что мог
сделать Иван, что он мог предпринять? Лишь одно - он растопырил руки и
ноги, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, за что можно уцепиться, и он уже
летел вниз, когда в ладонь ударило что-то, чуть не вывернуло от резкой
остановки руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86