Задолго до этого он переслал мне письмо Илены, и я прочел его целиком, с трудом пробираясь по страницам, исписанным ее почерком. А она писала, вымарывая слова, перечеркивая, строки шли вверх и вниз, она делала примечания, стрелки на полях, ставила скобки, письмо ее было далеко не тем, о чем рассказывал мне Айтел в своей гостиной.
Глава 23

«Дорогой Чарли!
Так и вижу, как ты улыбаешься, читая это письмо. «Вот глупая девчонка», – подумаешь ты, но в этом нет ничего нового, так как мы оба знаем, что я глупая и неотесанная, а кроме того, я помню, что ты мне как-то сказал: «Илена, не говори со мной как с психоаналитиком и не думай, что ты от этого будешь выглядеть более культурной». Ну так вот: не забудь, что я по-своему культурная, потому что все католики – люди, так или иначе, культурные. Только ты прав: культурные по-другому, и я надеялась, что люди это поймут, пока ты не подорвал эту идею. Но ты и представить себе не можешь, как мне страшно писать тебе – ты ведь такой критикан, хотя, поверишь или нет у меня в школе были самые высокие отметки по английскому я даже получала пятерки – я тебе об этом не говорила, впрочем, ты все равно не поверил бы, что бы я ни сказала. Неприятно мне так писать, Чарли, потому что выгляжу я рыбной торговкой, как ты мне однажды сказал, но для меня важно то что я в состоянии написать тебе письмо.
Вот только говорю я совсем не то, что хочу сказать. Я села писать это письмо, чтобы поблагодарить тебя, потому что ты был по-своему очень добр ко мне, ты вообще куда добрее, чем ты думаешь, и когда я думаю о тебе, я могла бы, Чарли, по тебе заплакать, вот только пока еще не могу – к чему врать? Я все еще в обиде на тебя, но я надеюсь, что лет через пять или не знаю когда – через сколько-то лет в будущем – смогу думать о тебе и быть благодарной, потому что хоть ты и сноб – и еще какой сноб, Чарли! – ты ненавидел себя за это, как я ненавижу себя за то, что я такая, и я это серьезно.
Понимаешь, я начала писать это письмо по одной-единственной причине. Мне захотелось сказать тебе: не чувствуй себя виноватым, потому что это глупо. Ты мне ничего не должен, а я тебе за многое должна. С тех пор как я живу с Мэрионом Фэем, кое-что очень огорчительное произошло – собственно, это произошло до того: в ту ночь, когда мы были с твоим приятелем Д.Б. и его женой З., и кончилось все так, как мы заслуживали, я ненавижу вспоминать о той ночи… вот только не знаю, наверное, все так в любом случае кончилось бы. Но если в самом деле говорить правду, такое случилось со мной много-много раньше, даже до того, как я познакомилась с тобой, – собственно, накануне ночью, и хочешь знать правду? Мне кажется, я в своей жизни вообще никогда никого не любила. Даже себя. Я не знаю, что такое любовь. Я думала, что любила тебя, но это не так. Потому что, понимаешь, я знаю, что не люблю Мэриона, хотя – и я говорю это не для того, чтобы уязвить тебя, Чарли, но сексуально – а Мэрион с большими причудами, я не хочу пускаться в подробности – только он в одном отношении похож на тебя: ему кажется, если он делает что-то грязное, мир от этого изменится или взорвется, – словом, что-то произойдет. В общем, есть в нем нечто такое, что в определенном смысле с ним так же хорошо, как с тобой. Я знаю, что ты подумаешь. Ты скажешь себе, что, конечно, с ней всегда было так, но это неправда, и когда я в первый раз побаловалась с Мэрионом в ту пору. когда наша с тобой связь только начиналась, мне не хотелось в ту ночь, чтобы мне было с ним хорошо, и хорошо не было, потому что мне хотелось верить, что я полюбила тебя. Я даже соврала тебе потом, сказала, что знаю Мэриона с детства, но это неправда. Я познакомилась с ним в баре тут, в городе, и пошла с ним как-то днем, и я знала, что он сутенер, знала его репутацию, а если б и не знала, он ее не скрывал. А сейчас я знаю, что нечего больше себя обманывать – пропащая я, пропащая, Чарли, я проститутка, самая обычная проститутка, хотя я себя такой никогда не считала. Моя мать всегда говорила, что я – пропащая, и вот вчера я вдруг подумала: что, если она права? – и это страшно, Чарли. Не знаю, как это выразить, но что, если все глупые завистливые люди правы?
В общем, есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывала. И дело в том, что в тот день, когда я от тебя ушла, в какой-то момент я чуть не рассмеялась при мысли, которая пришла мне в голову. А знаешь, что это была за мысль? «Ну, девочки, снова мы вместе». Вот что я подумала – это я сказала и Колли, что на сей раз я сама выставляю за ворота мужика. Однако знаешь, какая смешная штука: три или четыре мужика предлагали мне выйти за них, два из них в первую же ночь, а я давала им от ворот поворот, потому что считала – недостаточно они для меня хороши. Один был даже гангстером – ты это знал? Мой доктор говорил мне, что я воображаю себя этакой королевой и императрицей, и тигрицей, которая пожирает людей, и, конечно, он был прав. В глубине души я очень высокого о себе мнения. Хочу дать тебе наилучший пример того, какая я глупая. Когда Колли вышел за дверь и между нами все было кончено, знаешь, что я сделала? Я пыталась покончить с собой. Мне всегда было стыдно рассказывать тебе об этом, но это правда, и самое странное, что я рассказала об этом Мэриону в первый же день, как с ним познакомилась, – рассказала, как после ухода Колли сидела в гостиничном номере, который Колли для меня снимал, в отвратительном номере – Колли ведь так осторожничал, и самое ужасное, что я думала: столько лет я любила его а под конец решила, что ненавижу, но факт остается фактом: ничего я тогда не чувствовала. А потом начала пить одна, чего почти никогда раньше не делала, мне было так одиноко и немножко страшно, но вся беда в том, что у меня начала кружиться голова и так жутко кружилась, что вся комната ходила ходуном, и самое ужасное, что это казалось хуже всего, мне почудилось, что я умру, если комната не перестанет крутиться, и не знаю, как я к этому пришла, только я почувствовала, что надо себя убить, иначе я все равно умру – ну не фантастика? В общем, в номере у меня была упаковка сонных таблеток, и я все их приняла – их было пять или шесть, а когда проглотила, заволновалась, что меня сейчас вырвет, но этого не случилось – только голова стала еще больше кружиться и потом в голову все время лезла одна мысль. Я вспоминала, что в старые времена всегда говорил мне Колли во время ссоры. Он любил повторять: «Не будем сейчас это обсуждать, лапочка. Как-нибудь мы разрешим все проблемы, а теперь я развязываю один узел в моем психоанализе». Он всегда так говорил, и вот я сидела в том гостиничном номере пьяная как свинья и твердила голосом Колли Муншина: «Не волнуйся, Илена, как-нибудь мы разрешим все проблемы», а я отвечала ему: «Конечно, Колли, разрешим, потому что я буду преследовать тебя». И я стала говорить себе, что не могу умереть, потому что если умру, то стану призраком преследовать Колли, и это стало так меня мучить, что я решила: надо позвонить ему и сказать, чтобы не волновался, что я ничем его не потревожу, и я спокойно, мило, разумно с ним поговорю, но как только услышала в трубке его голос, я пришла в ужас, я решила, что разговариваю с моим доктором или со святым Петром, сама не знаю, что я подумала, только я закричала, что сейчас умру, что я приняла яд, и я помню, Чарли, что не могла остановиться – повесила трубку и продолжала кричать, и мне было так плохо, я была просто очумелая, и комната продолжала крутиться, так что мне хотелось стать на четвереньки и молиться, чтоб она остановилась. А когда Колли приехал, он сначала был такой деловой и раза два дал мне затрещину, потому что я, кажется, была в истерике, а затем спросил про яд, и я показала ему тюбик, и, помню, он сказал: «Слава Богу, ты полная идиотка» – и начал смеяться, а я чувствовала себя хуже, чем когда-либо до или после этого, потому что поняла: никогда и ничего я не сумею сделать правильно, даже убить себя не сумела, а позже я обнаружила, что приняла даже не снотворное, а слабительное, и Колли заставил меня вызвать рвоту и велел принести в номер кофе и вливал его в меня, так что не пришлось даже доктора вызывать. Зачем я тебе все это рассказываю? Даже и не знаю. Вот только пару часов спустя, ночью, когда меня уже больше не мутило, я только очень нервничала, и мне уже было наплевать, что я теряю Колли, я чувствовала лишь ненависть к нему, он даже казался мне совсем чужим, я вдруг почувствовала возбуждение от того, как он вызвал у меня рвоту и смотрел, как меня рвало. И я могу не говорить тебе, насколько мне это казалось противоестественным – ты ведь знаешь, что мне не нравилось, когда ты видел меня без макияжа, и я всегда стремилась уединяться, даже и сейчас мне стыдно писать тебе, – что меня возбудило, когда Колли смотрел, как меня рвало, почему-то это подействовало на меня очень возбуждающе, и я легла в постель с Колли. Вот что я хотела тебе рассказать. Раньше Колли никогда меня так не возбуждал, но я должна сделать одно ужасное признание, и оно может обидеть тебя, но, понимаешь, Колли был очень даже хорош, очень продвинут, как ты, только толстоват немного, и он неотесанный, правда, не такой уж неотесанный. Я всегда актерствовала, изображала, будто мне с ним очень хорошо, да в общем-то так оно и было, потому что виновата-то была я, а не он. Понимаешь, я никогда не доверяла ему, а если девчонка не доверяет мужику, который в нее влез, тогда она, наверно, остается холодной; правда, это сложный предмет и кто я такая, чтобы об этом рассуждать, потому что я не доверяла тебе в первую ночь, когда мы встретились. Я думаю, пожалуй, ты даже не очень мне нравился, ведь я, помню, ревновала Серджиуса за то, что он так увлечен Лулу, а ты казался мне таким высокомерным и смотревшим на меня сверху вниз, но я с тобой не актерствовала. Ты в определенном смысле первый настоящий мужчина в моей жизни, хотя это неправда, потому что той ночью с Колли, о которой я тебе рассказывала, значит, ночью перед нашей встречей с тобой, когда мы отправились на прием, я по-настоящему дала себе волю с Колли, мне казалось, я очутилась на небесах или где-то еще, и у меня вдруг возникло ощущение, что меня ничто не стесняет. Не знаю, как это выразить, но мне казалось, можно найти нечто подобное где угодно; и странное дело: потом мы с Колли долго разговаривали и решили, что он время от времени будет приходить ко мне на ночь и будет мне за это платить – платить, как девице по вызову. По-моему, мы условились о пятидесяти долларах за раз, и, уходя, он вроде бы хотел, чтобы я поняла что больше мы не живем – вот только будем встречаться время от 'времени на часок, и он сказал, что на другой день пришлет тебя, и ты должен понять, Чарли, что в тот первый день, когда мы были вместе, весь тот вечер на приеме и потом в твоем доме я считала тебя будущим клиентом – кажется, так это называется, – и меня это фантастически возбуждало. Я вовсе не хочу сказать, что играла, потому что этого не было, я была очень возбуждена, но, понимаешь я не знала тогда и не знаю сейчас, было ли это из-за того, что ты такая персона, или из-за ситуации, а на другой день, когда я начала понимать, что ты, конечно, не считал меня девицей по вызову, да и Колли ни слова на этот счет мне не сказал, я была очень подавленна и очень счастлива, в общем, сама не знаю, что я чувствовала. Ты так хорошо ко мне относился и был таким порядочным, что у меня в голове все перепугалось, и вот тут я допустила ошибку: надо было мне тогда убраться, но я представляла себе мой маленький гостиничный номер и боялась, что стану там психом, да и возвращаться в город не хотела – к кому я могла там пойти? Ну и я, конечно, поплыла с тобой по течению и прежде, чем сообразить, что к чему, снова влипла в любовную историю, и я этому не верила, не хотела верить, потому что, понимаешь, в голове у меня все снова стало путаться – ведь в тот последний раз, когда я занималась любовью с Колли, я поняла, что можно проглотить весь мир, если захочешь, если только не станешь слушать, что говорят зануды-мещане, а ты приобщал меня к ним. Терпеть не могу женщин, которые, встретившись с мужиком раза два-три, моментально вбивают себе в голову мысли о замужестве. Вот так вышли замуж моя мать и уйма моих сестер, и какую же унылую жизнь они ведут, все они так боятся жить. Я тоже боюсь, и это глупо. Помнится, была у меня подружка, и у нее был постоянный парень, и я черт-те что устраивала с ними обоими по субботам, когда Колли ходил на свои большие киноприемы, и я знаю, ты не поверишь – я вовсе не хочу напоминать тебе о Доне Биде, но с теми моими друзьями было все иначе, потому что на другой день я чувствовала себя отлично, и мы все трое любили друг друга как добрые друзья, и я никогда не считала, что опустилась с ними. Но для примера скажу, что почти такое же удовольствие, как от ночи, мы получали, завтракая в воскресенье, а все потому, что мы ничего не осложняли, и девчонка очень любила меня, и никто не просил никого решать его или ее жизненные проблемы. А ты именно об этом меня просил, и я об этом тебя просила, и мне это не нравилось, как и тебе. Потому-то я и спала с Мэрионом Фэем в первую неделю нашего знакомства, но я была трусихой: я все твердила себе, что ты – чудо и я влюблена в тебя, что жизнь прекрасна и любовь прекрасна, и, Чарли, я так фальшивила, потому что боялась и цеплялась за тебя, а когда Колли зашел навестить нас, мне не хотелось даже смотреть на него, он казался отвратительным, и казался мне таким толстым и отвратительным потому, что я помнила, какое наслаждение получала и с ним, по крайней мере одну ночь, а мне хотелось верить, что я люблю только тебя.
Я такая невропатка и, наверное, мне надо больше писать письма, потому что я никогда не умела разговаривать с тобой, а сейчас вот могу, наверное потому, что между нами все кончено, но есть вещи, которые тебе действительно надо знать, потому что ты никогда не мог прочесть об этом в моих глазах, как умеют водители такси. Не знаю, почему они всегда это чувствуют, но они знают, что со мной не обязательно говорить вежливо, и даже в тот день, когда я от тебя ушла и положила в такси чемоданы и дала шоферу адрес Мэриона, мы не проехали и двух минут, и я пыталась разобраться в своих чувствах, как вдруг шофер говорит мне: «Давно знаешь этого Фэя, крошка?», и произнес он это с такой усмешечкой, какая появлялась на губах моего отца, когда он разговаривал с женщиной, и я так возмутилась, принялась кричать на него прямо во время езды, чтоб он закрыл свой грязный рот. И когда я приехала к Мэриону и вошла в дверь, я уже была готова на что угодно, я надеялась, что он тут же отправит меня куда-нибудь в качестве девицы по вызову. Тебе приходилось когда-нибудь переживать такие унижения?
Так или иначе, Мэрион меня никуда не отослал, он только поил меня и поил, хотя особых усилий, чтобы напоить меня, не требовалось, не знаю, знаешь ты или нет, но я уже пьяной вышла от тебя: рано утром я позвонила Мэриону и сказала, что приеду к нему, а потом так перепугалась, что налила целый стакан виски и всякий раз, как спускалась на кухню, делала глоток, так что я была уже навеселе, когда приехала к нему, а он влил в меня еще, так что я даже не помню, что было дальше, помню только, что в голове у меня крутилась мысль: «Как же Колли будет страдать – ну и поделом ему!» И я начинаю думать, Чарли не любила ли я Колли в определенном смысле больше, чем тебя потому что, помню, я думала о нем и не очень-то думала о тебе – во всяком случае, пока не начала писать это письмо. И, возможно, в определенном смысле я люблю Мэриона больше, чем кого-либо из вас, хотя не знаю, и мне все равно, например, иногда мне с ним бывает очень неуютно, а когда хорошо, мне кажется, так же хорошо, как с тобой, не знаю, может, я пустая, может, я ничтожество, ну и что? Наверно, ты был прав, когда говорил, что я думаю только о себе. Но я знаю, что по крайней мере у нас есть что-то общее с Мэрионом: он не трус и не сноб, как ты, я даже не знаю, что он во мне находит, но это и не ново, потому что я никогда не понимала, что люди находят во мне, но хочешь знать, какой глупый спор у нас идет с Мэрионом? Я прошу его сделать меня девицей по вызову, а он отвечает «нет», говорит, что хочет на мне жениться и вот тогда я смогу стать девицей по вызову. Наверно, он хочет стать чемпионом среди сутенеров. Вроде Дона Биды или кого-то в этом роде. Выйти за него замуж невозможно – он это в шутку говорит, да я и не хочу выходить замуж, меня тошнит от самой идеи, а Мэрион устраивает спектакль, умоляя меня выйти за него, это правда, Чарли, и когда я спрашиваю, зачем ему это нужно, он говорит, что хочет, чтобы я вступила в кофе-клуб его матери (это так пишется?) или что-то в этом роде, и он требует, чтоб мы все время были пьяными или накачивались «чаю», хотя, откровенно говоря, я против этого не возражаю. Правда, иногда от «чая» на меня нападает такой страх, что я готова перелезть через стену или, может, умереть от инфаркта. И Мэрион ругает меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46