е. последней его стадии - капитализма. Как это понимать? Вот разъяснения на этот счет В.Иноземцева: «Определяя свои основные потребности и желания, как не лежащие в сфере материального потребления, человек впервые в истории конституирует их именно как свои потребности, как свои желания, не идентичные потребностям и желаниям других людей не только количественно, но и качественно. Это имеет своим следствием невозможность определения стоимости как объективной категории. Если ранее индивидуальные потребности в материальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия, то теперь потребности нового типа, формирующиеся на основе стремления личности к самореализации, уже не создают тех усредненных (общественных) потребностей, которые, балансируя со столь же усредненными (общественными) издержками, определяли бы пропорции обмена <…> с переходом к постэкономическому обществу индивидуальные полезности проявляются per se, а не посредством трансформации в объективные общественные оценки».
В.Иноземцев наряду с термином потребность использует термин желание; следовательно, он видит какие-то существенные различия между ними. В другом месте своего труда В.Иноземцев разъясняет это различие. Он пишет: «Анализ симулированных потребностей основан в первую очередь на противопоставлении needs и wants, предполагающем, что первые отражают уже прошедшие социологизацию потребности, которые «заставляют нас рассматривать поведение потребителя как социальный феномен», в то время как вторые, хотя и могут становиться объектом социального прогнозирования, основаны на субъективных стремлениях личности к самовыражению в потреблении». Снова мы сталкиваемся с явлением самовыражения, самореализации личности. Ранее оно служило главной целью творчества, отменяющего труд со всеми вытекающими последствиями. Сейчас же самореализация личности приводит нас к противопоставлению термина «желание» термину «потребность», а по существу - к ликвидации потребностей и замене их желаниями. В новой субъективной экономике теперь господствуют уже желания, которые напрочь ликвидируют стоимость. Так ли это на самом деле?
В толковом словаре слово «желание» трактуется как «влечение, стремление к осуществлению чего-н., обладанию чем-н.». Объяснение содержания термина «потребность» дано мною в параграфе 3.7.2. Что же касается слов needs и wants, то они переводятся на русский язык (у В.Иноземцева они во множественном числе) как потребности, нужды, запросы (needs) и как потребности, желание (wants). Как мы видим, смысловое значение по словарю этих двух слов практически совпадает. Однако, по В.Иноземцеву, потребности - это признанные, акцептованные обществом потребности (прошедшие социологизацию), в то время как желания - это нечто сугубо субъективное, нацеленное на саморазвитие личности. Как показано в параграфе 3.7.2., в составе потребностей отдельного индивида имеются и такие, которые нацелены на определенные грани жизнедеятельности самого субъекта. Если трактовать этот вид потребностей как желания, то они есть лишь одна из многочисленных форм бытия потребностей, а не нечто отличное от самих потребностей. Другими словами, не существует желаний, противоположных потребностям. В конечном счете, не в терминологии суть вопроса, а в ошибочной трактовке В.Иноземцевым самого понятия «потребности» и их роли в общественном производстве. Неверно, во-первых, то, что отныне основные потребности лежат вне сферы материального потребления. Этот вывод ошибочен не только в отношении отдельно взятых индивидов, но главным образом в отношении других субъектов (семья, предприятие, регион, государство и т.п.). В основе существования и воспроизводства людей всегда было и будет материальное производство и материальное потребление; оно составляет основу, фундамент человеческих потребностей, на котором выстриваются потребности духовные и социальные. Даже монахи-отшельники, живущие в пещерах и решившие порвать с бренным миром, посвятившие себя служению вере, не смогли бы существовать, оставаясь наедине со своими субъективными потребностями, если бы им не приносили хлеб и воду. Во-вторых, неверно и то, что человек впервые в истории конституирует потребности как свои. Во все времена потребности порождались только самим субъектом, ибо они связаны с обеспечением его жизнедеятельности; они никогда не были чужими, а всегда были и будут своими. В-третьих, некоторые потребности человека, особенно те, которые нацелены на его внутренний мир (назовем их психологическими), могут качественно отличаться от потребностей других людей, хотя это совсем и не обязательно. Однако в отношении этого вида потребностей (психологических) трудно говорить о количественных различиях. Но бесспорно, что психологические потребности были всегда; они не появляются впервые в современном обществе, как это утверждает В.Иноземцев. Теперь самое существенное. Неверно то, что т.н. психологические потребности (wants), нацеленные на саморазвитие личности, вдруг делают невозможным определение стоимости как объективной категории. Как эти психологические потребности могут вообще влиять на стоимость, если они, по словам В.Иноземцева, не лежат в сфере материального потребления? Это мистика, а не политэкономия! Как психологические потребности могут влиять на усредненные (общественные) потребности, если их объектом является не материальный мир товаров и услуг, а внутренний мир человека (саморазвитие личности)? И, наконец, в-пятых, неверно, что индивидуальные потребности могут проявляться per se, т.е. непосредственно. Такого не бывает: всегда потребности выступают в этом мире действительности как интересы (см. параграф 3.7.2.).
Отталкиваясь от тезиса «надутилитарной мотивации деятельности человека» в современном обществе, В.Иноземцев обращается к высказыванию Э.Тоффлера о том, что возникает новый тип универсального автономного субъекта, который именуется «прозьюмером» (prosumer), «соединяющего в себе как производственную деятельность, так и активное потребление благ и услуг». В обществе, поясняет В.Иноземцев, происходит «…размывание границ между производительным и непроизводительным трудом, между трудом по производству материальных благ и услуг, между теми, кто «работает» и кто «не работает», что, в конечном счете, приводит к устранению самой границы между производством и потреблением. Возникает переход от «чистого» производства к процессу, в котором важную роль играет потребление, от «чистого» потребления - к производительной деятельности, рассматриваемой как разновидность досуга». В качестве доказательств автор ссылается на некие новые явления в США. Он сообщает, что «около 30% производственной деятельности менеджеров, конструкторского персонала и информационных работников к началу 1980-х совершалось за пределами нормированного рабочего дня…». Или, например, такой феномен: «… с середины 70-х годов инструменты и материалы для ремонта и оборудования домов и квартир в больших количествах продаются самим их владельцам, чем фирмам, специализирующимся на ремонтных работах».
Сначала о «доказательности» приведенных примеров. По первому примеру можно сказать, что в рамках даже наемного труда, а тем более высокооплачиваемого, вполне возможен не формальный, а инициативный, творческий подход к выполнению своих обязанностей. Интересная работа всегда увлекает человека, и в этом нет ничего удивительного, а тем более принципиально нового. Так было во все времена. Даже некоторые рабы и крепостные были великими творцами, созидателями нового - живописцами, композиторами, архитекторами и т.п. Это совсем не означает, что работа превращается в досуг, и стираются грани между производством и потреблением. По второму примеру можно сказать, что в рамках домашнего хозяйства многие трудовые операции во все времена выполнялись членами семьи, без привлечения посторонней рабочей силы. При этом существует определенная специализация домашнего труда между мужчинами и женщинами. Некоторые ремонтные работы в доме мужчины выполняют сами, иногда с помощью членов семьи. Ряд трудовых операций выполняется силами членов семьи в силу необходимости экономии средств (уборка помещений, стирка белья, приготовление пищи и т.д.), так как далеко не все семьи могут позволить себе наем обслуживающего персонала (поваров, садовников, домработниц, водителей и т.п.). Однако домашний труд никогда не заменял и не в состоянии заменить полномасштабного общественно организованного производства.
Теоретически невозможно представить себе исчезновение грани между теми, кто работает, и теми, кто не работает. К числу неработающего населения традиционно относятся дети (за исключением тех обществ, где детский труд подвергается эксплуатации), немощные старики, инвалиды. К неработающим членам общества могут принадлежать трудоспособные лица, которые настолько состоятельны, что живут на доход от своего капитала (состояния). Все остальные люди не могут не работать, ибо труд для них является единственным источником получения средств к существованию.
Что касается взаимоотношения между производством и потреблением, то производство всегда сопровождается потреблением (средств производства). Если иметь в виду непроизводственное потребление (в рамках домашнего хозяйства), то оно, за исключением выполнения некоторых операций, о которых речь шла выше, никогда не было производством и никогда им не станет: члены семьи слушают радио или смотрят телевизор, играют в теннис и т.д.
До сих пор мы рассматривали концепцию В.Иноземцева о постэкономическом обществе по отдельным частям. Настало время обозреть ее в целом.
В.Иноземцев утверждает, что эпоха господства частной собственности и эксплуатации человека человеком, т.е. экономическая общественная формация, завершающаяся капиталистическим способом производства, находится в индустриально развитых странах мира в заключительной фазе своего существования - фазе упадка. Вследствие стремительной и глубокой технологической революции эта фаза характеризуется следующими процессами:
обеспечивается удовлетворение основных материальных потребностей большинства членов общества;
происходит изменение природы человеческой деятельности, выражающееся в распространении надутилитарной мотивации, преодолении труда и замене его творческой активностью;
активно преодолевается стоимостной обмен с утратой исчисляемости самой стоимости, с потерей материальным производством основополагающей роли, с доминированием производства информации и знаний;
благодаря глобальной и всесторонней индивидуализации производства преодолевается частная собственность, а следовательно, и эксплуатация человека человеком;
происходит дифференциация рабочего класса и превращение среднего класса в аморфную массу;
рождается новый социум, в котором не существует социальных структур, а происходит процесс формирования индивидуальных систем ценностей и предпочтений, формы и направления эволюции которых не представляются достаточно определенными.
Выше уже отмечались непоследовательность и логическая противоречивость высказываний В.Иноземцева. С подобным явлением мы снова сталкиваемся и при обобщающей характеристике его концепции. С одной стороны, оппонент говорит о постэкономическом обществе как о качественно новой форме общественного устройства, ничего общего не имеющей с капитализмом. С другой стороны, он называет новое общественное устройство «посткапитализмом», «нерыночной экономикой благосостояния», т.е. речь идет о переходном периоде, связывающем экономическую общественную формацию с другой общественной формацией, в которой не должно быть ни частной собственности, ни эксплуатации человека человеком. В.Иноземцев, надо понимать, описывает состояние капитализма на заключительной фазе его бытия, фазе разложения, упадка.
Характеризуя постэкономическое общество в первом значении, В.Иноземцев с пафосом рисует идиллическую картину будущего. Он пишет: «Люди современной эпохи создали тот первоначальный материальный базис, на котором возникает возможность для развития явлений и отношений, собственно и делающих человека человеком. Покидая экономическую эпоху, человечество вступает в эру абсолютной субъективности, где действия каждой отдельной личности обусловлены ее внутренними потребностями, продиктованы законами морали, имманентными каждому человеку новой эпохи. И когда люди научатся не причинять зла себе подобным только потому, что эти подобные - люди, когда отвергнутые найдут в себе силы до конца дней боготворить отвергнувших их, когда любая деятельность будет восприниматься как внутренне свободная, тогда человек достигнет поистине идеального состояния и Люциферу не остается ничего иного, кроме как вечно взирать на него с завистью из глубины своей бездны». Очень многое в сказанном пассаже вызывает возражения. Во-первых, то, что речь идет обо всем человечестве, а не исключительно о высокоразвитых западных странах. В целом человечество еще не достигло того уровня развития, когда можно говорить о наступлении во всемирном масштабе новой эры, в которой царит всеобщее благоденствие. И сам В.Иноземцев в другом месте вынужден заметить, что «…экономическая общественная формация породила гигантские проблемы, связанные с неравномерностью материального прогресса в различных регионах мира». Он также приводит слова Д. Белла о том, что «постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как «стадии общественной эволюции. Они часто сосуществуют, усугубляя комплексность общества». В связи с этим весьма существенным обстоятельством, а именно разделенностью мира на богатые и бедные страны, как вообще можно говорить о непричинении зла себе подобным, о внутренней свободе действий, если нищета сотен миллионов людей обусловлена эксплуатацией человека человеком? Как могут быть счастливы и свободны люди, если «им подобные» на земном шаре прозябают в нищете? Во-вторых, можно ли вообще говорить об идеальном обществе, если в новом социуме, как это выяснится далее, людей ожидают страшные коллизии, порожденные «абсолютной субъективностью»?
В этом новом социуме, согласно концепции В.Иноземцева, будут доминировать не объективные экономические и социальные отношения, а «сугубо личностные, психологические связи и отношения». Новый социум будет делиться на два класса. Первый класс будет представлен теми, кто в состоянии производить информационные продукты, а второй - теми, кто не в состоянии этого делать и кто не способен усваивать информацию. На смену классу капиталистов приходит новый класс - «нематериалистически ориентированных людей, которые <…> не ставят своей основной целью присвоение вещного богатства <…> члены нового высшего класса получают от своей деятельности результат, к которому не стремятся». Каким-то не понятным способом этот новый класс, представленный учеными, писателями, конструкторами и т.п. работниками интеллектуального труда, обретет реальный контроль над общественным производством, и все большая часть общественного богатства станет его достоянием. Второй класс (новая угнетенная страта) будет бороться за свое выживание, но, несмотря на все усилия, доходы представителей этой страты не только не будут повышаться, но даже будут снижаться по мере хозяйственного прогресса. Вот такое назревает новое, то ли нерыночное общество благосостояния, то ли постэкономическое общество! «Мечта о равенстве, основанная еще со времен эпохи Просвещения на наивном декартовском понимании сознания и разума, человек как своего рода tabula rasa, уходит в прошлое, и горечь расставания с этой иллюзией может перевесить все достоинства общества, преодолевшего рыночное производство, собственность и эксплуатацию». Вот в этом новом социуме, оказывается, потенциально скрывается возможность возникновения конфликтов. «Конфликты нового периода могут явиться из некоего сложного переплетения противоречий, возникающих между отдельными индивидами или их сообществами, объединенными по параметрам сугубо субъективного характера». Оказывается, причиной нового классового противостояния все-таки остается собственность, «но уже не легко отчуждаемая частная собственность на средства производства, а неотчуждаемое право личности на собственные способности; не сумма материальных благ, которыми может воспользоваться каждый, получивший на них юридическое право, а система информационных кодов, доступная только избранным, имеющим доступ к специальным знаниям». В постэкономическом обществе, как утверждает В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
В.Иноземцев наряду с термином потребность использует термин желание; следовательно, он видит какие-то существенные различия между ними. В другом месте своего труда В.Иноземцев разъясняет это различие. Он пишет: «Анализ симулированных потребностей основан в первую очередь на противопоставлении needs и wants, предполагающем, что первые отражают уже прошедшие социологизацию потребности, которые «заставляют нас рассматривать поведение потребителя как социальный феномен», в то время как вторые, хотя и могут становиться объектом социального прогнозирования, основаны на субъективных стремлениях личности к самовыражению в потреблении». Снова мы сталкиваемся с явлением самовыражения, самореализации личности. Ранее оно служило главной целью творчества, отменяющего труд со всеми вытекающими последствиями. Сейчас же самореализация личности приводит нас к противопоставлению термина «желание» термину «потребность», а по существу - к ликвидации потребностей и замене их желаниями. В новой субъективной экономике теперь господствуют уже желания, которые напрочь ликвидируют стоимость. Так ли это на самом деле?
В толковом словаре слово «желание» трактуется как «влечение, стремление к осуществлению чего-н., обладанию чем-н.». Объяснение содержания термина «потребность» дано мною в параграфе 3.7.2. Что же касается слов needs и wants, то они переводятся на русский язык (у В.Иноземцева они во множественном числе) как потребности, нужды, запросы (needs) и как потребности, желание (wants). Как мы видим, смысловое значение по словарю этих двух слов практически совпадает. Однако, по В.Иноземцеву, потребности - это признанные, акцептованные обществом потребности (прошедшие социологизацию), в то время как желания - это нечто сугубо субъективное, нацеленное на саморазвитие личности. Как показано в параграфе 3.7.2., в составе потребностей отдельного индивида имеются и такие, которые нацелены на определенные грани жизнедеятельности самого субъекта. Если трактовать этот вид потребностей как желания, то они есть лишь одна из многочисленных форм бытия потребностей, а не нечто отличное от самих потребностей. Другими словами, не существует желаний, противоположных потребностям. В конечном счете, не в терминологии суть вопроса, а в ошибочной трактовке В.Иноземцевым самого понятия «потребности» и их роли в общественном производстве. Неверно, во-первых, то, что отныне основные потребности лежат вне сферы материального потребления. Этот вывод ошибочен не только в отношении отдельно взятых индивидов, но главным образом в отношении других субъектов (семья, предприятие, регион, государство и т.п.). В основе существования и воспроизводства людей всегда было и будет материальное производство и материальное потребление; оно составляет основу, фундамент человеческих потребностей, на котором выстриваются потребности духовные и социальные. Даже монахи-отшельники, живущие в пещерах и решившие порвать с бренным миром, посвятившие себя служению вере, не смогли бы существовать, оставаясь наедине со своими субъективными потребностями, если бы им не приносили хлеб и воду. Во-вторых, неверно и то, что человек впервые в истории конституирует потребности как свои. Во все времена потребности порождались только самим субъектом, ибо они связаны с обеспечением его жизнедеятельности; они никогда не были чужими, а всегда были и будут своими. В-третьих, некоторые потребности человека, особенно те, которые нацелены на его внутренний мир (назовем их психологическими), могут качественно отличаться от потребностей других людей, хотя это совсем и не обязательно. Однако в отношении этого вида потребностей (психологических) трудно говорить о количественных различиях. Но бесспорно, что психологические потребности были всегда; они не появляются впервые в современном обществе, как это утверждает В.Иноземцев. Теперь самое существенное. Неверно то, что т.н. психологические потребности (wants), нацеленные на саморазвитие личности, вдруг делают невозможным определение стоимости как объективной категории. Как эти психологические потребности могут вообще влиять на стоимость, если они, по словам В.Иноземцева, не лежат в сфере материального потребления? Это мистика, а не политэкономия! Как психологические потребности могут влиять на усредненные (общественные) потребности, если их объектом является не материальный мир товаров и услуг, а внутренний мир человека (саморазвитие личности)? И, наконец, в-пятых, неверно, что индивидуальные потребности могут проявляться per se, т.е. непосредственно. Такого не бывает: всегда потребности выступают в этом мире действительности как интересы (см. параграф 3.7.2.).
Отталкиваясь от тезиса «надутилитарной мотивации деятельности человека» в современном обществе, В.Иноземцев обращается к высказыванию Э.Тоффлера о том, что возникает новый тип универсального автономного субъекта, который именуется «прозьюмером» (prosumer), «соединяющего в себе как производственную деятельность, так и активное потребление благ и услуг». В обществе, поясняет В.Иноземцев, происходит «…размывание границ между производительным и непроизводительным трудом, между трудом по производству материальных благ и услуг, между теми, кто «работает» и кто «не работает», что, в конечном счете, приводит к устранению самой границы между производством и потреблением. Возникает переход от «чистого» производства к процессу, в котором важную роль играет потребление, от «чистого» потребления - к производительной деятельности, рассматриваемой как разновидность досуга». В качестве доказательств автор ссылается на некие новые явления в США. Он сообщает, что «около 30% производственной деятельности менеджеров, конструкторского персонала и информационных работников к началу 1980-х совершалось за пределами нормированного рабочего дня…». Или, например, такой феномен: «… с середины 70-х годов инструменты и материалы для ремонта и оборудования домов и квартир в больших количествах продаются самим их владельцам, чем фирмам, специализирующимся на ремонтных работах».
Сначала о «доказательности» приведенных примеров. По первому примеру можно сказать, что в рамках даже наемного труда, а тем более высокооплачиваемого, вполне возможен не формальный, а инициативный, творческий подход к выполнению своих обязанностей. Интересная работа всегда увлекает человека, и в этом нет ничего удивительного, а тем более принципиально нового. Так было во все времена. Даже некоторые рабы и крепостные были великими творцами, созидателями нового - живописцами, композиторами, архитекторами и т.п. Это совсем не означает, что работа превращается в досуг, и стираются грани между производством и потреблением. По второму примеру можно сказать, что в рамках домашнего хозяйства многие трудовые операции во все времена выполнялись членами семьи, без привлечения посторонней рабочей силы. При этом существует определенная специализация домашнего труда между мужчинами и женщинами. Некоторые ремонтные работы в доме мужчины выполняют сами, иногда с помощью членов семьи. Ряд трудовых операций выполняется силами членов семьи в силу необходимости экономии средств (уборка помещений, стирка белья, приготовление пищи и т.д.), так как далеко не все семьи могут позволить себе наем обслуживающего персонала (поваров, садовников, домработниц, водителей и т.п.). Однако домашний труд никогда не заменял и не в состоянии заменить полномасштабного общественно организованного производства.
Теоретически невозможно представить себе исчезновение грани между теми, кто работает, и теми, кто не работает. К числу неработающего населения традиционно относятся дети (за исключением тех обществ, где детский труд подвергается эксплуатации), немощные старики, инвалиды. К неработающим членам общества могут принадлежать трудоспособные лица, которые настолько состоятельны, что живут на доход от своего капитала (состояния). Все остальные люди не могут не работать, ибо труд для них является единственным источником получения средств к существованию.
Что касается взаимоотношения между производством и потреблением, то производство всегда сопровождается потреблением (средств производства). Если иметь в виду непроизводственное потребление (в рамках домашнего хозяйства), то оно, за исключением выполнения некоторых операций, о которых речь шла выше, никогда не было производством и никогда им не станет: члены семьи слушают радио или смотрят телевизор, играют в теннис и т.д.
До сих пор мы рассматривали концепцию В.Иноземцева о постэкономическом обществе по отдельным частям. Настало время обозреть ее в целом.
В.Иноземцев утверждает, что эпоха господства частной собственности и эксплуатации человека человеком, т.е. экономическая общественная формация, завершающаяся капиталистическим способом производства, находится в индустриально развитых странах мира в заключительной фазе своего существования - фазе упадка. Вследствие стремительной и глубокой технологической революции эта фаза характеризуется следующими процессами:
обеспечивается удовлетворение основных материальных потребностей большинства членов общества;
происходит изменение природы человеческой деятельности, выражающееся в распространении надутилитарной мотивации, преодолении труда и замене его творческой активностью;
активно преодолевается стоимостной обмен с утратой исчисляемости самой стоимости, с потерей материальным производством основополагающей роли, с доминированием производства информации и знаний;
благодаря глобальной и всесторонней индивидуализации производства преодолевается частная собственность, а следовательно, и эксплуатация человека человеком;
происходит дифференциация рабочего класса и превращение среднего класса в аморфную массу;
рождается новый социум, в котором не существует социальных структур, а происходит процесс формирования индивидуальных систем ценностей и предпочтений, формы и направления эволюции которых не представляются достаточно определенными.
Выше уже отмечались непоследовательность и логическая противоречивость высказываний В.Иноземцева. С подобным явлением мы снова сталкиваемся и при обобщающей характеристике его концепции. С одной стороны, оппонент говорит о постэкономическом обществе как о качественно новой форме общественного устройства, ничего общего не имеющей с капитализмом. С другой стороны, он называет новое общественное устройство «посткапитализмом», «нерыночной экономикой благосостояния», т.е. речь идет о переходном периоде, связывающем экономическую общественную формацию с другой общественной формацией, в которой не должно быть ни частной собственности, ни эксплуатации человека человеком. В.Иноземцев, надо понимать, описывает состояние капитализма на заключительной фазе его бытия, фазе разложения, упадка.
Характеризуя постэкономическое общество в первом значении, В.Иноземцев с пафосом рисует идиллическую картину будущего. Он пишет: «Люди современной эпохи создали тот первоначальный материальный базис, на котором возникает возможность для развития явлений и отношений, собственно и делающих человека человеком. Покидая экономическую эпоху, человечество вступает в эру абсолютной субъективности, где действия каждой отдельной личности обусловлены ее внутренними потребностями, продиктованы законами морали, имманентными каждому человеку новой эпохи. И когда люди научатся не причинять зла себе подобным только потому, что эти подобные - люди, когда отвергнутые найдут в себе силы до конца дней боготворить отвергнувших их, когда любая деятельность будет восприниматься как внутренне свободная, тогда человек достигнет поистине идеального состояния и Люциферу не остается ничего иного, кроме как вечно взирать на него с завистью из глубины своей бездны». Очень многое в сказанном пассаже вызывает возражения. Во-первых, то, что речь идет обо всем человечестве, а не исключительно о высокоразвитых западных странах. В целом человечество еще не достигло того уровня развития, когда можно говорить о наступлении во всемирном масштабе новой эры, в которой царит всеобщее благоденствие. И сам В.Иноземцев в другом месте вынужден заметить, что «…экономическая общественная формация породила гигантские проблемы, связанные с неравномерностью материального прогресса в различных регионах мира». Он также приводит слова Д. Белла о том, что «постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как «стадии общественной эволюции. Они часто сосуществуют, усугубляя комплексность общества». В связи с этим весьма существенным обстоятельством, а именно разделенностью мира на богатые и бедные страны, как вообще можно говорить о непричинении зла себе подобным, о внутренней свободе действий, если нищета сотен миллионов людей обусловлена эксплуатацией человека человеком? Как могут быть счастливы и свободны люди, если «им подобные» на земном шаре прозябают в нищете? Во-вторых, можно ли вообще говорить об идеальном обществе, если в новом социуме, как это выяснится далее, людей ожидают страшные коллизии, порожденные «абсолютной субъективностью»?
В этом новом социуме, согласно концепции В.Иноземцева, будут доминировать не объективные экономические и социальные отношения, а «сугубо личностные, психологические связи и отношения». Новый социум будет делиться на два класса. Первый класс будет представлен теми, кто в состоянии производить информационные продукты, а второй - теми, кто не в состоянии этого делать и кто не способен усваивать информацию. На смену классу капиталистов приходит новый класс - «нематериалистически ориентированных людей, которые <…> не ставят своей основной целью присвоение вещного богатства <…> члены нового высшего класса получают от своей деятельности результат, к которому не стремятся». Каким-то не понятным способом этот новый класс, представленный учеными, писателями, конструкторами и т.п. работниками интеллектуального труда, обретет реальный контроль над общественным производством, и все большая часть общественного богатства станет его достоянием. Второй класс (новая угнетенная страта) будет бороться за свое выживание, но, несмотря на все усилия, доходы представителей этой страты не только не будут повышаться, но даже будут снижаться по мере хозяйственного прогресса. Вот такое назревает новое, то ли нерыночное общество благосостояния, то ли постэкономическое общество! «Мечта о равенстве, основанная еще со времен эпохи Просвещения на наивном декартовском понимании сознания и разума, человек как своего рода tabula rasa, уходит в прошлое, и горечь расставания с этой иллюзией может перевесить все достоинства общества, преодолевшего рыночное производство, собственность и эксплуатацию». Вот в этом новом социуме, оказывается, потенциально скрывается возможность возникновения конфликтов. «Конфликты нового периода могут явиться из некоего сложного переплетения противоречий, возникающих между отдельными индивидами или их сообществами, объединенными по параметрам сугубо субъективного характера». Оказывается, причиной нового классового противостояния все-таки остается собственность, «но уже не легко отчуждаемая частная собственность на средства производства, а неотчуждаемое право личности на собственные способности; не сумма материальных благ, которыми может воспользоваться каждый, получивший на них юридическое право, а система информационных кодов, доступная только избранным, имеющим доступ к специальным знаниям». В постэкономическом обществе, как утверждает В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100