В прежние, догорбачевские, времена все они, как и простые граждане, были «винтиками» системы государственного социализма, подчиняясь всеобщим ограничениям. Костяк партийно-государственного аппарата во времена перестройки ринулся в бизнес, не желая и в новой обстановке терять своих особых позиций в обществе. Пользуясь связями и опытом, они быстро обогащались, не считаясь ни с какими этическими нормами. Недаром в годы перестройки популярной была поговорка «Куй деньги, пока Горбачев…».
В экономике страны быстро нарастал хаос. Этому способствовали не только развал плановых регуляторов и институтов (ликвидация среднего звена управления, сокращение числа структурных подразделений центрального аппарата, слияние и разделение министерств без достаточно глубокой проработки схем управления, скоропалительное “раскрытие” контуров финансовой системы, сокращение номенклатуры планируемых изделий, введение “договорных” цен и т.д), но и «перестройка» в области внешнеэкономических отношений, в том числе и со странами СЭВ, в частности, перевод товарообмена через валютные отношения - еще одно изобретение команды М.Горбачева. Новая система поставила под удар кооперационные связи с предприятиями социалистических стран. Не лучше обстояли дела и в экономических отношениях с капиталистическими странами. Таяли запасы золота и валюты, возрастала финансовая зависимость от Запада благодаря бравшимся кредитам. Е.Примаков, отвечавший в Совете безопасности СССР за внешнеэкономическую деятельность государства, так описывал ситуацию, сложившуюся к середине 1991 года в результате проведенных реформ: «Привлечение финансовых и товарных кредитов стало основным источником финансирования расходов по погашению задолженности и приобретению импортных товаров <…> это заметно повлияет на валютное положение страны в ближайшие годы, тем более что сокращалось производство, в частности, в сырьевых отраслях и, следовательно, уменьшался объем экспорта». В области внешнеэкономической деятельности, как и внутри экономики страны, стала расцветать преступность и коррупция. Усилился отток валюты за границу.
Пытаясь обуздать нарастающее недовольство населения, М.Горбачев «…разрешил резко повысить зарплату. К примеру, в 1989 году средний доход возрос на 12 процентов, хотя экономика оставалась в застое. Государственные доходы упали - снизились мировые цены на нефть и исчезла прибыль от водки, а затраты на социальные нужды росли. Чтобы покрыть денежный дефицит, правительство включило печатный станок. Очевидной инфляции тогда еще не было, потому что цены на большинство товаров жестко контролировались. Инфляция (по официальным данным, в 1987 и 1988 гг. соответственно - 7 -7,5 %) проявлялась в растущей нехватке продуктов и товаров широкого потребления и длинных очередях.
На руках у населения быстро скопилось много денег, а потребительских товаров становилось все меньше - это явление получило название «рублевый навес». Размер этого «навеса» оценивался в 460-500 миллиардов рублей (по официальному обменному курсу - около 800 миллиардов долларов) - половина внутреннего валового продукта СССР». И не только эти причины обусловили появление огромного «навеса», разбалансированности внутреннего рынка. Определенную роль сыграло и резкое изменение структуры распределения прибыли предприятий. Если в 1985 году 56 % прибыли вносилось в бюджет государства, то в 1990 году эта цифра сократилась до 36 %, в то же время отчисления в фонды стимулирования (премии, надбавки и т.д.) возросли с 16 % до 48 %. Таким образом, стимулировался инфляционный процесс и практически на нет были сведены ресурсы для расширенного воспроизводства. Известный советский экономист Д.Валовой отметил еще одну важную причину нарушения пропорции между товарной массой и ее денежным покрытием. Он писал: «Появление у нас диспропорций объясняется не расширением номенклатуры изделий, а тем, что за последние 20 лет задания по 170 важнейшим видам продукции, находившиеся под контролем правительства, ни разу не были выполнены. Их невыполнение вызвало цепную реакцию сбоев и диспропорций, что создавало «плановую анархию». Последняя служила «объективным» поводом для цепной реакции корректировок планов под фактическое положение. В итоге ежегодно миллиарды рублей незаработанной оплаты за непроизведенную продукцию поступали в оборот и обостряли дисбаланс между товарной и денежной массой».
Н.Зенькович воспроизводит разговор соседок по дому. Они говорили, комментируя решение о создании Высшего совета при президенте по защите фундаментальных прав человека: «Какой прок от этого совета? Нам он не нужен, а нужны колготки детям, обувь, одежда. Детское питание, наконец. Молодые мамаши тогда совсем извелись - при Горбачеве все было дефицитом. Господи, когда же кончится глумление над людьми, над здравым смыслом? Мы здесь мучаемся, света Божьего не видим, из очередей за сахаром да за яйцами не вылезаем, а они все новых и новых бездельников плодят. Высший совет по защите фундаментальных прав человека! Фундаментальных! Высший! Что и низшие были бы»?
Нарастание трудностей в экономике главным образом из-за перевода предприятий на хозрасчет привело к тому, что правительство Н.Рыжкова и Госплан СССР уже не в состоянии были контролировать состояние дел в народном хозяйстве, в частности, над материально-техническим снабжением предприятий, как это предусматривалось законом от 30 июня 1987 года. Отступление шло по всему фронту разваливающейся плановой экономики. И в этих условиях в верхах мощно зазвучал лозунг: «Вперед к рынку!»
Секретарь ЦК КПСС Б.Гидаспов «с обидой и недоумением говорил о том, что управленческая «сетка», совпадающая с партийными структурами, разрушена буквально в три приема. Закон о госпредприятии, выборность директоров - раз, и выбита промышленность. Закон о кооперации - два, и закручен первый виток инфляционной спирали. Законы о суверенитете республик - три, и оборвались хозяйственные связи».
Исследователи перестройки выдвигали самые различные версии о возможных гипотетических вариантах развития событий в тот бурный период времени, в частности, высказывалось и мнение о теоретически существовавшей возможности эволюционного пути развития социалистической экономики. Спору нет, такая возможность теоретически существовала, однако с середины 1980 годов достаточных условий (как объективных, так и субъективных) для реализации такого сценария уже не было. Диктатура партийно-государственного аппарата, даже в мягкой форме, в которой она действовала со времен ХХ съезда КПСС, оставляла мало шансов для эволюции в направлении демократического социализма. Политическая система, действовавшая в СССР, была (с учетом конкретных обстоятельств) обречена на гибель. Ничто ее не могло спасти. Потенциал демократизации, который созревал в недрах партийно-государственного аппарата, оказался недостаточным для самоликвидации диктатуры и перехода к демократическому социализму, несмотря на желание их лидеров сделать это, что и подтвердили бестолковые реформы М.Горбачева, названные перестройкой. Среди руководителей КПСС и государства не оказалось людей, которые адекватно воспринимали бы действительность. Все они, без исключения, находились в плену иллюзий своего непоколебимого могущества и всесилия, совершенно не понимая сущности происходивших в обществе процессов. Они не в состоянии были осознать того, что проводили в жизнь ошибочную политику. Они, как слепые, доверяли своему опыту и официальной науке, которая кормила их химерами и мифами.
Итак, подведем итоги, обратившись к вопросам, поставленным в начале данной главы.
Крах социализма в СССР, безусловно, не был случайным историческим событием, хотя и фатальной его неизбежности не было. Можно согласиться с А.Ильиным, что перестройка - это не просто очередной зигзаг истории. Он, как и многие советские люди, видел в ней «…возможность прорыва к дальнейшему восхождению Советского Союза на вершину цивилизации. Когда накопленные материальные и духовные ресурсы должны были, согласно диалектике, обеспечить настоящий взлет страны, прорыв к новому качеству жизни». Повторяю, теоретически возможен был и иной вариант, а именно эволюционного развития социалистической системы с постепенным созреванием в ее недрах потенциала кардинальных изменений - преобразования политической формы жизни общества (замена диктатуры партийно-государственного аппарата на народовластие). В самом аппарате происходил процесс демократизации, отказа от догм; год от года возрастало число «внутрисистемных диссидентов», происходил, хотя мучительно и медленно, процесс переоценки ценностей, что постепенно формировало необходимые условия для эволюционного развития социалистической системы. Некоторые считают, что эволюционный переход к демократическому социализму был возможен в период т.н. хрущевской оттепели, где-то во второй половине 50-х годов. Однако мне думается, что Н.Хрущев не был той личностью, которая по своему интеллектуальному потенциалу и эрудиции была способна на то, чтобы возглавить сложный процесс выработки программы постепенного перехода от диктатуры партийно-государственного аппарата к подлинному народовластию, а время, прошедшее после сталинского единоначалия в сфере общественных наук, было недостаточным, чтобы появилось необходимое число ученых-коммунистов, способных на кардинальный пересмотр основ сталинизма. Мой вывод может быть подтвержден и “глубиной” т.н. косыгиновских реформ, которые были далеки от принципов демократического социализма.
Думаю, не стоит сомневаться в том, что последний генсек КПСС М.Горбачев, начиная перестройку, искренне стремился к демократическому социализму. Однако совокупность внешних и внутренних факторов сложилась таким образом, что перестройка не только захлебнулась, но наоборот, в силу ошибочности стратегии и тактики, избранной М.Горбачевым и его командой, привела к противоположному результату - развалу СССР и реставрации капитализма. При этом внутренние факторы оказались определяющими, хотя агрессивная политика Запада, повторяю, сыграла немалую роль в интенсификации процесса ликвидации социалистической системы в СССР. Запад не только постоянно давил на СССР, но и финансировал оппозицию, вооружал ее идеологически, снабжая (например, через Д.Сороса) программой возрождения в стране капиталистической рыночной экономики.
В числе внутренних причин, приведших к краху социализма в СССР, вне сомнения, определяющими были политические: как субъективные (личные качества М.Горбачева, проигравшего в противоборстве с Б.Ельциным), так и объективные (противоречие между диктатурой партийно-государственного аппарата и социалистическими экономическими отношениями, выражавшимися, в частности, в чрезмерно централизованной системе управления, которая вызвала ответную реакцию в форме сепаратистского движения; в тотальном противостоянии народа и государства; в перерождении многих функционеров и чиновников партийно - государственного аппарата; в волюнтаристской и некомпетентной экономической политике, доведшей при М.Горбачеве народное хозяйство до паралича).
Человеку в СССР противостоял монстр-государство в лице огромного чиновничьего аппарата, для которого потребитель - не хозяин страны, а просто «мешающий фактор». Отсюда - слабая нацеленность структуры экономики на удовлетворение потребностей населения, низкая эффективность, иждивенчество всех и вся, снизу доверху. В условиях диктатуры партийно-государственного аппарата Советы не были органами народовластия, выполняя функцию фигового листка, прикрывающего диктатуру. В духовной жизни общества царили засилие однобокой идеологии, цензура. Все это привело к измельчению, деградации личности, ее обеднению. Экономическое и политическое отчуждение порождали пассивность, двуличие в поведении людей, отсутствие чувства гражданина, ответственного за положение дел в обществе. Все это привело к стихийному нарастанию недовольства населения. Отчуждение, в конечном счете, вызвало мощное стремление людей получить свободу слова и действий. Все недостатки и проблемы в обществе ассоциировались в сознании граждан с государством и партийным аппаратом. В 1991 году уже никто не желал спасать тонущий корабль. Он был для них чужим. В этом смысле весьма характерным было пассивное поведение москвичей, да и населения всей страны во время августовского путча 1991 года. К этому следует добавить, что в ЦК КПСС никто и не организовывал мероприятий для поддержки ГКЧП. Наоборот, «демократы» собрали несколько тысяч сторонников для защиты Белого дома, не брезгуя при этом никакими методами, вплоть до раздачи бесплатной водки.
На отчуждение советских людей от власти и управления общенародной собственностью накладывалась еще и искусственная изолированность людей от внешнего мира, о котором подавляющее большинство населения имело самые смутные и искаженные представления. Наивная доверчивость к мифам, которые распространялись пропагандой (сначала зарубежной, а затем и “демократической”, когда СМИ, в частности, благодаря активной политике А.Яковлева, были захвачены идеологическими противниками социализма) привела к тому, что большинство людей, особенно в крупных городах, были дезориентированы и не были способны (и даже заинтересованы) в активном сопротивлении антикоммунистическим акциям.
Партийный аппарат во главе с ЦК КПСС оказался совершенно неспособным предпринять какие-либо действенные меры против контрреволюции, ибо партия за годы своего монопольного правления обществом растеряла революционный настрой, способность руководить массами, бороться за свои идеи повсюду - на заводах, в учреждениях, на улицах и площадях под градом критики. Они панически боялись уличной демократии, без которой в век хорошо организованных и щедро проплаченных идеологических войн успехов в политической борьбе не добиться. Партийные руководители всех рангов, став тяжеловесными чиновниками-бюрократами, чувствовали себя начальством, правителями, проявляя свое могущество в тиши кабинетов, на организованных ими же самими мероприятиях. Партия делала все, чтобы задушить самостоятельность, инициативу и критический настрой масс, и это не могло не вернуться бумерангом в августовские дни 1991 года.
При этом, однако, весьма любопытно сообщение Н.Зеньковича о том, что бывший сотрудник аппарата ЦК Валерий Легостаев в своей книге «Технология измены» пишет, «что первая реакция людей, трудовых коллективов почти повсеместно была в пользу ГКЧП, и если бы он сразу открыто заявил об изоляции Горбачева, то получил бы своим действиям более решительную и активную поддержку со стороны партии и большинства народа, поскольку имя Гобачева стало в те дни уже почти для всех своеобразным аллергеном». Наверное, наблюдение В.Легостаева заслуживает внимания. М.Горбачев был уже совершенно дискредитирован. Но беда в том, что само ГКЧП приковало себя цепями к М.Горбачеву, теша себя иллюзиями его дееспособности как политика. Высшее руководство партии - Политбюро и Секретариат ЦК КПСС - показали свою полную неспособность ориентироваться в обстановке. У высших партийных бонз от страха дрожали поджилки. Как сообщал свидетель происходившего в те дни в ЦК Н.Зенькович, все «смеялись над представителями высшей иерархии партийной власти, которые двое суток «мучительно взвешивали» и «размышляли», прежде чем в дипломатических выражениях публично отмежеваться от ГКЧП».
Сегодня М.Горбачев отрицает свою причастность к ГКЧП или к соглашению, подписанному в Беловежской пуще о ликвидации СССР. Опубликованные воспоминания очевидцев событий тех дней напрочь опровергают лживые утверждения М.Горбачева. Достаточно назвать книги А.Шутова «На руинах Великой Державы, или агония власти» (М.: «Вече».2001), П.Кравченко «Беларусь на распутье, или правда о Беловежском соглашении» (М.: «Время».2006), в которых приведены свидетельства А.Грачева (помощника М.Горбачева), Э.Ширковского (председателя КГБ БССР) о том, что белорусские чекисты регулярно, с интервалом в несколько часов информировали о происходящем в Вискулях и предлагали арестовать заговорщиков. Как позднее заявила дочь М.Горбачева Ирина: «Если бы отец захотел, он мог бы заварить большую кашу!». Но М.Горбачев даже и не пытался этого сделать.
А чего стоил фарс с подписанием Б.Ельциным указа о приостановлении деятельности Российской компартии на заседании Верховного Совета РСФСР с последовавшей за этим малодушной, унизительной реакцией «лидера» КПСС М.Горбачева на это откровенное издевательство, демонстрируемое на всю страну телевидением!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
В экономике страны быстро нарастал хаос. Этому способствовали не только развал плановых регуляторов и институтов (ликвидация среднего звена управления, сокращение числа структурных подразделений центрального аппарата, слияние и разделение министерств без достаточно глубокой проработки схем управления, скоропалительное “раскрытие” контуров финансовой системы, сокращение номенклатуры планируемых изделий, введение “договорных” цен и т.д), но и «перестройка» в области внешнеэкономических отношений, в том числе и со странами СЭВ, в частности, перевод товарообмена через валютные отношения - еще одно изобретение команды М.Горбачева. Новая система поставила под удар кооперационные связи с предприятиями социалистических стран. Не лучше обстояли дела и в экономических отношениях с капиталистическими странами. Таяли запасы золота и валюты, возрастала финансовая зависимость от Запада благодаря бравшимся кредитам. Е.Примаков, отвечавший в Совете безопасности СССР за внешнеэкономическую деятельность государства, так описывал ситуацию, сложившуюся к середине 1991 года в результате проведенных реформ: «Привлечение финансовых и товарных кредитов стало основным источником финансирования расходов по погашению задолженности и приобретению импортных товаров <…> это заметно повлияет на валютное положение страны в ближайшие годы, тем более что сокращалось производство, в частности, в сырьевых отраслях и, следовательно, уменьшался объем экспорта». В области внешнеэкономической деятельности, как и внутри экономики страны, стала расцветать преступность и коррупция. Усилился отток валюты за границу.
Пытаясь обуздать нарастающее недовольство населения, М.Горбачев «…разрешил резко повысить зарплату. К примеру, в 1989 году средний доход возрос на 12 процентов, хотя экономика оставалась в застое. Государственные доходы упали - снизились мировые цены на нефть и исчезла прибыль от водки, а затраты на социальные нужды росли. Чтобы покрыть денежный дефицит, правительство включило печатный станок. Очевидной инфляции тогда еще не было, потому что цены на большинство товаров жестко контролировались. Инфляция (по официальным данным, в 1987 и 1988 гг. соответственно - 7 -7,5 %) проявлялась в растущей нехватке продуктов и товаров широкого потребления и длинных очередях.
На руках у населения быстро скопилось много денег, а потребительских товаров становилось все меньше - это явление получило название «рублевый навес». Размер этого «навеса» оценивался в 460-500 миллиардов рублей (по официальному обменному курсу - около 800 миллиардов долларов) - половина внутреннего валового продукта СССР». И не только эти причины обусловили появление огромного «навеса», разбалансированности внутреннего рынка. Определенную роль сыграло и резкое изменение структуры распределения прибыли предприятий. Если в 1985 году 56 % прибыли вносилось в бюджет государства, то в 1990 году эта цифра сократилась до 36 %, в то же время отчисления в фонды стимулирования (премии, надбавки и т.д.) возросли с 16 % до 48 %. Таким образом, стимулировался инфляционный процесс и практически на нет были сведены ресурсы для расширенного воспроизводства. Известный советский экономист Д.Валовой отметил еще одну важную причину нарушения пропорции между товарной массой и ее денежным покрытием. Он писал: «Появление у нас диспропорций объясняется не расширением номенклатуры изделий, а тем, что за последние 20 лет задания по 170 важнейшим видам продукции, находившиеся под контролем правительства, ни разу не были выполнены. Их невыполнение вызвало цепную реакцию сбоев и диспропорций, что создавало «плановую анархию». Последняя служила «объективным» поводом для цепной реакции корректировок планов под фактическое положение. В итоге ежегодно миллиарды рублей незаработанной оплаты за непроизведенную продукцию поступали в оборот и обостряли дисбаланс между товарной и денежной массой».
Н.Зенькович воспроизводит разговор соседок по дому. Они говорили, комментируя решение о создании Высшего совета при президенте по защите фундаментальных прав человека: «Какой прок от этого совета? Нам он не нужен, а нужны колготки детям, обувь, одежда. Детское питание, наконец. Молодые мамаши тогда совсем извелись - при Горбачеве все было дефицитом. Господи, когда же кончится глумление над людьми, над здравым смыслом? Мы здесь мучаемся, света Божьего не видим, из очередей за сахаром да за яйцами не вылезаем, а они все новых и новых бездельников плодят. Высший совет по защите фундаментальных прав человека! Фундаментальных! Высший! Что и низшие были бы»?
Нарастание трудностей в экономике главным образом из-за перевода предприятий на хозрасчет привело к тому, что правительство Н.Рыжкова и Госплан СССР уже не в состоянии были контролировать состояние дел в народном хозяйстве, в частности, над материально-техническим снабжением предприятий, как это предусматривалось законом от 30 июня 1987 года. Отступление шло по всему фронту разваливающейся плановой экономики. И в этих условиях в верхах мощно зазвучал лозунг: «Вперед к рынку!»
Секретарь ЦК КПСС Б.Гидаспов «с обидой и недоумением говорил о том, что управленческая «сетка», совпадающая с партийными структурами, разрушена буквально в три приема. Закон о госпредприятии, выборность директоров - раз, и выбита промышленность. Закон о кооперации - два, и закручен первый виток инфляционной спирали. Законы о суверенитете республик - три, и оборвались хозяйственные связи».
Исследователи перестройки выдвигали самые различные версии о возможных гипотетических вариантах развития событий в тот бурный период времени, в частности, высказывалось и мнение о теоретически существовавшей возможности эволюционного пути развития социалистической экономики. Спору нет, такая возможность теоретически существовала, однако с середины 1980 годов достаточных условий (как объективных, так и субъективных) для реализации такого сценария уже не было. Диктатура партийно-государственного аппарата, даже в мягкой форме, в которой она действовала со времен ХХ съезда КПСС, оставляла мало шансов для эволюции в направлении демократического социализма. Политическая система, действовавшая в СССР, была (с учетом конкретных обстоятельств) обречена на гибель. Ничто ее не могло спасти. Потенциал демократизации, который созревал в недрах партийно-государственного аппарата, оказался недостаточным для самоликвидации диктатуры и перехода к демократическому социализму, несмотря на желание их лидеров сделать это, что и подтвердили бестолковые реформы М.Горбачева, названные перестройкой. Среди руководителей КПСС и государства не оказалось людей, которые адекватно воспринимали бы действительность. Все они, без исключения, находились в плену иллюзий своего непоколебимого могущества и всесилия, совершенно не понимая сущности происходивших в обществе процессов. Они не в состоянии были осознать того, что проводили в жизнь ошибочную политику. Они, как слепые, доверяли своему опыту и официальной науке, которая кормила их химерами и мифами.
Итак, подведем итоги, обратившись к вопросам, поставленным в начале данной главы.
Крах социализма в СССР, безусловно, не был случайным историческим событием, хотя и фатальной его неизбежности не было. Можно согласиться с А.Ильиным, что перестройка - это не просто очередной зигзаг истории. Он, как и многие советские люди, видел в ней «…возможность прорыва к дальнейшему восхождению Советского Союза на вершину цивилизации. Когда накопленные материальные и духовные ресурсы должны были, согласно диалектике, обеспечить настоящий взлет страны, прорыв к новому качеству жизни». Повторяю, теоретически возможен был и иной вариант, а именно эволюционного развития социалистической системы с постепенным созреванием в ее недрах потенциала кардинальных изменений - преобразования политической формы жизни общества (замена диктатуры партийно-государственного аппарата на народовластие). В самом аппарате происходил процесс демократизации, отказа от догм; год от года возрастало число «внутрисистемных диссидентов», происходил, хотя мучительно и медленно, процесс переоценки ценностей, что постепенно формировало необходимые условия для эволюционного развития социалистической системы. Некоторые считают, что эволюционный переход к демократическому социализму был возможен в период т.н. хрущевской оттепели, где-то во второй половине 50-х годов. Однако мне думается, что Н.Хрущев не был той личностью, которая по своему интеллектуальному потенциалу и эрудиции была способна на то, чтобы возглавить сложный процесс выработки программы постепенного перехода от диктатуры партийно-государственного аппарата к подлинному народовластию, а время, прошедшее после сталинского единоначалия в сфере общественных наук, было недостаточным, чтобы появилось необходимое число ученых-коммунистов, способных на кардинальный пересмотр основ сталинизма. Мой вывод может быть подтвержден и “глубиной” т.н. косыгиновских реформ, которые были далеки от принципов демократического социализма.
Думаю, не стоит сомневаться в том, что последний генсек КПСС М.Горбачев, начиная перестройку, искренне стремился к демократическому социализму. Однако совокупность внешних и внутренних факторов сложилась таким образом, что перестройка не только захлебнулась, но наоборот, в силу ошибочности стратегии и тактики, избранной М.Горбачевым и его командой, привела к противоположному результату - развалу СССР и реставрации капитализма. При этом внутренние факторы оказались определяющими, хотя агрессивная политика Запада, повторяю, сыграла немалую роль в интенсификации процесса ликвидации социалистической системы в СССР. Запад не только постоянно давил на СССР, но и финансировал оппозицию, вооружал ее идеологически, снабжая (например, через Д.Сороса) программой возрождения в стране капиталистической рыночной экономики.
В числе внутренних причин, приведших к краху социализма в СССР, вне сомнения, определяющими были политические: как субъективные (личные качества М.Горбачева, проигравшего в противоборстве с Б.Ельциным), так и объективные (противоречие между диктатурой партийно-государственного аппарата и социалистическими экономическими отношениями, выражавшимися, в частности, в чрезмерно централизованной системе управления, которая вызвала ответную реакцию в форме сепаратистского движения; в тотальном противостоянии народа и государства; в перерождении многих функционеров и чиновников партийно - государственного аппарата; в волюнтаристской и некомпетентной экономической политике, доведшей при М.Горбачеве народное хозяйство до паралича).
Человеку в СССР противостоял монстр-государство в лице огромного чиновничьего аппарата, для которого потребитель - не хозяин страны, а просто «мешающий фактор». Отсюда - слабая нацеленность структуры экономики на удовлетворение потребностей населения, низкая эффективность, иждивенчество всех и вся, снизу доверху. В условиях диктатуры партийно-государственного аппарата Советы не были органами народовластия, выполняя функцию фигового листка, прикрывающего диктатуру. В духовной жизни общества царили засилие однобокой идеологии, цензура. Все это привело к измельчению, деградации личности, ее обеднению. Экономическое и политическое отчуждение порождали пассивность, двуличие в поведении людей, отсутствие чувства гражданина, ответственного за положение дел в обществе. Все это привело к стихийному нарастанию недовольства населения. Отчуждение, в конечном счете, вызвало мощное стремление людей получить свободу слова и действий. Все недостатки и проблемы в обществе ассоциировались в сознании граждан с государством и партийным аппаратом. В 1991 году уже никто не желал спасать тонущий корабль. Он был для них чужим. В этом смысле весьма характерным было пассивное поведение москвичей, да и населения всей страны во время августовского путча 1991 года. К этому следует добавить, что в ЦК КПСС никто и не организовывал мероприятий для поддержки ГКЧП. Наоборот, «демократы» собрали несколько тысяч сторонников для защиты Белого дома, не брезгуя при этом никакими методами, вплоть до раздачи бесплатной водки.
На отчуждение советских людей от власти и управления общенародной собственностью накладывалась еще и искусственная изолированность людей от внешнего мира, о котором подавляющее большинство населения имело самые смутные и искаженные представления. Наивная доверчивость к мифам, которые распространялись пропагандой (сначала зарубежной, а затем и “демократической”, когда СМИ, в частности, благодаря активной политике А.Яковлева, были захвачены идеологическими противниками социализма) привела к тому, что большинство людей, особенно в крупных городах, были дезориентированы и не были способны (и даже заинтересованы) в активном сопротивлении антикоммунистическим акциям.
Партийный аппарат во главе с ЦК КПСС оказался совершенно неспособным предпринять какие-либо действенные меры против контрреволюции, ибо партия за годы своего монопольного правления обществом растеряла революционный настрой, способность руководить массами, бороться за свои идеи повсюду - на заводах, в учреждениях, на улицах и площадях под градом критики. Они панически боялись уличной демократии, без которой в век хорошо организованных и щедро проплаченных идеологических войн успехов в политической борьбе не добиться. Партийные руководители всех рангов, став тяжеловесными чиновниками-бюрократами, чувствовали себя начальством, правителями, проявляя свое могущество в тиши кабинетов, на организованных ими же самими мероприятиях. Партия делала все, чтобы задушить самостоятельность, инициативу и критический настрой масс, и это не могло не вернуться бумерангом в августовские дни 1991 года.
При этом, однако, весьма любопытно сообщение Н.Зеньковича о том, что бывший сотрудник аппарата ЦК Валерий Легостаев в своей книге «Технология измены» пишет, «что первая реакция людей, трудовых коллективов почти повсеместно была в пользу ГКЧП, и если бы он сразу открыто заявил об изоляции Горбачева, то получил бы своим действиям более решительную и активную поддержку со стороны партии и большинства народа, поскольку имя Гобачева стало в те дни уже почти для всех своеобразным аллергеном». Наверное, наблюдение В.Легостаева заслуживает внимания. М.Горбачев был уже совершенно дискредитирован. Но беда в том, что само ГКЧП приковало себя цепями к М.Горбачеву, теша себя иллюзиями его дееспособности как политика. Высшее руководство партии - Политбюро и Секретариат ЦК КПСС - показали свою полную неспособность ориентироваться в обстановке. У высших партийных бонз от страха дрожали поджилки. Как сообщал свидетель происходившего в те дни в ЦК Н.Зенькович, все «смеялись над представителями высшей иерархии партийной власти, которые двое суток «мучительно взвешивали» и «размышляли», прежде чем в дипломатических выражениях публично отмежеваться от ГКЧП».
Сегодня М.Горбачев отрицает свою причастность к ГКЧП или к соглашению, подписанному в Беловежской пуще о ликвидации СССР. Опубликованные воспоминания очевидцев событий тех дней напрочь опровергают лживые утверждения М.Горбачева. Достаточно назвать книги А.Шутова «На руинах Великой Державы, или агония власти» (М.: «Вече».2001), П.Кравченко «Беларусь на распутье, или правда о Беловежском соглашении» (М.: «Время».2006), в которых приведены свидетельства А.Грачева (помощника М.Горбачева), Э.Ширковского (председателя КГБ БССР) о том, что белорусские чекисты регулярно, с интервалом в несколько часов информировали о происходящем в Вискулях и предлагали арестовать заговорщиков. Как позднее заявила дочь М.Горбачева Ирина: «Если бы отец захотел, он мог бы заварить большую кашу!». Но М.Горбачев даже и не пытался этого сделать.
А чего стоил фарс с подписанием Б.Ельциным указа о приостановлении деятельности Российской компартии на заседании Верховного Совета РСФСР с последовавшей за этим малодушной, унизительной реакцией «лидера» КПСС М.Горбачева на это откровенное издевательство, демонстрируемое на всю страну телевидением!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100