Он не мог допустить, чтобы она поняла, как изменилось его отношение: она навяжет ему борьбу, которая заведет их слишком далеко, – так велит ее гордость; она тут же уйдет, как только поймет, что он больше ее не любит, и Айтел вынужден был подавлять соблазн тянуть леску слишком быстро, вытаскивать рыбу слишком рано.
Он погрузился в работу, и она давала ему необходимую отдаленность, спокойствие, отсутствие стыда. Он держался на расстоянии от Илены, ел, не разговаривая, глядя в книгу, и чувствовал, как в ней нарастает отчаяние, изматывая любовь, изматывая дух, и когда понимал, что она сейчас не выдержит и с губ ее сорвется «Мы не можем больше так жить», путал все карты.
– Я люблю тебя, дорогая, – говорил он, нарушая молчание, и целовал ее, понимая, что при ее растерянности крючок лишь крепче засядет в ней.
– Я было подумала, что надоела тебе, – откликалась Илена, и в глазах ее от неуверенности стояли слезы.
Крючок приходилось забрасывать снова и снова – у нее были силы для такой борьбы. Айтела порой поражало, как она умела прочесть его мысли, когда они сидели вдвоем за бокалом вина, болтая ни о чем, а он в это время думал, как от нее избавиться. Он мог даже сказать ей, какая она сегодня красивая, и глаза ребенка смотрели на него, широко раскрытые зеленые глаза, и она говорила:
– Чарли, ты ведь хочешь все покончить, верно?
– Откуда у тебя такие мысли? – говорил он, делая вид, будто сердится, а на самом деле борясь с желанием произнести одно-единственное слово «да!», которое терзало нервы – так хотелось ему произнести его. Но это было бы роковой ошибкой, так как чем бы все ни кончилось, урон был бы нанесен большой. Либо она бросит его и он не сможет работать, а он как раз вошел в нужный ритм, либо – что еще хуже – расчетливость и безразличие, которые он для таких случаев воспитывал в себе, могли исчезнуть, и он будет безоружен против ее страдания, ему покажется что ее боль страшнее всего на свете, и рыба будет спущена с крючка, это будет уже не рыба, а Илена, и ему придется начинать все сначала. Так что надо набраться терпения, надо быть хладнокровным и все время играть, изображая тепло, которое он не чувствовал.
Айтел пришел к выводу, что покончить с этой связью он сможет, лишь поняв Илену. Почему второразрядный мужчина должен тратить столько времени на пятиразрядную женщину? Это же нелогично. Второразрядные мужчины подбирают себе второразрядных женщин – вершины общества населены такими людьми, почему же он изменил своей касте? Но он знал ответ или думал, что знает: рядом с ним вечно маячил насмешник Фэй и звучали слова, которые он произнес неделю назад: «Ты напуган, Чарли, в самом деле напуган». Это правда? Последние два года у него плохо получалось со многими женщинами. Таковы законы секса: заменяй желание техникой, и сексуальная жизнь востребует долги, когда ты станешь слишком стар, чтобы расплатиться. Если он цеплялся за румынку, то к Илене он был прикован. Было ли сражение с рыбой шуткой, которую он придумал для себя, и он никогда не отпустит Илену – во всяком случае, до тех пор, пока его хилая мужская плоть зависит от нее? Айтела оскорбляло то, что его так влекло заниматься с ней любовью. В эти дни путаница в его чувствах объяснялась тем, что Илена часто по-прежнему доставляла ему величайшее наслаждение и он порой ловил себя на том, что во сне обнимает ее и шепчет ей на ухо слова любви.
В прошлом он получал удовольствие от обстановки: свидание с женщиной в гостиничном номере казалось более привлекательным, чем у себя дома. А теперь его жизнь словно бы лишилась интереса. Неизбежное развитие романа, подумал Айтел. Все начинается с того, что жизнь приобретает аромат, а кончается знакомым отвращением из-за отсутствия авантюры и новизны. Это был один из парадоксов, в которые он верил. Негласная цель свободы – найти любовь, а когда любовь найдена, единственное желание – вновь обрести свободу. Такова жизнь. Она всегда представлялась Айтелу в виде поиска. Жизнь шла, и ты переходил от романа к роману – удачному и неудачному, и каждый сулил обещание того, что он в конечном счете давал. Как печально к концу пути обнаруживать, что ты не изменился, что на самом деле стал хуже – еще одна иллюзия утрачена. Он лишь сумел испортить воспоминание о своих прошлых романах. Илена обострила его понимание того, что значит для женщины желать мужчину, и при его боязни оказаться непривлекательным он думал о том, сможет ли заниматься любовью с кем-то еще. Это правда – он был напуган и мысленно убеждал себя в том, какое счастье жить одному. Он пришел к выводу, что хорошо бы завести роман с женщиной, которая тебе безразлична, – просто роман, будоражащий кровь, как будоражат кровь страницы порнографического текста, когда читаешь в спокойной атмосфере и не переживаешь, узнав о чувствах, которые женщина испытывает к другому мужчине. Это был единственный подходящий для него вид романа, говорил себе Айтел, а вместо этого он повязан любовью Илены. Он не мог даже завести тривиальную интрижку, так как у него не было на это ни времени, ни денег, да и Илену не обманешь три раза в неделю. Это правда, размышлял Айтел, брак и неверность сплетены вместе, и одно не может существовать без другого. Немало вечеров он сидел в гостиной с Иленой, чувствуя, что если не оставит ее хоть на час, то расстанется с ней навеки.
Посещения Мэриона Фэя лишь обостряли эти чувства. Айтел пытался объяснить Мэриону:
– Но она ведь любит меня. Как ты не понимаешь, почему я чувствую себя в ответе за нее?
– Она вовсе тебя не любит, – говорил Фэй. – Она не знала бы, что делать, если бы не думала, что в кого-то влюблена.
– Ты беспощаден к ней, – утверждал Айтел, но что-то в нем обрывалось. До чего же ненавистна была мысль, что Илена не любит его.
– С возрастом, – сказал Фэй, – у мужчины наступает время, когда он может быть атлетом только с одной женщиной. – Он улыбнулся. – Возьми, к примеру, моего отчима, мистера Пелли.
– Возможно, в один из этих дней я попрошу тебя прислать мне девочку, – услышал Айтел свои слова.
– А что случилось? Устал от цирка? – спросил Фэй, и Айтел представил себе, какой, наверно, была ночь, проведенная Мэрионом с Иленой.
– Пусть это будет сегодня вечером, – сказал Айтел.
– A что ты скажешь Илене?
– Что-нибудь скажу, – отрезал Айтел, и свидание с Бобби было назначено.
Он сказал Илене, что Колли хочет посовещаться с ним по поводу сценария и что они должны встретиться в городке, на полпути между киностолицей и Дезер-д'Ор. Это оказалось легко. На один вечер можно придумать любой предлог, и, договорившись с Мэрионом, стараясь не думать о том, что Илена сидит одна дома, Айтел поехал в бар, где его ждал Джей-Джей. А Илена терпеть не могла сидеть в одиночестве – она вздрагивала от любого звука, на нее давила тишина пустыни, и она старательно запирала вое двери и окна.
Джей-Джей был уже пьян. Он без ума от Бобби, сказал он Айтелу, – она хорошая малышка. Бобби уже сняла номер в отеле и ждет их. И они отправились вместе – Джей-Джей задержался лишь, чтобы купить бутылку, затем они поехали на встречу с ней. Так уж повезло, что отель, где Бобби сняла номер, был тот самый, где жила Илена в ожидании Колли, и Айтел не без неприятного привкуса не мог не вспомнить, как приезжал сюда утром за ее вещами.
Как только Айтелу представили Бобби, он понял, что его затея была ошибкой. Бобби, безусловно, не принадлежала к женщинам его типа, ее глаза, казалось, говорили: «Жаль, что мы встречаемся при таких обстоятельствах». Словом, это будет еще одна из шуточек Фэя.
Они сидели втроем в гостиничном номере, Джей-Джей стал передавать по кругу бутылку, а они вылавливали из чаши подтаявшие льдинки. Бобби стеснялась. Она сидела, повернувшись к Джей-Джею, и рассказывала ему о знакомых, которых Айтел не знал: Ларриде проигрался в покер, а Барбара снова забеременела, а Дэн женился на барменше в столице, а Лилиан создала оркестр, но хороших контрактов у нее нет, и так далее; Юджин выступает в женских ролях, а Рини снова влюбилась. Айтел слушал, забавляясь реакцией Джей-Джея, а тот был таким теплым, ему так нравилась Бобби, он прищелкивал языком, слыша о неприятностях, в какие попали люди, и перемежая это комплиментами в адрес Бобби.
– Ты самая прелестная, лапочка, – говорил Джей-Джей, и Бобби улыбалась.
– Обожаю этого мужчину, – сказала она Айтелу.
– У нас романтические отношения, – пояснил Джей-Джей и посмотрел на часы. – Надо бежать, – сказал он им. Айтел знал куда: за вечер Джей-Джей представляет клиентам трех-четырех девиц Мэриона. Уже собравшись уйти, он подал знак Айтелу. – Лапочка, извини нас, – сказал он, – Чарли обещал дать мне подсказку про лошадь.
– Если ставка хорошая, включите и меня, – пропела Бобби, и Айтел улыбнулся.
– Мы с Джей-Джеем ставим только на неудачников, – сказал он.
В коридоре отеля Джей-Джей слегка покачнулся.
– Чарли, – пробормотал он, – Бобби хорошая девчонка, правильная. Только должен сказать – немного холодноватая, ничего уж тут не поделаешь, такая она есть. Но не волнуйся – она выполнит все, что ты захочешь. – И Джей-Джей поспешил объяснить, что именно подразумевается под словом «все».
Айтелу противно было слушать. «Бедняга Джей-Джей, он еще хуже меня», – подумал Айтел и, прощаясь, похлопал его по плечу.
А в номере Бобби продолжала верещать своим звонким детским голоском.
– Джей-Джей замечательный человек, – заявила она Айтелу. – Вы знаете кого-нибудь лучше?
– Трудно сказать, – ответил Айтел.
– Когда на меня нападает дурное настроение, он всегда такой добрый и внимательный. Иногда я просто не знаю, что бы я без него делала.
– А у тебя часто бывает дурное настроение?
– Ну, последние два месяца были очень тяжелые. Понимаете, я совсем недавно развелась.
– И ты скучаешь по мужу?
– Не в этом дело. Он был трудным человеком. Но, может, это звучит старомодно, а только в доме нужен мужчина, вам не кажется?
«Надо убираться из номера, – подумал Айтел, – здесь можно задохнуться».
– Я где-то уже видел тебя, правда? – сказал он, как в свое время сказал Илене. Бобби кивнула.
– Видели, мистер Айтел.
– Недавно?
– Ну, может, года два назад. Знаете ли, я ведь была актрисой. Собственно, я ею и осталась. Я считаю, что я хорошая актриса, действительно хорошая, люди говорили, что у меня есть талант, но, понимаете, нет поддержки. – Она вздохнула. – В общем, у моего мужа был знакомый продюсер, который был ему обязан, и мне давали лишний раз выступить в массовке. Однажды я участвовала в массовке в одной из ваших картин.
– В какой именно? – спросил он.
– «Наводнение на реке».
– А-а, в этой, – сказал Айтел.
– Нет, мистер Айтел, я, право, считаю, это была замечательная картина. И вы замечательный режиссер. – Она внимательно посмотрела на него и подчеркнуто произнесла: – Я так рада, что мы наконец познакомились.
Она ничем не отличалась от тысячи других актрис. Ее явно научили тому, что актриса должна уметь использовать свои данные, и она их использовала, заставляя свое бледное лицо и мягкий голос изображать искусственный восторг, искусственное отвращение, искусственную веселость.
– Тебе понравилось работать со мной? – пустил он пробный шар.
– Это был ужасный для меня день, – понуро произнесла Бобби.
– Почему же?
– Ну, понимаете, я была такой дурочкой. Я хочу сказать… ох, сама не знаю – у меня была куча всяких идей. Я, например, думала, если мое лицо попадет в камеру, может, кто-то и увидит меня.
– Ты имела в виду, что какой-нибудь начальник на студии скажет: «Кто эта девочка? Пришлите ее ко мне!»
– Точно. – Бобби задумчиво отхлебнула из своего стакана. – Какая же я была идиотка, – произнесла она одновременно весело и храбро. – Помню, в конце дня одна женщина, годы снимавшаяся в массовках, подошла ко мне и посоветовала не лезть вперед. «Они перестанут нанимать тебя, лапочка, если твое лицо примелькается зрителям», – сказала она и была права. – Бобби нервно рассмеялась. – Так что, видите, никакого звездного часа не получилось.
– К сожалению, боюсь, твоя приятельница была права насчет того, чтобы не соваться в камеру, если ты в массовке. – Этот разговор напомнил ему о том, что сказала Илена в тот вечер, когда они познакомились, и ему стало нехорошо. Да разве сможет он когда-либо заняться любовью с Бобби?
Было ясно, что Бобби ждала, когда он сделает первый шаг. Она была еще такая зеленая. Он протянул ей руку, и она положила свою руку на его ладонь и застенчиво села к нему на колени. Поцеловав ее, он понял, что надо уходить из этой комнаты. Губы у нее были сухие и испуганные, а тело напряжено – он слишком хорошо знал это состояние.
– Послушай, – сказал он, – а не можем мы пойти куда-нибудь в другое место? Гостиничные кровати всегда представляются мне трупами.
Она рассмеялась и, казалось, немного отошла.
– Право, не знаю, – сказала Бобби неуверенно. – Понимаете, мы могли бы пойти ко мне, но там не очень. Мне б не хотелось, чтоб вы увидели, какой у меня тарарам.
– А я уверен, что там приятнее, чем здесь.
– О, там, конечно, вполне уютно, но понимаете, мистер Айтел…
– Хорошо, пусть будет Чарли, так вот у меня там две маленькие девочки.
– Я не знал, что у тебя есть дети.
– О да. Они у меня замечательные.
Выход найден, подумал Айтел. Он поедет к ней, поговорит немного, заплатит и ретируется, объяснив, что при детях чувствует себя неловко.
– Поехали, – тихо произнес он.
Пока они ехали через город, она продолжала болтать. Бывают периоды, говорила Бобби, когда ей все противно. В киностолице было так плохо. Если ей удастся немножко выбиться в люди, она думает вернуться в свой родной город. Там есть человек, который все еще хочет на ней жениться, несмотря на детей и все прочее – они были влюблены друг в друга еще в школе. Он знал ее мать и отца, которые были милейшими людьми на свете. Только она оказалась дурочкой – вышла замуж за музыканта.
– Вот такой совет я могу дать всем, – сказала Бобби. – Никогда не попадайтесь на удочку парня, который дудит в трубу.
В ее маленьком четырехкомнатном меблированном домике с дешевой тяжелой мебелью, красным диваном и двумя зелеными креслами, с фотографиями родителей и детей в рамках на стене Айтел почувствовал себя не намного лучше. Бобби, отпустив няню, принялась готовить напитки и где-то – по-видимому, на кухне – включила радио. Прямо напротив того места, где сидел Айтел, стояла лампа на тонкой ножке и рядом – клетка с попугаем. Если Бобби удастся преуспеть в качестве девицы по вызову, она переедет в другой дом, переменит обстановку, у нее даже может появиться горничная, но птица останется при ней. Айтелу почему-то стало жаль Бобби, так жаль, что слезы навернулись на глаза, – только Мэрион мог радоваться тому, что Бобби стала одной из его девиц.
Она вернулась с напитком для него и, не зная, что делать дальше, принялась разговаривать с птицей.
– Красавчик Кап, красавчик Кап, – застрекотала она, – ты любишь меня, красавчик Кап? – Птица молчала, и Бобби пожала плечами. – Мне никогда не удается заставить Капитана издать хоть звук, когда у меня кто-то есть.
– Давай потанцуем, – предложил Айтел.
Танцевала она плохо – была слишком напряжена. Тело не слушалось ее. Когда музыка кончилась, она села на диван рядом с Айтелом, и они принялись целоваться. Все шло наперекосяк: она целовалась напряженно, с горячностью пятнадцатилетней, да и губы их, казалось, встречались с трудом. «Надо отсюда выбираться», – снова сказал себе Айтел.
Тут заплакал ребенок.
– Это Вейла, – с облегчением прошептала Бобби, вскочила и на цыпочках вошла в спальню.
Сам не зная почему, Айтел пошел за ней и стал рядом, а она принялась укачивать на руках годовалую девочку.
– Она обмочилась, – сказала Бобби.
– Я подержу ее, пока ты переменишь подгузник.
Айтел всегда был безразличен к детям, но сейчас он находился в таком состоянии, что его трогал ребенок, которого он держал на руках. Это была одна из тех минут, когда в опьянении годы, десятилетия и вся жизнь взвешиваются порожденной алкоголем мудростью и все понятно, прощено и отставлено. Виски, рыцарь любви, позволяло ему в эту минуту любить Вейлу, представить себе ее жизнь такой, какой она должна быть, или увидеть другую жизнь, или десяток жизней, или увидеть себя в годовалом возрасте и увидеть Бобби ребенком, и Илену ребенком, маленькую итальянскую обезьянку с удивительными зелеными глазами, совсем другую и такую похожую на крошечное блондинистое существо у него на руках. Станет ли Илена через несколько лет такой, как Бобби?
Бобби взяла у него малышку и стала менять ей подгузник. Закрепляя его, она посмотрела на Айтела, и он, к своему ужасу, понял, что глаза у него снова полны слез.
– У Вейлы в прошлом месяце было воспаление легких, – сказала Бобби, – так что мне теперь надо особенно о ней заботиться. Господи, какие деньги берут эти врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Он погрузился в работу, и она давала ему необходимую отдаленность, спокойствие, отсутствие стыда. Он держался на расстоянии от Илены, ел, не разговаривая, глядя в книгу, и чувствовал, как в ней нарастает отчаяние, изматывая любовь, изматывая дух, и когда понимал, что она сейчас не выдержит и с губ ее сорвется «Мы не можем больше так жить», путал все карты.
– Я люблю тебя, дорогая, – говорил он, нарушая молчание, и целовал ее, понимая, что при ее растерянности крючок лишь крепче засядет в ней.
– Я было подумала, что надоела тебе, – откликалась Илена, и в глазах ее от неуверенности стояли слезы.
Крючок приходилось забрасывать снова и снова – у нее были силы для такой борьбы. Айтела порой поражало, как она умела прочесть его мысли, когда они сидели вдвоем за бокалом вина, болтая ни о чем, а он в это время думал, как от нее избавиться. Он мог даже сказать ей, какая она сегодня красивая, и глаза ребенка смотрели на него, широко раскрытые зеленые глаза, и она говорила:
– Чарли, ты ведь хочешь все покончить, верно?
– Откуда у тебя такие мысли? – говорил он, делая вид, будто сердится, а на самом деле борясь с желанием произнести одно-единственное слово «да!», которое терзало нервы – так хотелось ему произнести его. Но это было бы роковой ошибкой, так как чем бы все ни кончилось, урон был бы нанесен большой. Либо она бросит его и он не сможет работать, а он как раз вошел в нужный ритм, либо – что еще хуже – расчетливость и безразличие, которые он для таких случаев воспитывал в себе, могли исчезнуть, и он будет безоружен против ее страдания, ему покажется что ее боль страшнее всего на свете, и рыба будет спущена с крючка, это будет уже не рыба, а Илена, и ему придется начинать все сначала. Так что надо набраться терпения, надо быть хладнокровным и все время играть, изображая тепло, которое он не чувствовал.
Айтел пришел к выводу, что покончить с этой связью он сможет, лишь поняв Илену. Почему второразрядный мужчина должен тратить столько времени на пятиразрядную женщину? Это же нелогично. Второразрядные мужчины подбирают себе второразрядных женщин – вершины общества населены такими людьми, почему же он изменил своей касте? Но он знал ответ или думал, что знает: рядом с ним вечно маячил насмешник Фэй и звучали слова, которые он произнес неделю назад: «Ты напуган, Чарли, в самом деле напуган». Это правда? Последние два года у него плохо получалось со многими женщинами. Таковы законы секса: заменяй желание техникой, и сексуальная жизнь востребует долги, когда ты станешь слишком стар, чтобы расплатиться. Если он цеплялся за румынку, то к Илене он был прикован. Было ли сражение с рыбой шуткой, которую он придумал для себя, и он никогда не отпустит Илену – во всяком случае, до тех пор, пока его хилая мужская плоть зависит от нее? Айтела оскорбляло то, что его так влекло заниматься с ней любовью. В эти дни путаница в его чувствах объяснялась тем, что Илена часто по-прежнему доставляла ему величайшее наслаждение и он порой ловил себя на том, что во сне обнимает ее и шепчет ей на ухо слова любви.
В прошлом он получал удовольствие от обстановки: свидание с женщиной в гостиничном номере казалось более привлекательным, чем у себя дома. А теперь его жизнь словно бы лишилась интереса. Неизбежное развитие романа, подумал Айтел. Все начинается с того, что жизнь приобретает аромат, а кончается знакомым отвращением из-за отсутствия авантюры и новизны. Это был один из парадоксов, в которые он верил. Негласная цель свободы – найти любовь, а когда любовь найдена, единственное желание – вновь обрести свободу. Такова жизнь. Она всегда представлялась Айтелу в виде поиска. Жизнь шла, и ты переходил от романа к роману – удачному и неудачному, и каждый сулил обещание того, что он в конечном счете давал. Как печально к концу пути обнаруживать, что ты не изменился, что на самом деле стал хуже – еще одна иллюзия утрачена. Он лишь сумел испортить воспоминание о своих прошлых романах. Илена обострила его понимание того, что значит для женщины желать мужчину, и при его боязни оказаться непривлекательным он думал о том, сможет ли заниматься любовью с кем-то еще. Это правда – он был напуган и мысленно убеждал себя в том, какое счастье жить одному. Он пришел к выводу, что хорошо бы завести роман с женщиной, которая тебе безразлична, – просто роман, будоражащий кровь, как будоражат кровь страницы порнографического текста, когда читаешь в спокойной атмосфере и не переживаешь, узнав о чувствах, которые женщина испытывает к другому мужчине. Это был единственный подходящий для него вид романа, говорил себе Айтел, а вместо этого он повязан любовью Илены. Он не мог даже завести тривиальную интрижку, так как у него не было на это ни времени, ни денег, да и Илену не обманешь три раза в неделю. Это правда, размышлял Айтел, брак и неверность сплетены вместе, и одно не может существовать без другого. Немало вечеров он сидел в гостиной с Иленой, чувствуя, что если не оставит ее хоть на час, то расстанется с ней навеки.
Посещения Мэриона Фэя лишь обостряли эти чувства. Айтел пытался объяснить Мэриону:
– Но она ведь любит меня. Как ты не понимаешь, почему я чувствую себя в ответе за нее?
– Она вовсе тебя не любит, – говорил Фэй. – Она не знала бы, что делать, если бы не думала, что в кого-то влюблена.
– Ты беспощаден к ней, – утверждал Айтел, но что-то в нем обрывалось. До чего же ненавистна была мысль, что Илена не любит его.
– С возрастом, – сказал Фэй, – у мужчины наступает время, когда он может быть атлетом только с одной женщиной. – Он улыбнулся. – Возьми, к примеру, моего отчима, мистера Пелли.
– Возможно, в один из этих дней я попрошу тебя прислать мне девочку, – услышал Айтел свои слова.
– А что случилось? Устал от цирка? – спросил Фэй, и Айтел представил себе, какой, наверно, была ночь, проведенная Мэрионом с Иленой.
– Пусть это будет сегодня вечером, – сказал Айтел.
– A что ты скажешь Илене?
– Что-нибудь скажу, – отрезал Айтел, и свидание с Бобби было назначено.
Он сказал Илене, что Колли хочет посовещаться с ним по поводу сценария и что они должны встретиться в городке, на полпути между киностолицей и Дезер-д'Ор. Это оказалось легко. На один вечер можно придумать любой предлог, и, договорившись с Мэрионом, стараясь не думать о том, что Илена сидит одна дома, Айтел поехал в бар, где его ждал Джей-Джей. А Илена терпеть не могла сидеть в одиночестве – она вздрагивала от любого звука, на нее давила тишина пустыни, и она старательно запирала вое двери и окна.
Джей-Джей был уже пьян. Он без ума от Бобби, сказал он Айтелу, – она хорошая малышка. Бобби уже сняла номер в отеле и ждет их. И они отправились вместе – Джей-Джей задержался лишь, чтобы купить бутылку, затем они поехали на встречу с ней. Так уж повезло, что отель, где Бобби сняла номер, был тот самый, где жила Илена в ожидании Колли, и Айтел не без неприятного привкуса не мог не вспомнить, как приезжал сюда утром за ее вещами.
Как только Айтелу представили Бобби, он понял, что его затея была ошибкой. Бобби, безусловно, не принадлежала к женщинам его типа, ее глаза, казалось, говорили: «Жаль, что мы встречаемся при таких обстоятельствах». Словом, это будет еще одна из шуточек Фэя.
Они сидели втроем в гостиничном номере, Джей-Джей стал передавать по кругу бутылку, а они вылавливали из чаши подтаявшие льдинки. Бобби стеснялась. Она сидела, повернувшись к Джей-Джею, и рассказывала ему о знакомых, которых Айтел не знал: Ларриде проигрался в покер, а Барбара снова забеременела, а Дэн женился на барменше в столице, а Лилиан создала оркестр, но хороших контрактов у нее нет, и так далее; Юджин выступает в женских ролях, а Рини снова влюбилась. Айтел слушал, забавляясь реакцией Джей-Джея, а тот был таким теплым, ему так нравилась Бобби, он прищелкивал языком, слыша о неприятностях, в какие попали люди, и перемежая это комплиментами в адрес Бобби.
– Ты самая прелестная, лапочка, – говорил Джей-Джей, и Бобби улыбалась.
– Обожаю этого мужчину, – сказала она Айтелу.
– У нас романтические отношения, – пояснил Джей-Джей и посмотрел на часы. – Надо бежать, – сказал он им. Айтел знал куда: за вечер Джей-Джей представляет клиентам трех-четырех девиц Мэриона. Уже собравшись уйти, он подал знак Айтелу. – Лапочка, извини нас, – сказал он, – Чарли обещал дать мне подсказку про лошадь.
– Если ставка хорошая, включите и меня, – пропела Бобби, и Айтел улыбнулся.
– Мы с Джей-Джеем ставим только на неудачников, – сказал он.
В коридоре отеля Джей-Джей слегка покачнулся.
– Чарли, – пробормотал он, – Бобби хорошая девчонка, правильная. Только должен сказать – немного холодноватая, ничего уж тут не поделаешь, такая она есть. Но не волнуйся – она выполнит все, что ты захочешь. – И Джей-Джей поспешил объяснить, что именно подразумевается под словом «все».
Айтелу противно было слушать. «Бедняга Джей-Джей, он еще хуже меня», – подумал Айтел и, прощаясь, похлопал его по плечу.
А в номере Бобби продолжала верещать своим звонким детским голоском.
– Джей-Джей замечательный человек, – заявила она Айтелу. – Вы знаете кого-нибудь лучше?
– Трудно сказать, – ответил Айтел.
– Когда на меня нападает дурное настроение, он всегда такой добрый и внимательный. Иногда я просто не знаю, что бы я без него делала.
– А у тебя часто бывает дурное настроение?
– Ну, последние два месяца были очень тяжелые. Понимаете, я совсем недавно развелась.
– И ты скучаешь по мужу?
– Не в этом дело. Он был трудным человеком. Но, может, это звучит старомодно, а только в доме нужен мужчина, вам не кажется?
«Надо убираться из номера, – подумал Айтел, – здесь можно задохнуться».
– Я где-то уже видел тебя, правда? – сказал он, как в свое время сказал Илене. Бобби кивнула.
– Видели, мистер Айтел.
– Недавно?
– Ну, может, года два назад. Знаете ли, я ведь была актрисой. Собственно, я ею и осталась. Я считаю, что я хорошая актриса, действительно хорошая, люди говорили, что у меня есть талант, но, понимаете, нет поддержки. – Она вздохнула. – В общем, у моего мужа был знакомый продюсер, который был ему обязан, и мне давали лишний раз выступить в массовке. Однажды я участвовала в массовке в одной из ваших картин.
– В какой именно? – спросил он.
– «Наводнение на реке».
– А-а, в этой, – сказал Айтел.
– Нет, мистер Айтел, я, право, считаю, это была замечательная картина. И вы замечательный режиссер. – Она внимательно посмотрела на него и подчеркнуто произнесла: – Я так рада, что мы наконец познакомились.
Она ничем не отличалась от тысячи других актрис. Ее явно научили тому, что актриса должна уметь использовать свои данные, и она их использовала, заставляя свое бледное лицо и мягкий голос изображать искусственный восторг, искусственное отвращение, искусственную веселость.
– Тебе понравилось работать со мной? – пустил он пробный шар.
– Это был ужасный для меня день, – понуро произнесла Бобби.
– Почему же?
– Ну, понимаете, я была такой дурочкой. Я хочу сказать… ох, сама не знаю – у меня была куча всяких идей. Я, например, думала, если мое лицо попадет в камеру, может, кто-то и увидит меня.
– Ты имела в виду, что какой-нибудь начальник на студии скажет: «Кто эта девочка? Пришлите ее ко мне!»
– Точно. – Бобби задумчиво отхлебнула из своего стакана. – Какая же я была идиотка, – произнесла она одновременно весело и храбро. – Помню, в конце дня одна женщина, годы снимавшаяся в массовках, подошла ко мне и посоветовала не лезть вперед. «Они перестанут нанимать тебя, лапочка, если твое лицо примелькается зрителям», – сказала она и была права. – Бобби нервно рассмеялась. – Так что, видите, никакого звездного часа не получилось.
– К сожалению, боюсь, твоя приятельница была права насчет того, чтобы не соваться в камеру, если ты в массовке. – Этот разговор напомнил ему о том, что сказала Илена в тот вечер, когда они познакомились, и ему стало нехорошо. Да разве сможет он когда-либо заняться любовью с Бобби?
Было ясно, что Бобби ждала, когда он сделает первый шаг. Она была еще такая зеленая. Он протянул ей руку, и она положила свою руку на его ладонь и застенчиво села к нему на колени. Поцеловав ее, он понял, что надо уходить из этой комнаты. Губы у нее были сухие и испуганные, а тело напряжено – он слишком хорошо знал это состояние.
– Послушай, – сказал он, – а не можем мы пойти куда-нибудь в другое место? Гостиничные кровати всегда представляются мне трупами.
Она рассмеялась и, казалось, немного отошла.
– Право, не знаю, – сказала Бобби неуверенно. – Понимаете, мы могли бы пойти ко мне, но там не очень. Мне б не хотелось, чтоб вы увидели, какой у меня тарарам.
– А я уверен, что там приятнее, чем здесь.
– О, там, конечно, вполне уютно, но понимаете, мистер Айтел…
– Хорошо, пусть будет Чарли, так вот у меня там две маленькие девочки.
– Я не знал, что у тебя есть дети.
– О да. Они у меня замечательные.
Выход найден, подумал Айтел. Он поедет к ней, поговорит немного, заплатит и ретируется, объяснив, что при детях чувствует себя неловко.
– Поехали, – тихо произнес он.
Пока они ехали через город, она продолжала болтать. Бывают периоды, говорила Бобби, когда ей все противно. В киностолице было так плохо. Если ей удастся немножко выбиться в люди, она думает вернуться в свой родной город. Там есть человек, который все еще хочет на ней жениться, несмотря на детей и все прочее – они были влюблены друг в друга еще в школе. Он знал ее мать и отца, которые были милейшими людьми на свете. Только она оказалась дурочкой – вышла замуж за музыканта.
– Вот такой совет я могу дать всем, – сказала Бобби. – Никогда не попадайтесь на удочку парня, который дудит в трубу.
В ее маленьком четырехкомнатном меблированном домике с дешевой тяжелой мебелью, красным диваном и двумя зелеными креслами, с фотографиями родителей и детей в рамках на стене Айтел почувствовал себя не намного лучше. Бобби, отпустив няню, принялась готовить напитки и где-то – по-видимому, на кухне – включила радио. Прямо напротив того места, где сидел Айтел, стояла лампа на тонкой ножке и рядом – клетка с попугаем. Если Бобби удастся преуспеть в качестве девицы по вызову, она переедет в другой дом, переменит обстановку, у нее даже может появиться горничная, но птица останется при ней. Айтелу почему-то стало жаль Бобби, так жаль, что слезы навернулись на глаза, – только Мэрион мог радоваться тому, что Бобби стала одной из его девиц.
Она вернулась с напитком для него и, не зная, что делать дальше, принялась разговаривать с птицей.
– Красавчик Кап, красавчик Кап, – застрекотала она, – ты любишь меня, красавчик Кап? – Птица молчала, и Бобби пожала плечами. – Мне никогда не удается заставить Капитана издать хоть звук, когда у меня кто-то есть.
– Давай потанцуем, – предложил Айтел.
Танцевала она плохо – была слишком напряжена. Тело не слушалось ее. Когда музыка кончилась, она села на диван рядом с Айтелом, и они принялись целоваться. Все шло наперекосяк: она целовалась напряженно, с горячностью пятнадцатилетней, да и губы их, казалось, встречались с трудом. «Надо отсюда выбираться», – снова сказал себе Айтел.
Тут заплакал ребенок.
– Это Вейла, – с облегчением прошептала Бобби, вскочила и на цыпочках вошла в спальню.
Сам не зная почему, Айтел пошел за ней и стал рядом, а она принялась укачивать на руках годовалую девочку.
– Она обмочилась, – сказала Бобби.
– Я подержу ее, пока ты переменишь подгузник.
Айтел всегда был безразличен к детям, но сейчас он находился в таком состоянии, что его трогал ребенок, которого он держал на руках. Это была одна из тех минут, когда в опьянении годы, десятилетия и вся жизнь взвешиваются порожденной алкоголем мудростью и все понятно, прощено и отставлено. Виски, рыцарь любви, позволяло ему в эту минуту любить Вейлу, представить себе ее жизнь такой, какой она должна быть, или увидеть другую жизнь, или десяток жизней, или увидеть себя в годовалом возрасте и увидеть Бобби ребенком, и Илену ребенком, маленькую итальянскую обезьянку с удивительными зелеными глазами, совсем другую и такую похожую на крошечное блондинистое существо у него на руках. Станет ли Илена через несколько лет такой, как Бобби?
Бобби взяла у него малышку и стала менять ей подгузник. Закрепляя его, она посмотрела на Айтела, и он, к своему ужасу, понял, что глаза у него снова полны слез.
– У Вейлы в прошлом месяце было воспаление легких, – сказала Бобби, – так что мне теперь надо особенно о ней заботиться. Господи, какие деньги берут эти врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46