А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Только что приехала из Англии Дафна с мужем, и обед был устроен в их честь. После ее свадьбы со знатным Ноэлем Флетчером прошло два года, и вот она впервые приехала домой. Вообще же молодые жили в Лондоне.
Гости сидели в столовой за столом красного дерева с массивными ножками. Столовая не переставала радовать Макквина с тех самых пор, как он сделался ее владельцем. Во всем городе не найти другой комнаты, так строго выдержанной в стиле, который Макквин считал достойным. По его убеждению, солидная и добротная обстановка столовой полностью отражала характер своего хозяина. Стены на уровне человеческого роста были обшиты панелями красного дерева; над панелями до высокого потолка их покрывали плотные бронзовые обои. Эркер в конце комнаты был затянут темно-красными, как припорошенный пылью портвейн, портьерами. С потолка свисала гигантская люстра из хрусталя и металла — если бы ей когда-нибудь случилось упасть, стол разлетелся бы в щепки. На одной стене висела гравюра размером четыре фута на три — встреча Вальтера Скотта с Робертом Бернсом в Эдинбургском литературном обществе. На другой стене — портрет матери Макквина, тот самый, что когда-то висел у него в конторе. Сейчас в хрустальной вазе под портретом стояли пионы.
Когда обед закончился, гости один за другим перешли в гостиную. Это тоже была очень высокая комната, устланная восточными коврами, кругом стояли столы орехового дерева, стулья, обитые розовой парчой, гостиную украшали две бронзовые статуэтки на мраморных подставках, несколько фигурок дрезденского фарфора и трое бронзовых часов с позолотой. На стенах, оклеенных такими же, как в столовой, плотными обоями под цвет бронзы, висели копии с картин Констебла 1 в массивных золотых рамах. Тяжелые красные занавеси закрывали все окна, хотя эта сторона дома выходила не куда-нибудь, а в собственный сад Макквина. Но он терпеть не мог, чтобы окна в освещенной комнате оставались незанавешенными.
Первой в гостиную вошла Дженит Метьюн, одетая в строгое черное вечернее платье. Следом шла Дафна в белом с золотой каймой туалете, плотно облегавшем бедра и грудь. Светло-зеленый наряд Хетер подчеркивал ее цветущую юность. Спустя некоторое время к дамам присоединились мужчины: Ноэль Флетчер на голову выше остальных, генерал, чопорно и надменно выступавший на негнущихся ногах — только руки, засунутые за проймы жилета, несколько скрадывали эту чопорность; рядом с генералом, положив ему руку на плечо, с добродушной улыбкой шествовал Макквин.
За улыбкой Макквина пряталось неудовольствие, которое во время обеда чуть было не вылилось в раздражение. В последние двадцать лет он все больше завоевывал признание монреальского общества, и это не только умиротворяло его — он слился воедино со своим окружением, со средой, которая, он был в этом уверен, во многом превосходила избранное общество других стран. В этой среде люди не привыкли, чтобы им причиняли беспокойство.
Однако в течение всего обеда Ноэль Флетчер выводил Макквина из себя. Дело было даже не в том, что он говорил, а скорее в том, чего он не договаривал. С таким высокомерием Макквину сталкиваться не приходилось. Оно имело куда более глубокие корни, чем обычная надменность определенного сорта англичан, приехавших в страну, которую они считали своей колонией. Флетчеру было только тридцать семь, но у всех окружающих создавалось впечатление, что они гораздо моложе его. Причем никаких стараний он к этому не прилагал, достаточно было того, что они находились с ним в одной комнате.
И потом Дафна. Перемена в ней весьма огорчила Макквина. Она усвоила манеру обо всем говорить снисходительно. Одевается, как парижанка, и держит-
1 Констебл Джон (1776—1837) — английский живописец.
ся заносчиво, под стать мужу. Интересно, думал Мак-квин, как относится к этому ее дед? Сам-то генерал просто великолепен. Семьдесят семь, а выдержал весь обед и ни разу не пожаловался, что у него что-то болит.
— Как насчет партии в бридж?— предложил Макквин.
Дафна остановилась в центре гостиной, обернулась и поднесла к золотистым волосам длинный тонкий палец.
— Как же, Хантли, нас ведь шестеро!
Генерал прошагал к экрану, закрывавшему камин, повернулся к нему спиной, и его голова оказалась как раз на уровне золоченых часов на каминной полке.
— А мы будем по очереди,— сказал он и, обращаясь к Макквину, добавил:—Люблю с вами играть. Вы никогда не отвлекаетесь. Понять не могу, почему никто из нашей семьи так не умеет.
Генерал сохранил военную выправку, держался прямо, на щеках его рдел румянец. Точь-в-точь старший брат майора с рекламы сигарет над офицерским клубом на площади Пикадилли. Последний осколок тех времен, которых стране уже больше не видать, хоть сам он, конечно, об этом меньше всего думает. Сегодня генерал чувствовал себя превосходно. Прекрасный июньский вечер, вся семья в сборе, и он уверен, что обед нисколько не повредит его пищеварению.
— Тогда пусть Хетер играет,— предложила Дафна.
— Хетер презирает бридж,— вмешалась Дженит. Она оглянулась на младшую дочь, и от лампы под
шелковым абажуром по лицу ее прошли глубокие тени. В последние годы в облике Дженит все явственнее проступало что-то ястребиное. Манеры ее не стали непринужденней, но она обрела уверенность в себе, которая восполняла это. Ее уверенность в немалой степени проистекала из того, что Дафне предстояло скоро стать титулованной особой. Дженит остановилась у широкого честерфилдского дивана, глаза ее из-за темных кругов под ними казались чересчур большими, гладкая кожа туго обтягивала переносицу и скулы. Волосы, уже совсем седые, коротко и по моде подстриженные, покрывали голову аккуратными волнами.
— Конечно,— продолжала она, обращаясь к Хетер,— можешь сесть и попробовать, если хочешь.
Я всегда говорю: посмотришь, как играют другие, и сразу научишься.
Макквин кашлянул. Особых причин играть в бридж не было, просто он заранее так задумал. Его беспокоило, что гости говорят вразнобой, казалось, никто никого не слушает, слова повисают в воздухе. У камина генерал Метьюн втолковывал Флетчеру:
— Возьмите хотя бы эрделей. В мире нет лучше собак для охоты на медведей. Бывало, мы в Нью-Бра-унсуике...
Но Флетчер не обращал на генерала ни малейшего внимания. Его голова со светлыми, не слишком коротко подстриженными волосами ладно сидела на сильных, как у спортсмена, плечах, торс сужался книзу, точно у борца среднего веса. Он сиял такой ослепительной чистотой, что невольно выделялся среди всех остальных. Взгляд его холодных голубых глаз можно было бы счесть мальчишеским, но, если всмотреться повнимательней, он оказывался обескураживающе зрелым. Флетчер окончил Херроу и Сандхерст, и во время войны служил в авиации. Разговаривая, он намеренно растягивал слова. О Флетчере шла молва как об опытном и безжалостном дельце, он владел контрольным пакетом акций в крупной английской самолетостроительной фирме. Макквина, который привык оценивать людей по тому, чего они хотят от жизни, Флетчер ставил в тупик. Насколько Макквин мог судить, Флетчер не интересовался решительно ничем.
Генерал продолжал говорить:
— В конце концов, как Гитлер ни возмутителен, он не дурак.
Флетчер смотрел в холодный камин.
— Он знает, чего хочет.
— Только как он рассчитывает этого добиться? Этот бош потопил собственный флот. Мы устроим им блокаду и заморим голодом, пусть только отважится что-нибудь выкинуть.
— Вот как?— отозвался Флетчер.—- И вы считаете, что флот в наше время что-то значит?
— Еще бы!— ответил генерал.
Макквин слегка кашлянул, но никто не обратил на него внимания. Дамы обсуждали платье Хетер. Флетчер разглядывал старого генерала, который, в свою очередь, смотрел на него с каким-то собачьим беспокойством.
— В будущей войне,— произнес наконец Флетчер,— боевому флоту останется только одно — пойти ко дну.
— Вы говорите так, словно не сомневаетесь, что война неизбежна,— резко вмешался Макквин.
— А вы сомневаетесь? — поинтересовался Флетчер. Прежде чем Макквин успел ответить, генерал
фыркнул:
— В Англии слишком много разумных людей, они этого не допустят.— На старом лице генерала было написано, что на острый ум он не претендует, но уж плохое от хорошего отличит всегда. Взглядом он, казалось, пытался внушить Флетчеру, что знает Англию не хуже других.—• Британское правительство,— продолжал он с чувством,— лучшее правительство в мире. И этим все сказано. Мы здесь это хорошо понимаем.
Флетчер постучал сигаретой по ногтю большого пальца, зажал ее губами, зажег и бросил спичку в камин. Макквин неодобрительно и с некоторым беспокойством следил за ее полетом. Не долети спичка какой-нибудь дюйм, она упадет на ковер, на восточный ковер, который обошелся ему в полторы тысячи долларов.
— Гитлер понимает: мир созрел, бери его голыми руками,— сказал Флетчер.
Макквин поднял тяжелый подбородок.
— Вы можете обосновать свое утверждение?
В комнате наступило минутное молчание, потом англичанин ответил:
— Но это же очевидно. Хетер опустилась на диван.
— Вас послушать, так вы ждете не дождетесь войны,— заметила она.
На лице Флетчера не дрогнул ни один мускул, но в глазах вспыхнул явный интерес. Он перевел взгляд на Хетер:
— Вы меня не поняли. Благодаря Гитлеру у нас, в Англии, наконец-то появятся настоящие военно-воздушные силы.
— Но кому они нужны, ваши воздушные силы,— резко ответила Хетер.— И вообще все, кто носит форму, если уж на то пошло?
— Не обращайте внимания на Хетер,— вмешался генерал,— с тех пор как она поступила в колледж, она стала немножко социалисткой,— но старый генерал смотрел на внучку с нежностью.
Макквин решил, что пора вмешаться и прекратить этот разговор. Взяв Дафну под локоть своей короткопалой рукой и стараясь, елико возможно, не касаться ее кожи, он повел ее в другой конец комнаты, где был приготовлен ломберный стол.
— Вот сюда,— сказал он, выдвигая викторианский стул с прямой спинкой.— А кресло мы оставим для вашего деда.
Дафна освободилась от его руки, перешла на другую сторону стола и села лицом к комнате.
— Как все странно...— протянула она.— Нет, в самом деле, наверно, я никогда не привыкну к этому снова.
— К чему? — спросила Дженит.
— К тому, что я опять дома и все здесь... совсем как прежде и как будет всегда.— Дафна улыбнулась мужу, точно намекала на что-то известное только им двоим.— Берегись, Ноэль! Здесь всем безразлично, перелетишь ты через Эверест или станешь маршалом авиации. Просто безразлично.
Генерал прошествовал к ломберному столу и опустился в приготовленное для него кресло. Следом подошла Дженит, Флетчер сел на диван рядом с Хетер. Окинув взглядом комнату, Макквин занял четвертое место за столом. Садился он осторожно, как человек, опасающийся, что неаккуратный мастер оставил в обивке стула гвоздь. Генерал взял колоду и принялся тасовать карты.
— Ноэль еще охотится?— спросил он у Дафны, раскинув колоду веером на столе.
Дафна, казалось, не расслышала вопроса. Она протянула руку к картам и нагнулась так, что в смелом вырезе платья обнаружилась ложбинка, разделяющая грудь. На лице Дафны появилось выражение нарочитой невинности, что крайне возмутило Макквина. Не такой он дурак, как, по-видимому, воображают эти молодые люди. Он прекрасно понимает, что Дафна выставляет свои прелести намеренно, хочет его смутить, хорошо бы ее вздуть как следует.
— Дафна,— заметила Дженит,— ты не ответила дедушке.
— Ах да, дедушка,— голос Дафны прозвучал с преувеличенной оживленностью.— Да, Ноэль охотится.
Макквин вытащил старшую карту и стал сосредоточенно сдавать.
— Чего я никак не мог понять у англичан,— начал генерал, прихлопывая каждую карту и придвигая ее к себе,— так это их страсти охотиться на выдр. Стоишь часами в грязи на берегу речки, и ничего не происходит,-— он собрал карты в руке.— Тот не англичанин, кто не охотится на выдр. Ноэль охотится на выдр?
Дафна весело взглянула на деда, но в ее глазах никто не смог бы ничего прочитать.
— Он охотится на всех, у кого есть ноги.
За карточным столом беседа прекратилась, играющие начали деловито торговаться. А Хетер пыталась завести с зятем разговор, но поддержки не получила. Он предложил ей сигарету, зажег ее и, по-видимому, совершенно забыл о своей соседке. Она почувствовала себя крайне неловко, словно совершила какой-то вопиющий светский промах, который Ноэль счел возможным не заметить, но не забыл. Так всегда бывало, когда она оставалась с ним вдвоем. Сначала Хетер думала, что познакомиться с ним ближе мешает ее собственная застенчивость, но сегодня вечером пришла к горькому выводу, что ему просто с ней скучно.
Дафна встретилась с Флетчером три года назад, когда ее представляли ко двору. Два года назад Флет-чер приехал из Лондона, чтобы жениться на ней. Быстро прошло несколько званых вечеров, состоялось подобающе пышное бракосочетание, но сама Хетер была настолько поглощена ролью подружки невесты и так занята, что ничего не видела вокруг, а потом молодые уехали. Хетер мечтала об их возвращении, но теперь, когда они снова были здесь, все оказалось совершенно не так, как она ожидала. Дафна стала совсем чужой, младшая сестра ее забавляла, и она давала понять, что знает нечто такое, о чем Хетер даже не догадывается.
Сейчас Хетер делала отчаянные попытки нащупать тему для разговора, которая заинтересовала бы Ноэля. Она расспрашивала его о спектаклях, которые в последнее время шли в Лондоне, о его фирме, об их квартире в Сент-Джонз-Вуд, о делах, которые привели его в Северную Америку. На все ее вопросы Флетчер отвечал односложно. Такой неловкой и неуклюжей Хетер не чувствовала себя, даже когда ее в первый раз вывезли в свет. Б смятении она мысленно спрашивала себя: в чем дело? С мужчинами Ноэль разговаривал легко, хотя и выражал свои мысли с предельной краткостью. Наверно, сейчас ему хочется быть где угодно, только не с ней рядом в гостях у Макквина! Так стоит ли докучать ему вопросами? Несколько минут она молчала, прислушиваясь к стуку падающих на стол карт, а он сидел возле нее, невозмутимый и разно-душный.
Когда Ноэль все-таки заговорил, Хетер даже вздрогнула. Он сидел так же неподвижно, только медленно повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Его светлые глаза скользнули по ее каштановым волосам, по слегка порозовевшим от загара рукам, по полной груди под бледно-зеленым шифоном.
-— Уехать бы вам из этого города, из этого вашего мавзолея...— не закончив фразу, он зажег новую сигарету и швырнул спичку в камин. На этот раз спичка приземлилась как раз на краю макквииовского ковра.
Хетер проводила глазами спичку и ждала, не скажет ли Ноэль еще чего-нибудь. Но, по-видимому, он сказал все, что хотел. Однако наконец-то он затронул тему, которая его явно занимала, и Хетер решила этим воспользоваться.
— Меня всегда интересовало, что думают о Монреале иностранцы,— сказала она.— Когда сам хорошо знаешь свой город, трудно сравнивать его с прославленными столицами, где бываешь только наездами.
— Монреаль восхитителен,— ответил Флетчер.— В точности наш Кенсингтон двадцать лет назад.
Хетер откинула со лба каштановую прядь вьющихся волос. Она собралась ринуться на защиту своего города, но Флетчер опередил ее. Тем же самым тоном он произнес:
— Если бы вы дали себе волю, вы были бы в постели хоть куда...— Взгляды их встретились, они пристально посмотрели друг другу в глаза, на лице Флет-чера появилось подобие улыбки, и Хетер уже готова была решить, что ослышалась, но он продолжал: — Английские женщины безнадежны. А вот вы, американки...
Больше ничего сказано не было, какое-то время оба сидели не двигаясь. Потом Хетер поднялась и, оставив его одного, подошла к столу, сделав вид, будто заинтересовалась игрой. Сдавала Дафна. Генерал был в прекрасном настроении.
— Какая жалость, Дженит, что здесь нет вашего отца,— сказал он.— Всегда удивляюсь, как он сохранился, в его-то годы!
— Я, разумеется, приглашал и капитана,— поспешно отозвался Макквин.— Но он упорно не посещает званых вечеров.
Дафна ловко сдала карты.
— После приезда я виделась с ним всего раз, и он рассказывал о своих курсах. Просто фантастика! Зачем ему это? Я не решилась спросить.
Дженит поджала губы.
— Твой дед неисправим. Бросил ферму, переехал в Монреаль, чтобы отдохнуть, не работать так много. И тут же записался в университет на какие-то летние курсы!
— Нет, это не для меня,— сказал генерал.— Я тут на днях попробовал было перечитать сэра Вальтера Скотта, так чертовски увяз.
Стали делать назначения, и Хетер прислонилась к креслу деда. Ей показалось, что у Дафны в глазах мелькнула веселая насмешка, но она не была уверена. Дафна всегда отличалась сдержанностью, а теперь ее словно покрыли лаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55