—И я не знаю, придут они сегодня или нет... Пошли гулять.— Это была хитрость, которой она хотела отвадить непрошеных ухажеров.
Парни помолчали, потом один сказал:
— Передайте, что мы придем завтра вечером.
Когда они ушли, Анастасия Ивановна крепко заперла
калитку, пожурила себя за то, что утром оставила ее открытой. «Я так и знала, что они не оставят Раю в покое,— бормотала она.— Это недоброе предзнаменование. Не зря мне в последние дни снились рыжие собаки. Вот они, оказывается, к чему! — Старушка взглянула на передний угол, желая перекреститься, но вспомнила, что там нет иконы.— Наверно, нужно в следующее воскресенье сходить в церковь и купить икону. Грех-то какой! Совсем не молюсь!»
Часов в шесть вернулся с работы Аспанбай. Как обычно, спецовку оставил во дворе, умылся, переоделся, схватил книгу и читал ее даже за едой. Девчонки тащили его в кино или в парк погулять, но он всякий раз отнекивался.
— Сынок, ты бы хоть погулял немножко, развеялся,— вздыхала старушка.
— Нет настроения,— мотал головой Аспанбай. Да и откуда ему было взяться? Аспанбай достаточно за день насмотрится на алма-атинские улицы, восседая за рулем катка.
Сегодняшнее «ужасное происшествие» не осталось тайной для Аспанбая. Старушка ему рассказала про визитеров. Аспанбай нахмурился, выслушав ее:
— В следующий раз всяким проходимцам калитку не открывайте.
После этого разговора в течение всего вечера брови Аспанбая так и не распрямились. Пришли из кино девушки, он с ними чуть было не рассорился. Когда Анастасия Ивановна с испугом повторила свой рассказ о «визитерах», Гуля и Рая просияли:
— Э, да это ведь Асылхан приходил! Наверно, Таран дала наш адрес! Надо было сказать им, чтобы пришли завтра!
«Нет, хорошие мои, этого не будет»,— подумал Аспанбай и сказал:
— Сделайте так, чтобы эти бродяги больше и носа не показали в нашем дворе!
Сказать-то он сказал, но тут же почувствовал, что его бросило в жар: зачем? Чтобы как-то смягчить свои слова, добавил:
— Может, у них что плохое на уме.
— А тебе какое дело?! — блеснула белками глаз Гульмайран.— Это ребята из нашего аула. Пусть приходят, ты им не сможешь запретить! И очень хорошо, что придут, хоть в кино нас сводят!
Но Аспанбай, сам удивляясь неизвестно откуда взявшейся твердости, повторил:
— Будет так, как я сказал! Мне нет дела до того, что они из вашего аула!
.— Да почему ты командуешь?! Сам все вечера валяется на койке, отвернувшись к стене, и хочет, чтобы и мы из своих нор не вылезали! Ребята будут нас водить в театр, одним ходить неудобно,— не сдавалась Гульмайран.
— А чего, собственно, ты так разошлась? — опять самому себе на удивление улыбнулся Аспанбай.— Может, они и не к тебе приходили.
Гульмайран, уязвленная, швырнула ложку на стол и выскочила из комнаты.
Анастасия Ивановна разволновалась:
— Почему Гуля обиделась, сынок?
Аспанбай только хмурился в ответ. Утром ему тоже было не по себе. Если бы его спросили, почему он не в духе, возможно, он не смог бы объяснить. Правда, работа его, и без того тяжелая, еще больше усложнилась. Их бригаду асфальтировщиков перебросили на окраину города. Теперь много времени уходило на работу: две пересадки с автобуса на автобус. Надо бы напомнить Али-ага о его обещании насчет таксопарка, думал Аспанбай, садясь в автобус и работая локтями. Раньше, когда его толкали при посад-
те, он недоумевал. Интересные все же люди («Люди»!'Будто сам он был инопланетянином!), зачем толкаться, Неужели нельзя войти, соблюдая очередь? Так он размышлял до тех пор, пока раза два не опоздал на работу и не был обложен отборной бранью бригадира Кости.
На следующий день, вернувшись домой, он увидел, что во дворе пылает очаг, а возле него суетятся девушки, жаря мясо. Он спросил:
— Что случилось? По какому поводу пиршество?
— Люди пришли.
«Людьми» оказались вчерашние парни. Аспанбай сразу догадался. Гнев вскипел в нем.
— Дядюшка!—шутливо крикнула Гуля.— Вы бы вошли в дом, чего во дворе торчать!
— А? Да, да!
Он вошел в комнату, на его аккуратно застеленной койке расселись два модно одетых парня. Один из них — копия Раджа Капура, только на белом лице широкий румянец, другой — менее эффектен, округлостью фигуры и овалом лица напоминает Санчо Пансу. На лицах гостей чванливое спокойствие, они даже не повернули головы в сторону вошедшего. Человек пришел или собака вбежала— им безразлично. Они и не думали извиняться за то, что сидят на койке Аспанбая. Он подумал было перевернуть к чертям этот стол с закусками и вогнать наглых пижонов в землю, но стерпел и вышел во двор. Как ни был зол, все же заметил, что на «Радже Капуре» (это и был земляк девушек — Асылхан) серый костюм, белая рубашка, красный галстук, волосы черные и блестят, будто смазаны жиром, зачесаны назад, на пальце массивный золотой перстень с большим глазком, а во рту сигарета. «Санчо» увенчал свой наряд — коричневый костюм и белую сорочку— черный галстуком с большим узлом. Его узкие глазки беспокойно перебегали с одного предмета на другой. В комнате стоял удушливый запах одеколона «Шипр».
Все это Аспанбай отметил, к тому же его чуть не стошнило, он не переносил запаха парфюмерии. И сами парни, и их запах были невыносимы. Он быстрыми шагами вышел за ворота, остановился и принялся размышлять: почему это в поступках женщин нет никакой логики? Не могут отличить правое от левого. А наши девушки — вообще слепые курицы. Неужели им не противно сидеть с этими йэху и дышать с ними одним воздухом?!
Он побрел куда глаза глядят, дошел до магазина и вернулся: покупать ему было нечего. Сейчас он был зол на весь мир: и на девушек, и на гадких йэху, и на прохожих, ну хоть бы одно приятное лицо встретилось! И тут он, внезапно смягчаясь, подумал: только Райгуль отличается от всех прочих — она не морщится, не таращит глаза, нос у нее не длинный, шея не короткая. А все вокруг йэху, ей- богу, йэху!
Не зная, куда деться, он вернулся домой. Его встретила вспотевшая от хлопот Гульмайран:
— Ты куда исчез? За выпивкой ходил?
— Еще чего! — почти выкрикнул Аспанбай и ушел на «девичью половину».
Анастасия Ивановна сидела, скорчившись, на постели. По ее лицу было видно, что гости ей тоже не нравятся.
— Не доведет это до добра! — вздохнула старушка.
Она угадывает мои мысли, она провидица, подумал
Аспанбай, но ничего не сказал, поставил стул к окну и сел с книгой в руках. Однако читать ему не дали. Девушки насильно уволокли его и Анастасию Ивановну к столу. Представили гостям: это — мама, это — наш строгий дядюшка. Темноволосый кудрявый Аспанбай походил на их ровесника-брата, но никак не на дядюшку. Однако на это противоречие подвыпившие гости не обратили внимания. Девушки хлопочут у стола, сами открыли бутылку шампанского, которую принесли парии, разлили на шесть пиал. Потом принесли мясо. У Аспанбая кусок в горло не лез. Он снова вышел на улицу и сел у ворот. Сидел долго, кажется, и думать было не о чем. Перед самым закатом из дома вышли гости, лица потные, на плечи накинуты пиджаки, дымят сигаретами. Остановились в двух шагах от Аспанбая и, словно его и не было, без стеснения обменялись репликами;
— Куда их поведем?
— В ресторан, куда же еще?
— У тебя что-нибудь осталось?
— На сегодня хватит.
— «Санчо», а по паспорту — Замзам, все пятился и пятился, разговаривая с другом, и не замечал, что рукавом своего накинутого на плечи пиджака касается лица Аспанбая. Вот дать бы ему сейчас под зад пинка, кубарем бы покатился, но не стоит здесь подымать шум.
Из мазанки вышли девушки, разодетые как на свадьбу.
— Ну, пошли! — сказала Гуля.
Аспанбая она вроде бы и не заметила. Райгуль надела
туфли на высоких каблуках; наверно, с непривычки при ходьбе она всем корпусом откидывалась назад. «Подождем до вечера!» — решил Аспанбай, кидая недобрые взгляды вслед уходящим.
Его расчет был прост: после ресторана они приедут сюда, попрощаются возле ворот. Когда парни по темной улице пойдут обратно, он догонит их и скажет: чтобы я вас больше здесь не видел!
С замирающим сердцем просидел он у ворот до часу ночи, но получилось не так, как он предполагал; подъехало такси, парни выскочили из машины, помогли выйти девушкам, стоять долго не стали, поцеловали им ручки и укатили. Два красных огонька, словно два красных глаза, поддразнивая, подмигнули Аспанбаю и погасли в темноте. Райгуль заметила сидевшего у ворот Аспанбая:
— Господи, кто здесь?
— Это я.
— Что ты здесь делаешь?
— А вы что там делали?
Девушки, кажется, были сильно навеселе. Они рассмеялись.
— Мы — там, вы — здесь! — пошутила Райгуль.— Все правильно, и все понятно: оказывается, мы уехали, не спросив разрешения у нашего дяди.— Райгуль чуть присела в поклоне, назвав Аспанбая по-узбекски дада, сказала: — Простите, дада, простите!
Хотя это было сказано в шутку, Аспанбая извинения немного успокоили.
— В следующий раз не забудьте получить разрешение!
— Хорошо, дада! — Гульмайран все еще была под впечатлением ресторана.— Ой, дада, как мы танцевали! Оказывается, городские танцы не очень-то отличаются от сельских. Посмотрел бы ты на Райгуль!
— Ты, я думаю, от нее не отстала.
— Они с Асылханом были такой красивой парой! Все смотрели только на них!
— Ну ладно, ложитесь, а то вставать рано,—сказал Аспанбай тоном старшего брата.— Завтра я еще поговорю с вами!
— Ха-ха-ха! Завтра они снова приедут за нами в шесть вечера и увезут в ресторан!
Когда на другой день, отпросившись пораньше с работы, он вернулся домой, хитрецы уже умыкнули девушек. С досадой хлопнув себя по коленям, Аспанбай опять сел
караулить возле ворот, Анастасия Ивановна, словно предчувствуя что-то плохое, совсем сгорбилась.
В полночь, будто тоже подгуляло в ресторане, натыкаясь на кочки незаасфальтированной улицы, опять прикатило такси. На этот раз парни, увидев возле ворот стража, не стали выходить из машины и помогать девушкам. Те сами выпрыгнули на землю.
— Спокойной ночи, до завтра!
Красные глазки позади машины опять подмигнули, издеваясь над Аспанбаем.
— Ого! Дада и сегодня нас ожидает! — Райгуль подбежала и бросилась на шею к Аспанбаю.— Прости, дада, прости! Гульмайран, иди сюда, обними же нашего дада! Давай вместе попросим у него прощения!
Сердце Аспанбая опять оттаяло. Он обхватил девушек, как двух ягнят, поперек туловищ и унес, хохочущих, в дом.
— Ну, вы дождетесь у меня! Я вас обязательно поколочу!
Сегодня он узнал от них, где учатся парни, в каком общежитии живут. Всю ночь размышлял, строил планы. Вы же люди, а не звери, поймите, оставьте детей в покое! — скажет он им. Они, конечно, поймут. Аспанбай всего на год старше подружек, но когда думает о них, то чувствует себя не то отцом, не то старшим братом.
Утром он надел свой выходной, серый в полоску, костюм; без жалости выдирая пучки волос, причесал свои жесткие густые кудри, заехал по пути на работу, отпросился у бригадира и трамваем добрался до общежития сельхозинститута. Ему даже не пришло в голову, что студенты утром уходят на лекции. Он прождал Асылхана и Зам- зама до обеда. Они его еле признали.
— А-а, дада двух красавиц! — усмехнулся Асылхан.— Какими судьбами?
— Я искал вас
— Нас?!
— Да, вас...
Асылхан и Замзам переглянулись и хмыкнули, мол, чего нужно этому чудаку?
— Ну, слушаем вас!
В вежливом «вас» прозвучала ирония. Аспанбай, придерживаясь выработанной ночью линии поведения, старался не рассердиться и сохранить вежливый тон.
— Здесь разговаривать неудобно. Может, отойдем в сторонку? <
Парни опять взглянули друг на друга, опять хмыкнули, мол, вы только посмотрите на этого героя!
— В сторонку?.. Отойдем. Надеемся, не побьете нас?
БЫЛО ОПЯТЬ обидно, но Аспанбай не поддался на провокацию. Они чуть отошли и присели на скамью.
— Слушаем вас, дада!
Аспанбай подумал: взять бы вас за шкирки да хорошенько стукнуть лбами, но опять держался изо всех сил.
— Вот что я хотел вам сказать. Вы —уже взрослые, студенты, институт кончаете, а они... они еще дети... Оставьте их в покое. В Алма-Ате девушек и без них хватает.
— Что значит — оставьте?
— Не нужно их развращать, говорю вам, они еще дети!
— А если девушки сами хотят развращаться, тогда как?
— Этого не может быть, я их хорошо знаю!
— Откуда? Давно ли?
Аспанбай немного смутился. Сказать, что прожил с ними около двух месяцев в одном доме,— это еще не довод. Он не может назваться ни братом старшим, ни даже земляком. И если по правде, то эти парни ближе его девушкам, чем он сам, ведь они из одного аула...
Растерянность Аспанбая не ускользнула от парней, они переглянулись и с удовольствием захохотали. Потом Асылхан с ощутимой угрозой в голосе заговорил:
— Ты, мальчик (этим он решил подчеркнуть, что старше Аспанбая), веди себя тихо и живи по-своему. Понял? И сначала научись вытирать сопли под носом, а потом уже ставь нам условия. А если сам метишь на одну из них, то так и скажи. Мы же мужчины, договоримся! На какую из них ты положил глаз?
Теперь Аспанбай смутился не на шутку. Наверное, от смущения дал волю злости.
— Ну, ты! — вскочил он со скамьи — Укороти свой язык, а иначе...
Те, двое, тоже вскочили:
— А что — иначе?
— В порошок сотру!
— Да ну?!
— Ах, так! — Аспанбай пошел на них.
Асылхаи в своей обычной важной манере заговорил: — Я думаю, здесь, на глазах стольких людей, мы не будем себя позорить. Ты-то ничего не потеряешь, бульдозерист, а мы — не сегодня завтра специалисты с высшим об
разованием. Поэтому, если уж тебе так хочется подраться, назначь место встречи. Встретимся завтра.
— Договорились! — сказал Аспанбай. Сказал не потому, что хотел драться, а просто поддался гневу.— Сами назначьте место!
Асылхан взглянул на Замзама. Замзам процедил сквозь зубы, как завзятый хулиган:
— Пусть приходит в Рощу Баума.
— Хорошо, приду.
— Согласен? Значит, так. Завтра на закате приходи в Рощу. Там есть один-единственный пивной ларек, возле него и встретимся.
— Пусть будет по-вашему.
— Давай руку!
Ударили по рукам. Аспанбай все происходящее принимал за какую-то игру, но когда Замзам добавил: «Запомни, дружков своих приводи не больше десяти», понял, что дело принимает серьезный оборот.
В группе, где учится Асылхан, есть парень по имени Байбори, что значит по-русски «вожак», «предводитель». Студенты, конечно, не называют его этим совсем неподходящим для него именем, а запросто, в глаза, называют Ши- бори — шакал. Байбори не обижается, даже не обращает внимания. Сам он щупленький и прозрачный как стеклышко, худой, точно ветка засохшего тальника, согнутый, как рыболовный крючок, на маленьком узком лице разместился большущий, с кувалду, нос, крупные лошадиные зубы не вмещаются во рту. Когда он говорит, зубы вываливаются изо рта, и он потом долго не может, выражаясь студенческим жаргоном, «закрыть поддувало». У Шибори есть еще одна особенность — его не замечают. Где бы он ни оказался, в какой бы компании ни появился, его не замечают. Войдет ли в комнату к товарищам или уйдет, никто его не спросит: зачем приходил, почему уходишь? На любые, даже самые секретные темы при нем говорят свободно, никого не смущает его присутствие, никому не придет в голову, что он слышит их тайну. Даже когда он оказывается случайным свидетелем поцелуев парня и девушки, он и влюбленных не смущает.
Вот с этим Шибори и встретился Замзам. Сначала он прошел мимо, но потом, спохватившись, завопил громко, на весь коридор:
— Эй, Шибори! Вернись!
У того захолонуло сердце: его зовет Замзам! Неужели? Шибори обернулся — действительно зовет!
— Подойди поближе! Шагай быстрее, ох уж эти мне гордецы!
Шибори после этих слов и сам показался себе значительнее, неприступнее, но на зов все же поспешил. Подошел и уставился на Замзама не то красными, не то карими, словом, неопределенного цвета глазами.
Замзам отвел его в сторону.
— Садись, Шибори, есть небольшое дельце.
«Ко мне — дельце?!» Шибори хоть и молчал, но Замзам безошибочно понял его состояние.
— Да, к тебе! Имеется одна просьба.
И он рассказал, что завтра — день испытания настоящих мужчин, нужно кое с кем помериться силой. Придут не какие-нибудь слабаки, а рабочие-дорожники. Сам Асылхан собирает смелых, умеющих держать язык за зубами парней. Они с Асылханом таким считают и его, Шибори. Сражение должно состояться завтра в семь вечера, в Роще Баума. Место сбора — пивной ларек.
— Ну как, придешь?
— Конечно!
— Тогда валяй иди! — Замзам хлопнул его по плечу, дав этим понять, что оказал Шибори большую честь.
Шибори пришел в телячий восторг. В общежитии он сел на стул, но усидеть не смог, лег — и лежать не смог, хотел почитать — не читалось. В комнате ему стало тесно, он вышел на улицу. Асылхан для него был божеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Парни помолчали, потом один сказал:
— Передайте, что мы придем завтра вечером.
Когда они ушли, Анастасия Ивановна крепко заперла
калитку, пожурила себя за то, что утром оставила ее открытой. «Я так и знала, что они не оставят Раю в покое,— бормотала она.— Это недоброе предзнаменование. Не зря мне в последние дни снились рыжие собаки. Вот они, оказывается, к чему! — Старушка взглянула на передний угол, желая перекреститься, но вспомнила, что там нет иконы.— Наверно, нужно в следующее воскресенье сходить в церковь и купить икону. Грех-то какой! Совсем не молюсь!»
Часов в шесть вернулся с работы Аспанбай. Как обычно, спецовку оставил во дворе, умылся, переоделся, схватил книгу и читал ее даже за едой. Девчонки тащили его в кино или в парк погулять, но он всякий раз отнекивался.
— Сынок, ты бы хоть погулял немножко, развеялся,— вздыхала старушка.
— Нет настроения,— мотал головой Аспанбай. Да и откуда ему было взяться? Аспанбай достаточно за день насмотрится на алма-атинские улицы, восседая за рулем катка.
Сегодняшнее «ужасное происшествие» не осталось тайной для Аспанбая. Старушка ему рассказала про визитеров. Аспанбай нахмурился, выслушав ее:
— В следующий раз всяким проходимцам калитку не открывайте.
После этого разговора в течение всего вечера брови Аспанбая так и не распрямились. Пришли из кино девушки, он с ними чуть было не рассорился. Когда Анастасия Ивановна с испугом повторила свой рассказ о «визитерах», Гуля и Рая просияли:
— Э, да это ведь Асылхан приходил! Наверно, Таран дала наш адрес! Надо было сказать им, чтобы пришли завтра!
«Нет, хорошие мои, этого не будет»,— подумал Аспанбай и сказал:
— Сделайте так, чтобы эти бродяги больше и носа не показали в нашем дворе!
Сказать-то он сказал, но тут же почувствовал, что его бросило в жар: зачем? Чтобы как-то смягчить свои слова, добавил:
— Может, у них что плохое на уме.
— А тебе какое дело?! — блеснула белками глаз Гульмайран.— Это ребята из нашего аула. Пусть приходят, ты им не сможешь запретить! И очень хорошо, что придут, хоть в кино нас сводят!
Но Аспанбай, сам удивляясь неизвестно откуда взявшейся твердости, повторил:
— Будет так, как я сказал! Мне нет дела до того, что они из вашего аула!
.— Да почему ты командуешь?! Сам все вечера валяется на койке, отвернувшись к стене, и хочет, чтобы и мы из своих нор не вылезали! Ребята будут нас водить в театр, одним ходить неудобно,— не сдавалась Гульмайран.
— А чего, собственно, ты так разошлась? — опять самому себе на удивление улыбнулся Аспанбай.— Может, они и не к тебе приходили.
Гульмайран, уязвленная, швырнула ложку на стол и выскочила из комнаты.
Анастасия Ивановна разволновалась:
— Почему Гуля обиделась, сынок?
Аспанбай только хмурился в ответ. Утром ему тоже было не по себе. Если бы его спросили, почему он не в духе, возможно, он не смог бы объяснить. Правда, работа его, и без того тяжелая, еще больше усложнилась. Их бригаду асфальтировщиков перебросили на окраину города. Теперь много времени уходило на работу: две пересадки с автобуса на автобус. Надо бы напомнить Али-ага о его обещании насчет таксопарка, думал Аспанбай, садясь в автобус и работая локтями. Раньше, когда его толкали при посад-
те, он недоумевал. Интересные все же люди («Люди»!'Будто сам он был инопланетянином!), зачем толкаться, Неужели нельзя войти, соблюдая очередь? Так он размышлял до тех пор, пока раза два не опоздал на работу и не был обложен отборной бранью бригадира Кости.
На следующий день, вернувшись домой, он увидел, что во дворе пылает очаг, а возле него суетятся девушки, жаря мясо. Он спросил:
— Что случилось? По какому поводу пиршество?
— Люди пришли.
«Людьми» оказались вчерашние парни. Аспанбай сразу догадался. Гнев вскипел в нем.
— Дядюшка!—шутливо крикнула Гуля.— Вы бы вошли в дом, чего во дворе торчать!
— А? Да, да!
Он вошел в комнату, на его аккуратно застеленной койке расселись два модно одетых парня. Один из них — копия Раджа Капура, только на белом лице широкий румянец, другой — менее эффектен, округлостью фигуры и овалом лица напоминает Санчо Пансу. На лицах гостей чванливое спокойствие, они даже не повернули головы в сторону вошедшего. Человек пришел или собака вбежала— им безразлично. Они и не думали извиняться за то, что сидят на койке Аспанбая. Он подумал было перевернуть к чертям этот стол с закусками и вогнать наглых пижонов в землю, но стерпел и вышел во двор. Как ни был зол, все же заметил, что на «Радже Капуре» (это и был земляк девушек — Асылхан) серый костюм, белая рубашка, красный галстук, волосы черные и блестят, будто смазаны жиром, зачесаны назад, на пальце массивный золотой перстень с большим глазком, а во рту сигарета. «Санчо» увенчал свой наряд — коричневый костюм и белую сорочку— черный галстуком с большим узлом. Его узкие глазки беспокойно перебегали с одного предмета на другой. В комнате стоял удушливый запах одеколона «Шипр».
Все это Аспанбай отметил, к тому же его чуть не стошнило, он не переносил запаха парфюмерии. И сами парни, и их запах были невыносимы. Он быстрыми шагами вышел за ворота, остановился и принялся размышлять: почему это в поступках женщин нет никакой логики? Не могут отличить правое от левого. А наши девушки — вообще слепые курицы. Неужели им не противно сидеть с этими йэху и дышать с ними одним воздухом?!
Он побрел куда глаза глядят, дошел до магазина и вернулся: покупать ему было нечего. Сейчас он был зол на весь мир: и на девушек, и на гадких йэху, и на прохожих, ну хоть бы одно приятное лицо встретилось! И тут он, внезапно смягчаясь, подумал: только Райгуль отличается от всех прочих — она не морщится, не таращит глаза, нос у нее не длинный, шея не короткая. А все вокруг йэху, ей- богу, йэху!
Не зная, куда деться, он вернулся домой. Его встретила вспотевшая от хлопот Гульмайран:
— Ты куда исчез? За выпивкой ходил?
— Еще чего! — почти выкрикнул Аспанбай и ушел на «девичью половину».
Анастасия Ивановна сидела, скорчившись, на постели. По ее лицу было видно, что гости ей тоже не нравятся.
— Не доведет это до добра! — вздохнула старушка.
Она угадывает мои мысли, она провидица, подумал
Аспанбай, но ничего не сказал, поставил стул к окну и сел с книгой в руках. Однако читать ему не дали. Девушки насильно уволокли его и Анастасию Ивановну к столу. Представили гостям: это — мама, это — наш строгий дядюшка. Темноволосый кудрявый Аспанбай походил на их ровесника-брата, но никак не на дядюшку. Однако на это противоречие подвыпившие гости не обратили внимания. Девушки хлопочут у стола, сами открыли бутылку шампанского, которую принесли парии, разлили на шесть пиал. Потом принесли мясо. У Аспанбая кусок в горло не лез. Он снова вышел на улицу и сел у ворот. Сидел долго, кажется, и думать было не о чем. Перед самым закатом из дома вышли гости, лица потные, на плечи накинуты пиджаки, дымят сигаретами. Остановились в двух шагах от Аспанбая и, словно его и не было, без стеснения обменялись репликами;
— Куда их поведем?
— В ресторан, куда же еще?
— У тебя что-нибудь осталось?
— На сегодня хватит.
— «Санчо», а по паспорту — Замзам, все пятился и пятился, разговаривая с другом, и не замечал, что рукавом своего накинутого на плечи пиджака касается лица Аспанбая. Вот дать бы ему сейчас под зад пинка, кубарем бы покатился, но не стоит здесь подымать шум.
Из мазанки вышли девушки, разодетые как на свадьбу.
— Ну, пошли! — сказала Гуля.
Аспанбая она вроде бы и не заметила. Райгуль надела
туфли на высоких каблуках; наверно, с непривычки при ходьбе она всем корпусом откидывалась назад. «Подождем до вечера!» — решил Аспанбай, кидая недобрые взгляды вслед уходящим.
Его расчет был прост: после ресторана они приедут сюда, попрощаются возле ворот. Когда парни по темной улице пойдут обратно, он догонит их и скажет: чтобы я вас больше здесь не видел!
С замирающим сердцем просидел он у ворот до часу ночи, но получилось не так, как он предполагал; подъехало такси, парни выскочили из машины, помогли выйти девушкам, стоять долго не стали, поцеловали им ручки и укатили. Два красных огонька, словно два красных глаза, поддразнивая, подмигнули Аспанбаю и погасли в темноте. Райгуль заметила сидевшего у ворот Аспанбая:
— Господи, кто здесь?
— Это я.
— Что ты здесь делаешь?
— А вы что там делали?
Девушки, кажется, были сильно навеселе. Они рассмеялись.
— Мы — там, вы — здесь! — пошутила Райгуль.— Все правильно, и все понятно: оказывается, мы уехали, не спросив разрешения у нашего дяди.— Райгуль чуть присела в поклоне, назвав Аспанбая по-узбекски дада, сказала: — Простите, дада, простите!
Хотя это было сказано в шутку, Аспанбая извинения немного успокоили.
— В следующий раз не забудьте получить разрешение!
— Хорошо, дада! — Гульмайран все еще была под впечатлением ресторана.— Ой, дада, как мы танцевали! Оказывается, городские танцы не очень-то отличаются от сельских. Посмотрел бы ты на Райгуль!
— Ты, я думаю, от нее не отстала.
— Они с Асылханом были такой красивой парой! Все смотрели только на них!
— Ну ладно, ложитесь, а то вставать рано,—сказал Аспанбай тоном старшего брата.— Завтра я еще поговорю с вами!
— Ха-ха-ха! Завтра они снова приедут за нами в шесть вечера и увезут в ресторан!
Когда на другой день, отпросившись пораньше с работы, он вернулся домой, хитрецы уже умыкнули девушек. С досадой хлопнув себя по коленям, Аспанбай опять сел
караулить возле ворот, Анастасия Ивановна, словно предчувствуя что-то плохое, совсем сгорбилась.
В полночь, будто тоже подгуляло в ресторане, натыкаясь на кочки незаасфальтированной улицы, опять прикатило такси. На этот раз парни, увидев возле ворот стража, не стали выходить из машины и помогать девушкам. Те сами выпрыгнули на землю.
— Спокойной ночи, до завтра!
Красные глазки позади машины опять подмигнули, издеваясь над Аспанбаем.
— Ого! Дада и сегодня нас ожидает! — Райгуль подбежала и бросилась на шею к Аспанбаю.— Прости, дада, прости! Гульмайран, иди сюда, обними же нашего дада! Давай вместе попросим у него прощения!
Сердце Аспанбая опять оттаяло. Он обхватил девушек, как двух ягнят, поперек туловищ и унес, хохочущих, в дом.
— Ну, вы дождетесь у меня! Я вас обязательно поколочу!
Сегодня он узнал от них, где учатся парни, в каком общежитии живут. Всю ночь размышлял, строил планы. Вы же люди, а не звери, поймите, оставьте детей в покое! — скажет он им. Они, конечно, поймут. Аспанбай всего на год старше подружек, но когда думает о них, то чувствует себя не то отцом, не то старшим братом.
Утром он надел свой выходной, серый в полоску, костюм; без жалости выдирая пучки волос, причесал свои жесткие густые кудри, заехал по пути на работу, отпросился у бригадира и трамваем добрался до общежития сельхозинститута. Ему даже не пришло в голову, что студенты утром уходят на лекции. Он прождал Асылхана и Зам- зама до обеда. Они его еле признали.
— А-а, дада двух красавиц! — усмехнулся Асылхан.— Какими судьбами?
— Я искал вас
— Нас?!
— Да, вас...
Асылхан и Замзам переглянулись и хмыкнули, мол, чего нужно этому чудаку?
— Ну, слушаем вас!
В вежливом «вас» прозвучала ирония. Аспанбай, придерживаясь выработанной ночью линии поведения, старался не рассердиться и сохранить вежливый тон.
— Здесь разговаривать неудобно. Может, отойдем в сторонку? <
Парни опять взглянули друг на друга, опять хмыкнули, мол, вы только посмотрите на этого героя!
— В сторонку?.. Отойдем. Надеемся, не побьете нас?
БЫЛО ОПЯТЬ обидно, но Аспанбай не поддался на провокацию. Они чуть отошли и присели на скамью.
— Слушаем вас, дада!
Аспанбай подумал: взять бы вас за шкирки да хорошенько стукнуть лбами, но опять держался изо всех сил.
— Вот что я хотел вам сказать. Вы —уже взрослые, студенты, институт кончаете, а они... они еще дети... Оставьте их в покое. В Алма-Ате девушек и без них хватает.
— Что значит — оставьте?
— Не нужно их развращать, говорю вам, они еще дети!
— А если девушки сами хотят развращаться, тогда как?
— Этого не может быть, я их хорошо знаю!
— Откуда? Давно ли?
Аспанбай немного смутился. Сказать, что прожил с ними около двух месяцев в одном доме,— это еще не довод. Он не может назваться ни братом старшим, ни даже земляком. И если по правде, то эти парни ближе его девушкам, чем он сам, ведь они из одного аула...
Растерянность Аспанбая не ускользнула от парней, они переглянулись и с удовольствием захохотали. Потом Асылхан с ощутимой угрозой в голосе заговорил:
— Ты, мальчик (этим он решил подчеркнуть, что старше Аспанбая), веди себя тихо и живи по-своему. Понял? И сначала научись вытирать сопли под носом, а потом уже ставь нам условия. А если сам метишь на одну из них, то так и скажи. Мы же мужчины, договоримся! На какую из них ты положил глаз?
Теперь Аспанбай смутился не на шутку. Наверное, от смущения дал волю злости.
— Ну, ты! — вскочил он со скамьи — Укороти свой язык, а иначе...
Те, двое, тоже вскочили:
— А что — иначе?
— В порошок сотру!
— Да ну?!
— Ах, так! — Аспанбай пошел на них.
Асылхаи в своей обычной важной манере заговорил: — Я думаю, здесь, на глазах стольких людей, мы не будем себя позорить. Ты-то ничего не потеряешь, бульдозерист, а мы — не сегодня завтра специалисты с высшим об
разованием. Поэтому, если уж тебе так хочется подраться, назначь место встречи. Встретимся завтра.
— Договорились! — сказал Аспанбай. Сказал не потому, что хотел драться, а просто поддался гневу.— Сами назначьте место!
Асылхан взглянул на Замзама. Замзам процедил сквозь зубы, как завзятый хулиган:
— Пусть приходит в Рощу Баума.
— Хорошо, приду.
— Согласен? Значит, так. Завтра на закате приходи в Рощу. Там есть один-единственный пивной ларек, возле него и встретимся.
— Пусть будет по-вашему.
— Давай руку!
Ударили по рукам. Аспанбай все происходящее принимал за какую-то игру, но когда Замзам добавил: «Запомни, дружков своих приводи не больше десяти», понял, что дело принимает серьезный оборот.
В группе, где учится Асылхан, есть парень по имени Байбори, что значит по-русски «вожак», «предводитель». Студенты, конечно, не называют его этим совсем неподходящим для него именем, а запросто, в глаза, называют Ши- бори — шакал. Байбори не обижается, даже не обращает внимания. Сам он щупленький и прозрачный как стеклышко, худой, точно ветка засохшего тальника, согнутый, как рыболовный крючок, на маленьком узком лице разместился большущий, с кувалду, нос, крупные лошадиные зубы не вмещаются во рту. Когда он говорит, зубы вываливаются изо рта, и он потом долго не может, выражаясь студенческим жаргоном, «закрыть поддувало». У Шибори есть еще одна особенность — его не замечают. Где бы он ни оказался, в какой бы компании ни появился, его не замечают. Войдет ли в комнату к товарищам или уйдет, никто его не спросит: зачем приходил, почему уходишь? На любые, даже самые секретные темы при нем говорят свободно, никого не смущает его присутствие, никому не придет в голову, что он слышит их тайну. Даже когда он оказывается случайным свидетелем поцелуев парня и девушки, он и влюбленных не смущает.
Вот с этим Шибори и встретился Замзам. Сначала он прошел мимо, но потом, спохватившись, завопил громко, на весь коридор:
— Эй, Шибори! Вернись!
У того захолонуло сердце: его зовет Замзам! Неужели? Шибори обернулся — действительно зовет!
— Подойди поближе! Шагай быстрее, ох уж эти мне гордецы!
Шибори после этих слов и сам показался себе значительнее, неприступнее, но на зов все же поспешил. Подошел и уставился на Замзама не то красными, не то карими, словом, неопределенного цвета глазами.
Замзам отвел его в сторону.
— Садись, Шибори, есть небольшое дельце.
«Ко мне — дельце?!» Шибори хоть и молчал, но Замзам безошибочно понял его состояние.
— Да, к тебе! Имеется одна просьба.
И он рассказал, что завтра — день испытания настоящих мужчин, нужно кое с кем помериться силой. Придут не какие-нибудь слабаки, а рабочие-дорожники. Сам Асылхан собирает смелых, умеющих держать язык за зубами парней. Они с Асылханом таким считают и его, Шибори. Сражение должно состояться завтра в семь вечера, в Роще Баума. Место сбора — пивной ларек.
— Ну как, придешь?
— Конечно!
— Тогда валяй иди! — Замзам хлопнул его по плечу, дав этим понять, что оказал Шибори большую честь.
Шибори пришел в телячий восторг. В общежитии он сел на стул, но усидеть не смог, лег — и лежать не смог, хотел почитать — не читалось. В комнате ему стало тесно, он вышел на улицу. Асылхан для него был божеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55