Или он сошел с ума, или заблудился.В безгранично-волшебном городе.В равнодушном, изменчивом, издевательски-безлюдном... или безджинном? чужом городе.Интересно, что лучше?..Зато теперь ему будет, что рассказать Сергию.И всем остальным тоже.Ха-ха.Что бы сделал сейчас королевич Елисей?А Волк?Иванушка безнадежно вздохнул.Он готов был спорить с кем угодно и на что угодно, хоть на свое спасение из этого безумного города, что такой ерунды с отроком Сергием-то уж никогда и ни при каких обстоятельствах бы не приключилось.Он не заблудился бы на постоянно меняющихся улицах просто потому, что он не вышел бы из дома джина.А не вышел бы из дома джина он потому, что он туда просто бы и не попал.Он никогда бы не согласился поменяться местами с Шарадом, он не поддался бы на сентиментальную историю о безответной любви, он не свалился бы от лихорадки просто потому, что с ним не могло это произойти по определению!Только с недотепой и растяпой Иваном, царевичем Лукоморским...Как хорошо быть отроком Сергием!..И как ужасно – Иваном-дураком...Сколько раз называл он меня так... И, наверное, в этом есть изрядная доля истины...И даже, ох, боюсь, не доля...Удрученный царевич снова расстроено вздохнул, и на этот раз ему показалось, что весь город горестно охнул, содрогнувшись всеми своими фантастическими переулками, домами и парками, сочувствуя ему.Впрочем, виновато оглядевшись, Иванушка убедился, что все вокруг осталось, как было – то есть, как не было – еще три минуты назад.Какая блажь...Да и жалобами беде не поможешь.Уж Волк-то ни за что не стал бы посреди незнакомого города жаловаться перекресткам на превратности судьбы.И Иван, сердитым взмахом головы отогнав праздные мысли, решил вернуться к стеле, которую он минуту назад видел на площади в квартале отсюда, и под ней все обдумать.С чего он взял, что под стелами лучше думается, или что он найдет ее на той же площади, когда вернется, или что эта площадь вообще окажется на том же самом месте, что и была минуту назад, он объяснить вряд ли смог бы.Но его никто и не спрашивал.С чувством глубокого удовлетворения обнаружил царевич, что ни площади, ни стелы на старом месте уже нет, но зато за его спиной появился сквер с нефритовым фонтаном и глыбами грубо ограненного горного хрусталя вокруг него – наверное, специально для сидения.Он быстрым шагом, почти бегом подошел к фонтану, пока тот не передумал, и, игнорируя хрустальные банкетки, торопливо бухнулся прямо на бортик – пойди теперь, и исчезни вместе со мной, мрачно подумал он и ухватился покрепче за край.Но зловредный фонтан исчезать не торопился.Он старательно делал вид, что ничего более стабильного во всей этой стране, да и в десятке соседних, нет и быть не может, и что просиди Иван-царевич тут хоть до старости – его полупрозрачная изумрудная чаша с места не сдвинется ни на миллиметр.Но Иванушка был настроен на продолжительную осаду.Он уже привык к тому, что не то, что дома – целые улицы и кварталы, дождавшись, пока он отвернется на мгновение, исчезают или меняются местами с другими частями городской географии, играя, похоже, в какие-то безумные архитектурные прятки или догонялки друг с другом.Он не удивился бы, если бы вдруг оказался на карнизе последнего этажа какого-нибудь легкомысленного здания, или на спине каменной химеры на крыше полупрозрачного дворца, как раз собирающегося слетать на пару часиков в соседний город навестить знакомых.Но он никак не мог свыкнуться с тем, что сквер вокруг него и фонтан под ним остаются неизменными.Такое постоянство требовало изучения, чувствовал царевич.Держась на всякий случай одной рукой за бортик, он обошел фонтан кругом.Центральная фигура, обратил он теперь внимание, была похожа не то на распустившийся цветок, не то на извержение вулкана, не то на осьминога со сковородкой на голове, танцующего брейк-данс. И, совсем рядом с тем местом, где он просидел битых полчаса, и где спускался к воде листик, или вытекала лава, или проступал клюв – в зависимости от направления работы воображения наблюдателя – Иванушка вдруг заметил какую-то надпись. Он начиналась почти над самой водой и уходила столбиком причудливо переплетавшихся символов вниз, в блистающую зеленоватую глубину чаши.Он попытался ее разобрать, но значки были довольно мелкими, а бликующая под солнцем вода почти полностью скрывала даже сам факт наличия каких-то знаков, и поэтому, прочитав первые несколько слов – "Радость воды ощути перед" – он встал на бортик коленями, на всякий случай крепко ухватился за край руками и наклонился чуть вперед, желая узнать, перед чем же все-таки надо было ощутить радость воды предполагаемому читателю.Но пальцы его соскользнули с мокрого камня, он покачнулся, окончательно растеряв остатки равновесия, и неуклюже, боком, полетел в воду.Мир завертелся у него перед глазами, громадная прозрачная волна накрыла его, и он увидел звезды.Чьи-то руки подхватили Иванушку, приподняли его и потащили в неизвестном направлении.Он попытался открыть глаза, но то ли ресницы слиплись от воды, то ли веки свело от отчаянного зажмуривания, но это ему не удалось.Он хотел остановить своих переносчиков, спросить, кто они, где он и что с ним произошло, но язык не слушался его, а мысли, хоть и подмокшие и отяжелевшие, все же умудрялись разбегаться в разные стороны как ошпаренные тараканы каждый раз, как он пытался собрать их воедино для составления простейшего вопросительного предложения.Он подумал о том, чтобы постараться высвободиться, но сконфуженный и дезориентированный организм, так до сих пор и не понявший, тонул он только что, летал или был пропущен через соковыжималку, решительно отсоветовал ему это делать, сославшись на головокружение, тошноту, сердцебиение и прочее тотальное ухудшение самочувствия на грани с полным его отсутствием. Одним словом, бедный Иванушка испытывал на себе сейчас явление никому из его современников не знакомое – глубокий шок человека, еще несколько минут назад не подозревавшего, что слово "мир" имеет множественное число.И тогда он расслабился и стал ждать, когда же его доставят туда, куда его собираются доставить, приведут в чувство, накормят-напоят (при одной мысли о еде желудок его энергично потер стенку о стенку) и начнут расспрашивать. Тогда уж и он своего не упустит...– Эй, вы, голодранцы, куда это вы его несете?Надменный, слегка гнусавый голос прервал блаженное Иваново полузабытье.Несущие его остановились.– Это наш брат. Он опять напился. Мы его несем домой, к матери – пусть проспится.Брат?!.. Кто – брат? Какой брат? Голос отвечавшего не был похож на голоса ни Дмитрия, ни Василия. А о существовании других братьев ему до сих пор известно не было...– А-а... Ну, проваливайте. Не задерживайтесь здесь, среди благородной публики.– Уже идем... Уже бежим...Голоса раскланивались и заискивали.– М-м-м... Ах-х-х...– В себя приходит... Быстрее давай!.. – тревожно прошептал один из людей (Иван уже понял, что их было двое. Кроме того, он очень надеялся, что они были люди).Парочка действительно побежала – путешествие стало более тряским и неудобным. Правда, вскоре оно завершилось.Как куль с мукой, Ивана с размаха бросили на землю, и встретившись с пренеприятно твердым и острым камнем, неизвестно зачем в этом месте находившимся, его голова непроизвольно сказала "Ой".– Смотрим бегом, может, он за нами увяжется! – опасливо пробормотал тот же голос, и две пары рук нервно зашарили по карманам Иванушки.– Нет ничего...– По-хорошему смотри!..– Сам смотри.– И верно – нет...Иван почувствовал, как в голове его туман начинает медленно рассеиваться – наверное, от удара. Нет худа без добра...– Такого добра на дороге как навоза! – разочарованно протянул второй, и выпустил из пальцев его амулет-переводчик.– От... от... отстань... те... – с усилием приподняв голову, пробормотал Иванушка.– Ничего нет... А с виду – приличный человек... Тьфу...– Да ладно, Охр. Нет, и нет. Снимаем с него сапоги – и дуем отсюда. На бутыль кайшлыка у старого жмота как раз хватит.– Пожалуй, больше нам ничего не остается... Хе-хе...– Н-не... н-не...– Р-раз-два!..Иван ощутил, как его ноги взметнулись в воздух и тут же пребольно стукнулись босыми пятками о жесткую землю.– Ах-х... – снова вырвалось у него мучительно, и от этого усилия вдруг даже приоткрылись глаза.Замутненному взору его предстали два слоника.Или зайчика?..Или он все-таки, наконец, сошел с ума?– Гляди, глядит.– Пусть глядит. Если он попытается получить обратно свою обувку у старины Панта, это я бы на него хотел посмотреть.– Пока, модник! – один из грабителей незлобно пнул его в бок, и оба они не торопясь перешли через дорогу и скрылись за дверями какого-то заведения. На то, что это было именно заведение, и ни что иное, указывали веселые вопли, хохот и громкая музыка, доносившиеся из окон без стекол и рам, завешенных шторами из чего-то, похожего на раскрашенную акварелью мешковину. Впрочем, музыкой вылетавшие из окон звуки Иванушка назвал весьма условно, и только потому, что это сопровождало смех и веселье в заведении с кружкой и бутылкой на вывеске. Для его же измученной головы это звучало так, как будто кто-то долго и мучительно спускался с потемкинской лестнице на копчике, а по окончании спуска ему же надели на голову медный котелок, поверх него – деревянную шайку, и начали затаскивать обратно за ноги."Вот это да..." – впервые за сознательный период мысли царевича хоть и неохотно и с оговорками, но начали собираться в привычном месте. "Ничего себе... Сходил погулять, называется... Розовые слоники... Зеленые человечки... Интересно, можно заболеть белой горячкой на трезвую голову?.. Или это осложнения после старой простуды?.."В это время дверь трактира открылась, и из него вышли те же двое, но с большущей и, судя по виду, тяжелой бутылью в руках.Иван понял, что они те же, потому, что они приветливо помахали ему и улыбнулись, как старому знакомому.Он как-то читал, что белым все люди с черной и желтой кожей кажутся на одно лицо, но все как-то не имел возможности в этом лично убедиться.Зато теперь к этому списку он своею рукою мог бы приписать людей с кожей зеленоватого цвета, с заячьими ушами и носом-хоботом, свисающим до подбородка.Людей, бесстыже пропивающих чужие сапоги.Он сделал попытку встать.Минут через десять эта попытка увенчалась бесспорным успехом, и он, раскачиваясь и балансируя, как моряк, впервые сошедший на берег после трехлетнего кругосветного плавания, галсами пересек узкую улочку и вошел в трактир.Трактирщик, бросив опытный взгляд на его босые ноги, встретил его холодно.– Пошел вон, бродяга, – посоветовал он.– Я не бродяга, – сосредоточенно, стараясь не смотреть на еду, безвозвратно исчезающую в бездонных ртах посетителей за столами, ответил Иван. – Только что... Недавно... сюда приходили двое и приносили вам сапоги.– Да? – приподнял бровь хозяин.– Да. Это мои. Отдайте их мне, пожалуйста.– Кайса, – обратился он к тощей старухе в ужасно-фиолетовом платье, протирающей кружки у противоположного конца стойки. – Нам какие-нибудь двое приносили сегодня какие-нибудь сапоги?– Не так давно, – подсказал Иванушка.– Что у нас тут, базар? – неприязненно отозвалась хозяйка, не поворачивая головы. – Нет у нас никаких чужих вещей.– Ты слышал – нет, – любезно продублировал трактирщик.– Но я видел, как...– Слушай, парень, тебе же сказано – нет, – из-за ближайшего стола, угрожающе шевеля ушами, стали подниматься четверо громил. – Давай, или делай заказ, или проваливай отсюда, не приставай к честным предпринимателям.Пант (судя по всему, это был тот самый пресловутый скупердяй, которого упомянули в разговоре грабители) недоуменно повел хоботком – видимо, до него не сразу дошло, что под "честным предпринимателем" подразумевают именно его.– Ты слышал, что тебе сказали? – поддержал, наконец, он своих незваных защитников. – Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за обед или выкупить свои шмотки – вали, пока тебя не вышвырнули.Иван недобро прищурился и схватился за меч.Вернее, за то место, где меч обычно был.Если бы царевич воспитывался в легендарном монастыре Бао-Лине, о чем он долго мечтал и бесплодно намекал своим родителям, он бы сейчас схватил со стойки крышку от кастрюли, и через три минуты в этом заведении вертикально остались стоять бы только стены.Но он вырос во дворце лукоморского царя, вернее, в его библиотеке, и этот прискорбный для уличного бойца факт любого делал полностью непригодным к рукопашной с четырьмя зелеными верзилами из неизвестного мира.Поэтому единственное, что оставалось побежденному в так и не начавшемся сражении лукоморскому витязю, это гордо развернуться, презрительно пожать плечами и, не теряя чувства собственного достоинства, покинуть помещение.Когда он проходил мимо окна, оттуда на него дерзко и высокомерно глянул какой-то растрепанный, бледно-зеленый и длинноносый до отвращения, абориген.Иван раздраженно замахнулся, и абориген в ответ агрессивно взмахнул рукой.Царевич, рефлекторно пытаясь предотвратить удар, выкинул кулак вперед, раздался веселый звон разбитого стекла...– Зеркало!!! Он разбил мое зеркало!!! – завопил за спиной хозяин.– Голодранец!!! – подхватила его жена.– Попался!!! – взревела где-то за его спиной криминальная четверка.– Бей его, бей его! – вступил хор веселых голосов из-за других столов, и Иванушка, не дожидаясь окончания спевки и наплевав на приличия и традиции лукоморских витязей, распахнув дверь плечом, вылетел на улицу и помчался, не разбирая дороги, подальше от столь негостеприимной точки общественного питания.Мощная пружина вернула тяжелую дверь на место как раз в тот момент, когда в проеме показались двое из громил. Еще двое и все остальные, пожелавшие принять участие в неожиданном развлечении, были отброшены ими назад и друг на друга, образовалась изрядная куча-мала, в которой, поняв, что босоногого хулигана им уже не догнать, раззадоренные посетители решили подраться хотя бы между собой, чтобы не пропадать куражу зазря, и были в тот день биты многие окна, блюда и зеленые носатые лица.А бедный Иванушка, потрясенный, разбитый и голодный, несся очертя ушастую голову, расталкивая встречных прохожих, проезжих и просто неповоротливые деревья, пока не понял, что за ним никто не гонится, что он уже не в городе, а в лесу, и что он безнадежно заблудился.Опять.И теперь, наконец, у него есть время, чтобы спокойно присесть под каким-нибудь деревом или кустиком, отдышаться и обдумать создавшееся положение.Хотя, обдумывать тут было не слишком много.Во-первых, после падения в фонтан в мире джина он неизвестно как оказался в совершенно ином мире.Во-вторых, он не имел ни малейшего представления, как отсюда выбраться, а если это ему и удастся, то неизвестно, куда он после этого попадет, и не будет ли это новое место таким, что уж лучше бы ему оставаться здесь.В-третьих, он навсегда потерял человеческий облик и стал похож на обитателей этой негостеприимной страны.И, последнее и самое главное, он потерял сапоги и их надо вернуть любой ценой. Сергий, если узнает, убьет.Хотя, честно говоря, он с удовольствием предпочел бы быть убитым отроком Сергием в своем родном и знакомом, как старый диван, мире тоскливому существованию здесь, среди слоников, которые решили стать зайчиками, забыв о том, что вообще-то они зеленые человечки...Иванушка устало опустился на землю, покрытую опавшими розовыми листьями, и глянул на свое отражение в неподвижной темно-лиловой воде (откуда-то он точно знал, что это именно вода, а не последствия глобальной экологической катастрофы) маленького лесного озерка.Отражение грустно подтвердило самые худшие его опасения.Расстроено швыркнув хоботом, царевич оторвал от подола рубахи полосу и принялся перевязывать порезанную предательским зеркалом руку. Через тонкую ткань медленно проступали красные пятна крови."Хоть это осталось, как у людей", – невесело усмехнулся царевич. – "А то, я уж думал, будет какая-нибудь синяя жижица... Или бесцветный газ..."Светило в неуклонно сереющем небе утомленно проваливалось в горизонт.Приближалась ночь.Хотелось есть и пить.В существовании в лесу специально для заблудившихся путников и беглецов удобных пятизвездочных избушек с гостеприимными, полными полезной информации и добрых советов хозяевами Иванушка разуверился давным-давно, месяца полтора назад, и поэтому теперь сразу решил полагаться только на себя.И чтобы не вспоминать лишний раз о том, что он оказался один-одинешенек где-то на выселках Вселенной без обратного билета, он решил занять себя чем-нибудь нужным и важным, например, поиском под ногами или над головой чего-нибудь съедобного и, если повезет, тропинки хоть куда-нибудь.Со съедобным проблем не возникло – шагах в пятидесяти от озерца рос большой, в меру колючий куст, весь покрытый крупными круглыми ягодами с прозрачной кожурой, через которую просвечивала сочная красная мякоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87