Когда Рити ушла, Каарли, несколько оглушенный, прислушался к ее торопливым, быстро удалявшимся шагам.
Другие мужики сколачивают компанию, начинают строить новый корабль, а он...
Царь наш отец,— его закон...
А, черт, пусть катятся подальше Рити и Гиргенсон!
В Петербурге — вот потеха! —
Царь в б... к девицам ехал.
И, натянув овчинный полушубок, Каарли вышел во двор, прислушался еще раз к ветру и, ощупывая тропинку палкой и ногами, заковылял к Кюласоо.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нет дыма без огня — по крайней мере на сей раз в рассказе Рити заключалась немалая толика правды.
Пока слепой Каарли на ощупь пробирался через каменистое, заросшее можжевельником поле к Кюласоо, прибрежным лесом к деревне Руусна уверенно шагал высокий осанистый мужчина. Ветер стряхивал с ветвей ему на затылок капли только что прошедшего дождя, вода, когда он ступал по лужам, хлюпала и разлеталась брызгами под его сапогами. Но путник — это был капитан Тынис Тиху — не замечал ни непогоды, ни луж; он размашисто шагал вперед, сосредоточенно думая о чем-то.
Последний взрыв гнева у старого Хольмана, без сомнения, уже давно бродил в нем, как прошлогоднее пиво в закупоренной посудине, иначе он не прорвался бы с таким сильным треском. Старикан, черт его побери, не так уж немощен, если способен еще так яриться. И что ты с ним, шальным, поделаешь? Были бы они ровесники, тогда другое дело, но старик по крайней мере вдвое старше, мог бы даже и за дедушку сойти. Тут рукам волю не дашь. И оба они не такие уж господа (может быть, старый Хольман и считает себя важным господином), чтобы по-помещичьи щелкать пистолетами. Подать на него в суд за публичное оскорбление? Упросить какого-нибудь свидетеля Тынису, может быть, и удалось бы, хотя никому нет охоты тащиться в суд, но и суд, верно, будет скорее держать сторону Хольмана. Тынису по крайней мере сразу, без всякой задержки, выплатят его пай, чтобы избавиться от него, а о суде нельзя наперед сказать, будет ли его решение по всем пунктам в пользу капитана. Вряд ли из нескольких завышенных счетов на парусину и за буксировку можно состряпать дельце — ведь все сделано по форме, и подписи стоят подлинные,— но у каждого капитана есть дела, вокруг которых можно поднять опасную возню. Теперь старик, видать, зол, как бык, и готов на все, тем более что главную-то причину вражды ему оглашать неудобно. Другое дело, если бы он решил разводиться с Анете. Только сейчас не похоже, чтобы он или она замышляли что-нибудь подобное: барынька опять, как голубка, воркует вокруг этого старого пня, а старик осыпает ее щедрым дождем подарков, и только он, Тынис, виноват теперь во всем.
Черт его знает, откуда старик пронюхал обо всем! Лийзу? Нет, Лийзу слишком горда, чтобы злословить по такому поводу. А может быть, сама хозяйка, боясь потерять наследство, в порыве раскаяния или стремясь вернуть себе былое доверие, все и выболтала? Дьявол их разберет, разве поймешь этих капризных барынь — будь то здесь или на другом конце света, в Америке,— чего они хотят, о чем помышляют?
Побаловались, и будет!
А ведь и Лийзу не без закорюк! Но у Лийзу они случаются больше от сердечной боли, чем от бессердечия, их еще кое-как с натугой можно понять. Что ж, теперь надо заложить киль нового корабля, жениться на Лийзу и начать жизнь порядочного человека — он ведь уже не мальчишка: четвертый десяток на исходе. А суд пусть себе занимается своими делами. Добро еще, что из всей этой канители вылезешь с целой шкурой да с порядочными деньгами!
Сколотить новое судовое товарищество, конечно, не легкое дело. Наиболее зажиточные мужики Каугатомаско- го и соседних приходов почти все состоят пайщиками компании Хольмана из Весилоо, и хотя у них немало причин для ссор со стариком, они не так легко отступятся от хольмановской компании с широкими связями и доверием клиентуры. Волостного старшину Яана Пуумана, или папашу Пуумана (как называет его народ), он уже поколебал, но пай Пуумана до сих пор полеживает у Хольмана — может статься, и присохнет там! Постройка трехмачтового судна (с меньшим нет расчета и канителиться) стоит по
крайней мере тридцать тысяч рублей, у него же своих наберется не больше трети этой суммы. Женитьбой он дела не поправит: вряд ли у Лийзу за душой есть более сотни рублей. Да и от брата Матиса какой можно ждать помощи?
Выйдя на прилегающее к лесу арилаское поле, с которого за низкорослыми оголенными деревьями Аонийду показались крылья трех ветряков и гребни соломенных гуменных стрех деревни Руусна, капитан Тынис Тиху в нерешительности остановился на тропинке. Вымокшая, посеревшая от пронизывающих дождей родная деревня, с низкими, словно пришибленными, домишками, каменными изгородями и частоколами, разделяющими клинья скудных пастбищ и полоски полей, показалась особенно убогой и печальной. Чего хорошего ждать ему здесь? Другое дело, если бы он решился на смелый шаг и повернул на мызу,— белые трубы и карниз железной кровли двухэтажного господского дома уже показались на краю залива за высокими деревьями мызного парка. Старый Ренненкампф человек с деньгой. Куда бы деваться тем тысячам рублей аренды, что он ежегодно выжимает из многих хуторов?
Но Тынис тут же усмехнулся этой невесть откуда залетевшей в голову мысли, решительно шагнул через перелаз в изгороди и прежним размашистым шагом двинулся по щербатой полевой меже к Кюласоо. Скорее мир погибнет, нежели барон Герман фон Ренненкампф станет строить в компании с внуком Рейна из Рейнуыуэ и братом Матиса из Кюласоо корабль на Каугатомаском побережье. Совсем другое дело, если бы к барону обратился Хольман.
Когда Тынис Тиху вошел в жилой дом арендного хутора Кюласоо, где он когда-то родился и вырос, гуменная изба, с осени снова приспособленная под жилье, погрузилась уже в сумерки. Длинными осенними вечерами, особенно в дождливую пору, в гуменной избе становилось так сумеречно, что за работу, требовавшую хорошего света, нечего было и браться. И так как керосиновая лампа слишком уж быстро пустела, то хозяйка скупилась зажигать ее, прежде чем совсем стемнеет. Поэтому в сумеречный час все брались за такую работу, которую, на худой конец, можно было делать и на ощупь. Починка мережей с мелкими ячейками для угрей требовала света; Матис и Сандер сложили мережи в угол и взяли в руки старый корабельный трос, чтобы натеребить пакли для новой тетивы невода. Хозяйка Вийя сматывала в клубки нитки для основы, а старая Ану, уже и при свете почти слепая, сидела съежившись на краю своей койки и вязала носок, отсчитывая петли.
— Здравствуйте!— обронил Тынис, переступив через высокий порог и закрывая за собой дверь. Однако его Ладонь все еще сжимала дверную ручку, комната казалась совсем темной, глаза с непривычки ничего еще не различали, и он остановился у порога, не решаясь шагнуть дальше.
— Боже ты мой! Тынис! Здравствуй, здравствуй! — сказала Вийя.— Что ж ты встал у порога, как чужой, подойди поближе.
— Иду, иду, глаза уже привыкают.
— Я тебе сколько раз твердил,— выговаривал Матис хозяйке,— зажги лампу; копейки, что тратятся на керосин, тебя уже не спасут, на них арендных прав на Кюласоо уже не купишь.
— Значит, всерьез надо убираться?— спросил Тынис, тряся руку поспешившей навстречу хозяйке.
— Надо. К Юрьеву дню в Кюласоо и пахнуть уже не должно родом Тиху,— сказал Матис, вешая капитанскую фуражку и желтый плащ своего именитого и богатого брата на деревянный колышек у двери.
— Зачем же сюда, в комнату отнеси, там почище! — вмешалась хозяйка.
— Смог на свет появиться в углу этой гуменной избы, может оставить здесь и свою капитанскую фуражку. Скоро чужие вселятся, тогда и ему тут делать будет нечего,— молвил Матис.
Так на всю ночь и осталась красивая, с капитанской кокардой фуражка Тыниса в гуменной избе Кюласоо, на прокопченном от дыма колышке, где когда-то висел рваный картуз мальчугана Тыну (как звали Тыниса в детстве) .
Капитан протянул брату полуштоф, хозяйке же подарил пестрый ситцевый платок, который она поначалу не хотела брать (как велит обычай), а потом приняла с благодарностью. Сандер успел зажечь лампу, и Тынис смог теперь разглядеть койку матери Ану. Ей он сунул в руки коробку конфет с вложенной под крышку пятирублевкой — хорошо, когда у старого человека есть про запас несколько собственных грошей. Сандер же получил в подарок финский нож с красивой рукояткой и широкими ножнами.
— И зачем ты так тратишься?— выговаривала Тынису хозяйка.— Не с земли ведь деньги подбираешь.
— С земли-то я последние деньги подобрал еще мальчиком, когда снес для мамзели на мызу Руусна землянику, собранную в лесу. С той поры скоро уж тридцать лет, как я ничего на земле не находил,— пошутил Тынис, стараясь поставить поустойчивее стул у койки матери на неровном каменном полу, и сразу же перевел разговор на другое.— Отец, значит, с весны лежит в земле,— проговорил он.
— Да, мы послали тебе письмо через старого Хольмана. Ты получил его?— спросила Вийя.
— Получить-то получил, да отец тогда был уже давно похоронен.
— Натерпелись женщины с этими похоронами,— сказал Матис,— ведь и я не смог уйти из Хяадемеэсте, как раз случилась срочная работа, обшивали судно. Пришлось им тут одним бороться с «душой возлюбленной» — с Гирген- соном, он никак не разрешал похоронить отца на кладбище, а заставлял зарыть в яму за оградой.
— И все потому, что отец отказался от причастия? — спросил Тынис.
— Не только потому... Сам-то Гиргенсон кто? Зять Ренненкампфа, известное дело! В конце концов, кис- тер...— начал было Матис.
— Да что там кистер! Лайакивиского Кусти благодарить надо,— перебила Вийя мужа.
— Ну да, Кусти ночью потихоньку вырыл могилу на участке, издавна принадлежащем рейнуыуэскому роду, и когда отец уже был в земле, только тогда и сунулись к кистеру.
— Вырыть не заставляли?— спросил Тынис.
— К тому клонилось,— раздался дрожащий старческий голос Ану.— Звонаря Пеэпа уже послали за лопатами. Да мы пригрозили, что всей родней перейдем в православную веру, тогда только...
— И помогло?
— Еще бы! Умершего оставили в покое, зато живым задали перцу: езжай на все четыре стороны,— сказал Матис.
— Не помню, в Гулле или в другом порту я получил газету, где Сандер писал об этом. В газете было как будто по-другому?— сказал Тынис, глядя на племянника.
Молодое, с первыми признаками возмужалости лицо Сандера покраснело. То, что известный и богатый дядя где-то далеко на чужбине читал его статью, было явным признанием, но в то же время ему не хотелось и принимать скрытый в словах Тыниса упрек.
— Так и писали, как дело было,— сказал он, чуть запинаясь,— но газета ведь боится все напечатать. Мы с волостным писарем потом не раз еще писали, и все напрасно.
— А что поделывает слепой Каарли? Все еще мастерит песни для церкви?— спросил Тынис, усмехаясь.
— Да что уж он там мастерит,— махнул рукой Матис,— кое-что со страху высидел. Гиргенсон несколько штук напечатал, народ посмеялся над стариком, вот и не слышно что-то новых.
— Не скажи,— перебила Вийя.— Рити только вчера хвасталась, что господин пастор велел Каарли сочинить песню к царским именинам.
Тынис засмеялся было, затем внезапно оборвал смех, проникся серьезностью и сказал задумчиво:
— Так-так. А куда же ты, Матис, со своей семьей теперь денешься? Арендуешь хутор где-нибудь в другом имении или, может быть, думаешь совсем уйти в город?
— Ни то, ни другое. Здешние помещики все друг другу родня, и не бывать тому, чтоб кто-нибудь из них сдал мне землю. В город идти не хочу: вся жизнь в деревне прожита... Мы столковались со старым капитаном Мяртсоном из Сяйнасте... Он, бедняга, немножко не в своем уме, все проверяет свои давнишние вычисления и пеленги, но в общем Мяртсон мужик неплохой. Обещал сдать нам свою избушку в Рыуна-Ревала за пять рублей в год, если я сам приведу ее в порядок. У Мяртсона ведь собственный хутор, выкупленный еще при Липгарте, сам Ренненкампф ничего тут поделать не сможет. Сын Пеэтер и Прийду писали, правда, летом из Таллина, звали в город, обещали подыскать постоянное место на «Двигателе». Но городская жизнь какая-то чудная: леса нет, настоящего моря тоже нет. Правду говоря, и не хочется уезжать слишком далеко от старого хутора Рейнуыуэ, иной раз мелькнет в голове мысль: а может, дождемся каких-нибудь перемен?..
— Каких перемен?— спросил Тынис.
— Ну, ты-то ведь сам поговаривал, что за границей дела государственные идут на другой лад!
— И так это, и не так. Свои бароны есть почти во всех государствах, от них трудно отделаться,— сказал Тынис.
— Неужели правда совсем исчезла с лица земли?
— У кого кошель, за того и суд; у кого сила, с тем и правда! У кого денежек много, тот правде своей конца не видит! Что за границей, что у нас, в нашем государстве, есть много людей, которые за большие деньги покупают и права, и баронские титулы,— тихо сказал Тынис.
— Если ты только тяжестью кошелька правду меряешь,— ответил Матис,— тогда в вашей ссоре со старым Хольмаиом мошна с правдой должна и вовсе на его стороне быть.
— А откуда ты знаешь, что не на его? Смотри-ка, если Хольману придет на ум строить новый корабль, к нему компаньоны отовсюду попрут — и с острова, и даже с большой земли. А мне компаньонов этих нигде не добыть; не знаю — доверишься ли и ты?
— Я бы пошел, но у меня ведь нет «правды» — той, что в кошельках позванивает,— засмеялся Матис.
Мать, Ану, которой жизнь в Яков день взвалила на спину уже семьдесят семь лет, по-прежнему сидела на краю койки и вязала носок, прислушиваясь к разговору своих сыновей. Матис был ее первенец, Тынис — самый младший сын. Матиса она родила молодухой, ей тогда едва исполнилось двадцать лет. Тыниса же — в сорок один год. Между этими двумя было еще пятеро детей: Антс умер четырех лет от роду от какой-то детской болезни, Тийна — замужем за тырисеским Михкелем из Паммана, Прийду — в Таллине на фабрике, Юри взяли на военную службу, и он сгинул где-то на Кавказе, Лийзу вышла за Яана из Наака, пьяницу-рабочего с корабельной верфи, рано овдовела и бедствует теперь со своей многочисленной детворой в пригородном домишке в Курессааре. А этот последний — Тынис, при рождении такой маленький и хилый, обогнал, на удивление, всех остальных и по силе, и по смекалке, побывал в Америке и дослужился до капитанской фуражки с кокардой. Тынис фигурой и ростом походил на своего деда со стороны отца, на старого Рейна из Рейнуыуэ. Дедовская мощь и настойчивость, казалось, струились в его крови. Да, но и у Тыниса был свой изъян. Тынис женился в Америке на Анне, или как там ее звали, развелся с ней и до сих пор еще не нашел себе новой спутницы жизни, хотя у него уже было и свое ладное гнездышко: у перекрестка дорог, около церкви Каугатома, стоял маленький славный домик, выкрашенный в красный цвет,— только и остается, что ввести туда жену. Он же, как кукушка, порхает по чужим гнездам, а из этого ничего путного не выйдет.
Но едва ли Тынис мог, едва ли хотел прочесть мысли старушки матери; он вел сейчас разговор с братом Матисом.
— Кроме «правды» есть еще и работа,— говорил он брату,— а на это ты мастак!
— Да, работать я еще могу, хоть в Хяадемеэсте, хоть в Таллине или здесь, в Каугатома. Если ты и впрямь начнешь строить корабль, придем с парнем оба — как ты думаешь, Сандер?
Что мог иметь Сандер против работы, особенно корабельной? Его старший брат Пеэтер уже второй год жил в Таллине и работал на фабрике, как и дядя Приду. Сандеру тоже хотелось уже расправить крылья, тем более что с весны придется перейти в бобыльское сословие, на хуторе надо ставить крест.
— Кто же гнушается работой, будь ты хоть молодой, хоть старый. Платили бы хорошо,— добавил Матис.
— Плата будет подходящая, только не сразу можно будет ее получить,— заметил Тынис.
— А когда же?— встревожилась хозяйка Вийя.
И Тынис подробнее объяснил свой план. Новое судовое товарищество надо создать не только для того, чтоб держать в узде заносчивость старого Хольмана, корабль должен приносить пользу всем жителям Каугатомаского прихода. Что и говорить, недостаток денег даст себя сильно почувствовать, но он, Тынис, за долгие годы сэкономил достаточно, чтобы оплатить лес и железные материалы для трехмачтового судна. Если бы нашлись люди, готовые смастерить остов корабля и подождать с платой за работу, пока корабль станет зарабатывать на фрахтах, то судно можно считать почти выстроенным. Под готовый остов любой банк ссудит столько денег, сколько понадобится на покупку парусов, тросов, канатов и всего прочего для полной оснастки корабля.
— Гм,— кашлянул Матис,— конечно, морской промысел и плаванье на судах — это не то что гнуть спину и выплачивать мызе аренду за нашу бесплодную, пополам с камнями землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46