И все же... Он
решился. Высота не столь страшная, все должно быть в порядке. А уж назад
он вскарабкается по бетонному столбу в доли секунды!
- Одну минуту! - сказал Иван вполне вежливо.
И прыгнул в кучу хлама вниз головой, выставив вперед руки, словно он
прыгал в воду с вышки или крутого берега.
Сразу стало темно - хоть выколи глаза. Иван плюхнулся в высокую
густую траву. В воздухе он успел перевернуться - и упал сначала на ноги,
потом на бок и на спину. Не соврал незнакомец! Ивана аж затрясло от
радости-теперь ему все нипочем! Он вскочил, подбежал к тому месту, где
должен был стоять бетонный столб. Но столба не было.
Никакого заборчика на месте не оказалось. Прямо посреди сада под
гирляндой тускленьких разноцветных лампочек стоял огромный шар, оплетенный
толстой сеткой. На его вершине сфинксом сидел евнух-вертухай, В этом
нереальном свете он выглядел изваянием. Глаза были полуприкрыты
морщинистыми дряблыми веками. Иван не мог определить, видит ли охранник
его или нет. Сам он стоял совершенно открыто, не прячась за
стволами-благо, темень скрывала все.
- ...и вот тогда они меня хвать! - продолжала свой бесконечный
рассказ смуглянка, голос ее был усталым, полусонным. - Ну все, думаю,
пришел мой конец... - она изощренно и витиевато выругалась. - А я ив
отруб, бац, и нету! Прихожу в себя, а перед мною рожа - страшней войны! И
как начали открывать кабинки! как начали всех вывертывать да вытряхивать
из шкур собственных, тут я снова в отключку!
- Да заткнись уже! - вяло вставила блондинка.
- Пускай травит, - подала голос русоволосая.
Они сидели подле шара. И похоже не собирались спать. Вертухай
временами приподнимал веки и начинал скрежетать. Но внимания на него не
обращали.
Ивану захотелось подбежать, схватить русоволосую за руку, утешить,
увести, украсть ее! Он еле сдержал себя, смирил нервную дрожь. Потом
пригляделся к обрюзгшему и мерзкому вертухаю. Нет, тот не годился для его
плана, совсем не годился.
- ...и тогда я как заору! А он мне когтем под зад! Да так, будто в
подушку! А сама-по колено в кровище! А эти, освежеванные, ползают,
шевелятся! Бабы орут! Одна в истерике бьется! А я нет, я теперь молчу, я
не дура, чтоб вопить да дергаться! Нетушки, мне везде хорошо!
Иван развернулся и пошел во тьму. Все приходилось начинать с самого
начала. Он шел и думал, хоть бы один выскочил из-за дерева, ну, где же вы,
други-негумановиды?! Откликнитесь! Его рука покоилась на округлом
предмете, лежащем в поясе. Он был готов. Но никто не вышел ему навстречу.
Когда он добрался до навеса, столбы стояли как ни в чем не бывало на
своих местах. Иван полез наверх, вцепился в решетку, просунул голову
сквозь кучу хлама. На чердаке все было без изменений - так же горел
лучинный свет, так же стоял колченогий табурет посреди мусора. Незнакомца
что-то не было видно. Но Иван не опечалился из-за его отсутствия.
Какие-бы тут ни были ходы и выходы, решил он, какие бы дверцы и двери
не распахивались в самые разные комнаты, а тропку и здесь проложить можно.
Главное, не гнать, не спешить - в этом Иван был согласен с неизвестным
доброжелателем.
Он посидел немного на табурете. Дождался, пока улягутся в голове
беспокойные и суетные мысли. И опять полез в поролоно-соломный хлам. Но
уже вниз ногами. Он специально подольше повисел на решетке,
пораскачивался, поболтал ногами, словно пытаясь привлечь к себе внимание.
И только потом спрыгнул.
Стопы ощутили мягкость и упругость травы. Иван чуть не взвыл от
досады - Снова придется лезть наверх, снова придется прыгать вниз...
водевиль, гнусный, поганый водевиль! Чтоб разорвало эту Вселенную со всеми
ее дурацкими законами! Чтоб ее вывернуло наизнанку!
Иван подошел к белому бетонному столбу, вцепился в него руками. И тут
же отпрянул. Из-за столба вышел негуманоид с витой плетью в руке и
прогундосил:
- Везде и всему должна быть мера, я ясно выражаюсь?
Иван кивнул.
- Так в чем же дело, гнида паршивая?!
Иван схватился за резак, от нахлынувшего внезапно бешенства кровь
ударила в голову. Но броситься на гундосового он не успел. Сзади ожгло
чемто - ожгло так больно, что Иван застонал, сквозь зубы, подскочил и, не
глядя, рубанул назад резаком. Длинное и широкое лезвие просвистело в
воздухе и ничего, никого не задело. А Ивана ожгло с другой стороны.
- Проваливай отсюда! - заорал невидимый в темноте Хмаг.
Иван кинулся, на голос и с размаху всадил нож во что-то
упруго-твердое. Его тут же откинуло. Но рукояти он не разжал. Прислонился
спиной к столбу, еле различая перед собой два смутных силуэта в шести
шагах, не дальше.
- Гмых, он меня пропорол насквозь, - пожаловался Хмаг обиженно и
грустно.
- Заживет к утру, не возникай!
- Да нет, я к тому, что некрасиво все это, не по-нашему, - слезливо
продолжил Хмаг, - разве ж так поступают, а? Да еще в такой год, в такой
месяц?! Нет, Гмых, что ты ни говори, а это нехорошо.
Гмых прочистил глотку, посопел, но гундосости своей не утратил.
- А я всегда говорил. - пробурчал он, - не хрена возиться с этими
амебами! Ну посуди, зачем они тут, в Системе?!
- Вот и я так считаю, - обрадовался Хмаг, ощутив поддержку. - Гнать
их отсюда поганой метлой! А ну, падаль, во-о-н!
На этот раз плеть просвистела у самого лица Ивана, оставила рубец на
груди. Это было свыше его терпения. Иван подпрыгнул вверх на два метра,
оттолкнулся ногами от столба, молнией пролетел отделявшие его от обидчика
шесть шагов, сбил с ног, не пытаясь даже разобраться кто это - Хмаг или
Гмых. И резанул по горлу, потом всадил острие ножа в верхний глаз,
крутанул рукоять. В лицо и грудь ударило что-то холодное, липкое. Но Иван
все бил и бил, нанося удар за ударом, не обращая внимание на жгучую боль,
перекрещивающую спину то слева направо, то справа налево, то сверху вниз.
Он перестал колоть и рубить лишь когда ощутил, что тело под ним размякло.
Да, он убил эту мерзкую, отвратительную гадину! А надо будет, и еще убьет
- вторую, третью, двадцатую... Иван был вне себя от злобы. Он вскочил на
ноги, резко развернулся и перерубил взвившуюся в воздухе плеть.
- Вот ты как? - вяло возмутился гундосый.
- Так! - выкрикнул Иван. И бросился на него с резаком, позабыв про
свой план, про русоволосую, про все на свете. Ему было сейчас совершенно
все равно, что произойдет через минуту, через час, через день. Ему
хотелось крушить, бить, убивать сейчас, именно сейчас, когда его довели до
последнего предела, когда терпеть нельзя, когда уже преступно прощать и
отступать.
Гундосный Гмых сбил его с ног мощным ударом в лоб. Иван сам не
заметил, как оказался на траве.
- А с ним еще хотели по-людски! - проскрипел из-за спины Хмаг!
У Ивана челюсть отвисла - воскрес? не может быть?! наваждение!
чертовщина! война с призраками! Он даже не сделал попытки приподняться.
Что-то вдруг лопнуло в нем, оборвалось. Нож-резак выпал из руки.
Четыре когтистые лапы приподняли его, подбросили в воздух и с силой
шмякнули об землю - плашмя, всем телом. Потом еще раз, и еще. Иван потерял
сознание.
Он не знал, сколько пробыл в забытьи. Но когда приоткрыл глаза, уже
светало. Хмаг и Гмых стояли над ним, что-то жевали, чем-то запивали,
протягивая друг друг по очереди пузатую бутылочку.
- Надо его сдать, и дело с концом, предложил Хмаг, не переставая
жевать, сопя, глотая, бубня.
- Угу! - согласился Гмых. И поглядел вниз. - Смотри-ка очухался!
- Не может быть!
Хмаг без долгих раздумий обрушил бутылку на Иванов лоб. Она тут же
разбилась вдребезги. Но Иван почти не почувствовал боли, он еще находился
в состоянии полнейшего отупения и бесчувственности.
- Зря ты это, - посетовал Гмых, - там еще на донышке оставалось
чуток.
Хмаг вместо ответа предложил:
- Ну что, взяли?
- Взяли!
И они - подхватили Ивана под руки, волоком оттащили к столбу,
прислонили стоймя. И начали его мордовать без тени жалости, не заботясь
похоже даже о собственных кулаках.
Голова у Ивана болталась из стороны в сторону. Он ничего не понимал,
полностью потерял ориентацин, не осознавал, где находится и вообще, что
происходит. Его еще никогда столь деловито и методично не били.
- Хватит... - пролепетал он еле слышно.
- Нет, рано покуда, - самым серьезным образом отозвался гундосый
Гмых.
- Мы только еще начали! Мы только еще во вкус вошли! - поддержал
напарника Хмаг.
Ивану казалось, что его голова превратилась в огромный пустой котел,
по которому били с двух сторон железными рельсами. Котел беспрестанно
увеличивался в размерах, разбухал, гудел, звенел, дрожал, ухал,
раскачивался, дребезжал... а по нему все били и били, словно созывали на
какое-то важное дело глухих. Терпеть не было никакой мочи. Но ничего
другого не оставалось. У Ивана не хватало сил приподнять руки, прикрыться.
Он того и гляди мог свалиться под ноги деловитым мордобойцам. Но падать
ему не хотелось. И он удержался.
- Хватит...
- Щас, погоди, еще первый раунд не кончился, - миролюбиво протянул
Гмых.
- Ага, гонга не было! - поддакнул Хмаг. И врезал в очередной раз по
уху.
Иван почти не слышал слов, они долетали как сквозь свинцовую стену.
Котел гудел, вибрировал, грозил лопнуть, разорваться в любую минуту.
- Ты все-таки очень непорядочная амеба, - бубнил Хмаг, - ты мне всю
шкуру исцарапал! Нет, парень, так себя в гостях не ведут!
Гмых ударил в скулу, отошел, полюбовался. И сказал:
- Ничего, впредь вежливее будет, мы наставнички с опытом. Вона как -
себя не жалеем, все учим, стараемся! Нам бы за это на третий уровень пора,
а нас все в Предварительном ярусе держа..
- Везде нужны мастера своего дела, - осадил напарника Хмаг. И залепил
Ивану такую плюху, что у того искры из глаз посыпались.
- Хватит... - Иван готов был признаться во всех несуществующих
грехах, взять на себя вину, смысла которой он понять, хоть убей, не мог,
он был готов почти на все, лишь бы его прекратили избивать.
- Вот теперь хватит! - сказал Гмых и напоследок врезал Ивану под
ребра. - Теперь передохнем малость.
Иван задохнулся, скорчился - ноги его перестали держать. Он сидел у
столба на корточках и ловил воздух разинутым ртом. Было уже почти светло.
- Делу время, потехе час, - многозначительно проговорил Гмых. И
уселся на травку в трех шагах от Ивана.
Хмаг присоединился к нему. И снова напарники что-то жевали, что-то
лакали из непонятно откуда взявшихся пузатых бутылочек. Ворчливо
переговаривались.
Кровь заливала Ивану лицо. Глаза заплыли, и он почти ничего не видел.
Половину зубов он выплюнул на траву, еще стоя. Сейчас выплевывал
оставшиеся. Язык не ворочался, он торчал во рту разбухшим кляпом. Где были
губы, щеки, нос, надбровные дуги, челюсти, уши, Иван не знал, он их не
ощущал по отдельности, все горело одним огнем, в одном кипящем месиве
внутри разбухшего котла и снаружи его. Ребра и ключицы были переломаны,
дышалось с трудом, с хрипом, с кровавой пеной на губах. В самом центре
огромного котла-головы звенели три слова, повторяясь до бесконечности,
сливаясь, теряя очередность: "да будет проклят да будет проклят да будет
проклят да..." Иван уже не понимал их значения, он вообще ничего не
понимал, он уже не был тем, кем был прежде... И все же какой-то непонятный
позыв внутреннего естества, уже и не принадлежавшего ему, двинул его
рукой, заставил ее шевельнуться, сжать пальцы, потом распрямить их, потом
распрямиться в суставе. Превозмогая острую боль, он дотянул руку до пояса
- с таким трудом, будто пояс этот находился за версту отсюда. Нащупал
кругляш. С четвертого раза расстегнул молнию-невидимку и, чуть не выронив
из окровавленной ладони, ставшее сразу скользским яйцо-превращатель,
рывком вскинул руку к горлу, сдавил упругий кругляш.
- Это твое дело, Хмаг, - цедил гундосый, - а я вахту отбарабаню, и
все! И на покой! Осточертели здесь! Скукотища!
- Хорошо тебе помелом мести! - злился Хмаг. - А мне каково?! Мне
пыхтеть еще до пособия четверть цикла, окачуриться можно.
- Работай, ты молодой! - хихикал Гмых. И булькал из бутылочки.
Иван ощущал, как уходила куда-то в небытие, далеко-далеко боль. А
вместе с ней и немощи, потерянность, опустошение, безволие, беспамятство.
Он оживал, оживал, с непостижимой быстротой, наливался силой, даже
какой-то непонятной и незнакомой, диковинной для него мощью. Он ощущал эту
мощь каждой клеточкой тела, каждым нервом. Еще минуту назад он почти не
мог разлепить залитых кровью век. А теперь он бы одним махом вырвал из
земли бетонный столб. Во всяком случае ему так казалось. Это было сказкой.
Но это было!
- А я возьму себе участочек на мирной планетенке по ту сторону дыры,
заведу хозяйство, живность какую-никакую и буду просиживать день-деньской
на скамеечке, глядеть на солнышко да радоваться, - мечтал Гмых. - Или нет,
замкнусь в зале отдохновений и буду балдеть, пока шарики за ролики не
зайдут, и ни одна тварь в Системе не сможет меня оттуда выгнать, так-то!
Хмаг вздыхал, кивал, охал, поддакивал. А потом заявил:
- Так оно, видать, и будет, коли нас эти слизняки проклятые раньше
времени в землицу не уложат! Ведь это ж какие нервы надо иметь, чтоб с
ними работать, а?!
- Точно, никаких нервов на них не хватит!
И оба вздохнули горестно и тяжело, оглядели припухшие кулаки,
поглядели в глаза друг другу сочувственно.
- Ну ладно, допивай, и пора браться за дело! - наконец прервал
молчание Гмых.
- Дело превыше всего! - торжественно как-то провозгласил Хмаг.
Иван открыл глаза и оглядел себя. Ему стало жутко настолько, что он
тут же зажмурился. Охлопав себя руками, убедился, что пояс на месте, и
запихал в него яйцо. Застегнул молнию. И только тогда вновь открыл глаза.
Он чувствовал себя прежним Иваном, не было никаких Изменений, никаких
новых и странных ощущений за исключением, возможно, необычайного прилива
сил, свежести. А глаза говорили о другом: плотное и необыкновенно крепкое
тело было скрыто под комбинезоном без длинных рукавов и штанин, точна
таким, какие носили негуманоиды-харханяне, чешуйчатые руки, ноги
оставались открытыми - Иван смотрел на эту темную, с зеленым отблеском
чешую на собственных руках, и ему было не по себе. Ноги заканчивались
морщинистой голой стопой, имевшей четыре толстых, с большими черными
когтями, пальца. Все это было непривычно. Но Иван чувствовал каким-то
непонятным чутьем, что этой ного-лапой можно действовать как рукой, а то и
получше. Он поднес к глазам руку - восемь длинных гибких, но вместе с тем
сильных и костистых пальцев были послушны его воле, он их сжал, разжал,
потом пошевелил каждым в отдельности и всеми вместе. Он не видел своего
лица, но он уже знал, что оно точно такое же как у Гмыха или Хмага -
трехглазое, брыластое, завешенное сверху пластинами... В новой шкуре было
непривычно, больше того, страшновато. Но в ней можно было жить!
- Чего это? - поинтересовался Хмаг, поворачивая голову к
Ивану-оборотню. - Чего?! Ах, слизняк, шутковать надумал!
- Не забалует, - проворчал Гмых. И тоже обернулся. Нижняя челюсть у
него сразу отвисла, обнажив ряд пластин.
Иван потрогал языком шарик - переговорника на небе - тот был на месте
и, судя по всему, работал. Тянуть резину не следовало. Надо было
опробовать себя в новом теле. Философствовать и докапываться до причин
всех событий можно будет потом, на покое.
Иван вскочил на ноги. И не рассчитав силы, взлетел на полтора метра
над травой. Вот это да, подумалось ему, вот это тело, в таком можно жить!
Никогда в жизни, даже в самые лучшие дни и годы, даже под воздействием
самых сильных стимуляторов, Иван не ощущал себя столь могучим,
переполненным силой. И он не стал зря тратить времени.
- Ну что, гниды?! - взревел он громогласно;
Гмых с Хмагом выпучили глазища, привстали.
- Где слизень? - спросил один.
- И ты кто такой? - поинтересовался другой:
Иван не ответил. Первым ударом он опрокинул обратно наземь Гмыха,
вторым подбросил вверх Хмага. Но не дал тому далеко улететь, подхватил
его, вцепился в ногу у самой стопы, перехватил чуть выше другой рукой - и
со всего маху обрушил тяжелое и плотное тело на лежащего Гмыха. Тот только
крякнул.
- Ну что, - спросил Иван, - как вам нравится ваш ученик? Что
примолкли?!
- Я чего-то не пойму, что происходит, - прохрипел снизу Гмых, - это
что, из второго яруса, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86