– Павел вчера по телефону просил за Димитрия и сказал мне, что его сын поклялся на образе и портрете покойной матери, что в ту ночь он Распутина не видел и рук своих в его крови не марал!..
Николай стоял как громом поражённый. От Протопопова он уже знал, что в убийстве Старца во дворце Юсуповых принимали участие Дмитрий, Феликс, депутат-монархист Пуришкевич, поручик Сухотин, доктор Лизаверт. Министр внутренних дел, правда, докладывал, что пока веских прямых улик собрать не удалось, поскольку некоторые великие князья помешали градоначальнику провести в юсуповском доме следствие по делу об убийстве, в котором замешаны родственники Государя. Но множество косвенных доказательств, в том числе и завуалированные радостно-«патриотические» выступления прессы, перлюстрация писем и надзор за телеграммами, указывают на прямых убийц – Феликса, Дмитрия и депутата Думы Пуришкевича. Но чтобы отпрыски первых родов России так цинично лгали, клялись на портрете матери и иконе, скрывая своё участие в мерзком уголовном преступлении против простого человека, мужика, было совершенно недоступно ему, воспитанному на понятиях дворянской чести и гордости. Он только и смог, что горько вымолвить фразу, которую затем часто повторял в эти дни:
– Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью…
Аликс, надев очки, что-то поискала на своём столике, взяла в руки бумажку, исписанную кривыми каракулями, подняла глаза на мужа и предварила чтение её коротким разъяснением:
– Раньше я не хотела тебе говорить, поскольку ты знаешь, что наш Друг обладал даром предвидения, и это могло тебя расстроить… Незадолго до своей кончины Григорий Ефимович ожидал её и оставил Ане своё завещание для нас…
Сквозь слёзы, опять зазвучавшие в её голосе, Аликс стала читать эту записку:
– «Русский царь! Знай, если убийство совершат Твои родственники, то ни один из Твоей семьи, родных и детей, не проживёт дольше двух лет… Их убьёт русский народ… Я уже не в живых. Молись! Молись! Будь сильным!..»
Николай перекрестился.
– Я надеюсь на Бога и на то, что Протопопов сегодня вечером после обеда доложит мне, что Дмитрий не участвовал в убийстве… Иначе это был бы действительно смертный грех и конец Дома Романовых!..
…Обед проходил в тоскливом молчании. Особенно печальна была Ольга. Участие Дмитрия в зверском убийстве Григория Ефимовича, которого все Царские Дети искренне любили и уважали, разрушило наконец в её девичьей душе образ лихого кавалериста-весельчака, каким казался ей молодой великий князь ещё с той поры, когда они были обручены. Её детская влюблённость в него и надежда когда-нибудь соединиться с ним брачными узами и, благодаря этому, остаться в России теперь рушились. Ещё недавно в душе Ольги теплилась надежда, что легко поддающийся чужим влияниям Дмитрий со временем разорвёт те жуткие чары, которые накладывает на него распутник, неврастеник и извращенец Феликс, вернётся в лоно Царской Семьи, где его так любили и прощали ему многое. Но теперь, когда его руки обагрены кровью Святого человека, Mama и Papa никогда не примут его в свой семейный круг…
80
После обеда Николай принимал Протопопова один, в своём кабинете. Александра ждала в соседней комнате – библиотеке. Министр внутренних дел подробно доложил Государю материалы следствия по убийству Григория Ефимова Распутина-Новых, описал, со слов слуг и полицейских, весь ход преступления. Он подтвердил факт вмешательства великих князей в ход расследования с тем, чтобы помешать судебной машине найти истинного виновника. Протопопов сообщил, что великий князь Александр Михайлович на второй день приехал к министру юстиции Добровольскому, накричал на него и потребовал от имени всех великих князей, чтобы следствие по делу об убийстве Распутина было прекращено…
«Господи, и Сандро, муж моей сестры, бывший ещё недавно таким верным и добрым другом, – с ними, убийцами, тоже заодно!.. На кого же теперь можно положиться?! – думал Государь. – И в моей большой Семье зреет измена!..»
Министр доложил, что «общественность» ликует и восторгается «патриотическим» актом убийц, Феликсу Юсупову, великому князю Дмитрию Павловичу и Пуришкевичу идут поздравительные телеграммы и цветы, но деятели «Блока» на этом отнюдь не успокоились, а сговариваются усилить требования «ответственного» министерства… Великий князь Николай Михайлович в Императорском Яхт-клубе уже начал вести громкие разговоры на эту тему…
Пока Протопопов гладко и уверенно говорил, Государь напряжённо думал о том, что премьера Трепова нужно срочно менять. В такое трудное время недопустимо, чтобы глава правительства вилял хвостом перед Думой и информировал Родзянку и других врагов Государя о секретных решениях, принимаемых на заседаниях Совета министров. До Николая давно доходили слухи и о том, что Трепов всегда после своего возвращения из Ставки, от Государя, спешил в Таврический дворец для того, чтобы сообщать Председателю Думы о своих разговорах в Могилёве… Но кого ставить вместо него? Опять возникала проблема с нехваткой верных и порядочных людей… Заменить Трепова Протопоповым?.. Но Александр Дмитриевич ещё не готов для премьерского кресла… Пожалуй, он слишком мягок, не резок… Да и все нападки «общественности» на него так подействовали на министра внутренних дел, что он иногда кажется раздавленным ими…
Министр кончил свой доклад, Император поблагодарил его и просил вести расследование дальше, постараться собрать улики, которые можно было бы предъявить суду. Государь сказал также, что принял решение выслать великого князя Дмитрия Павловича в действующую армию в Персию, князя Феликса Юсупова как штатское лицо – в его южное имение Ракитное. Великий князь Николай Михайлович за непотребные разговоры в клубе будет также выслан – в своё имение Грушовку… Министр Двора граф Фредерикс завтра же сообщит всем им об этом.
Протопопов откланялся. Николай хотел выйти вместе с ним, но увидел в коридоре своего библиотекаря, Василия Васильевича Щеглова, которому доверено было перлюстрировать переписку великих князей. И на этот раз Щеглов был без книг, но с тоненькой кожаной папкой чёрного цвета. Николай пригласил в кабинет Василия Васильевича и велел казаку, стоявшему у дверей, позвать к нему из библиотеки Императрицу. Аликс мгновенно появилась.
Щеглов передал папку царю и вышел. Николай быстро прочитал два листка и передал их Александре. Это были копии телеграмм великой княгини Елизаветы Фёдоровны, родной сестры Государыни. В первой стояло:
«Москва, 18.XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного.
Елла» .
Вторая гласила:
«Москва, 18.XII. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней.
Елизавета» .
Аликс прочла и разразилась неутешными рыданиями. Сквозь слёзы она всё время повторяла:
– У меня нет больше сестры… Проклятая лицемерная святоша!.. Благословлять убийц человека?! Она сошла с ума, как вся эта подлая светская чернь! Ники! Их всех надо повесить! Обещай мне сделать это сразу же после войны! На одной виселице с Гучковым, Родзянкой, Милюковым…
Николай обнял её, гладил пышные волосы, целовал в мокрые глаза. Постепенно Александра затихла и как бы окаменела…
Сводки охранного отделения становились всё тревожнее. Но Государь видел в них лишь то, что ему хотелось: простой народ, для которого царь оставался стержнем и символом России, находится в спокойствии и не воспринимает интриг, ведущихся против самодержца барами. Агенты полиции подтверждали, что мнение в толще народной сложилось однозначное: «Старец Григорий защищал народ от дворян, дворяне его за это и убили!»
Это немного успокаивало его и оставляло надежду.
…В конце декабря из Астрахани председатель местного отделения монархической народной партии Тиханович-Савицкий уведомил конфиденциальным письмом своего старого друга, флаг-капитана царя адмирала Нилова, о том, что было в Москве на квартире Львова 9 декабря. Он узнал об этом в Астрахани из доклада вернувшегося из Москвы городского головы. Астраханский голова рассказал и о ночном совещании Милюкова, Шингарёва, Львова, Челнокова, Астрова и Долгорукова, на котором заранее намечали «временное правительство» и определяли представителей новой власти на местах. Тиханович сообщал Нилову о далеко продвинутой подготовке Гучковым дворцового переворота и умолял адмирала воздействовать на Государя в том смысле, чтобы с ответственных постов в Ставке и армии были удалены предатели-«гучковцы», и в первую очередь генералы Алексеев, Гурко и Лукомский.
Почти одновременно с письмом Тихановича Нилову новый военный министр генерал Беляев сделал царю особый доклад об агитации в армии, об офицерских противоправительственных кружках, которые посещались и солдатами, о предательских листовках и газетах, доставлявшихся из тыла в армию. Но поколебать Николая в его доверии к армии пока не удавалось никому, хотя факты приводились убийственные.
Все нити заговоров были в руках у правительства, о них регулярно докладывалось Императору, но Николай всё медлил. Может быть, он больше всех боялся кровавых репрессий, которые следовало бы развязать против предателей и пораженцев. Он не хотел крови ещё и в тылу. На письме Тихановича Нилову он написал резолюцию: «Во время войны общественные организации трогать нельзя…»
Когда маленький адмирал прочитал её, то сокрушённо покачал головой и во всех своих разговорах в царском окружении стал повторять одно и то же: «Будет революция, всё равно нас всех повесят, а на каком фонаре – всё равно!»
…Убийство Распутина, хотя Николай и не предпринимал ещё суровых мер против провинившихся, взбудоражило всю великокняжескую оппозицию. Старая императрица написала из Киева письмо сыну с упрёками и просьбами помиловать родственников, тётя Михень на своих приёмах и обедах, в том числе и с иностранцами, чуть не на крик высказывалась против Александры и Николая. Хорошо разыгрываемая истерика бушевала в Гатчине, в салоне графини Брасовой, её отголоски доходили до салона другой морганатической жены – княгини Палей, хотя Ольга Валерьяновна хорошо знала, что Распутин не опасен, она бывала у него в квартире на Гороховой улице, а её племянница – Муня Головина – слыла одной из самых горячих почитательниц Старца…
Смерть Отца Григория сразу показала, что его «влияние» было чистейшей выдумкой: ничто не переменилось в правительственной политике, не прекратились разговоры о «тёмных силах». Если бы Распутин имел на самом деле то значение, которое ему приписывала оппозиция, его убийство успокоило бы всеобщую истерию. Но, заразив собою русское общество, где «сумасшедшие доктора» от «Прогрессивного блока» не лечили, а распространяли всеми силами эту болезнь дальше, антираспутинский психоз не заглох, а разгорелся ещё сильнее. Теперь и великие князья перестали тайно интриговать против того, кому давали присягу, а открыто примкнули к заговорщикам.
Самым смелым оказался друг юности Государя, великий князь Александр Михайлович. Он напросился в Царское Село на разговор с Николаем, но пробыл в кабинете царя всего несколько, минут. Как только Сандро стал чуть-чуть повышенным тоном требовать у царя от имени Семьи прекращения следствия над Дмитрием и Феликсом, грозил в противном случае чуть ли не крушением престола, Николай, который только что очень хотел найти с ним взаимопонимание и радушно предложил ему по старой памяти свои турецкие папиросы, бросил на Сандро взгляд, полный упрёка, и отвернулся от него. Затем царь подошёл к окну и безучастно стал глядеть в парк.
Великий князь понял, что ему лучше всего сейчас уйти. Хорошо зная характер Ники, он испугался, что Император порвёт с ним дружеские отношения навсегда. Тихо, на цыпочках, с расстроенным лицом, рослый, длинношеий, как все Михайловичи, осторожно прошёл он к двери и тихо закрыл её за собой… Но всем «своим» стал по секрету рассказывать, как он кричал на Ники, а уходя – хлопнул дверью.
В тот же день Николай, рассерженный тем, что и Дом Романовых захватил общественный психоз, и в нём завелась открытая оппозиция ему, самодержцу, дал распоряжение министру Двора графу Фредериксу нарушить старую придворную традицию: ни рождественские подарки, ни новогодние поздравления великим князьям не посылать…
…Тяжко и грустно было в Александровском дворце на праздники.
Невесёлым, хотя и с обычной ёлкой для детей, солдат и прислуги, пришло Рождество Христово. В канун Нового, 1917 года Николай принял доклады, в 6 часов вместе с Семьёй поехал ко всенощной в Фёдоровский собор. Без десяти полночь снова пошли к молебну. Молились долго и истово. Просили у Господа не для себя – умилостивиться над Россией!..
Но Новый год не принёс успокоения в сердца Николая и членов его Семьи. Истерия, раздуваемая оппозицией, ширилась и стала захватывать даже союзников. Бьюкенен и Палеолог настолько обнаглели, что тоже стали во время аудиенций намекать Государю на возможность революции, если Николай не даст парламенту права назначать правительство.
Прибывшая в конце января на Союзническое Совещание в Петрограде комиссия из Англии и Франции под руководством лорда Мильнера не постеснялась выдвинуть совершенно неприемлемые для самодержца требования: ввести в состав штаба Верховного Главнокомандующего Российской императорской армией, с правом решающего голоса, представителей союзных армий – английской, французской и итальянской; реформировать правительство в смысле привлечения к власти членов Государственной думы и общественных деятелей, сделав его ответственным перед Думой, и другие подобные меры, которые просто возмутили Николая.
Но он достаточно тактично ответил английскому лорду, что представителей союзных армий с решающим голосом он допускать в свою армию не желает, так как его армия сражается не хуже других союзных; своих представителей с правом решающего голоса в союзные армии назначать не предполагает; что же касается требований относительно реформы правительства и других, то это есть акт внутреннего управления, союзников не касающийся…
Оппозиции он опять ничего не ответил, уповая на то, что через три месяца, когда в разгаре будет победоносное наступление хорошо вооружённой и дисциплинированной армии, «общественность» не посмеет и рта открыть. Ну, а если думцы всё-таки будут плести свои заговоры, то он разгонит их ещё до начала наступления…
В начале года снова дали о себе знать и озаботили Николая великие князья. Особенно суетились молодые великие князья, и среди них Андрей Владимирович и двое Константиновичей, Иоанн и Гавриил, от которых Николай никогда не ждал подвоха. Мало того что великокняжеская молодёжь совсем распоясалась и в салонах, в ресторанах под винными парами стала в присутствии лакеев и кокоток рассуждать о пользе дворцового переворота силами гвардейских полков, – они дерзнули бросить вызов ему в лицо; Вдохновляемые тётей Михень и двумя злобными Михайловичами – Николаем и Сергеем, мальчишки сочинили и передали Государю письмо с подписями дюжины членов его Дома, в котором добивались «помилования» Димитрия. Со смешанным чувством удивления и раздражения читал царь это письмо.
«Воистину прав был Столыпин, когда говорил, что с великими князьями надо строже обращаться!.. Расписались!.. В салонах болтают об «ответственном» правительстве, а как исполнять законы, так управы на них нет!.. Разве можно назвать наказанием за убийство высылку Юсупова в имение и командирование офицера действующей армии – Дмитрия – в воинскую часть на турецком фронте?! Надо совершенно потерять стыд и совесть, чтобы писать мне такие слова, тем более что следствие всё ещё идёт!..» – сердился Государь.
Наискосок, через весь лист, он наложил резолюцию: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не даёт покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь Вашему обращению ко мне. Николай ».
В этот свой приезд домой впервые Государь не получил никакого отдыха или освобождения от забот. Наоборот, его тревога увеличивалась. Приняв в Царском Селе генерала Гурко, прибывшего в качестве исполняющего должность наштаверха на союзническую конференцию, Николай отдал ему приказ вывести одну из гвардейских кавалерийских дивизий с Северного фронта и разместить её в Петрограде. Он предвидел попытки бунта и был уверен, что боевые кавалеристы его не подведут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100