– Лифт не работает…
– Я его мать! – воскликнула Марчелла. – Я очень волнуюсь! Пожалуйста!
Пятнадцать минут она неотрывно следила за стрелкой на часах. Если бы коротышка предсказатель ни о чем ее не предупредил, она бы считала, что Марк, надувшись, сидит у себя в комнате, не желая ни с кем разговаривать, после той вспышки гнева, с которой закончилось его Рождество в Нью-Йорке. Но слова: «Он не умрет! Вы спасете его!» набатом звучали у нее в ушах.
Она вновь перезвонила портье.
– Вы видели его? – допытывалась она. – Вы с ним говорили?
– Нет. Думаю, он спит.
– Ладно. Спасибо вам. Утром я перезвоню, – сказала она.
– Да, синьора, – промямлил портье. Она позвонила рассказать об этом Колу.
– Главное, что он где-то в безопасности, – заметил Кол.
– Ну, а ясновидящий? – напомнила Марчелла. – К тому же Марк плохо выглядел. У меня было такое ощущение, будто он что-то превозмогает, как вы думаете?
Кол вздохнул.
– Просто не знаю, что и думать! – признался он. – Может быть, он отсыпается, устав от перелетов, от больших перегрузок?
– Да. Может быть, – с сомнением признала Марчелла. – Я позвоню туда утром, и если он не возьмет трубку, я полечу в Болонью. Слишком далеко лететь, чтобы закончить спор, но после посещения предсказателя я потеряла покой.
– Я бы отправился с вами, но мой ангажемент со звездами в «Карлайле» начинается с завтрашнего дня, – сказал Кол. – Сейчас праздники, и я не могу дать им пройти даром…
Она попрощалась, поблагодарив Бога, что он не будет сопровождать ее. Сидеть рядом с Колом в течение многочасового трансатлантического перелета – это выше ее сил.
Она долго ворочалась в постели, прежде чем, приняв снотворное, наконец забылась сном. Что за Рождество! – думала она. «Он не умрет, вы спасете его!» Маленький пророк с Бродвея. Две здоровенные сестры – одна из них шофер такси. Выпорхнувшие из тюрьмы их мужья. Пока Марчелла медленно засыпала, образы дня превращались в ночные фантасмагории, не более причудливые, чем сама жизнь.
– Я пришел к Богу, когда мне было пятнадцать, Соня, – рассказывал Рэй.
Они, обнаженные, лежали в постели, и он нежно обнимал ее. Как нормальные люди, счастливо твердила она.
– Да, – кивнул в темноте Рэй. – Я пришел к Богу! Аминь! – Соня широко распахнула глаза. Она даже не знала как следует, что нужно отвечать в таких случаях. Религия никогда не была ее коньком. На самом деле, разговоры о религии немедленно напоминали ей отца, который уверял ее, что Бог никогда не простит ей того, что она натворила с телом, которое он даровал ей.
Рэй был очень нежным любовником, но сейчас она была слегка разочарована. Его новая, без наручников, свобода не только не возбуждала его, но даже сдерживала его. Об исступлении говорить не приходилось. Хотя страсть в нем росла и ей нравилось, как он ласкает ее своими свободными, чудными руками, все-таки он усиленно контролировал себя.
– Каждый раз, когда мы оказываемся с тобой в постели, мне это нравится все больше и больше, – проговорил он, когда она нежилась в его объятиях.
«Я играю с акулами, скачу на черном коне, забавляюсь с моим собственным ручным диким зверем», – могла бы она добавить.
– Для тебя религия – это очень важно, да? – спросила она, а рука ее блуждала по его телу, коснулась его члена, все еще напряженного, как будто он вспоминал то наслаждение, которое они испытали четверть часа назад. Она кинула взгляд на часы. Было половина пятого утра. Как и всегда, когда она занималась любовью с Рэем, ей хотелось все больше и больше.
– А разве ты не веришь в Бога, Соня? – спросил он. – Разве Он не утешает и не направляет тебя?
– Ну… – закусила она губу. – Не совсем.
Она приподнялась и включила ночник, осветивший персиковым светом тело и лицо Рэя, как будто он был выкован из золота. Она приподнялась над ним, вглядываясь в его лицо. Спокойный, утомленный, он казался очень серьезным, но лицо его было таким же наивным и искренним, как у ребенка. Она дотянулась до бокала и отпила глоток шампанского.
– Скажи, Рэй, – попросила она, ставя бокал на место. – А ты верил в Бога, когда убивал ту девушку? – Ее саму удивил собственный вопрос, но она не могла остановиться.
Рэй вздрогнул всем телом, как будто она больно хлестнула его. Потом он заставил себя улыбнуться, губы его медленно расплылись.
– Сколько раз я говорил тебе об этом, детка? – покорно ответил он. – С той самой минуты я только и прошу Бога простить меня. Каждый вечер я прошу у Него прощения.
– Да? – Ее сердце подпрыгнуло от страха и желания – двух чувств, соединение которых она так любила. – И что же Он отвечает? – Она хотела спросить это язвительно, но Рэй воспринял ее вопрос очень серьезно.
На несколько секунд он сомкнул глаза, потом открыл их и встретился с ней взглядом. Потом взял ее руку и положил себе на сердце.
– Он говорит: «Рэй, ты не хотел убивать эту девушку, это был несчастный случай». Вот что Он говорит. Он говорит: «Ты не собирался убивать ее, ты ведь любил ее».
– Да, и залюбил ее до смерти! – рассмеялась она. Рэй внезапно схватил ее голову и с силой отпихнул от себя.
– Ну, довольно! – рыкнул он ей в самое ухо, оглушив. В наступившей тишине его голос больно отдавался у нее в голове. Охвативший ее страх был лучше любого наркотика, любого опьяняющего напитка. У нее едва не вылезли из орбит глаза, когда он сжал ее шею, и она ощутила его немыслимую силу.
Потом он выпустил ее, накрыв свое лицо ее рукой.
– Ах, Соня, я так виноват. – Он застонал. – Прости, что я накричал на тебя, детка. – Он погладил ее плечо, на мгновение приникнув к ней всем лицом. – Простишь, детка? Я так тебя люблю. Но не нужно выводить меня из себя. Я знаю, ты хочешь, чтобы я обезумел. Ты не можешь понять меня, Соня. Понимаешь, то, что я чувствовал к той бедной девушке, было… ну, словом, почти то же самое, что я чувствую к тебе. Секс и все прочее. Она тоже любила возбуждение. Как и ты. Конечно, это удивительно здорово – иногда сходить с ума. Вот это и произошло. Понимаешь, это все равно как боксер, убивший своего противника. Такое случается, когда они не знают настоящей силы друг друга. Но ведь я ни разу не навредил тебе, скажи, детка?
Она покачала головой:
– Нет, мой нежный гигант. Ты мне не навредил.
Она присела, чтобы поцеловать его в губы. Он зарычал, когда она впилась поцелуем в его мягкую нижнюю губу, изменил положение, так что его снова напрягшийся член приблизился к ней.
– Но это и интересно;– сказала она, откидываясь на подушку. – Ты не видишь никакого противоречия между тем, что ты натворил, и своей верой в Бога. То есть пока ты веришь в Бога, все нормально, так?
– Правильно, Соня. – Он снова привлек ее к себе, его большим рукам все больше нравилось новое ощущение обвивать ее руками, никто не видел, никто не сдерживал его желания. Он ласкал ее спину, грудь, опускал руку между ее ног.
– Неужели ты верил в Бога все время, что убивал ее, противный ты ханжа? – спросила она.
Слова вновь сорвались с ее языка неожиданно для нее самой, удивив и испугав ее. Она почувствовала, как напряглось его тело, и только тут осознала, зачем она долгие недели устраивала именно это свидание, почему этот ключ был так важен для нее.
– Я же сказал тебе, Соня, – медленно произнес он, приподнимая над нею свое лицо. – Я не устаю просить прощение у Бога. Ты плохо делаешь, называя меня ханжой, детка. Пожалуйста, не надо так больше!
– Ты убийца, Рэй, – сказала она. Говоря это, она обхватила его член. Никогда он не был таким большим и твердым. – Вот что меня особенно возбуждает.
Он заключил ее в крепкие объятия, хмурясь, словно зачарованный ее признанием. Потом он коснулся ее губами.
– Никогда больше не говори об этом, слышишь? – прошептал он взволнованно. – Никогда! – Его объятия были как железные, она не могла ни пошевелиться, ни даже вздохнуть. – Я заплатил мои долги, – продолжал он. – Я дал ее родителям много денег, и каждый раз, когда я бываю в Джорджии, я хожу на ее могилу. Я заплатил долги, Соня!
Он сел ей на ноги.
– Но почему это так возбуждает тебя, Рэй? – спросила она. – Я коснулась самых сокровенных струн твоей жизни? Когда ты оживешь по-настоящему, Рэй?
Он опустил глаза, пристыженно вздохнул.
– Ты знаешь, что заставляет меня хотеть тебя, детка, – проговорил он. – Ты знаешь – что, правда? Но зачем ты разговариваешь с Рэем, а? Ты же знаешь, как любит тебя Рэй, детка…
Она выгнулась.
– Войди в меня снова, – настойчиво попросила она. – Я так хочу тебя. Мне хорошо, только когда мы вместе.
Она откинула голову, когда он вошел в нее. Ощущение было невероятно чудесным.
– Нам никогда еще не было так хорошо, – выдохнула она.
– Знаю, – прошептал он, проникая все глубже внутрь ее.
– Предлагаю сделку, Рэй, – сказала она. – Я больше никогда не упоминаю об этой проклятой девчонке, если ты не упоминаешь больше при мне своего треклятого Бога, идет? Потому что если Он и существует, в чем лично я и еще несколько миллионов людей очень сильно сомневаемся, он, должно быть, вонючая старая развалина, которую я не подпустила бы к себе и на пушечный выстрел!
Рэй смотрел на нее в восхищении, почти с благоговением, начиная медленно двигать тазом.
– Ух ты… Господь может покарать тебя за такие слова, Соня. – Он вздохнул, с изумлением потряхивая головой. – Я готов прийти в восхищение даже оттого, что ты осмелилась так говорить!
– Чего тут осмеливаться, – сказала Соня. – Просто тебе нужно поверить, что нечего бояться… – Она начала отвечать на движения его тела мерными движениями своего. – Ты понимаешь, что у нас сегодня самая лучшая встреча, а, Рэй?
Глаза его были закрыты, бедра двигались все быстрее.
– О-о-о, да, – простонал он. – Да, я понимаю…
Он так глубоко вошел в нее, что она чувствовала, что она вся им наполнена. Ее ягодицы приподнимались над матрасом, чтобы прижаться к нему.
– К черту религию! – говорила она. – К черту Бога! Я вся твоя, Рэй! – Она чувствовала, что скрытая в нем сила расправляется, как пружина, наполняя ее, что он погружается в нее все глубже.
– Ах, милый, вот сейчас я всего ближе к Богу, – вздохнула она. Контраст между ее нежными, тоненькими руками и ногами и его мускулистым, здоровым телом сейчас, когда он наконец-то сжимал ее в объятиях, был особенно очевидным. Ее хрупкость возбуждала его, и он с упоением прикасался к ее запястьям, локтям и шее, двигаясь все быстрее внутри ее, начиная задыхаться. Кровать начала страшно скрипеть, а скорость все увеличивалась, и когда она раскрыла глаза, она увидела, как исказилось его лицо, как сливались в нем боль и желание, два чувства, которых она так страстно всегда домогалась! Он сжимал ее тело в своих мощных ручищах, все крепче, крепче, крепче. Она слышала, как скрежещут его зубы, каким неуправляемым становится дыхание, видела, какими выпуклыми стали мышцы щек и шеи. И вдруг она стала задыхаться. «Не дышу, не дышу!» – пыталась вдохнуть она воздух. Глаза у нее чуть не вылезли из орбит, но никакого страха она не почувствовала, счастливо это отметив.
– Теперь я могу остановиться, – прохрипел он. – Ты уверена, что Рэй не навредит тебе, Соня?
Она отвечала ему всем своим телом, и он стремительно погружался в нее.
– Ах, Соня, – сипел он, касаясь ее лбом, и пот струями стекал с его лица на нее. – Может быть, ты лучше снова наденешь на меня наручники, а? Боюсь, что теперь тебе может стать больно…
Она энергично помотала головой, и ей показалось, что это тоже немного свело его с ума, постель трещала и скрипела, его пот и слюна орошали ее. От мощи его напора она на мгновение отключилась. И внезапно ей показалось, что она не в постели лондонского отеля лежит под тяжелым телом Рэя, – она скачет на Ред! Это была четырнадцатилетняя Соня, скачущая со смешанным восхитительным чувством радости и страха – к свободе, к свободе! Она помнила то чистое выражение на ее детском личике, подлинную радость – прежде чем с ней случились все ее несчастья. Рэй сейчас так сдавливал ее, что дышать она уже почти перестала. Прежде чем она стала так рано, так несчастливо быстро женщиной, она скакала на прекрасном животном, чье сильное тело, его мускулы и конечности двигались в потрясающем согласии с ее телом. Мужчина может быть так же прекрасен, как конь, говорила Лаура, а ее папа называл ее своей принцессой. Его принцессой! Она бывала так счастлива, когда скакала верхом на лошади. Она еще слышала рык Рэя, который двигался все быстрее и быстрее внутри ее, заключая ее в объятия даже сильнее, чем он мог сам представить. Она почувствовала странное удовлетворение; сейчас у нее было все, чего она желала.
Жизнь вытекала из нее. Лицо Рэя было страшно искажено, глаза выпучены, губы вытянуты в жуткой гримасе – она видела, что он уже не понимает, что делает, и простила его. Она взяла на себя всю вину. Перед тем как умереть, слова «Боже, прости меня» беззвучно сорвались с ее губ. Потом она услышала треск и поняла, что это сломался ее позвоночник. Но боли она не почувствовала. Она была уже мертва, а Рэй все продолжал находиться в самой ее глубине, в полном самозабвении, останавливаясь, пока он не достиг дикого наслаждения, взрыва завершения страсти и резкий жуткий крик не вырвался из его груди. Его руки сжимали ее все крепче, крепче, он не осознавал, что натворил. Он мгновенно заснул, словно потеряв сознание, и мертвая хватка его постепенно разжималась, пока наконец безжизненное тело не выпало из его рук.
Резкий трезвон телефона ворвался в беспокойный сон Марчеллы. Она сонно дотянулась до трубки, чтобы прекратить назойливый звук. Едва она проснулась, как в ее мозгу появилось тревожное предчувствие, что этот звонок касается Сони.
Она слушала чужой голос, оповещающий ее о происшедшем.
– Нет! – вскрикнула она. – Нет! – И внезапно ее чувства застыли. Это было слишком ужасно, слишком невыносимо, чтобы немедленно осознать свалившееся на нее. Годы понадобятся на то, чтобы переварить все это. Она заставила себя выслушать то, что ей говорили, как будто они касались кого-то, незнакомого ей. Соня умерла. Да, понятно, ответила она. Она убита. Да, понимаю, спокойно сказала она. Рэем Левэром, черномазым поп-певцом. Да, я знакома с ним. Встретились на похоронах Гарри. Он сдался сегодня утром лондонской полиции, признавшись и в предыдущем убийстве. Пришлось очень долго разыскивать ее телефон, потому что в полиции сочли необходимым сообщить прежде всего матери. Спасибо, я оценила, автоматически поблагодарила она. Она просто решила потрясти всех, сказала она Эми. В сегодняшних газетах появится весь этот кошмар. «СУПЕРМОДЕЛЬ УБИТА ЧЕРНОЙ ПОП-ЗВЕЗДОЙ. ЧЕРНОКОЖИЙ ПОП-КУМИР УБИЛ МОДЕЛЬ «КАРЕСС». УБИЙСТВО СУПЕРМОДЕЛИ!» Вот уж газетчики будут упоены, получив этот материал и засунув его в свои заголовки! Такое непременно остановит всякого, кто идет мимо газетного киоска. Голова у нее кружилась. Эти заголовки появятся в «Ньюз», в «Пост»: «НАЙДЕНО БЕЗЖИЗНЕННОЕ ТЕЛО. СУМАСШЕДШИЙ УБИЛ ЖЕНУ, СЫНА И СЕБЯ». Иногда ей самой случалось улыбаться над этой кричащей безвкусицей. Разве когда-нибудь, да никогда не придет в голову, что это может коснуться кого-то знакомого. Твоей семьи. Твоей дочери. Дочери, которую она никогда не знала по-настоящему, но внутри которой накопилось столько горечи и гнева. Против себя самой!
Повесив трубку, Марчелла забралась под одеяло. Постепенно, сквозь оцепенелость, в которой ее рассудок утопил горе, зазвенела новая мысль, словно новая тема в мелодии, словно стрела прокладывала свой стремительный путь к цели. Этот провидец оказался прав насчет Гарри и Сони, а Марк? Он не умрет, дважды заверил он ее. Вы спасете его, уверял он. Так чего же она ждет?
Она выскочила из постели, оделась и собрала вещи, действуя быстро и безотчетно, как лунатичка. Было половина шестого утра, шел второй день Рождества. Ей нужно поскорее спуститься и попросить швейцара поймать такси. Немедленно ехать в аэропорт. Лететь первым же рейсом в Италию. Скажем, в Пизу. Потом добраться до Болоньи. Скорее, скорее в Италию, торопила она себя, засовывая чемодан в лифт. Прямиком в Италию. Она открыла парадную дверь. Не задерживайся. Не экономь несколько сотен долларов. Одного ребенка она уже потеряла, проклятье, если ей придется потерять обоих.
КНИГА ПЯТАЯ
ГЛАВА 19
Марчелла рвалась в запертые стеклянные двери пансиона, где жил Марк, готовая разбить их голыми руками. Было около двух часов ночи, и кошмарное путешествие вконец разбило ее. Перелет до Пизы казался нескончаемым, и все это время ее преследовали жуткие картины – Соню убивают, Соня умирает, Соня лежит мертвая в какой-то лондонской гостинице. Почему-то то, что ее убийцей оказался тот добрый гигант, которого она встретила на кладбище, казалось ей таинственным, непостижимым. Марчелла никак не могла представить, что же произошло, хотя почему-то осознавала, что тут крылась какая-то допущенная Соней ошибка. Она не хотела думать об этом – просто старалась отгородиться от трагедии, но ее подсознание рождало зловещие образы, когда она ненадолго забывалась сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Я его мать! – воскликнула Марчелла. – Я очень волнуюсь! Пожалуйста!
Пятнадцать минут она неотрывно следила за стрелкой на часах. Если бы коротышка предсказатель ни о чем ее не предупредил, она бы считала, что Марк, надувшись, сидит у себя в комнате, не желая ни с кем разговаривать, после той вспышки гнева, с которой закончилось его Рождество в Нью-Йорке. Но слова: «Он не умрет! Вы спасете его!» набатом звучали у нее в ушах.
Она вновь перезвонила портье.
– Вы видели его? – допытывалась она. – Вы с ним говорили?
– Нет. Думаю, он спит.
– Ладно. Спасибо вам. Утром я перезвоню, – сказала она.
– Да, синьора, – промямлил портье. Она позвонила рассказать об этом Колу.
– Главное, что он где-то в безопасности, – заметил Кол.
– Ну, а ясновидящий? – напомнила Марчелла. – К тому же Марк плохо выглядел. У меня было такое ощущение, будто он что-то превозмогает, как вы думаете?
Кол вздохнул.
– Просто не знаю, что и думать! – признался он. – Может быть, он отсыпается, устав от перелетов, от больших перегрузок?
– Да. Может быть, – с сомнением признала Марчелла. – Я позвоню туда утром, и если он не возьмет трубку, я полечу в Болонью. Слишком далеко лететь, чтобы закончить спор, но после посещения предсказателя я потеряла покой.
– Я бы отправился с вами, но мой ангажемент со звездами в «Карлайле» начинается с завтрашнего дня, – сказал Кол. – Сейчас праздники, и я не могу дать им пройти даром…
Она попрощалась, поблагодарив Бога, что он не будет сопровождать ее. Сидеть рядом с Колом в течение многочасового трансатлантического перелета – это выше ее сил.
Она долго ворочалась в постели, прежде чем, приняв снотворное, наконец забылась сном. Что за Рождество! – думала она. «Он не умрет, вы спасете его!» Маленький пророк с Бродвея. Две здоровенные сестры – одна из них шофер такси. Выпорхнувшие из тюрьмы их мужья. Пока Марчелла медленно засыпала, образы дня превращались в ночные фантасмагории, не более причудливые, чем сама жизнь.
– Я пришел к Богу, когда мне было пятнадцать, Соня, – рассказывал Рэй.
Они, обнаженные, лежали в постели, и он нежно обнимал ее. Как нормальные люди, счастливо твердила она.
– Да, – кивнул в темноте Рэй. – Я пришел к Богу! Аминь! – Соня широко распахнула глаза. Она даже не знала как следует, что нужно отвечать в таких случаях. Религия никогда не была ее коньком. На самом деле, разговоры о религии немедленно напоминали ей отца, который уверял ее, что Бог никогда не простит ей того, что она натворила с телом, которое он даровал ей.
Рэй был очень нежным любовником, но сейчас она была слегка разочарована. Его новая, без наручников, свобода не только не возбуждала его, но даже сдерживала его. Об исступлении говорить не приходилось. Хотя страсть в нем росла и ей нравилось, как он ласкает ее своими свободными, чудными руками, все-таки он усиленно контролировал себя.
– Каждый раз, когда мы оказываемся с тобой в постели, мне это нравится все больше и больше, – проговорил он, когда она нежилась в его объятиях.
«Я играю с акулами, скачу на черном коне, забавляюсь с моим собственным ручным диким зверем», – могла бы она добавить.
– Для тебя религия – это очень важно, да? – спросила она, а рука ее блуждала по его телу, коснулась его члена, все еще напряженного, как будто он вспоминал то наслаждение, которое они испытали четверть часа назад. Она кинула взгляд на часы. Было половина пятого утра. Как и всегда, когда она занималась любовью с Рэем, ей хотелось все больше и больше.
– А разве ты не веришь в Бога, Соня? – спросил он. – Разве Он не утешает и не направляет тебя?
– Ну… – закусила она губу. – Не совсем.
Она приподнялась и включила ночник, осветивший персиковым светом тело и лицо Рэя, как будто он был выкован из золота. Она приподнялась над ним, вглядываясь в его лицо. Спокойный, утомленный, он казался очень серьезным, но лицо его было таким же наивным и искренним, как у ребенка. Она дотянулась до бокала и отпила глоток шампанского.
– Скажи, Рэй, – попросила она, ставя бокал на место. – А ты верил в Бога, когда убивал ту девушку? – Ее саму удивил собственный вопрос, но она не могла остановиться.
Рэй вздрогнул всем телом, как будто она больно хлестнула его. Потом он заставил себя улыбнуться, губы его медленно расплылись.
– Сколько раз я говорил тебе об этом, детка? – покорно ответил он. – С той самой минуты я только и прошу Бога простить меня. Каждый вечер я прошу у Него прощения.
– Да? – Ее сердце подпрыгнуло от страха и желания – двух чувств, соединение которых она так любила. – И что же Он отвечает? – Она хотела спросить это язвительно, но Рэй воспринял ее вопрос очень серьезно.
На несколько секунд он сомкнул глаза, потом открыл их и встретился с ней взглядом. Потом взял ее руку и положил себе на сердце.
– Он говорит: «Рэй, ты не хотел убивать эту девушку, это был несчастный случай». Вот что Он говорит. Он говорит: «Ты не собирался убивать ее, ты ведь любил ее».
– Да, и залюбил ее до смерти! – рассмеялась она. Рэй внезапно схватил ее голову и с силой отпихнул от себя.
– Ну, довольно! – рыкнул он ей в самое ухо, оглушив. В наступившей тишине его голос больно отдавался у нее в голове. Охвативший ее страх был лучше любого наркотика, любого опьяняющего напитка. У нее едва не вылезли из орбит глаза, когда он сжал ее шею, и она ощутила его немыслимую силу.
Потом он выпустил ее, накрыв свое лицо ее рукой.
– Ах, Соня, я так виноват. – Он застонал. – Прости, что я накричал на тебя, детка. – Он погладил ее плечо, на мгновение приникнув к ней всем лицом. – Простишь, детка? Я так тебя люблю. Но не нужно выводить меня из себя. Я знаю, ты хочешь, чтобы я обезумел. Ты не можешь понять меня, Соня. Понимаешь, то, что я чувствовал к той бедной девушке, было… ну, словом, почти то же самое, что я чувствую к тебе. Секс и все прочее. Она тоже любила возбуждение. Как и ты. Конечно, это удивительно здорово – иногда сходить с ума. Вот это и произошло. Понимаешь, это все равно как боксер, убивший своего противника. Такое случается, когда они не знают настоящей силы друг друга. Но ведь я ни разу не навредил тебе, скажи, детка?
Она покачала головой:
– Нет, мой нежный гигант. Ты мне не навредил.
Она присела, чтобы поцеловать его в губы. Он зарычал, когда она впилась поцелуем в его мягкую нижнюю губу, изменил положение, так что его снова напрягшийся член приблизился к ней.
– Но это и интересно;– сказала она, откидываясь на подушку. – Ты не видишь никакого противоречия между тем, что ты натворил, и своей верой в Бога. То есть пока ты веришь в Бога, все нормально, так?
– Правильно, Соня. – Он снова привлек ее к себе, его большим рукам все больше нравилось новое ощущение обвивать ее руками, никто не видел, никто не сдерживал его желания. Он ласкал ее спину, грудь, опускал руку между ее ног.
– Неужели ты верил в Бога все время, что убивал ее, противный ты ханжа? – спросила она.
Слова вновь сорвались с ее языка неожиданно для нее самой, удивив и испугав ее. Она почувствовала, как напряглось его тело, и только тут осознала, зачем она долгие недели устраивала именно это свидание, почему этот ключ был так важен для нее.
– Я же сказал тебе, Соня, – медленно произнес он, приподнимая над нею свое лицо. – Я не устаю просить прощение у Бога. Ты плохо делаешь, называя меня ханжой, детка. Пожалуйста, не надо так больше!
– Ты убийца, Рэй, – сказала она. Говоря это, она обхватила его член. Никогда он не был таким большим и твердым. – Вот что меня особенно возбуждает.
Он заключил ее в крепкие объятия, хмурясь, словно зачарованный ее признанием. Потом он коснулся ее губами.
– Никогда больше не говори об этом, слышишь? – прошептал он взволнованно. – Никогда! – Его объятия были как железные, она не могла ни пошевелиться, ни даже вздохнуть. – Я заплатил мои долги, – продолжал он. – Я дал ее родителям много денег, и каждый раз, когда я бываю в Джорджии, я хожу на ее могилу. Я заплатил долги, Соня!
Он сел ей на ноги.
– Но почему это так возбуждает тебя, Рэй? – спросила она. – Я коснулась самых сокровенных струн твоей жизни? Когда ты оживешь по-настоящему, Рэй?
Он опустил глаза, пристыженно вздохнул.
– Ты знаешь, что заставляет меня хотеть тебя, детка, – проговорил он. – Ты знаешь – что, правда? Но зачем ты разговариваешь с Рэем, а? Ты же знаешь, как любит тебя Рэй, детка…
Она выгнулась.
– Войди в меня снова, – настойчиво попросила она. – Я так хочу тебя. Мне хорошо, только когда мы вместе.
Она откинула голову, когда он вошел в нее. Ощущение было невероятно чудесным.
– Нам никогда еще не было так хорошо, – выдохнула она.
– Знаю, – прошептал он, проникая все глубже внутрь ее.
– Предлагаю сделку, Рэй, – сказала она. – Я больше никогда не упоминаю об этой проклятой девчонке, если ты не упоминаешь больше при мне своего треклятого Бога, идет? Потому что если Он и существует, в чем лично я и еще несколько миллионов людей очень сильно сомневаемся, он, должно быть, вонючая старая развалина, которую я не подпустила бы к себе и на пушечный выстрел!
Рэй смотрел на нее в восхищении, почти с благоговением, начиная медленно двигать тазом.
– Ух ты… Господь может покарать тебя за такие слова, Соня. – Он вздохнул, с изумлением потряхивая головой. – Я готов прийти в восхищение даже оттого, что ты осмелилась так говорить!
– Чего тут осмеливаться, – сказала Соня. – Просто тебе нужно поверить, что нечего бояться… – Она начала отвечать на движения его тела мерными движениями своего. – Ты понимаешь, что у нас сегодня самая лучшая встреча, а, Рэй?
Глаза его были закрыты, бедра двигались все быстрее.
– О-о-о, да, – простонал он. – Да, я понимаю…
Он так глубоко вошел в нее, что она чувствовала, что она вся им наполнена. Ее ягодицы приподнимались над матрасом, чтобы прижаться к нему.
– К черту религию! – говорила она. – К черту Бога! Я вся твоя, Рэй! – Она чувствовала, что скрытая в нем сила расправляется, как пружина, наполняя ее, что он погружается в нее все глубже.
– Ах, милый, вот сейчас я всего ближе к Богу, – вздохнула она. Контраст между ее нежными, тоненькими руками и ногами и его мускулистым, здоровым телом сейчас, когда он наконец-то сжимал ее в объятиях, был особенно очевидным. Ее хрупкость возбуждала его, и он с упоением прикасался к ее запястьям, локтям и шее, двигаясь все быстрее внутри ее, начиная задыхаться. Кровать начала страшно скрипеть, а скорость все увеличивалась, и когда она раскрыла глаза, она увидела, как исказилось его лицо, как сливались в нем боль и желание, два чувства, которых она так страстно всегда домогалась! Он сжимал ее тело в своих мощных ручищах, все крепче, крепче, крепче. Она слышала, как скрежещут его зубы, каким неуправляемым становится дыхание, видела, какими выпуклыми стали мышцы щек и шеи. И вдруг она стала задыхаться. «Не дышу, не дышу!» – пыталась вдохнуть она воздух. Глаза у нее чуть не вылезли из орбит, но никакого страха она не почувствовала, счастливо это отметив.
– Теперь я могу остановиться, – прохрипел он. – Ты уверена, что Рэй не навредит тебе, Соня?
Она отвечала ему всем своим телом, и он стремительно погружался в нее.
– Ах, Соня, – сипел он, касаясь ее лбом, и пот струями стекал с его лица на нее. – Может быть, ты лучше снова наденешь на меня наручники, а? Боюсь, что теперь тебе может стать больно…
Она энергично помотала головой, и ей показалось, что это тоже немного свело его с ума, постель трещала и скрипела, его пот и слюна орошали ее. От мощи его напора она на мгновение отключилась. И внезапно ей показалось, что она не в постели лондонского отеля лежит под тяжелым телом Рэя, – она скачет на Ред! Это была четырнадцатилетняя Соня, скачущая со смешанным восхитительным чувством радости и страха – к свободе, к свободе! Она помнила то чистое выражение на ее детском личике, подлинную радость – прежде чем с ней случились все ее несчастья. Рэй сейчас так сдавливал ее, что дышать она уже почти перестала. Прежде чем она стала так рано, так несчастливо быстро женщиной, она скакала на прекрасном животном, чье сильное тело, его мускулы и конечности двигались в потрясающем согласии с ее телом. Мужчина может быть так же прекрасен, как конь, говорила Лаура, а ее папа называл ее своей принцессой. Его принцессой! Она бывала так счастлива, когда скакала верхом на лошади. Она еще слышала рык Рэя, который двигался все быстрее и быстрее внутри ее, заключая ее в объятия даже сильнее, чем он мог сам представить. Она почувствовала странное удовлетворение; сейчас у нее было все, чего она желала.
Жизнь вытекала из нее. Лицо Рэя было страшно искажено, глаза выпучены, губы вытянуты в жуткой гримасе – она видела, что он уже не понимает, что делает, и простила его. Она взяла на себя всю вину. Перед тем как умереть, слова «Боже, прости меня» беззвучно сорвались с ее губ. Потом она услышала треск и поняла, что это сломался ее позвоночник. Но боли она не почувствовала. Она была уже мертва, а Рэй все продолжал находиться в самой ее глубине, в полном самозабвении, останавливаясь, пока он не достиг дикого наслаждения, взрыва завершения страсти и резкий жуткий крик не вырвался из его груди. Его руки сжимали ее все крепче, крепче, он не осознавал, что натворил. Он мгновенно заснул, словно потеряв сознание, и мертвая хватка его постепенно разжималась, пока наконец безжизненное тело не выпало из его рук.
Резкий трезвон телефона ворвался в беспокойный сон Марчеллы. Она сонно дотянулась до трубки, чтобы прекратить назойливый звук. Едва она проснулась, как в ее мозгу появилось тревожное предчувствие, что этот звонок касается Сони.
Она слушала чужой голос, оповещающий ее о происшедшем.
– Нет! – вскрикнула она. – Нет! – И внезапно ее чувства застыли. Это было слишком ужасно, слишком невыносимо, чтобы немедленно осознать свалившееся на нее. Годы понадобятся на то, чтобы переварить все это. Она заставила себя выслушать то, что ей говорили, как будто они касались кого-то, незнакомого ей. Соня умерла. Да, понятно, ответила она. Она убита. Да, понимаю, спокойно сказала она. Рэем Левэром, черномазым поп-певцом. Да, я знакома с ним. Встретились на похоронах Гарри. Он сдался сегодня утром лондонской полиции, признавшись и в предыдущем убийстве. Пришлось очень долго разыскивать ее телефон, потому что в полиции сочли необходимым сообщить прежде всего матери. Спасибо, я оценила, автоматически поблагодарила она. Она просто решила потрясти всех, сказала она Эми. В сегодняшних газетах появится весь этот кошмар. «СУПЕРМОДЕЛЬ УБИТА ЧЕРНОЙ ПОП-ЗВЕЗДОЙ. ЧЕРНОКОЖИЙ ПОП-КУМИР УБИЛ МОДЕЛЬ «КАРЕСС». УБИЙСТВО СУПЕРМОДЕЛИ!» Вот уж газетчики будут упоены, получив этот материал и засунув его в свои заголовки! Такое непременно остановит всякого, кто идет мимо газетного киоска. Голова у нее кружилась. Эти заголовки появятся в «Ньюз», в «Пост»: «НАЙДЕНО БЕЗЖИЗНЕННОЕ ТЕЛО. СУМАСШЕДШИЙ УБИЛ ЖЕНУ, СЫНА И СЕБЯ». Иногда ей самой случалось улыбаться над этой кричащей безвкусицей. Разве когда-нибудь, да никогда не придет в голову, что это может коснуться кого-то знакомого. Твоей семьи. Твоей дочери. Дочери, которую она никогда не знала по-настоящему, но внутри которой накопилось столько горечи и гнева. Против себя самой!
Повесив трубку, Марчелла забралась под одеяло. Постепенно, сквозь оцепенелость, в которой ее рассудок утопил горе, зазвенела новая мысль, словно новая тема в мелодии, словно стрела прокладывала свой стремительный путь к цели. Этот провидец оказался прав насчет Гарри и Сони, а Марк? Он не умрет, дважды заверил он ее. Вы спасете его, уверял он. Так чего же она ждет?
Она выскочила из постели, оделась и собрала вещи, действуя быстро и безотчетно, как лунатичка. Было половина шестого утра, шел второй день Рождества. Ей нужно поскорее спуститься и попросить швейцара поймать такси. Немедленно ехать в аэропорт. Лететь первым же рейсом в Италию. Скажем, в Пизу. Потом добраться до Болоньи. Скорее, скорее в Италию, торопила она себя, засовывая чемодан в лифт. Прямиком в Италию. Она открыла парадную дверь. Не задерживайся. Не экономь несколько сотен долларов. Одного ребенка она уже потеряла, проклятье, если ей придется потерять обоих.
КНИГА ПЯТАЯ
ГЛАВА 19
Марчелла рвалась в запертые стеклянные двери пансиона, где жил Марк, готовая разбить их голыми руками. Было около двух часов ночи, и кошмарное путешествие вконец разбило ее. Перелет до Пизы казался нескончаемым, и все это время ее преследовали жуткие картины – Соню убивают, Соня умирает, Соня лежит мертвая в какой-то лондонской гостинице. Почему-то то, что ее убийцей оказался тот добрый гигант, которого она встретила на кладбище, казалось ей таинственным, непостижимым. Марчелла никак не могла представить, что же произошло, хотя почему-то осознавала, что тут крылась какая-то допущенная Соней ошибка. Она не хотела думать об этом – просто старалась отгородиться от трагедии, но ее подсознание рождало зловещие образы, когда она ненадолго забывалась сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74