"Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место..."
* * *
Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух .Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он – ёж.– Что... ты... опять... натворил... сын... верблюда?!.. – через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.– Тысамсказал... броситьперья... вкаменнуюкислоту... – умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.– Какие... перья... бросить...– ПтицыРух...– Идиот!.. И этот... репоголовый... мой брат... Дайте... мне... стакан окрошки... Я отравлюсь...Иудав уже хотел, было, возмутиться и отреагировать адекватно, но ассиметрично, на пассаж о "сыне верблюда", осложненный "идиотом" и "репоголовым", но любопытство пересилило, и демарш оскорбленного достоинства был оставлен на потом.– Чтотакое... "окрошка"?..Блеснуть непонятным, но зловещим словечком Гагат умел и любил ровно настолько же, насколько ненавидел признаваться, что чего-то не знает.– Сложносоставный... быстродействующий яд... избирательного действия... изобретенный... в незапамятные времена... какими-то дикими... северными... племенами... – авторитетно откашливаясь в процессе, пояснил он. – Поражает все... системы... организма... но только пришельцев... Для местных он безвреден... Они даже сложили... поговорку... "Что местному... хорошо... то пришельцу... полный... распад... телесной оболочки..."– Откуда... тыэтознаешь... – озадаченно прохрипел Иудав.– Помнишь... в седьмом классе... меня заставили... изображать ковер... на слете магов Сулеймании... и дружественных государств... за то, что я настоящий ковер... нечаянно превратил... в скорпиона... и он убежал... ужалив декана... и растоптав по дороге несколько верблюдов...Задыхающийся от первых симптомов аллергии на жженые перья Рух Иудав прерывисто хихикнул.– Оннаступилмненаногу... и я... месяц... неходилвшколу... Иподарил... тебезаэто... свой... перочинный... йэ-кхэ-кхэ-кхэй!.. Охй...– Чтоб ты сдох... – автоматически произнес Гагат эквивалент Шатт-аль-Шейхских черных магов общечеловеческому "Будь здоров".– Тебетогоже... – вежливо прокашлял в ответ его брат.– Так я тебе сказал... какие перья... положить... – вернулся к больной теме Гагат.– Какие?..– Заморской птицы "вора бей", бестолковый!.. Они же... в рецептуре... нахождения вора... ясно прописаны... Мы же их вместе... утром покупали... Забыл?..– Незабыл... Асколькоони... стоят... забыл?.. Ияподумал... Перо... оноиесть... перо...– Болван... он и есть... болван... – раздраженно прошипел себе под нос Гагат.А вслух сказал:– Пока ты приходишь в себя... я спущусь вниз и посмотрю... может, что-нибудь все-таки... получилось... – и, набрав полную, еще саднившую и горевшую от пережитой газовой атаки, грудь воздуха, старший брат нырнул в подвал.Через пять минут из подполья донесся его ворчливый, но довольный голос:– Кончай чихать! Спускайся! По-моему, результаты есть!..Осадок на дне реторт был, кажется, правильного цвета и консистенции, сама жидкость – приблизительно нужного запаха; кости, камни и пуговицы из пульсирующего сторожевого тридцатисемигранника разлетелись с каким-то значением, пусть пока и не очень понятным; жертвенные существа положили свои жизни на алтарь оккультных наук в почти нужном порядке, что доказали их селезенки... И если пренебречь небольшой погрешностью, встречающейся при каждой магической операции, как, вроде бы, учили их когда-то преподаватели, не к ночи будет помянуто... Словом, из тех данных, что им удалось получить за сегодняшнее гадание, вполне можно было определить, где находятся и куда движутся и кувшин, и похититель кувшина.И братья, шумно примирившись, и поклявшись, что следующее гадание они уже будут проводить на внутренностях злосчастного вора, бросились наверх собираться в путь.
* * *
Вздохнув в последний раз ускользающей прохладой, ушло на покой утро, уступив место разгоряченному самодовольному дню, а Фарух все спал, и не подозревал, какие пронзительные краски и красоты рассвета он не увидел, какие чистые, радостные и звонкие птичьи голоса не услышал, какие головокружительные, пьянящие запахи моря, горных трав и цветов он пропустил, и приближение какого большого и хорошо вооруженного конного патруля он прозевал.О последнем, вот уже через несколько минут, он будет жалеть больше всего из перечисленного выше.Хотя птичье пение тоже было очень даже ничего.А пока шесть всадников остановились в нескольких конских шагах от него и придирчиво, но недоверчиво оглядели.– Это не наш, – наконец, уверенно заявил один из них.– Это можно исправить, – не менее уверенно выразил свое мнение другой.– Наверное, его купцы оставили, – предположил третий.– И что?– Ничего. Оставили – значит, не нужен.– Не нужен им – сгодится нам, – подытожил всадник на самой большой лошади, по-видимому, командир конного патруля. – Амбабула, разбуди несчастного юношу.– Будет сделано, о Секир-баши, – и самый молодой, но самый огромный солдат, прихватив моток веревки, соскочил на землю и, мягко ступая подкованными сапогами по белому песку, вразвалочку подошел к спящему.Вывернуть ему руки за спину и связать их было для него делом нескольких секунд.– А-а-а-а!!!.. Ой... – только и смог сказать по этому поводу начинающий купец.– С добрым утром тебя, странник, – довольно ухмыляясь, приветствовал его Амбабула. – Не желаешь ли прогуляться с нами?И он привязал свободный длинный конец веревки к своему седлу.– Что?.. Как?.. Где?.. Зачем?.. Кто?.. – одуревший от неожиданной боли и неласкового пробуждения, Фарух, казалось, поставил себе целью перебрать за один прием весь мировой запас вопросительных слов.– Я – охранник Амбабула. Это – наш великий и мудрый командир Секир-баши. Нам не интересно, как зовут тебя, но, главное, что ты должен запомнить, так это то, что ты теперь – раб его величества калифа Шатт-аль-Шейхского Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, и будешь работать в его копях и добывать изумруды, пока мы тебя не отпустим.Несмотря на панику, смущение и страх, за последние слова Фарух ухватился, как утопающий – за акулу:– А когда вы меня отпустите?– Как всех отпускаем, так и тебя отпустим, – словно удивляясь непонятливости ребенка при самых очевидных фактах, пожал плечами Секир-баши.– А как всех отпускаете?– Не знаем. Пока еще ни разу никого не отпускали, – весело засмеялся собственным словам как какой-то удачной шутке тот.– Но я протестую!.. Я – свободный человек!.. Я – купец!.. Я заплачу вам выкуп за свою свободу!– Выкуп? – заинтересовались стражники. – Тысячу золотых? Две тысячи? Три?– Четыре! Каждому! Как только вернусь в Шатт-аль-Шейх! – от ужаса Фарух не соображал, что делает или говорит.– Договорились, – радостно оскалил зубы Секир-баши. – Только ты сначала напишешь письмо своим родным, и выкуп они должны будут прислать с кораблем сюда. А пока он не прибудет, ты будешь работать в копях. А если окажется, что никаких денег за тебя никто платить не собирается, то там и останешься навсегда, – насмешливо добавил он.У Фаруха все поплыло перед глазами.– Ну, побежали, – Амбабула вскочил в седло.– Нет! – вдруг опомнился Фарух. – Мой кувшин!.. Я должен взять мой кувшин!..– Кувшин? – снова заинтересовались стражники.– Драгоценный?– С золотом?– Нет!.. Просто мой кувшин... обыкновенный... Это память... о моем... отце. Да, отце. О, мой бедный отец!.. Если бы он видел, какая жестокая участь постигла его единственного обожаемого сына, как бы увлажнились его старческие глаза, как бы...– Короче, – рявкнул, как щелкнул кнутом, Секир-баши.– Это единственная вещь, которая сохранилась у меня после того, как мой корабль потонул со всей командой и товаром, налетев на скалы! – быстро завершил свой так и не начавшийся трогательный рассказ молодой псевдокупец.– Ну-ка, что это за вещичка? – вопросительно качнул головой командир, и Амбабула снова спешился и поднял с земли кувшин.– Ерунда какая-то, – доложил он по уставу, брезгливо вертя посудину в руках. – Выбрасывают лучше. Может, лучше выбросить?– Да ладно, оставь... Пусть держит в нем воду, – неожиданно милостиво соизволил Секир-баши.Не обращая внимания на умоляющий взгляд пленника и беспомощно дернувшиеся скрученные руки, Амбабула засунул кувшин в свою седельную сумку и снова вскочил на коня.– Иди впереди, – указал он кнутовищем в сторону гор. – Будешь отставать или жаловаться – побежишь сзади. Понял?Фарух молча кивнул.Так началась его недолгая карьера раба.Кувшин ему так и не отдали.Когда они добрались до места назначения, Амбабула, не спешиваясь, бросил свой конец веревки скучающему стражнику у пещеры с толстой железной решеткой, в которой, по-видимому, содержались невольники, крикнул: "Это твой", пришпорил коня и умчался догонять отряд.На первый же робкий вопрос о своем кувшине несостоявшийся купец получил удар кулаком в ухо и совет сесть на землю и поменьше болтать, если не хочет повторения.Повторения Фарух не хотел, советом воспользовался, и стал сугубо молча обдумывать план побега.Но далеко додумать не успел, потому что подоспел еще один стражник. Он и повел его к месту работ.Этот солдат, представившийся младшим охранником Багадулом, сказал, чтобы новичок постоял пока где-нибудь неподалеку, но не путаясь ни у кого под ногами, и подождал, пока не ударят в гонг и не начнется обед – тогда старший надсмотрщик всех пересчитает и определит его в какую-нибудь команду, где не хватает людей.Пользуясь передышкой после двухчасовой пробежки перед конем Амбабулы, Фарух снова быстренько опустился на землю, но от всех неприятных или крамольных мыслей на этот раз его отвлекало открывшееся перед ним зрелище.Изумрудные копи калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса представляли собой огромный котлован с отвесными стенами, то ли выдолбленный в скале, то ли естественного происхождения. Всю поверхность над ним ровными линеечками, как паутина гигантского, но не очень изобретательного паука, исчерчивали натянутые над пропастью канаты. На них держались подвесные мосты. На каждом мосту стояло по нескольку десятков рабов с двумя веревками в руках – человек по десять на одну пару. Свободные концы обеих веревок свисали в пропасть.Озадачившись поначалу видом этой нелепой рыбалки, Фарух, осторожно приподнявшись и переместившись поближе к краю, скоро разглядел, что к каждой толстой веревке было привязано за хитроумную сбрую по невысокому худенькому человеку с корзиной в руках – сборщику, как пояснил Багадул. Этого сборщика десятка тягачей опускала вниз сквозь дыру в настиле моста и, по-видимому, ждала его сигнала, заинтересованно поглядывая в провал. Как только сборщик наполнял корзину изумрудами, ее вытягивали наверх за веревку потоньше."Десять бездельников вытаскивает одну корзину размером со средний арбуз... Надсмотрщикам что – людей некуда девать? Так отпустили бы лучше... Какой тупой и однообразный труд," – только и успел недоуменно подумать Фарух, как вдруг те десять тягачей, что были ближе всех к нему, заволновались, закричали, и начали все вместе нервно, рывками тянуть на себя веревку потолще, на другом конце которой где-то там, внизу, бродил с корзиной их сборщик. Было видно, что веревка шла туго, но потом внезапно все тягачи вскрикнули и попадали навзничь, а снизу, по инерции, вылетела и упала на них их веревка.Раза в два короче, чем была.И без каких-либо следов сборщика.Фарух, позабыв про своего конвоира, проворно вскочил на ноги и кинулся к краю провала, чтобы понять, что же вдруг случилось, и только теперь увидел, что все дно его усеяно здоровенными каменными глыбами.И одна из них, почти прямо под ним, старалась выплюнуть из пасти остатки измочаленной в щепки корзины.Сборщика, старика в выгоревшей красной рубахе, видно нигде не было.Фарух почувствовал, что если бы его голова не была бы обрита на лысо, волосы на ней сейчас зашевелились бы и встали во весь рост.– Ч-то... это... – не отводя взгляда от ожившего валуна, с трудом выдавил он из себя.– Это? Камнееды, – равнодушно пожав плечами, пояснил Багадул. – Они живут там, в пещерах, а сюда, на открытое пространство вылазят днем погреться на солнышке. Они очень медлительны... Когда никуда не торопятся. Да и, вообще-то, они не злые. Просто иногда почему-то взбрыкивают и хватают всех, кто есть рядом... Но потом скоро выплевывают. Я имею в виду, они не едят людей. Они питаются камнями. От людей у них то ли изжога, то ли гастрит, господин сотник Секир-баши объяснял... Но у них мозгов – меньше, чем у комара. Не могут запомнить, что людей им есть нельзя, и жрут кого ни попадя почем зря. А у нас – сплошные убытки. Корзина вот была почти полная. Комплект сбруи тоже не дешево стоит – шорники совсем совесть потеряли. Веревка, опять же...Фаруха передернуло.– А старик?!..– А что – старик?.. На его место другой быстро найдется.– Неужели на такую ужасную работу бывают добровольцы?!Багадул посмотрел на нового раба как на умалишенного, и если бы ему не было так жарко и так лень, то обязательно покрутил бы пальцем у виска.Фарух истолковал этот взгляд по-своему.– Но его же... Они же... Их же...– Ну, и что? Какой-то ты изнеженный... Ну, да ничего. Я, когда только тут служить начал, тоже такой впечатлительный был. Но после первой дюжины как-то привык.– А разве нельзя этих чудовищ перебить как-нибудь?– Перебить?!.. Да скорее мы всех вас тут перебьем! Ишь, чего придумал!.. Камнеедов перебить!.. Да знаешь ли ты, что здесь – единственное в мире место, где они выходят на поверхность! И то, что сборщики собирают там, внизу – изумруды – это их навоз!– Навоз?.. Изумруды?.. Да не может быть!.. Изумруды же добываются... Добываются... – Фарух растеряно замолк. Как добываются изумруды или, если на то пошло, рубины, топазы и прочие бриллианты, он никогда не задумывался, но в его представлении это было связано с продолжительным копанием темных узких тоннелей или шахт под землей большим количеством немытых бородатых людей с кайлами, масляными лампами и канарейками. Более того, он был почти уверен, что и чалму изобрели именно такие люди, потому что каски в Сулеймании находились еще в единоличном пользовании солдат, и делиться ими они не хотели.Конечно, он читал и слышал не раз, что великий Гарун аль-Марун утверждал, что богатство – это навоз, но начинающему купцу и голову не приходило, что это можно понимать буквально, и что компоненты в этом предложении можно поменять местами!..– Но неужели так?.. Никогда про такое не слышал... – изумленно качая головой, пробормотал Фарух.– И не ты один, – снисходительно успокоил его охранник.– Но ведь, наверное, можно тогда собирать камни ночью, при свете факелов, когда эти монстры спят...– Свет ночью их притягивает, бестолковый. А реакция в темноте у них такая, что по сравнению с камнеедом муха покажется черепахой!.. – и, с минуту помолчав и задумчиво почесав под шлемом, добавил:– М-да-а... Значит, мы лишились одного сборщика... Я так думаю, наверное, ты после обеда встанешь на его место. Посмотри на себя – хоть ты и росту среднего, но весу в тебе, наверняка, не больше пятидесяти килограммов будет. Вон, как скулы выступают. Даже морить голодом специально тебя совсем немного придется.– Меня?!.. Но я не хочу!.. Я не могу!.. Я не умею!.. Пожалуйста!..Фарух в панике попытался вскочить, но тут же наткнулся на острый конец пики Багадула.– Не хочешь на веревке – сбросим так. Выбирать тебе, – равнодушно пожал тот плечами, и красные кожаные доспехи зловеще заскрипели. – Ну-ка, дай-ка я тебя опять свяжу – что-то больно ты прыткий... – и стражник, вытащив из-за пояса кусок колючей веревки, ловко скрутил ему руки перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87