Может быть, в английских газетах даже появится объявление, что его разыскивают. Но им его не заполучить! Ни сейчас, ни потом. Он вернется з свою комнату, соберет вещи и исчезнет. Монреаль — город большой, есть где спрятаться. Жаль, что две недели назад он не нашел денег в Сен-Марке. Но он и без них не пропадет. Он знает множество людей, готовых прийти ему на помощь, помочь любому, кто решил не вступать в армию, отважился бросить вызов англичанам и отстаивать права франко-канадцев. Его же планы идут еще дальше. Он должен беречь себя для будущего, а в будущем, как ему стало ясно, его ждет неустанная борьба.
7
Полю казалось, что зима никогда не кончится, но вот она прошла, и наступила пора распутицы, которая в Квебеке зовется весной. Фермеры сидели у себя в кухнях под картинами с изображением святых и с нетерпением ждали, когда просохнет земля. Гуси летели на север, и над полями носился яростный ветер. Случалось, ветер будил Поля среди ночи, когда старый клен начинал стучать голыми ветками в окно.
Весна — плохое время года. Весной распяли Христа. В памяти Поля было еще свежо все, что он видел в церкви на Страстной неделе: гвозди и молоток, лестница, смоченная губка, завешенные изображения святых и тьма, окутавшая землю. Поль старался думать об осени, это время он любил больше всего. Осенью небо опрокинуто в лужах, оно смотрится в них, как в зеркало, а красные кленовые листья, облетая с ветвей, молчаливо кружатся в воздухе, падают в лужи и плавают в них, озаряя алыми отблесками серебряные пузырьки на дне. Прошлой осенью в тихие ночи при полнолунии Поль дважды слышал, как где-то далеко, за много миль, всхрапывает преследующий подругу лось.
Но сейчас не осень. Сейчас весна. Субботним утром Поль медленно брел по дороге за почтой. Он внимательно оглядывал каждое поле, мимо которого проходил, и видел, как из-под снега, словно живое существо, проглядывает земля. Ближе к реке поля были уже коричневые и мокрые; по старым бороздам, клюя что придется, задумчиво разгуливали вороны. А небо над плоской сырой долиной было в бурном движении. Северный ветер разгонял жидкий свет солнца, и обрывки летящих облаков походили на развевающееся драное белье.
Поль прошел мимо старой заброшенной мельницы, примостившейся между рекой и дорогой. У нее была деревянная крыша конусом, а колесо уже давно не крутилось. В щелях мельницы свили себе гнезда ласточки, и летними вечерами они мелькали тут взад-вперед. Когда-то, задолго до рождения Поля, мельница принадлежала роду Талларов, и зерно здесь мололи фермеры всей округи. А восемьдесят лет назад прадед Поля засел со своим отрядом в кленовой роще на холме позади прихода. Англичане в красных мундирах выстроились в деревне перед старой церковью и приготовились штурмовать холм. Тогда прадед поднялся, взмахнул шляпой и приказал своим открыть огонь. Атакующие падали один за другим, и вскоре англичанам пришлось отступить. В библиотеке отца есть книга, в которой описывается это сражение.
В библиотеке еще есть журналы, в них рассказывается о той войне, которая идет сейчас, а у соседа, капитана Ярдли, всего три года назад оторвало ногу в морском бою. Он тоже участвовал в войне. В Сен-Марке солдаты не маршируют, оркестры не играют, нет плакатов, призывающих вступать в армию. Но и здесь все равно война, во всяком случае, она рядом. Отец выписывает много иллюстрированных журналов, и французских, и английских, и Полю разрешают смотреть картинки. Он знает, как выглядят Трафальгарская площадь и Триумфальная арка, но не очень представляет, насколько далеко они отстоят друг от друга. Из-за этих картинок Англия и Франция кажутся ему куда интереснее, чем страна, где он живет. Из-за них же он днем и ночью грезит сценами из военной жизни: то где-то у Ютландии взрывается «Непобедимый» и шестеро моряков, которым удалось спастись на плоту, приветствуют другие суда, проплывая мимо них в бурном море, то ему представляются мокрые от дождя французские солдаты под Верденом перед заграждениями из колючей проволоки, то канадцы, которые ведут штыковой бой с немцами в залитой лунным светом деревне Сэнкчуери-Вуд К
Размышляя обо всем об этом, Поль дошел до лавки Поликарпа Друэна. Здесь уже некоторое время находилась и почтовая контора, к тому же возле лавки появилась еще новость — единственная в этих местах бензоколонка. На дороге теперь бывало довольно
1 Сэнкчуери-Вуд — деревня в Бельгии вблизи г. Ипр. Здесь канадские войска впервые столкнулись с немецкими.
много машин, и каждый день проезжие, говорящие по-английски, останавливались перед лавкой, чтобы запастись бензином или табаком. Совсем недавно Друэн обновил вывески, считая, что они помогут проезжающей публике разобраться, чем он торгует. На одном конце выпуклые белые буквы гласили: «Ёрь сепез» * и «Продукты», на другом — «Мадазт ©ёпё-га!» 2 и «Универсальные товары». Две буквы из слова «Ёр'гсепез» выпали через неделю после того, как Поликарп их установил, и лавочник все еще не собрался поставить новые. Вообще же фасад лавки напоминал задние обложки популярных журналов. К деревянной раме витрины были прибиты цветные жестяные пластинки с изображением всех сортов табака и напитков, продающихся в Квебеке, и каждая пластинка состязалась в броскости с висевшими рядом.
Год назад Друэн придумал еще одно украшение: он приделал над дверью маленькую скобу с тремя выцветшими флагами. Один — красный флаг английского торгового флота с канадским крестом в углу. Другой — с белым крестом на лазурном фоне и геральдическими лилиями в каждом углу, его принято было считать флагом Квебека. А между ними третий — бело-желтый папский флаг.
Поль вошел в лавку и, когда глаза его привыкли к сумраку, увидел Друэна — тот согнулся над стойкой, как перочинный нож, и подпирал руками подбородок. На стойке сидел кузнец Френетт, а Овид Бизоннетт расположился на столе, заваленном рабочей одеждой; он жевал табак и болтал ногами. Друэн молча достал с полки у себя за спиной почту для господина Таллара и отдал Полю три письма и две увесистые газеты. Поль сунул письма в карман, а газеты под мышку. Для посетителей лавки это ежедневное вручение почты служило еще одним доказательством того, что господин Таллар — выдающийся человек. Сами они никогда не получали писем, разве что сообщения о смерти или болезни какого-нибудь родственника, жившего в отдалении.
— Папа просил еще фунт табака,— сказал Поль.— Вы знаете какого.
Друэн вынул из груды жестянок с табаком красную с маркой Гудзонова залива и по прилавку подвинул ее к Полю. На его худом лице появилось
1 «Бакалея» (фр.).
2 «Универсальный магазин» фр.
хитрое выражение, и от этого оно как бы заострилось. Длинный крючковатый нос нависал над ртом, как кран, и когда Друэн был серьезен, он напоминал гробовщика. Стоило же ему улыбнуться, лицо покрывалось паутиной веселых морщин.
— Ага, значит, твой папа вчера вернулся из Оттавы?— спросил он.
— Да.
— Бьюсь об заклад, у него забот хватает?
На это Полю нечего было ответить. Друэн снова покачал головой.
— Твой папа слишком много курит. Как бы не нажил язвы.
Темно-карие, широко расставленные глаза Поля были не по-детски серьезны:
— А что такое язва?
— Язва бывает у тех, кто курит чересчур много. Один из моих дядей дымил, как печка, и кроме трубки ничего не признавал, вот и докурился до язвы. Умер в прошлом году.— Друэн покачал головой, снова облокотился на прилавок и замолчал.
Остальные тоже молчали. Они так хорошо знали друг друга, что у них не было нужды разговаривать. Больше всего их занимала погода, а ее они уже обсудили. Поль отошел к окну и попытался сквозь рекламу съестных товаров в витрине посмотреть, не идет ли капитан Ярдли. Он обещал сегодня встретиться с Полем в лавке. Но капитана не было видно, и мальчик повернулся к окну спиной. Он любил бывать у Друэна. Ему нравился запах бакалейных товаров, смешанный с крепким запахом табачного дыма из старых трубок. Нравилось разглядывать мешки со съестными припасами и сельскохозяйственные инструменты для фермеров, прислушиваясь к односложным замечаниям посетителей лавки.
Толстяк Френетт походил на бочонок. На нем были тяжелые сапоги и старый комбинезон. Он спустился со стойки и враскачку подошел к Полю. Огромная рука, широкая в кости и заросшая черными волосами, легла на газеты, зажатые под мышкой у Поля. Круглое лицо расплылось в улыбке:
— Ну, Поль, что сегодня пишут?— Он вытащил газеты из-под руки мальчика и расстелил их на стойке. Английскую газету он отпихнул в сторону, а француз-
3* ) скую «Ля пресс» начал читать, водя пальцем по заголовкам и громко произнося каждое слово.
— Плохо дело, а?— сказал он.— Понимаешь? Эти англичане загнали всех в армию, а сами знай проигрывают войну.
Френетт отдал газеты Полю, тот свернул их и снова сунул под мышку. Дверь открылась, и в лавку вошли еще двое: фермер, живший на краю прихода, и работник с фермы, расположенной неподалеку от Ярдли. Оба худые, с землистыми лицами, унылыми усами и прищуренными, как от солнца, глазами. Кивнув всем, они тяжело навалились на стойку, стараясь расположиться поудобнее.
— Ну и погодка, черт бы ее побрал,— заметил один из них.
Друэн взял с полки две пачки жевательного табака и бросил на прилавок. Оба полезли в карманы и вынули по монете в десять центов, отдали деньги Друэну, подняли пачки, откусили по дольке и спрятали оставшееся в карманы. Все это они проделали бездумно и почти одновременно.
— Три фунта сахара,— сказал фермер.
Друэн поставил на весы чашку и начал насыпать в нее сахар из большого белого мешка, стоявшего за стойкой, а фермер, не отрывая глаз от весов, внимательно следил, как бы Друэн, взвешивая, не подложил палец. Сахар был пересыпан в бумажный пакет и вручен фермеру. Тот заплатил деньги* и оставил пакет на стойке.
— Слыхали, что было в Сент-Жюстине?— спросил работник.
Друэн медленно покачал головой, а Френетт выжидательно вздернул подбородок. Бизоннетт не проявил никакого интереса.
— Вчера вечером туда приехало несколько солдат. Шатались по городу, вызывали всех на разговор. Потом начали угощать выпивкой. А потом, уже к полуночи шло, нагрянули в дом Этьена Лафлама и забрали Наполеона, это у Этьена старший. Прямо из постели.
— Вот скоты!— воскликнул Френетт.
— Ага,— продолжал работник,— старуха, жена Этьена, бросилась на тех солдат, как дикая кошка, а они, мерзавцы, начали толковать о повестке. И увели Наполеона прямо в подштанниках.
— Негодяи! — заорал Френетт, размахивая руками.
— Старуха все в себя не придет. Как же! Ее сыночка увели в одних подштанниках. Другая пара у нее в стирке, так что он ушел в старых. Вот она и бесится!
Френетт стукнул кулаком по стойке и разразился проклятиями. В прежние дни, когда он нанимался лесорубом, его по субботам остерегались. И до сих пор, выпив шЫзкеу Ыапс, он не прочь был подраться, если объявлялся желающий.
— Пусть только эти англичане сюда сунутся! — твердил он.— Посмотрим, что с ними будет, если захотят забрать меня.
— Да,— сказал фермер,— теперь уж Этьен ничего не сделает. Наполеона, поди, уж в форму вырядили.
— Все вы мерзавцы,— сказал Френетт,— сидите здесь и повторяете: «Ничего не поделаешь! Ничего не поделаешь!» Что-нибудь мы все-таки придумаем.
Друэн подался вперед, нагнувшись над стойкой:
— А не поможет ли господин Таллар? — Он огляделся, ища глазами Поля и, увидев его, смолк.
Когда появились два незнакомых ему человека, мальчик тихонько отошел от стойки. Посреди лавки стояло чучело жеребца-першерона 1 в натуральную величину и в полной упряжи. Друэн купил его по дешевке на распродаже после пожара в Сент-Жюстине. Он очень гордился чучелом и считал, что его лошадь красивее, чем статуи в церкви. Поль ощупывал сбрую, но ушки у него были на макушке. Не в первый раз в лавке заводили разговор про его отца, но, увидев Поля, замолкали. Френетт сказал:
— Слушай, Поль, а что с твоим братом? Я слыхал, Мариус тоже скоро пойдет в армию?
Друэн кашлянул, но Френетт не обратил на это внимания. Поль смущенно вышел из-за чучела.
— Мариус в колледже,— ответил он.
— Ясно, ясно,— согласился Френетт,— но все же?
— Эх,— заметил Друэн,— думаете, господин Таллар допустит, чтоб его сына забрали в армию?—он развел руки, как бы отмеряя материю.— Господина Таллара вот на столько можно сдвинуть,— он показал руками на сколько,— а дальше не суйтесь!
1 Першероны — порода тяжеловозов, выведенная во Франции в начале XIX в.
Вдруг проснулся Овид Бизоннетт, дремавший на столе.
— Что вы там говорите?— проверещал он высоким надтреснутым голосом.—-Что с господином Талларом?
Поль смотрел на него, как зачарованный. Все знали, что Овид — сумасшедший. Много лет назад он был охотником далеко на севере и, говорили, повредился от одиночества. Теперь он все дни торчал в лавке, а по понедельникам должен был утром сметать обгорелые спички со степеней церкви. Иногда, не обращая ни на кого внимания, он начинал читать молитвы, перебирая четки, но чаще всего спал на столе с рабочей одеждой, и глаза при этом всегда были широко раскрыты. Сейчас он тыкал костлявой рукой в группу мужчин у стойки:
— Про господина Таллара не скажу, но жене его ада не миновать, уж это точно!
— Заткнись!— прикрикнул Друэн. Он улыбнулся Полю и покрутил пальцем у виска.— Не слушай его, Поль, он сам не знает, что несет.
Но Поль все слышал и огорчился. Священник подробно рассказывал ему про ад и про то, что пламя там настоящее, но только человек сгорит в нем и тут же снова делается целый, потому грешники и горят вечно. Полю хотелось, чтобы скорей пришел капитан Ярдли. Он снова укрылся за першероном в надежде, что про него забудут. В этой части лавки были выставлены инструменты, и он начал их рассматривать: топоры, серпы, лопаты, грабли, резаки, мотыги, даже мастерки. Он взял в руки тесло. Капитан Ярдли ловко им управляется. Поль видел однажды, как он, мастеря кораблик, обрабатывал теслом киль.
— Пора бы войне кончиться,— сказал кто-то.
— Да уж!
— Взять хотя бы госпожу Питр с дальнего участка...
— А что с ней?
— А то, что перед войной у нее было семеро детей, и все живы, а как война началась, она родила трех, и все померли. Нет, пора войне кончаться.
— У англичан если в чем беда, так никакого удержу не знают,— сказал Друэн.— Вот возьмите меня. Я не против войны, но чтобы не чересчур.
Поль подошел к окну и снова выглянул на улицу. На этот раз он увидел, что по дороге, подпрыгивая на своем протезе, идет капитан Ярдли. Поль пошел к дверям и стал ждать. Войдя в лавку вместе с мальчиком, капитан дружески поздоровался с собравшимися и поинтересовался, есть ли почта. Друэн вручил ему письмо и газету и вежливо спросил:
— Новости сегодня вроде неважные, верно, капитан?
Ярдли пробежал глазами заголовки в «Газетт», и губы его сжались.
— Похоже, мы проигрываем войну, а, капитан?— спросил Френетт.
Ярдли потряс головой.
— Ну нет, тут ты ошибаешься.
— Не я один, многие так считают.
Ярдли посмотрел на кузнеца и усмехнулся. Он быстро заговорил на своем ужасающем французском:
— Послушай, Алсид. Вы ведь заводите такие разговоры, только чтобы меня позлить. Вы же сами прекрасно знаете, что мы войну не проигрываем, да небось и не хотите ее проиграть.
Френетт ухмыльнулся. От другого англичанина он бы таких слов не стерпел. Но с капитаном он уже был хорошо знаком, и капитан ему нравился, так что это меняло дело. А Ярдли считал само собой разумеющимся, что все к нему расположены.
— Я разве говорю, капитан, что хочу, чтоб войну проиграли? Нет! Но вот растолкуйте мне, какая разница? Что будет, если мы проиграем?
— Я тебе скажу,— отозвался фермер. Он не знал капитана Ярдли и считал его чужаком.— Я объясню, а ты слушай.
— Ладно,— сказал Ярдли,— давай объясняй.
— Вот сейчас, как зима приходит,— фермер говорил медленно, подыскивая слова,— я с моим старшим парнем ухожу на север заготавливать лес для английской лесопильной компании. Парень мой на одном конце пилы, я на другом, так, значит, и пилим для англичан.
— Не для англичан, а чтобы загребать полтора доллара в день,— вмешался Друэн.
Фермер, не обращая внимания на то, что его перебили, продолжал говорить резким голосом, жуя табак:
— Скажем, мы выиграем войну, что тогда? Я и мой старший все равно будем пилить, как и сейчас.— Он помолчал, потом заговорил снова: — А если мы войну проиграем? Может, я и буду пилить, как раньше. Но уж тогда со мной в паре придется пилить англичанину, помяните мое слово.
Ярдли улыбнулся, а остальные загоготали.
— Я на вас не обижаюсь, ребята,— сказал капитан.— Понятно, вы рассуждаете по-своему. Наверно, на вашем месте и я бы тоже так считал. Только я-то не на вашем месте, вот оно что.
Он двинулся к дверям, и Поль вышел вместе с ним на улицу. В лавке за их спинами молчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
7
Полю казалось, что зима никогда не кончится, но вот она прошла, и наступила пора распутицы, которая в Квебеке зовется весной. Фермеры сидели у себя в кухнях под картинами с изображением святых и с нетерпением ждали, когда просохнет земля. Гуси летели на север, и над полями носился яростный ветер. Случалось, ветер будил Поля среди ночи, когда старый клен начинал стучать голыми ветками в окно.
Весна — плохое время года. Весной распяли Христа. В памяти Поля было еще свежо все, что он видел в церкви на Страстной неделе: гвозди и молоток, лестница, смоченная губка, завешенные изображения святых и тьма, окутавшая землю. Поль старался думать об осени, это время он любил больше всего. Осенью небо опрокинуто в лужах, оно смотрится в них, как в зеркало, а красные кленовые листья, облетая с ветвей, молчаливо кружатся в воздухе, падают в лужи и плавают в них, озаряя алыми отблесками серебряные пузырьки на дне. Прошлой осенью в тихие ночи при полнолунии Поль дважды слышал, как где-то далеко, за много миль, всхрапывает преследующий подругу лось.
Но сейчас не осень. Сейчас весна. Субботним утром Поль медленно брел по дороге за почтой. Он внимательно оглядывал каждое поле, мимо которого проходил, и видел, как из-под снега, словно живое существо, проглядывает земля. Ближе к реке поля были уже коричневые и мокрые; по старым бороздам, клюя что придется, задумчиво разгуливали вороны. А небо над плоской сырой долиной было в бурном движении. Северный ветер разгонял жидкий свет солнца, и обрывки летящих облаков походили на развевающееся драное белье.
Поль прошел мимо старой заброшенной мельницы, примостившейся между рекой и дорогой. У нее была деревянная крыша конусом, а колесо уже давно не крутилось. В щелях мельницы свили себе гнезда ласточки, и летними вечерами они мелькали тут взад-вперед. Когда-то, задолго до рождения Поля, мельница принадлежала роду Талларов, и зерно здесь мололи фермеры всей округи. А восемьдесят лет назад прадед Поля засел со своим отрядом в кленовой роще на холме позади прихода. Англичане в красных мундирах выстроились в деревне перед старой церковью и приготовились штурмовать холм. Тогда прадед поднялся, взмахнул шляпой и приказал своим открыть огонь. Атакующие падали один за другим, и вскоре англичанам пришлось отступить. В библиотеке отца есть книга, в которой описывается это сражение.
В библиотеке еще есть журналы, в них рассказывается о той войне, которая идет сейчас, а у соседа, капитана Ярдли, всего три года назад оторвало ногу в морском бою. Он тоже участвовал в войне. В Сен-Марке солдаты не маршируют, оркестры не играют, нет плакатов, призывающих вступать в армию. Но и здесь все равно война, во всяком случае, она рядом. Отец выписывает много иллюстрированных журналов, и французских, и английских, и Полю разрешают смотреть картинки. Он знает, как выглядят Трафальгарская площадь и Триумфальная арка, но не очень представляет, насколько далеко они отстоят друг от друга. Из-за этих картинок Англия и Франция кажутся ему куда интереснее, чем страна, где он живет. Из-за них же он днем и ночью грезит сценами из военной жизни: то где-то у Ютландии взрывается «Непобедимый» и шестеро моряков, которым удалось спастись на плоту, приветствуют другие суда, проплывая мимо них в бурном море, то ему представляются мокрые от дождя французские солдаты под Верденом перед заграждениями из колючей проволоки, то канадцы, которые ведут штыковой бой с немцами в залитой лунным светом деревне Сэнкчуери-Вуд К
Размышляя обо всем об этом, Поль дошел до лавки Поликарпа Друэна. Здесь уже некоторое время находилась и почтовая контора, к тому же возле лавки появилась еще новость — единственная в этих местах бензоколонка. На дороге теперь бывало довольно
1 Сэнкчуери-Вуд — деревня в Бельгии вблизи г. Ипр. Здесь канадские войска впервые столкнулись с немецкими.
много машин, и каждый день проезжие, говорящие по-английски, останавливались перед лавкой, чтобы запастись бензином или табаком. Совсем недавно Друэн обновил вывески, считая, что они помогут проезжающей публике разобраться, чем он торгует. На одном конце выпуклые белые буквы гласили: «Ёрь сепез» * и «Продукты», на другом — «Мадазт ©ёпё-га!» 2 и «Универсальные товары». Две буквы из слова «Ёр'гсепез» выпали через неделю после того, как Поликарп их установил, и лавочник все еще не собрался поставить новые. Вообще же фасад лавки напоминал задние обложки популярных журналов. К деревянной раме витрины были прибиты цветные жестяные пластинки с изображением всех сортов табака и напитков, продающихся в Квебеке, и каждая пластинка состязалась в броскости с висевшими рядом.
Год назад Друэн придумал еще одно украшение: он приделал над дверью маленькую скобу с тремя выцветшими флагами. Один — красный флаг английского торгового флота с канадским крестом в углу. Другой — с белым крестом на лазурном фоне и геральдическими лилиями в каждом углу, его принято было считать флагом Квебека. А между ними третий — бело-желтый папский флаг.
Поль вошел в лавку и, когда глаза его привыкли к сумраку, увидел Друэна — тот согнулся над стойкой, как перочинный нож, и подпирал руками подбородок. На стойке сидел кузнец Френетт, а Овид Бизоннетт расположился на столе, заваленном рабочей одеждой; он жевал табак и болтал ногами. Друэн молча достал с полки у себя за спиной почту для господина Таллара и отдал Полю три письма и две увесистые газеты. Поль сунул письма в карман, а газеты под мышку. Для посетителей лавки это ежедневное вручение почты служило еще одним доказательством того, что господин Таллар — выдающийся человек. Сами они никогда не получали писем, разве что сообщения о смерти или болезни какого-нибудь родственника, жившего в отдалении.
— Папа просил еще фунт табака,— сказал Поль.— Вы знаете какого.
Друэн вынул из груды жестянок с табаком красную с маркой Гудзонова залива и по прилавку подвинул ее к Полю. На его худом лице появилось
1 «Бакалея» (фр.).
2 «Универсальный магазин» фр.
хитрое выражение, и от этого оно как бы заострилось. Длинный крючковатый нос нависал над ртом, как кран, и когда Друэн был серьезен, он напоминал гробовщика. Стоило же ему улыбнуться, лицо покрывалось паутиной веселых морщин.
— Ага, значит, твой папа вчера вернулся из Оттавы?— спросил он.
— Да.
— Бьюсь об заклад, у него забот хватает?
На это Полю нечего было ответить. Друэн снова покачал головой.
— Твой папа слишком много курит. Как бы не нажил язвы.
Темно-карие, широко расставленные глаза Поля были не по-детски серьезны:
— А что такое язва?
— Язва бывает у тех, кто курит чересчур много. Один из моих дядей дымил, как печка, и кроме трубки ничего не признавал, вот и докурился до язвы. Умер в прошлом году.— Друэн покачал головой, снова облокотился на прилавок и замолчал.
Остальные тоже молчали. Они так хорошо знали друг друга, что у них не было нужды разговаривать. Больше всего их занимала погода, а ее они уже обсудили. Поль отошел к окну и попытался сквозь рекламу съестных товаров в витрине посмотреть, не идет ли капитан Ярдли. Он обещал сегодня встретиться с Полем в лавке. Но капитана не было видно, и мальчик повернулся к окну спиной. Он любил бывать у Друэна. Ему нравился запах бакалейных товаров, смешанный с крепким запахом табачного дыма из старых трубок. Нравилось разглядывать мешки со съестными припасами и сельскохозяйственные инструменты для фермеров, прислушиваясь к односложным замечаниям посетителей лавки.
Толстяк Френетт походил на бочонок. На нем были тяжелые сапоги и старый комбинезон. Он спустился со стойки и враскачку подошел к Полю. Огромная рука, широкая в кости и заросшая черными волосами, легла на газеты, зажатые под мышкой у Поля. Круглое лицо расплылось в улыбке:
— Ну, Поль, что сегодня пишут?— Он вытащил газеты из-под руки мальчика и расстелил их на стойке. Английскую газету он отпихнул в сторону, а француз-
3* ) скую «Ля пресс» начал читать, водя пальцем по заголовкам и громко произнося каждое слово.
— Плохо дело, а?— сказал он.— Понимаешь? Эти англичане загнали всех в армию, а сами знай проигрывают войну.
Френетт отдал газеты Полю, тот свернул их и снова сунул под мышку. Дверь открылась, и в лавку вошли еще двое: фермер, живший на краю прихода, и работник с фермы, расположенной неподалеку от Ярдли. Оба худые, с землистыми лицами, унылыми усами и прищуренными, как от солнца, глазами. Кивнув всем, они тяжело навалились на стойку, стараясь расположиться поудобнее.
— Ну и погодка, черт бы ее побрал,— заметил один из них.
Друэн взял с полки две пачки жевательного табака и бросил на прилавок. Оба полезли в карманы и вынули по монете в десять центов, отдали деньги Друэну, подняли пачки, откусили по дольке и спрятали оставшееся в карманы. Все это они проделали бездумно и почти одновременно.
— Три фунта сахара,— сказал фермер.
Друэн поставил на весы чашку и начал насыпать в нее сахар из большого белого мешка, стоявшего за стойкой, а фермер, не отрывая глаз от весов, внимательно следил, как бы Друэн, взвешивая, не подложил палец. Сахар был пересыпан в бумажный пакет и вручен фермеру. Тот заплатил деньги* и оставил пакет на стойке.
— Слыхали, что было в Сент-Жюстине?— спросил работник.
Друэн медленно покачал головой, а Френетт выжидательно вздернул подбородок. Бизоннетт не проявил никакого интереса.
— Вчера вечером туда приехало несколько солдат. Шатались по городу, вызывали всех на разговор. Потом начали угощать выпивкой. А потом, уже к полуночи шло, нагрянули в дом Этьена Лафлама и забрали Наполеона, это у Этьена старший. Прямо из постели.
— Вот скоты!— воскликнул Френетт.
— Ага,— продолжал работник,— старуха, жена Этьена, бросилась на тех солдат, как дикая кошка, а они, мерзавцы, начали толковать о повестке. И увели Наполеона прямо в подштанниках.
— Негодяи! — заорал Френетт, размахивая руками.
— Старуха все в себя не придет. Как же! Ее сыночка увели в одних подштанниках. Другая пара у нее в стирке, так что он ушел в старых. Вот она и бесится!
Френетт стукнул кулаком по стойке и разразился проклятиями. В прежние дни, когда он нанимался лесорубом, его по субботам остерегались. И до сих пор, выпив шЫзкеу Ыапс, он не прочь был подраться, если объявлялся желающий.
— Пусть только эти англичане сюда сунутся! — твердил он.— Посмотрим, что с ними будет, если захотят забрать меня.
— Да,— сказал фермер,— теперь уж Этьен ничего не сделает. Наполеона, поди, уж в форму вырядили.
— Все вы мерзавцы,— сказал Френетт,— сидите здесь и повторяете: «Ничего не поделаешь! Ничего не поделаешь!» Что-нибудь мы все-таки придумаем.
Друэн подался вперед, нагнувшись над стойкой:
— А не поможет ли господин Таллар? — Он огляделся, ища глазами Поля и, увидев его, смолк.
Когда появились два незнакомых ему человека, мальчик тихонько отошел от стойки. Посреди лавки стояло чучело жеребца-першерона 1 в натуральную величину и в полной упряжи. Друэн купил его по дешевке на распродаже после пожара в Сент-Жюстине. Он очень гордился чучелом и считал, что его лошадь красивее, чем статуи в церкви. Поль ощупывал сбрую, но ушки у него были на макушке. Не в первый раз в лавке заводили разговор про его отца, но, увидев Поля, замолкали. Френетт сказал:
— Слушай, Поль, а что с твоим братом? Я слыхал, Мариус тоже скоро пойдет в армию?
Друэн кашлянул, но Френетт не обратил на это внимания. Поль смущенно вышел из-за чучела.
— Мариус в колледже,— ответил он.
— Ясно, ясно,— согласился Френетт,— но все же?
— Эх,— заметил Друэн,— думаете, господин Таллар допустит, чтоб его сына забрали в армию?—он развел руки, как бы отмеряя материю.— Господина Таллара вот на столько можно сдвинуть,— он показал руками на сколько,— а дальше не суйтесь!
1 Першероны — порода тяжеловозов, выведенная во Франции в начале XIX в.
Вдруг проснулся Овид Бизоннетт, дремавший на столе.
— Что вы там говорите?— проверещал он высоким надтреснутым голосом.—-Что с господином Талларом?
Поль смотрел на него, как зачарованный. Все знали, что Овид — сумасшедший. Много лет назад он был охотником далеко на севере и, говорили, повредился от одиночества. Теперь он все дни торчал в лавке, а по понедельникам должен был утром сметать обгорелые спички со степеней церкви. Иногда, не обращая ни на кого внимания, он начинал читать молитвы, перебирая четки, но чаще всего спал на столе с рабочей одеждой, и глаза при этом всегда были широко раскрыты. Сейчас он тыкал костлявой рукой в группу мужчин у стойки:
— Про господина Таллара не скажу, но жене его ада не миновать, уж это точно!
— Заткнись!— прикрикнул Друэн. Он улыбнулся Полю и покрутил пальцем у виска.— Не слушай его, Поль, он сам не знает, что несет.
Но Поль все слышал и огорчился. Священник подробно рассказывал ему про ад и про то, что пламя там настоящее, но только человек сгорит в нем и тут же снова делается целый, потому грешники и горят вечно. Полю хотелось, чтобы скорей пришел капитан Ярдли. Он снова укрылся за першероном в надежде, что про него забудут. В этой части лавки были выставлены инструменты, и он начал их рассматривать: топоры, серпы, лопаты, грабли, резаки, мотыги, даже мастерки. Он взял в руки тесло. Капитан Ярдли ловко им управляется. Поль видел однажды, как он, мастеря кораблик, обрабатывал теслом киль.
— Пора бы войне кончиться,— сказал кто-то.
— Да уж!
— Взять хотя бы госпожу Питр с дальнего участка...
— А что с ней?
— А то, что перед войной у нее было семеро детей, и все живы, а как война началась, она родила трех, и все померли. Нет, пора войне кончаться.
— У англичан если в чем беда, так никакого удержу не знают,— сказал Друэн.— Вот возьмите меня. Я не против войны, но чтобы не чересчур.
Поль подошел к окну и снова выглянул на улицу. На этот раз он увидел, что по дороге, подпрыгивая на своем протезе, идет капитан Ярдли. Поль пошел к дверям и стал ждать. Войдя в лавку вместе с мальчиком, капитан дружески поздоровался с собравшимися и поинтересовался, есть ли почта. Друэн вручил ему письмо и газету и вежливо спросил:
— Новости сегодня вроде неважные, верно, капитан?
Ярдли пробежал глазами заголовки в «Газетт», и губы его сжались.
— Похоже, мы проигрываем войну, а, капитан?— спросил Френетт.
Ярдли потряс головой.
— Ну нет, тут ты ошибаешься.
— Не я один, многие так считают.
Ярдли посмотрел на кузнеца и усмехнулся. Он быстро заговорил на своем ужасающем французском:
— Послушай, Алсид. Вы ведь заводите такие разговоры, только чтобы меня позлить. Вы же сами прекрасно знаете, что мы войну не проигрываем, да небось и не хотите ее проиграть.
Френетт ухмыльнулся. От другого англичанина он бы таких слов не стерпел. Но с капитаном он уже был хорошо знаком, и капитан ему нравился, так что это меняло дело. А Ярдли считал само собой разумеющимся, что все к нему расположены.
— Я разве говорю, капитан, что хочу, чтоб войну проиграли? Нет! Но вот растолкуйте мне, какая разница? Что будет, если мы проиграем?
— Я тебе скажу,— отозвался фермер. Он не знал капитана Ярдли и считал его чужаком.— Я объясню, а ты слушай.
— Ладно,— сказал Ярдли,— давай объясняй.
— Вот сейчас, как зима приходит,— фермер говорил медленно, подыскивая слова,— я с моим старшим парнем ухожу на север заготавливать лес для английской лесопильной компании. Парень мой на одном конце пилы, я на другом, так, значит, и пилим для англичан.
— Не для англичан, а чтобы загребать полтора доллара в день,— вмешался Друэн.
Фермер, не обращая внимания на то, что его перебили, продолжал говорить резким голосом, жуя табак:
— Скажем, мы выиграем войну, что тогда? Я и мой старший все равно будем пилить, как и сейчас.— Он помолчал, потом заговорил снова: — А если мы войну проиграем? Может, я и буду пилить, как раньше. Но уж тогда со мной в паре придется пилить англичанину, помяните мое слово.
Ярдли улыбнулся, а остальные загоготали.
— Я на вас не обижаюсь, ребята,— сказал капитан.— Понятно, вы рассуждаете по-своему. Наверно, на вашем месте и я бы тоже так считал. Только я-то не на вашем месте, вот оно что.
Он двинулся к дверям, и Поль вышел вместе с ним на улицу. В лавке за их спинами молчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55