Хамрай вспомнил девять несчастных девочек, спаленных
на костре и подумал, что для колдуна было бы самым лучшим, если бы заклятие
действительно потеряло силу. Хамрай догадывался, на что рассчитывал
чужестранец - представление было потрясающим, поверивший шах отдает
обещанное и уже виденное колдуном сокровище (поднос усыпанный золотыми
монетами и увенчанный бриллиантовой диадемой) и колдун, пожелав шаху
прекрасного наслаждения, уходит. Даже если шах не отпустит его сразу,
заставит присутствовать при его попытке овладеть настоящей женщиной, а не
магическим воплощением, и заклятие возымеет действие, то у чародея хватит
умения заворожить потрясенных телохранителей, околдовать если понадобится
всю дворцовую стражу, оставшуюся без повелителя, и покинуть дворец. Одного
не учел чужестранец - что рядом с шахом будет чародей куда могущественнее
его самого. Но, похоже, колдун ничего не боялся и сам истово верил в
свершенное им колдовство. Либо играл уверенность с неподражаемым
мастерством и наглостью.
Телохранители, шествующие первыми, замедлили шаг - узкий коридор делал
резкий поворот. Хамрай знал эту длинную каменную кишку, как самого себя -
многие годы он ежедневно ходил по нему в свою башню, где жил, где страдал,
где проводил многочисленные опыты и изыскания, где на крыше постоянно торчал
наблюдатель за небом, где его старый слуга Гудэрз заботливо протирал
магические предметы и ухаживал в зверинце за чудовищами, привезенными
Хамраем со всех уголков земли.
Секретный коридор, о котором во всем огромном дворце знало не более десяти
человек, заканчивался лестницей. Ступеньки круто убегали вниз. Процессия
спустилась и оказалась в зверинце Хамрая, располагавшимся в подземелье
под башней.
Это было царство сгорбленного Гудэрза. Никто кроме него и самого Хамрая не
мог подойти к располагавшимся по обе стороны прохода клеткам.
Яркий свет факелов почти не освещал клетки, мимо которых проходили шах с
колдуном. Телохранители не обращали на странных существ ни малейшего
внимания, шах уже многажды осматривал необычный зверинец и был равнодушен,
а вот явно пораженный колдун проявил нездоровое любопытство. Заметив это,
шах самодовольно усмехнулся и приказал воинам освещать клетки, чтобы колдун
мог лучше осмотреть диковинных животных. Шедший последним Хамрай тоже стал
разглядывать клетки. Он с удивлением поймал себя на мысли, что хотя каждый
день проходит мимо, вот уже сколько лет не обращает на них ни малейшего
внимания и уже совершенно забыл о некоторых существах.
Колдун с шахом в сопровождении воинов с факелами ушли далеко вперед, но
Хамрай не нуждался в освещении - он отлично видел в темноте. В этой клетке
спит сейчас шинийский лев, любовь и гордость седого Гудэрза.
Доставшийся с превеликим трудом, он оказался совершенно бесполезным
для магических исследований. Казалось, лев спит повернувшись к проходу
задом, но Хамрай знал, что на самом деле это не увенчанный густой
кистью волос хвост, а голова хищника на длинной, тонкой и сильной шее.
С другой стороны туловища такой же хвост-голова, а лапы зверя имеют
поразительное свойство с одинаковой ловкостью нести зверя в любом
направлении. Несмотря на тонкую шею шинийский лев поглощал на
удивление много мяса, что было довольно накладно, но престарелый
Гудэрз умолял не забивать необыкновенное создание.
Следующую клетку занимала громоздкая и неповоротливая болотная сибра из
северных краев. Из выделяемой ее кожей слизи, путем сложных манипуляций
получалось магическое зелье, имевшее приторно-сладкий вкус. Это снадобье
полностью лишало испробовавшего его человека рассудка и навечно делало
рабом того, чье имя было заложено при изготовлении магического средства.
Шах частенько требовал зелье сибры.
А в этой клетке когда-то содержался единорог, ради которого Хамраю
пришлось проделать путешествие на далекие ирландские острова -
вотчину алголиан. Хамрай полюбил пугливое нежное создание, но ему для
опытов был необходим рог. Белокожее длинногривое животное долго
мучилось, рыдая почти человечьим голосом, а потом издохло. Хваленый
рог не оправдал ожиданий.
Очередная клетка в темноте, едва прорежаемой факелами ушедших дальше
воинов, казалась тоже пустой. Но Хамрай знал, как опасно содержащееся
здесь, почти прозрачное существо, годами спящее под действием
наложенных на него чар. Лучше отойти подальше, пока оно не
прочувствовало Хамрая и не очнулось, лишние хлопоты сейчас ни к чему.
О толстые несокрушимые прутья камеры бился, заметив посетителей, тупой и
неопрятный грифон, требуя пищи. Создатель лишил эту тварь не только крох
разума, но и возможности спать, и эта гротесковая пародия на царя зверей
кружила денно и нощно по клети, оставляя на прутьях грязные перья и
оглашая зверинец противным резким клекотом. Хамрай брезгливо поморщился и
развернулся к противоположному ряду клеток.
И сразу увидел зеленые глаза Саурры - в них отражалась бесконечное знание
ее предков и глубокая, невыразимая словами тоска. Хамрай тяжело вздохнул и
подошел ближе. Она могла говорить, только глядя в глаза собеседнику, а
последние десятилетия Хамрай проходил мимо быстрым шагом, под грузом тяжких
повседневных забот совершенно забыв о ее существовании.
"Ты пришел, - безмолвно произнесла Саурра. - Ты вспомнил наконец обо мне.
Я терпеливо ждала"
"Я виноват перед тобой, - так же беззвучно сказал Хамрай. - Но я не могу
выпустить тебя. И не в моих силах выполнить твое желание."
"Я скоро умру. - По щеке, изрытой глубокими морщинами, пробежала
хрустальная слеза. - Я буду проклята моим народом - я не родила."
Хамрай смотрел на нее и тяжелое чувство вины раздирало его сердце. Саурра
была женщиной-змеей с далекой сказочной горы Каф, что на краю света. Когда ее
доставили полвека назад, лицо ее - лицо молодой и удивительно красивой
девушки, лицо с необычными в этих краях чертами и с зелеными,
нечеловеческой глубины глазами поразило тогда Хамрая. Девичий бюст
молодой Саурры плавно переходил в изящное длинное змеиное тело, яркая
чешуя переливалась немыслимыми цветами. Густые черные волосы,
спадающие на грудь, до маленького пупка на плоском животе, ниже
которого начиналось змеиное тело, ее нежный голосок, которым она не
могла говорить, а лишь пела и заливисто смеялась, вскружили Хамраю
голову - он влюбился. Это было больше полувека назад. Она не была
человеком и заклятие не могло погубить чародея - он упал в пропасть
любви к Саурре, забыв обо всем на свете. Он кусал в порыве страсти ее
коралловые губы и жадно мял упругие наливные яблоки груди. Впивался в
багровые торчки сосков, наслаждаясь их вкусом и впитывая ее нездешний
аромат. Он говорил ей ласковые слова и обещал все, что она просила. Он
носился по городу, доставая для нее безумно дорогие безделушки,
фрукты, румяна. Она жила в его покоях и он был счастлив. Сумасшедшее
и восхитительное время - он забыл о своем несчастье, а шах в то время
воевал далекий берег Среднего моря и не мог вернуть Хамрая в реальный
мир. Потом шах возвратился во дворец после успешной кампании и с новой
силой стал требовать от своего чародея снять заклятие - мысли шаха
мутились, он только и грезил, что наследником, сыном. Шах хотел не
одного сына, а нескольких, как можно больше, от многих жен, чтобы его
престол не достался когда-либо, после еще не скорой смерти от старости
или в любой момент возможной гибели на поле боя, чужому роду. Шах выл
от ярости и рубил дорогую мебель, когда думал об этом. Хамраю пришлось
переселить Саурру, уже начавшую терять девичью свежесть, в зверинец и
вновь полностью погрузиться в исследования. Но он тогда навещал ее,
клетка была обставлена должным образом.
Теперь на стенах висели лишь обветшалые обрывки некогда роскошной
драпировки. Подушки, набросанные на полу, были грязны и смяты. И сама
Саурры ничем, кроме по-прежнему бездонных, не выцветших зеленых глаз,
не напоминала прежнюю красавицу. Волосы потеряли свой восхитительный
блеск и цвет - седые, побитые отвратительной желтизной, они стали
редкими, на темени пробилась неприятная взгляду лысина. Морщины
обезобразили когда-то прекрасное лицо, губы ввалились в беззубый рот,
манившие прежде Хамрая яблоки груди превратились в ненужные пустые
отвислые мешки. Чешуя на змеином теле выцвела, стала
грязно-коричневой, местами отвалилась.
Хамрай хотел отвести взгляд, но не сумел. Он был виноват перед Сауррой и
знал это. Еще не все потеряно, она, несмотря на возраст еще способна
родить, хотя дни ее жизни почти исчерпаны. Продолжение рода - вот главное
для представителей ее чудесного племени. "Как и для шаха," - подумал
Хамрай. Но если для Балсара он делает все возможное и невозможное, то мимо
клетки Саурры проходит ежедневно не глядя в ее сторону. Конечно, можно
отвезти ее обратно, там она найдет соплеменника, который зачнет в ней новую
жизнь, и пусть перед самой смертью, но она исполнит долг, будет
счастлива... Но кто, кроме самого Хамрая, сможет одолеть превратности
невероятно долгого и опасного пути к горе Каф? Пожалуй, никто. А ему
некогда, он не может отлучиться из дворца - вдруг наблюдатель увидит
знамение и Хамраю придется отправиться в путь.
Хамрай с усилием оторвал взгляд от двух живых изумрудов ее глаз и заметил
убогую обстановку клетки.
"Я распоряжусь, и завтра же тебе доставят новые ковры и все необходимое,"
- сказал он Саурре и поспешил отойти, пока глаза их вновь не встретились.
Быстрым шагом он догнал уже подходивших к выходу из зверинца шаха и
чужестранца. Хамрай старался не глядеть по сторонам, не обращать внимания на
рыки, шипения и призывы, ибо боялся пробудить воспоминания, связанные с
каждым невероятным существом и неизбежно вызвать к жизни, давно затиснутую в
дальние глубины души, совесть - вредную старуху, не дающую ему спокойно
заниматься делом.
Шах и колдун стояли у последней камеры, и чужеземец с ужасом смотрел на
прикованный в ней к стене человечий скелет. Скелет действительно выглядел
кошмарно - полустлевший, светящийся в некоторых местах тусклой зеленью, с
огромными глазницами, которые, казалось, уставились прямо на зрителя.
Крепкие кандалы сковывали его руки и ноги - но создавалось впечатление, что
приковали его еще живого и очень давно. При виде скелета в голову приходили
мысли о бренности человека и превращении в конечном итоге в подобную кучу
жалких, хотя и жутких, костей. Колдуна непроизвольно передернуло, на его
лице появилось едва заметное выражение отвращения и собственного
превосходства: его - живого - над этими останками когда-то наверняка
сильного и опасного человека. Хамрай усмехнулся. Знал бы иноземец, как
страшен этот скелет и сейчас, как трудно справиться с ним даже самыми мощными
магическими чарами. Не было в мире лучших сторожей, и два подобных
скелета охраняли несметные, награбленные за двести лет, сокровища
шаха. Хамраю удалось тогда пленить и подчинить себе в развалинах
древнего, заброшенного еще до Великой Потери Памяти, индусского храма
четверых. Но одного он уничтожил, ибо полностью сделать покорным не
смог. Этот живой скелет спал вековым сном, но мудрый шах не забывал о
нем. Повелитель полумира догадывался, что когда-нибудь в этом мрачном
скелете возникнет нужда.
- У великого шаха превосходная коллекция, - с восхищением, несвойственным
ему, сказал колдун. - Подобного я не видел даже у могущественного короля
Кирсана. Я благодарен великодушному шаху за доставленное мне удовольствие. -
Чернобородый опять склонился в земном поклоне. Он был явно поражен и напуган,
шах оказался далеко не так прост, как он полагал.
Балсар вновь самодовольно усмехнулся, хотя показ зверинца и не входил в его
планы, это получилось случайно. Шах задумался, а не имеет ли смысл
приводить сюда важных иноземных послов и самоуверенных сатрапов, для
внушения трепета и уважения.
По винтовой лестнице они поднялись на третий этаж башни. Здесь Хамрай
не жил - просторная зала служила исключительно для проверки
действенности очередного колдовства на снятие заклятия. И эти покои
своей роскошью резко отличались от остальных помещений Хамрая, который
тяготел к суровой аскетичной обстановке. Хамрай не отличался особой
аккуратностью и бросал свои многочисленные магические предметы где
попало. Пыль смахивал седобородый Гудэрз, но перекладывать волшебные
причиндалы, таинственные реторты и непонятные диковины он не решался.
На специальном низком столике сразу у входа стоял золотой поднос с
приготовленными иноземцу сокровищами. Бриллиантовая диадема играла всеми
цветами радуги в ярко освещенной зале. Когда процессия вошла в покои,
прекрасная женщина, восседающая на атласных сине-желтых подушках, подняла
голову. Она находилась в просторной комнате, у которой вместо одной стены
были толстые прутья, как в в клетках зверинца. В комнату вела дверь в
боковой стене, которая запиралась на огромный засов, но сейчас была
открыта. Недалеко от этой двери возвышался переливающийся, излучающий
вокруг себя свет, столб из несметного количества крупных магических
кристаллов.
Старый Гудэрз поклонился вошедшим и вышел - все приготовлено, на сегодня он
больше не нужен. Хамрай закрыл за ним дверь. Телохранители расположились у
выхода по обе стороны - клинки наготове, потушенные факела оставлены
за дверью.
Хамрай не отрываясь смотрел на колдуна. Тот оторвал наконец взгляд от подноса
с золотом и огляделся. Чужестранец едва заметно вздохнул при виде нагой
красавицы - живой, настоящей, не магической - сидящей за толстой решеткой.
Но заметив столб из магических кристаллов он вздрогнул и испугался
по-настоящему, румянец сполз с холеного лица чернобородого.
И Хамраю стало все постыло, обрыдло, безнадежно... Он вспомнил девять
девушек, еще девочек - испуганных и красивых, не успевших в жизни
ничего узнать, вспомнил о надругательстве колдуна над их невинными
телами, и их напрасно загубленные души. Вспомнил их расширенные,
полные чистых слез глаза, их еще неоформившиеся бутоны грудей...
Посмотрел на сидящую в ожидании темноокую красавицу из гарема шаха -
пышнотелую, зрелую, мужчиной еще не тронутую... Хамрай знал, что через
это придется пройти, что шах не отступит...
- Мое задача исполнена, - прервал наконец тягостное молчание колдун. - Глаз
великого Алгола снял заклятие с благородного шаха. - Против воли глаза
колдуна стрельнули в сторону столба из магических кристаллов, но он тут же
взял себя в руки. Он не понимал предназначения столба, не понимал, хотя мог
догадываться, предназначения решетки, но почувствовал, что столкнулся
с силой, гораздо превосходящей его собственную.
- Шах Балсар всегда держит свои обещания, это принадлежит тебе, - произнес
шах, делая широкий жест рукой. Халат его распахнулся, показав обнаженную
грудь, виднелись покрытые жестким черным волосом ноги, наспех обутые в сапоги,
но вид его все равно был преисполнен величества и мужской красоты.
Не мешкая, чернобородый раскрыл зев своего объемистого мешка и осторожно,
чтобы монеты не сыпались на ворс пестрого ковра, ссыпал их туда.
"Цепочки-то во дворе забыл, - подумал Хамрай, и тут же злорадно
констатировал: - Но вряд ли они ему еще понадобятся".
Колдун на секунду замер, подумал и сунул в мешок и золотой поднос. Не
спеша затянул веревку на горловине мешка.
- Я премного благодарен щедрейшему шаху, но обстоятельства вынуждают меня
откланяться. Меня ждет служба королю Кирсану.
- Ты не задержишься, чтобы поглядеть на результаты своего колдовства? -
шах приподнял смоляную бровь и указал на три кресла у решетки. Перед
креслами стоял стол, заставленный фруктами, посреди возвышался
хрустальный графин с янтарным игристым вином.
Колдун кинул быстрый взгляд на дверь. Невозмутимые телохранители едва
заметно приподняли кончики клинков. Колдун поклонился и сказал с чуть
слышной хрипотцой:
- Я счастлив принять предложение высокомудрого шаха.
Нилпег отделился от двери и подошел к столику, сделав приглашающий жест
рукой. Пока колдун шел к креслу, не выпуская из рук свой отяжелевший
мешок, Нилпег налил ему в узкий серебряный кубок игристого вина. Колдун сел
в кресло, ожидая дальнейших действий шаха, ничего хорошего ему, по всей
видимости, не суливших. Чуть поклонившись чужестранцу с уверенной неприятной
улыбкой, Нилпег взял со стола красное яблоко и подкинул вверх. Свистнул
клинок в стремительном неуловимом движении и Нилпег протянул гостю две
аккуратные половинки сочного плода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79