Потом заскользили мысли-упреки, напоминающие, что она совершила грех, и, пожалуй, самый страшный из всех грехов. Но за этими мыслями, подобно облакам, наплыли другие. Кэтлин сознавала, что все случившееся неизбежно, и пусть в глазах других это грех, для нее сейчас это — благо, а если никто ничего не узнает, значит, она никому не причинила вреда.
Деннис, казалось, уснул, и ей приятно было просто лежать рядом с ним. И вдруг с невероятным удивлением, в полной растерянности Кэтлин поймала себя на том, что за весь вечер ни разу не вспомнила о Поле.
13
Поезд оставил за собой остров Монреаль и въехал на мост, в вагон ворвался оглушительный, тяжелый грохот. Сидячий вагон был заполнен лишь наполовину, он гремел и содрогался, в окна светило заходящее солнце, и в его красноватых лучах плясали пылинки. Кэтлин не отрывала глаз от заката. В кресле напротив, за развернутой «Ля пресс» сидел Атанас.
Тело Кэтлин было налито сонным покоем, и к чувству физической легкости примешивалось радостное сознание того, что, когда она встретилась с мужем, он ничего не заметил по ее виду. Атанас был увлечен мыслями о фабрике и ни о чем другом думать не мог. Приехав из Оттавы утром, он просидел весь день у Макквина. Ему удалось выкроить всего полчаса на осмотр дома, и, ни слова не говоря, он подписал договор.
Железный грохот вдруг оборвался, река осталась позади, поезд вырвался на равнину, за окнами замелькали фермы, сараи, заборы, от них тянулись к востоку тени. Река пылала в лучах заката, и деревья, окаймляющие берега, казались издали хрупкими и тонкими, как стебли пшеницы. Атанас свернул газету и положил ее на сиденье рядом с собой. Наклонившись вперед, он похлопал Кэтлин по коленям, она улыбнулась в ответ и на какой-то миг их можно было принять за старых добрых друзей. В Атанасе вновь проснулась его былая веселость, уверенность в своих силах, и он сразу помолодел. Он постучал по раздутому портфелю и пошутил:
— Впору снова идти в школу, Макквин завалил меня материалами. И во все надо вникнуть.— Он потер руки.— Как приятно для разнообразия поразбираться в цифрах, а не в людях.
Кэтлин не мешала ему говорить. Пройдет несколько дней, и воспоминания о ночи, проведенной с Деннисом Мореем, такие яркие и греющие душу, начнут бледнеть, а через несколько недель все станет настолько далеким, будто случилось с кем-то другим, а не с нею. Если бы сейчас ей пришлось разговаривать с Атанасом, сознание неверности мучило бы ее, но, как ни странно, оттого, что можно было просто сидеть и слушать, на душе у нее становилось легче. Глядя на Атанаса, такого оживленного и бодрого, она понимала, что ничем не обделила его, проведя ночь с Мореем.
Когда Атанас впервые заговорил с ней о фабрике, Кэтлин испугалась, что обречена навсегда остаться в Сен-Марке. Но когда она поняла, что контроль и за финансами, и за рынком сбыта будет осуществляться в Монреале, она вздохнула с облегчением. В самом Сен-Марке предстоит жить только инженерам.
— Конечно,— уже в третий раз объяснял Атанас,— мне часто придется бывать в Сен-Марке. Ведь для меня это будет не какой-то там заводишко.
И он продолжал ей рассказывать, что заложит все владения Талларов. Он уже перевел часть своих бумаг в фонд строительной компании. Когда создадут акционерное общество, он будет в нем вторым по количеству акций.
Кэтлин делала вид, что слушает, но из всех его речей уловила только одно: в ее жизни наконец-то произошел счастливый поворот. В Монреале она сможет быть самой собой. Через некоторое время она убедит Атанаса отправиться путешествовать. Она уже представляла себе лучшие отели Нью-Йорка и как она танцует в лунном свете под звуки оркестра в Палм-Бич. Может быть, они побывают даже в Калифорнии.
Когда по тополевой аллее они подъезжали к дому, Кэтлин уже радовалась, что вернулась и что вокруг все как было, это как бы убеждало ее, что на прошлой неделе с ней ничего не произошло, просто они съездили в Монреаль. Поль еще не спал и горел нетерпением рассказать матери обо всем, что делал, пока ее не было. Кэтлин поднялась с ним в его комнату, и пока он готовился ко сну, рассказывала ему про музыкальную комедию, которую видела в городе. Поль умылся, почистил зубы, залез в постель, улегся на спину и слушал мать, гадая, что ждет его в следующем году в незнакомом городе и в новой школе. Сейчас-то, когда мать вернулась, жизнь снова стала радостной и полной
чудес.
14
В этом году весна сразу перешла в жаркое лето. В один прекрасный день люди проснулись и увидели вместо грязи рыхлую землю, а на деревьях вместо почек — листья. Весь приход не знал отдыха, пока шел сев. Не успел он закончиться, как в дальнем лесу, в ельнике, появились черные мошки, потом их заметили и в кленовой роще на вершине холма, в конце владений Таллара. К двадцать четвертому мая, ко Дню рождения королевы ', наступила жара, как в середине лета. Зной, словно легкая паутина, дрожал над землей, по утрам над рекой выстраивались отряды облаков, а к полудню они уже величаво плыли по небу. Из семян, освященных в день Св. Марка, потянулись к солнечному свету первые ростки.
Однажды Поль явился днем домой и сразу побежал к Жюльенне за помощью: уши у него распухли от укусов мошек. Жюльенна промыла укусы лавровишневой водой, не переставая ворчать и браниться. В первые жаркие дни она всегда жаловалась на головные боли и постоянно грела на плите настой ромашки, который пила стакан за стаканом. Протирая Полю уши, она все спрашивала, не болят ли они, и была явно разочарована, когда он отвечал, что нет. У самой Жюль-енны уже много лет в декабре, как только ртуть на термометре опускалась ниже нуля, начинали болеть уши, и она лечила их, закладывая внутрь жареный лук и затыкая ватой. Застав ее за этой процедурой, Атанас всякий раз возмущался и грозился отвести ее к доктору, пока она совсем не оглохла. Но к концу их споров боль в ушах проходила.
В июне жара усиливалась с каждым днем. В праздник Тела Господня алтарь устроили на свежем воздухе за деревней, чуть в стороне от идущей вдоль реки дороги, соорудив над ним беседку из зеленых веток
1 День рождения королевы Виктории
и садовых цветов. Туда направилось шествие с хоругвями. Собрался весь приход, впереди шли дети и мальчики из церковного хора, за ними — женщины, причем впереди — незамужние. За женщинами в одиночестве шагал отец Бобьен, а за ним церковные старосты несли Святые дары. Поликарпа Друзна и Фре-нетта было не узнать, оба подстриглись и надели свои лучшие костюмы. За ними шли мальчики постарше и мужчины. Когда колонна вышла из деревни и двинулась по дороге, мальчишки-певчие затянули церковные гимны. Среди широкой долины, под громадами облаков эта нестройная процессия казалась ничтожно маленькой. Когда наконец дошли до алтаря, все опустились на колени прямо на землю, а Святые дары подняли высоко над головами. После службы все той же дорогой вернулись в церковь. В ту ночь пролился теплый дождь, и приход вздохнул с облегчением, теперь урожай был в руках Божьих.
Июнь сменился июлем. За сараем, в маленьком огороде Поля дружно росли горох, бобы, морковь и лук, семена которых дал Полю Бланшар. В полях колосились на просторе овес, ячмень и кормовые травы. Бланшар был доволен. В это лето он впервые пекся не только о полях Таллара, но и о собственном урожае. Обходя десять акров, выделенные ему Атанасом, он то и дело подбирал комья земли и растирал их пальцами, а если вечерний колокол заставал его в поле, Бланшар смиренно склонял голову и ему казалось, что теперь колокол звонит специально для него.
И на ферме Джона Ярдли вызревал первый урожай. Капитан испытывал радостное удовлетворение. По его подсчетам, через год ферма окупится. При первой же возможности он увеличит свое маленькое стадо джерсейских коров, а на будущий год разведет побольше кур. Неплохо завести еще и несколько свиней. Каждый вечер, подоив коров, капитан вооружался старой подзорной трубой и, стоя на крыльце, обозревал реку и пароходы. Их в этом году было необычно много. Ярдли рассматривал палубы и пытался определить, в порядке ли содержится пароход, куда идет, какой груз в трюме. Иногда, глядя на проходящие мимо суда, он больно чувствовал одиночество, но, несмотря на это, был вполне доволен жизнью. Дженит обещала провести у него лето, скоро она и девочки будут здесь. За зиму капитан заново обставил для дочери одну из верхних спален, установил рядом ванну, а соседнюю комнату отвел под детскую. Перед севом он специально съездил в город за новой кроватью для Дженит и, пока был в магазине у Моргана, попросил продавщицу подобрать заодно занавески и покрывало, которые понравились бы разборчивой женщине с тонким вкусом, Внучкам он накупил кукол, таких, чтобы помещались в кукольный дом, собственноручно им выстроенный.
В это лето парламент рано распустили на каникулы, и Атанас смог приехать в Сен-Марк на более долгий срок. Скоро Макквин пришлет изыскателей, они начнут исследовать площадку дня строительства фабрики; эта работа давно была бы закончена, но шла война, и найти хороших специалистов было нелегко. В ожидании их приезда4Атанас решил насладиться отдыхом. Он вынес на галерею кресло-качалку и часами просиживал в нем за чтением. Несколько дней, читая, он жевал жевательную резинку, чтобы бросить курить, но жвачка так ему опротивела, что он снова взялся за трубку, дав себе слово выкуривать не больше трех трубок в день. Теперь, когда будущее представлялось ему таким интересным, Атанас считал, что необходимо больше заботиться о своем здоровье.
Но война все еще не давала е^у покоя. Она заполняла его мысли, как песок, попавший в ботинок. Тревожил Атанаса и Мариус, ведь о нем ничего не было слышно с весны. Из военного округа Атанаса запросили, почему Мариус не является на призывной пункт, но если бы Атанас даже и знал, где сын, сообщать все равно бы не стал. Атанаса беспрестанно мучило, сыт ли Мариус, есть ли ему где спать. Вопреки логике он и стыдился поведения Мариуса, и гордился его упорством, твердо зная одно — где бы Мариус ни был, он несчастен, озлобление разъедает его все сильней, и будущее сына безнадежно испорчено. В былые времена, попав в столь трудное положение, Атанас обратился бы к Богу, но молиться он перестал давным-давно.
Отец Бобьен тоже не знал покоя. Он ежедневно просил Бога, чтобы тот вразумил его, дал силы побороть препятствие, которое становилось все более непреодолимым с тех самых пор, как отец Бобьен попал в Сен-Марк. Этим препятствием был для него Атанас Таллар. Священник гораздо больше отдален от своих прихожан, чем, скажем, капитан корабля от команды. В последнее время, даже молясь Богу, отец Бобьен чувствовал себя одиноким. В глубине души он считал, что не соответствует своему призванию, так как не в силах сотворить ничего более чудесного, чем священное таинство мессы. Три года назад он не сумел остановить наводнение. Вода в реке поднялась и через болото залила соседние фермы, погубив на двух из них урожай. Когда Господь по своей великой мудрости не воспрепятствовал дальнейшему подъему воды, Атанас стал подшучивать над священником. В последние дни отец Бобьен начал думать, что в Атанасе Тал-ларе воплотились все злые силы материализма, грозящие французской Канаде и Сен-Марку в особенности.
Только бы набрать побольше фактов, чтобы иметь право призвать Атанаса к порядку, тогда он, отец Бобьен, чувствовал бы себя тверже. В ту ночь, больше двух месяцев назад, когда Мариус ночевал в доме священника, он много чего рассказал отцу Бобьену, и отец Бобьен склонен был поверить почти всему. Но Мариус такой раздражительный, так далек от милосердия, он и слышать не хочет, что не подобает сыну питать ненависть к отцу. Все члены семьи Талларов были прихожанами отца Бобьена, и он считал себя обязанным печься о них обо всех. Его долг руководить их судьбами во имя непогрешимой церкви Божьей. Но Атанас всячески затруднял выполнение этого долга. Отец Бобьен сознавал, что опыт его невелик, и в создавшихся условиях ему трудно противостоять такому человеку, как глава семьи Талларов. Сам отец Бобьен родился в одном из беднейших приходов, недалеко от города Квебека, ниже по течению реки Св. Лаврентия. В этом приходе все семьи были равны. Отцы семейств беспрекословно подчинялись священнику, и прихожане, не задаваясь вопросами, жили так, как требовали земля и церковь. В тех местах не было богатых фермеров, которые могли бы нанимать работников, там все сами трудились на полях, и помогали им сыновья, семьи у всех были большие. А здесь, у Таллара, женатого уже во второй раз, только двое детей. Отец Бобьен не мог простить Атанасу многих прегрешений, но это казалось священнику самым нечестивым.
Наконец, после долгих раздумий о семье Талларов и усердных молитв за них, отец Бобьен решил, что настала пора действовать, и отправился к Атанасу. Он быстро миновал подъездную аллею и, оказавшись перед входом в дом Талларов, взялся за дверной молоток в виде волчьей головы, укрепленный в середине широкой кленовой двери. Решительно оттянув молоток, отец Бобьен отпустил его и стал ждать, когда ему откроют. В черной сутане на фоне побеленной стены он был похож на ворона. Темными не были только тыльные стороны рук да лицо, от дневной жары оно ярко пылало.
Дверь открыла Жюльенна, узнав гостя, она неуклюже поклонилась и с чрезвычайной почтительностью взяла у него черную соломенную шляпу. Проведя рукой по коротко остриженным волосам, отец Бобьен подождал, пока Жюльенна доложила о его приходе, и последовал за ней в библиотеку. Там, среди книг и бумаг* его встретил недоумевающий Атанас.
Отец Бобьен впервые попал в такую комнату, он никогда в жизни не видел столько книг, разве что в семинарской библиотеке.
— Здравствуйте, отец, очень рад.
Они пожали друг другу руки, и Атанас выжидательно молчал, пока священник усаживался на стул лицом к письменному столу. Быстрым движением отец Бобьен оправил сутану и сложил на коленях могучие загорелые руки. Ему явно было не по себе.
Атанас вернулся к своему вращающемуся креслу и, повернув его так, чтобы быть лицом к гостю, сел, скрестив длинные ноги. Священник посмотрел на портреты Вольтера и Руссо. Стараясь не уступать хозяину дома в обходительности, он сказал:
—- Какие старые картины! Это портреты ваших родных?
— Нет, отец.
Глаза священника, огромные под толстыми стеклами очков, внимательно оглядывали библиотеку, останавливаясь на том, что он считал признаками богатства. Заметив на полках множество книг с английскими названиями, отец Бобьен не смог скрыть неудовольствия.
— А у меня не хватает времени читать,— сказал он и, переведя взгляд на Атанаса, добавил:— Мариус говорит, что вы пишете книгу о религии, господин Тал-лар. Удивительно, как вы находите на это время.
Пышные брови Атанаса поднялись:
— Не представляю, откуда Мариусу известно, что я пишу. Я с ним никогда этого не обсуждал.
Отец Бобьен наклонился вперед, сутана натянулась на раздвинутых коленях, и руки оказались словно в гамаке.
— Может быть, может быть,— произнес он,— мне не хотелось бы отнимать у вас время, господин Таллар, однако я должен поговорить с вами кое о чем. И прежде всего о Мариусе.
Атанас нахмурился.
— Я слышал, он не так давно ночевал у вас. Хозяин и гость внимательно приглядывались друг
к другу, как два незнакомых пса. Атанас оставил попытки казаться любезным, и, видя это, отец Бобьен растерялся. Он, правда, ожидал подобного приема, но как вести себя при этом, не знал. С такими, как Атанас Таллар, ему до сих пор иметь дело не приходилось. Когда-то, в бытность свою помощником приходского священника в промышленном городе, он встречал людей, испорченных городской жизнью, втянутых в споры о правах рабочих и утративших веру. Но все эти люди были невежественны. Свое неприятие церкви они могли выразить священнику только мрачным молчанием, их бывало даже жаль. Теперь же, глядя на ироническое лицо Атанаса, отец Бобьен чувствовал, как в его душе закипает гнев. Все прихожане знают, что священник любит их и печется о них. Все понимают, что сутана, которую он носит, ставит его выше простых смертных.
— Ваш старший сын хороший, религиозный юноша.
— Хороший? Надеюсь, что так. Но религиозный? Вряд ли.
— Может быть, мне легче судить об этом.
— Возможно. Но я твердо убежден, что под маской религии удается скрывать множество других помыслов.
Священник сжимал и разжимал руки, лежащие на коленях.
— Было время, когда ваш сын хотел посвятить себя Богу. Бог призывал его стать священником.
— Да нет,— задумчиво сказал Атанас.— Не думаю, что неопределенное влечение у еще не сложившегося молодого человека можно считать гласом Божьим. Мариус действительно думал, что хочет стать иезуитом,— Атанас пожал плечами.— Что из этого вышло, вы знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Деннис, казалось, уснул, и ей приятно было просто лежать рядом с ним. И вдруг с невероятным удивлением, в полной растерянности Кэтлин поймала себя на том, что за весь вечер ни разу не вспомнила о Поле.
13
Поезд оставил за собой остров Монреаль и въехал на мост, в вагон ворвался оглушительный, тяжелый грохот. Сидячий вагон был заполнен лишь наполовину, он гремел и содрогался, в окна светило заходящее солнце, и в его красноватых лучах плясали пылинки. Кэтлин не отрывала глаз от заката. В кресле напротив, за развернутой «Ля пресс» сидел Атанас.
Тело Кэтлин было налито сонным покоем, и к чувству физической легкости примешивалось радостное сознание того, что, когда она встретилась с мужем, он ничего не заметил по ее виду. Атанас был увлечен мыслями о фабрике и ни о чем другом думать не мог. Приехав из Оттавы утром, он просидел весь день у Макквина. Ему удалось выкроить всего полчаса на осмотр дома, и, ни слова не говоря, он подписал договор.
Железный грохот вдруг оборвался, река осталась позади, поезд вырвался на равнину, за окнами замелькали фермы, сараи, заборы, от них тянулись к востоку тени. Река пылала в лучах заката, и деревья, окаймляющие берега, казались издали хрупкими и тонкими, как стебли пшеницы. Атанас свернул газету и положил ее на сиденье рядом с собой. Наклонившись вперед, он похлопал Кэтлин по коленям, она улыбнулась в ответ и на какой-то миг их можно было принять за старых добрых друзей. В Атанасе вновь проснулась его былая веселость, уверенность в своих силах, и он сразу помолодел. Он постучал по раздутому портфелю и пошутил:
— Впору снова идти в школу, Макквин завалил меня материалами. И во все надо вникнуть.— Он потер руки.— Как приятно для разнообразия поразбираться в цифрах, а не в людях.
Кэтлин не мешала ему говорить. Пройдет несколько дней, и воспоминания о ночи, проведенной с Деннисом Мореем, такие яркие и греющие душу, начнут бледнеть, а через несколько недель все станет настолько далеким, будто случилось с кем-то другим, а не с нею. Если бы сейчас ей пришлось разговаривать с Атанасом, сознание неверности мучило бы ее, но, как ни странно, оттого, что можно было просто сидеть и слушать, на душе у нее становилось легче. Глядя на Атанаса, такого оживленного и бодрого, она понимала, что ничем не обделила его, проведя ночь с Мореем.
Когда Атанас впервые заговорил с ней о фабрике, Кэтлин испугалась, что обречена навсегда остаться в Сен-Марке. Но когда она поняла, что контроль и за финансами, и за рынком сбыта будет осуществляться в Монреале, она вздохнула с облегчением. В самом Сен-Марке предстоит жить только инженерам.
— Конечно,— уже в третий раз объяснял Атанас,— мне часто придется бывать в Сен-Марке. Ведь для меня это будет не какой-то там заводишко.
И он продолжал ей рассказывать, что заложит все владения Талларов. Он уже перевел часть своих бумаг в фонд строительной компании. Когда создадут акционерное общество, он будет в нем вторым по количеству акций.
Кэтлин делала вид, что слушает, но из всех его речей уловила только одно: в ее жизни наконец-то произошел счастливый поворот. В Монреале она сможет быть самой собой. Через некоторое время она убедит Атанаса отправиться путешествовать. Она уже представляла себе лучшие отели Нью-Йорка и как она танцует в лунном свете под звуки оркестра в Палм-Бич. Может быть, они побывают даже в Калифорнии.
Когда по тополевой аллее они подъезжали к дому, Кэтлин уже радовалась, что вернулась и что вокруг все как было, это как бы убеждало ее, что на прошлой неделе с ней ничего не произошло, просто они съездили в Монреаль. Поль еще не спал и горел нетерпением рассказать матери обо всем, что делал, пока ее не было. Кэтлин поднялась с ним в его комнату, и пока он готовился ко сну, рассказывала ему про музыкальную комедию, которую видела в городе. Поль умылся, почистил зубы, залез в постель, улегся на спину и слушал мать, гадая, что ждет его в следующем году в незнакомом городе и в новой школе. Сейчас-то, когда мать вернулась, жизнь снова стала радостной и полной
чудес.
14
В этом году весна сразу перешла в жаркое лето. В один прекрасный день люди проснулись и увидели вместо грязи рыхлую землю, а на деревьях вместо почек — листья. Весь приход не знал отдыха, пока шел сев. Не успел он закончиться, как в дальнем лесу, в ельнике, появились черные мошки, потом их заметили и в кленовой роще на вершине холма, в конце владений Таллара. К двадцать четвертому мая, ко Дню рождения королевы ', наступила жара, как в середине лета. Зной, словно легкая паутина, дрожал над землей, по утрам над рекой выстраивались отряды облаков, а к полудню они уже величаво плыли по небу. Из семян, освященных в день Св. Марка, потянулись к солнечному свету первые ростки.
Однажды Поль явился днем домой и сразу побежал к Жюльенне за помощью: уши у него распухли от укусов мошек. Жюльенна промыла укусы лавровишневой водой, не переставая ворчать и браниться. В первые жаркие дни она всегда жаловалась на головные боли и постоянно грела на плите настой ромашки, который пила стакан за стаканом. Протирая Полю уши, она все спрашивала, не болят ли они, и была явно разочарована, когда он отвечал, что нет. У самой Жюль-енны уже много лет в декабре, как только ртуть на термометре опускалась ниже нуля, начинали болеть уши, и она лечила их, закладывая внутрь жареный лук и затыкая ватой. Застав ее за этой процедурой, Атанас всякий раз возмущался и грозился отвести ее к доктору, пока она совсем не оглохла. Но к концу их споров боль в ушах проходила.
В июне жара усиливалась с каждым днем. В праздник Тела Господня алтарь устроили на свежем воздухе за деревней, чуть в стороне от идущей вдоль реки дороги, соорудив над ним беседку из зеленых веток
1 День рождения королевы Виктории
и садовых цветов. Туда направилось шествие с хоругвями. Собрался весь приход, впереди шли дети и мальчики из церковного хора, за ними — женщины, причем впереди — незамужние. За женщинами в одиночестве шагал отец Бобьен, а за ним церковные старосты несли Святые дары. Поликарпа Друзна и Фре-нетта было не узнать, оба подстриглись и надели свои лучшие костюмы. За ними шли мальчики постарше и мужчины. Когда колонна вышла из деревни и двинулась по дороге, мальчишки-певчие затянули церковные гимны. Среди широкой долины, под громадами облаков эта нестройная процессия казалась ничтожно маленькой. Когда наконец дошли до алтаря, все опустились на колени прямо на землю, а Святые дары подняли высоко над головами. После службы все той же дорогой вернулись в церковь. В ту ночь пролился теплый дождь, и приход вздохнул с облегчением, теперь урожай был в руках Божьих.
Июнь сменился июлем. За сараем, в маленьком огороде Поля дружно росли горох, бобы, морковь и лук, семена которых дал Полю Бланшар. В полях колосились на просторе овес, ячмень и кормовые травы. Бланшар был доволен. В это лето он впервые пекся не только о полях Таллара, но и о собственном урожае. Обходя десять акров, выделенные ему Атанасом, он то и дело подбирал комья земли и растирал их пальцами, а если вечерний колокол заставал его в поле, Бланшар смиренно склонял голову и ему казалось, что теперь колокол звонит специально для него.
И на ферме Джона Ярдли вызревал первый урожай. Капитан испытывал радостное удовлетворение. По его подсчетам, через год ферма окупится. При первой же возможности он увеличит свое маленькое стадо джерсейских коров, а на будущий год разведет побольше кур. Неплохо завести еще и несколько свиней. Каждый вечер, подоив коров, капитан вооружался старой подзорной трубой и, стоя на крыльце, обозревал реку и пароходы. Их в этом году было необычно много. Ярдли рассматривал палубы и пытался определить, в порядке ли содержится пароход, куда идет, какой груз в трюме. Иногда, глядя на проходящие мимо суда, он больно чувствовал одиночество, но, несмотря на это, был вполне доволен жизнью. Дженит обещала провести у него лето, скоро она и девочки будут здесь. За зиму капитан заново обставил для дочери одну из верхних спален, установил рядом ванну, а соседнюю комнату отвел под детскую. Перед севом он специально съездил в город за новой кроватью для Дженит и, пока был в магазине у Моргана, попросил продавщицу подобрать заодно занавески и покрывало, которые понравились бы разборчивой женщине с тонким вкусом, Внучкам он накупил кукол, таких, чтобы помещались в кукольный дом, собственноручно им выстроенный.
В это лето парламент рано распустили на каникулы, и Атанас смог приехать в Сен-Марк на более долгий срок. Скоро Макквин пришлет изыскателей, они начнут исследовать площадку дня строительства фабрики; эта работа давно была бы закончена, но шла война, и найти хороших специалистов было нелегко. В ожидании их приезда4Атанас решил насладиться отдыхом. Он вынес на галерею кресло-качалку и часами просиживал в нем за чтением. Несколько дней, читая, он жевал жевательную резинку, чтобы бросить курить, но жвачка так ему опротивела, что он снова взялся за трубку, дав себе слово выкуривать не больше трех трубок в день. Теперь, когда будущее представлялось ему таким интересным, Атанас считал, что необходимо больше заботиться о своем здоровье.
Но война все еще не давала е^у покоя. Она заполняла его мысли, как песок, попавший в ботинок. Тревожил Атанаса и Мариус, ведь о нем ничего не было слышно с весны. Из военного округа Атанаса запросили, почему Мариус не является на призывной пункт, но если бы Атанас даже и знал, где сын, сообщать все равно бы не стал. Атанаса беспрестанно мучило, сыт ли Мариус, есть ли ему где спать. Вопреки логике он и стыдился поведения Мариуса, и гордился его упорством, твердо зная одно — где бы Мариус ни был, он несчастен, озлобление разъедает его все сильней, и будущее сына безнадежно испорчено. В былые времена, попав в столь трудное положение, Атанас обратился бы к Богу, но молиться он перестал давным-давно.
Отец Бобьен тоже не знал покоя. Он ежедневно просил Бога, чтобы тот вразумил его, дал силы побороть препятствие, которое становилось все более непреодолимым с тех самых пор, как отец Бобьен попал в Сен-Марк. Этим препятствием был для него Атанас Таллар. Священник гораздо больше отдален от своих прихожан, чем, скажем, капитан корабля от команды. В последнее время, даже молясь Богу, отец Бобьен чувствовал себя одиноким. В глубине души он считал, что не соответствует своему призванию, так как не в силах сотворить ничего более чудесного, чем священное таинство мессы. Три года назад он не сумел остановить наводнение. Вода в реке поднялась и через болото залила соседние фермы, погубив на двух из них урожай. Когда Господь по своей великой мудрости не воспрепятствовал дальнейшему подъему воды, Атанас стал подшучивать над священником. В последние дни отец Бобьен начал думать, что в Атанасе Тал-ларе воплотились все злые силы материализма, грозящие французской Канаде и Сен-Марку в особенности.
Только бы набрать побольше фактов, чтобы иметь право призвать Атанаса к порядку, тогда он, отец Бобьен, чувствовал бы себя тверже. В ту ночь, больше двух месяцев назад, когда Мариус ночевал в доме священника, он много чего рассказал отцу Бобьену, и отец Бобьен склонен был поверить почти всему. Но Мариус такой раздражительный, так далек от милосердия, он и слышать не хочет, что не подобает сыну питать ненависть к отцу. Все члены семьи Талларов были прихожанами отца Бобьена, и он считал себя обязанным печься о них обо всех. Его долг руководить их судьбами во имя непогрешимой церкви Божьей. Но Атанас всячески затруднял выполнение этого долга. Отец Бобьен сознавал, что опыт его невелик, и в создавшихся условиях ему трудно противостоять такому человеку, как глава семьи Талларов. Сам отец Бобьен родился в одном из беднейших приходов, недалеко от города Квебека, ниже по течению реки Св. Лаврентия. В этом приходе все семьи были равны. Отцы семейств беспрекословно подчинялись священнику, и прихожане, не задаваясь вопросами, жили так, как требовали земля и церковь. В тех местах не было богатых фермеров, которые могли бы нанимать работников, там все сами трудились на полях, и помогали им сыновья, семьи у всех были большие. А здесь, у Таллара, женатого уже во второй раз, только двое детей. Отец Бобьен не мог простить Атанасу многих прегрешений, но это казалось священнику самым нечестивым.
Наконец, после долгих раздумий о семье Талларов и усердных молитв за них, отец Бобьен решил, что настала пора действовать, и отправился к Атанасу. Он быстро миновал подъездную аллею и, оказавшись перед входом в дом Талларов, взялся за дверной молоток в виде волчьей головы, укрепленный в середине широкой кленовой двери. Решительно оттянув молоток, отец Бобьен отпустил его и стал ждать, когда ему откроют. В черной сутане на фоне побеленной стены он был похож на ворона. Темными не были только тыльные стороны рук да лицо, от дневной жары оно ярко пылало.
Дверь открыла Жюльенна, узнав гостя, она неуклюже поклонилась и с чрезвычайной почтительностью взяла у него черную соломенную шляпу. Проведя рукой по коротко остриженным волосам, отец Бобьен подождал, пока Жюльенна доложила о его приходе, и последовал за ней в библиотеку. Там, среди книг и бумаг* его встретил недоумевающий Атанас.
Отец Бобьен впервые попал в такую комнату, он никогда в жизни не видел столько книг, разве что в семинарской библиотеке.
— Здравствуйте, отец, очень рад.
Они пожали друг другу руки, и Атанас выжидательно молчал, пока священник усаживался на стул лицом к письменному столу. Быстрым движением отец Бобьен оправил сутану и сложил на коленях могучие загорелые руки. Ему явно было не по себе.
Атанас вернулся к своему вращающемуся креслу и, повернув его так, чтобы быть лицом к гостю, сел, скрестив длинные ноги. Священник посмотрел на портреты Вольтера и Руссо. Стараясь не уступать хозяину дома в обходительности, он сказал:
—- Какие старые картины! Это портреты ваших родных?
— Нет, отец.
Глаза священника, огромные под толстыми стеклами очков, внимательно оглядывали библиотеку, останавливаясь на том, что он считал признаками богатства. Заметив на полках множество книг с английскими названиями, отец Бобьен не смог скрыть неудовольствия.
— А у меня не хватает времени читать,— сказал он и, переведя взгляд на Атанаса, добавил:— Мариус говорит, что вы пишете книгу о религии, господин Тал-лар. Удивительно, как вы находите на это время.
Пышные брови Атанаса поднялись:
— Не представляю, откуда Мариусу известно, что я пишу. Я с ним никогда этого не обсуждал.
Отец Бобьен наклонился вперед, сутана натянулась на раздвинутых коленях, и руки оказались словно в гамаке.
— Может быть, может быть,— произнес он,— мне не хотелось бы отнимать у вас время, господин Таллар, однако я должен поговорить с вами кое о чем. И прежде всего о Мариусе.
Атанас нахмурился.
— Я слышал, он не так давно ночевал у вас. Хозяин и гость внимательно приглядывались друг
к другу, как два незнакомых пса. Атанас оставил попытки казаться любезным, и, видя это, отец Бобьен растерялся. Он, правда, ожидал подобного приема, но как вести себя при этом, не знал. С такими, как Атанас Таллар, ему до сих пор иметь дело не приходилось. Когда-то, в бытность свою помощником приходского священника в промышленном городе, он встречал людей, испорченных городской жизнью, втянутых в споры о правах рабочих и утративших веру. Но все эти люди были невежественны. Свое неприятие церкви они могли выразить священнику только мрачным молчанием, их бывало даже жаль. Теперь же, глядя на ироническое лицо Атанаса, отец Бобьен чувствовал, как в его душе закипает гнев. Все прихожане знают, что священник любит их и печется о них. Все понимают, что сутана, которую он носит, ставит его выше простых смертных.
— Ваш старший сын хороший, религиозный юноша.
— Хороший? Надеюсь, что так. Но религиозный? Вряд ли.
— Может быть, мне легче судить об этом.
— Возможно. Но я твердо убежден, что под маской религии удается скрывать множество других помыслов.
Священник сжимал и разжимал руки, лежащие на коленях.
— Было время, когда ваш сын хотел посвятить себя Богу. Бог призывал его стать священником.
— Да нет,— задумчиво сказал Атанас.— Не думаю, что неопределенное влечение у еще не сложившегося молодого человека можно считать гласом Божьим. Мариус действительно думал, что хочет стать иезуитом,— Атанас пожал плечами.— Что из этого вышло, вы знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55