Объединенное войско под командованием Мори Тэрумото, Кобаякавы Такакагэ и Киккавы Мотохару прибыло. Час пробил! Покорить весь запад сейчас можно было одним ударом. Хидэёси хотелось продемонстрировать Нобунаге это грандиозное зрелище, и он уповал на то, что личное присутствие и руководство Нобунаги непременно обеспечит молниеносный разгром противника. «ЛЫСАЯ ГОЛОВА!» Город, выросший вокруг замка Адзути, превратился в цветущий центр новой культуры. Его улицы заполнили оживленные, ярко и празднично разодетые горожане, а над всем городом, расписанная золотом и лазурью, как будто в вечном вешнем цвету, высилась главная сторожевая башня.Если сравнивать здешнюю жизнь с той, которую вели жители западных провинций, то трудно было обнаружить хотя бы малейшее сходство. В течение всего пятого месяца, пока Хидэёси со своим войском утопал в грязи, готовя решающее наступление на крепость Такамацу, улицы Адзути были красиво изукрашены и во всем городе царило такое веселье, словно здесь одновременно праздновали Новый год и середину лета.Нобунага ждал прибытия особо важного гостя. «Но кто же это столь важная особа?» — терялись в догадках жители Адзути. И вот на пятнадцатый день пятого месяца важный гость прибыл. Оказалось, что это Токугава Иэясу, князь Микавы.Всего месяц назад, в ходе своего триумфального возвращения из Каи, Нобунага побывал в Микаве, так что нынешний приезд главы клана Токугава можно было назвать ответным. Но предстоящая встреча была в интересах прежде всего самого Иэясу: наступило время великих перемен, и никто не имел права пренебрегать заботами о завтрашнем дне. Поэтому, хотя Иэясу и не любил наносить торжественные визиты в соседние провинции, на этот раз он счел себя обязанным такой визит предпринять и прибыл в сопровождении пышной и ослепительной свиты.Гостю были приготовлены лучшие во всем городе дома, за организацию приема лично перед Нобунагой отвечал Акэти Мицухидэ. Кроме того, Нобунага распорядился, чтобы его сын Нобутада, уже готовившийся отбыть в западные провинции, устроил в честь гостя небывалый трехдневный пир.Многие лица из ближайшего окружения Нобунаги не скрывали удивления по поводу пышного приема Иэясу, который к тому же был на восемь лет моложе него да и княжил в провинции, до сих пор слывшей маленькой и слабой. Другие, однако, не находили в этом ничего странного. Союз между кланами Ода и Токугава существовал уже более двадцати лет, причем без каких бы то ни было распрей, что в эти годы, отмеченные изменами и коварными кознями, выглядело истинным чудом.Третьи придерживались того мнения, что значение предстоящей встречи выходит далеко за рамки обычного визита вежливости. Они почему-то были уверены, что в ближайшем будущем князь Нобунага намеревается совершить великие дела. Западные провинции всегда считались удобным плацдармом для захвата самого южного острова Японии — Кюсю, а оттуда уже открывался путь в богатые страны на берегах Южных морей. Если Нобунага и впрямь вынашивал столь грандиозные планы, то ему необходимо было оставить наместником всего японского севера человека, на которого он мог бы всецело положиться.Уже в течение некоторого времени Нобунага замышлял поход на западные провинции с целью установить там собственное правление точь-в-точь так, как он осуществил это в Каи. И сейчас, в пору, когда он деятельно готовился к походу, он вдруг оставил все дела ради торжественной встречи Иэясу.Самой собой разумеется, что гостю было предоставлено все самое лучшее, что только имелось в Адзути, — лучшие дома, лучшая мебель и утварь, лучшие пища и сакэ. Но главное, чем Нобунага намеревался поразить Иэясу, заключалось в любви к нему простого народа, а также в собственных его сердечности, доверии и личной приязни.Именно на этом и держался главным образом их многолетний союз. Со своей стороны, Иэясу раз за разом доказывал, что на него всегда можно положиться. Он прекрасно понимал, что его собственные интересы, а также интересы его клана и провинции, были нерасторжимо связаны с планами Нобунаги, и поэтому с готовностью терпел горячность, буйство, а порой даже самодурство союзника. И хотя порой ему случалось испить глоток из чаши унижений, он неизменно поддерживал Нобунагу и поклялся идти вместе с ним до самого конца.Если бы сторонний наблюдатель задался вопросом: кто выиграл, а кто проиграл в результате двадцатилетнего союза двух князей, он пришел бы к несколько неожиданному выводу: в явном выигрыше оказались они оба. Без поддержки со стороны Иэясу Нобунаге в молодости не удалось бы достигнуть всего того, к чему он стремился, и, в частности, обосноваться здесь, в Адзути. А без поддержки со стороны Нобунаги и его войска маленькая и слабая провинция Микава уже давно была бы смята и поглощена более сильными соседями.Вдобавок к узам дружбы и соображениям взаимной выгоды характеры обоих князей хорошо дополняли друг друга. Нобунага обладал таким честолюбием и властолюбием в сочетании с необычайной силой воли, какие скромный человек вроде Иэясу просто не мог себе представить. Иэясу же — и Нобунага признал это первым — были присущи достоинства и добродетели, отсутствовавшие у Нобунаги, — терпение, умеренность, бережливость. И казалось, у Иэясу начисто отсутствовали какие бы то ни было честолюбивые планы, что тоже в иных ситуациях можно было считать достоинством. Конечно, он всегда преследовал интересы своего клана, но не давал союзникам повода для беспокойства и всегда принимал участие в совместных акциях против общего противника, надежно подстраховывая тылы Нобунаги.Другими словами, Микава представляла собой идеал союзнической провинции, а Иэясу — образец истинного друга. Припоминая опасности и тревоги, через которые они совместно, плечом к плечу, прошли за двадцать лет, Нобунага мысленно называл Иэясу добрым старым другом и воздавал ему хвалу за помощь и содействие.В ходе торжеств Иэясу сердечно поблагодарил Нобунагу за радушный и щедрый прием. Праздник шел своим чередом, но время от времени Иэясу испытывал какое-то смутное беспокойство, что-то ему казалось не так. Наконец он спросил у Нобунаги:— А что, разве не князь Мицухидэ устроитель всех этих торжеств? Я не видел его весь сегодняшний день, и на вчерашнем представлении его тоже не было.— Ах, Мицухидэ… — Нобунага явно был в замешательстве, но тотчас же нашелся и уже вполне обыденным тоном продолжал: — Он воротился к себе в крепость Сакамото. Ему пришлось уехать в такой спешке, что он даже не смог попрощаться с вами.Нобунага представил дело так, словно в отъезде Мицухидэ не было ничего странного, но Иэясу все же насторожился. По городу циркулировали какие-то странные слухи. Однако четкий и недвусмысленный ответ Нобунаги опровергал их, и Иэясу решил больше не возвращаться к этой теме, хотя тревога не унималась.Воротясь вечером в отведенный под его резиденцию дворец, Иэясу услышал от своих приближенных весьма странную историю по поводу внезапного отъезда Мицухидэ. И понял, что положение весьма щекотливо и заслуживает того, чтобы вникнуть в его суть. Каждый из приближенных рассказывал эту историю на свой лад, но, сведя полученную им информацию воедино, Иэясу установил примерно следующее.В день прибытия Иэясу Нобунага нежданно-негаданно нагрянул с проверкой к поварам. В сезон дождей в Адзути жарко и душно. Запах сырой рыбы и солений в кухне был просто нестерпимым. Огромные припасы всевозможной снеди, доставленной из Сакаи и Киото, были навалены повсюду в чудовищном беспорядке. Их осаждали рои мух.— Какая вонь! — в ярости воскликнул князь. Затем, продолжая осмотр кухонных помещений, он то и дело выражал свое неудовольствие, как бы ни к кому конкретно не обращаясь. — Откуда все эти отбросы! Вы что, намерены стряпать еду для высокого гостя в столь непотребном месте? Хотите накормить его тухлой рыбой? Немедленно выбросить всю эту мерзость!Нобунага появился на кухне совершенно неожиданно, и старшие повара немедленно бросились ему в ноги. Это было жалкое зрелище. Мицухидэ, не ведая отдыха и сна, на протяжении нескольких дней все делал для того, чтобы заготовить продукты для приготовления самых изысканных яств, он лично наблюдал за всеми действиями поваров и заготовителей и сейчас, услышав такие речи князя, просто не мог поверить собственным ушам. Он поспешил к Нобунаге, простерся у его ног и смиренно пояснил, что такой резкий запах вовсе не означает, что рыба протухла.— Не надо отговорок, — прервал его Нобунага. — Я велел все это выбросить. А для вечернего пира раздобыть что-нибудь другое!И, не желая ничего слышать, Нобунага резко повернулся и пошел прочь.Мицухидэ какое-то время не мог сдвинуться с места, словно ему внезапно отказали ноги. И тут перед ним внезапно предстал гонец с письменным предписанием немедленно собрать свое войско и отправиться в западные провинции.Люди из клана Акэти отнесли изысканные кушанья, приготовленные ими для почетного гостя, на задворки и вышвырнули их в ров, как отбросы или какую-нибудь падаль. Слезы застилали им глаза, но они молчали, стараясь не выдавать своих чувств.
Ночью за окном у Мицухидэ расквакались лягушки. Казалось, они насмехались над ним. Он понимал, что лягушки тут ни при чем, виной всему его уязвленная гордость.Мицухидэ распорядился никого к нему не впускать и сидел сейчас в полном одиночестве посреди огромного пустынного зала. Хотя было уже начало лета, ночной ветерок навевал прохладу. Мицухидэ был смертельно бледен. Каждый раз, когда мигала свеча, ему казалось, что волосы у него на висках встают дыбом. Беспорядок на голове и цвет лица свидетельствовали о том, насколько он подавлен.Он медленно поднял свою, как выражался Нобунага, лысую голову и выглянул в темный сад. Вдали сквозь ветви деревьев мерцало множество огней. Это была первая ночь трехдневного пира в крепости.«Повиноваться ли мне немедленно полученному приказу? — без конца вопрошал себя Мицухидэ. — Или будет лучше отправиться в крепость и попрощаться со всеми перед отъездом?» В таких ситуациях Мицухидэ всегда смущала неизбежность выбора. Его безукоризненно ясный ум был сейчас затуманен тревогой, и он никак не мог принять единственно правильного для себя решения.Случившееся Мицухидэ воспринимал как вселенскую трагедию, перед лицом которой он ощущал себя абсолютно беспомощным. А потому он лишь горестно вздыхал и думал: «Неужели одному человеку в этом мире так трудно понять другого? Как угодить моему своенравному господину? Впрочем, угодить ему крайне трудно».Если бы он был вправе пренебречь традиционной системой отношений между князем и его приверженцем, он в данном случае осудил бы Нобунагу. Мицухидэ было присуще чувство справедливости, и в душе он возмущался приказом Нобунаги, но ни выказать собственного недовольства, ни нарушить воли своего господина он не мог.Мицухидэ решил позвать кого-нибудь из двоих приспешников, постоянно находившихся под рукой.Однако на его зов вместо Цумаки и Дэнго явился один из его личных оруженосцев по имени Ёмода Масатака.— Ваши слуги сейчас уничтожают съестное, заготовленное нами к сегодняшнему пиру, и готовятся к срочному отъезду, — сказал Масатака.— Тогда в крепость со мной отправишься ты.— В крепость? Вы собираетесь отправиться в крепость?— Мне представляется необходимым перед отъездом засвидетельствовать свое почтение князю Нобунаге. Так что собирайся.Мицухидэ быстро поднялся с места и сам тоже стал одеваться. Казалось, ему не терпится совершить задуманное из опасения, что решимость может его покинуть.Масатака медлил и выглядел озабоченным.— Господин, нынче вечером, когда я спросил, что вы собираетесь делать, я как раз думал о том, что вы отправитесь в крепость попрощаться с князем Нобунагой. Помните, когда вы прочли приказ его светлости, вы сами сказали, что мы уедем, не засвидетельствовав почтения ни князю Нобунаге, ни князю Иэясу. А сейчас все оруженосцы и слуги заняты чисткой кухни и сборами в дорогу. Могу ли я попросить вас немного обождать?— Нет-нет. Мне не нужны никакие оруженосцы. Хватит тебя одного. Приведи мне коня.Мицухидэ направился к выходу. В помещениях, через которые он проходил, ему не попался на глаза ни один из его приверженцев. Лишь двое или трое мальчиков поплелись следом. Но во дворе он увидел своих людей, стоявших небольшими группками и явно что-то заинтересованно обсуждавших. Что ж, это было совершенно естественно. Приверженцы клана Акэти были обижены и встревожены тем, что их внезапно отстранили от участия в подготовке пира.Сокрушенно покачивая головами и вздыхая, они выражали разочарование и досаду, в глазах у них стояли слезы. Их страх перед Нобунагой, а может быть, и ненависть к нему, возникшие в ходе кампании в Каи, сейчас, после утреннего происшествия, вспыхнули с новой силой.Тогда в Каи, в ставке Суве, Мицухидэ был на глазах у всех жестоко оскорблен и унижен, и его приверженцы, конечно, об этом знали. Так почему же Нобунага продолжает с таким упорством измываться над их князем?Но сегодняшнее оскорбление было особенно нестерпимым: ведь о нем станет известно всем гостям — и князю Иэясу вместе с его приближенными, и знати из Киото, и военачальникам клана Ода, равным по рангу Мицухидэ. Сегодняшний позор был равнозначен бесчестью в глазах всего японского народа.Подобное унижение, да еще прилюдное, не способен вынести ни один самурай от рождения.— Ваш конь, мой господин, — сказал Масатака.В это время у ворот спешился какой-то всадник. Он оказался гонцом от Нобунаги.— Князь Мицухидэ, вы нас уже покидаете? — осведомился он.— Нет еще. Я думаю заехать в крепость, чтобы засвидетельствовать его светлости и князю Иэясу свое почтение, а уж потом уеду.— Князь Нобунага как раз опасается, что вам именно так и вздумается поступить. Он послал меня сообщить вам, что при нынешней спешке вам не следует заезжать в крепость.— Что? Еще одно распоряжение? — осведомился Мицухидэ. Затем немедленно прошел в свои апартаменты, сел и с подобающим вниманием выслушал новое изъявление княжеской воли, которое зачитал ему гонец.— «Приказ об отстранении тебя от исполнения прежних обязанностей и немедленном отъезде остается в силе, но относительно твоих действий во главе войска в западных провинциях даю дополнительные указания. Войску Акэти надлежит совершить марш из Тадзимы в Инабу. Можешь вообще вторгнуться в провинцию, находящуюся под властью Мори Тэрумото. Проявляй осмотрительность, но и не особенно мешкай. Ты должен сразу же вернуться в Тамбу, перегруппировать войско и прикрывать Хидэёси с фланга вдоль дороги, ведущей в Санъин. Сам я вскоре выступлю на запад ему на подмогу — буду прикрывать его с тыла. Не трать время впустую и постарайся не упустить эту стратегически выгодную возможность».Мицухидэ, низко поклонившись, заявил, что выполнит этот приказ надлежащим образом. Затем, возможно почувствовав, что проявил чрезмерную угодливость, он сел и, в упор глядя на гонца, сказал:— Скажи его светлости… все, что сочтешь нужным.Мицухидэ проводил гонца до двери и подождал, пока тот тронется в путь. Ветер, продувавший все здание насквозь, усугублял его горестные чувства.«Еще совсем недавно, какую-нибудь пару лет назад, князь никогда не отпускал меня, предварительно не попрощавшись; он ждал меня к себе даже глубокой ночью. Сколько раз он говорил: „Зайди на чашку чая, а если уезжаешь на рассвете, то постарайся прийти ко мне до зари“. За что же он меня теперь так презирает и ненавидит? Нарочно прислал гонца, чтобы я ненароком не явился к нему попрощаться! Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай…» — то и дело одергивал он себя.Но чем больше старался отвлечься от своих ужасных мыслей, тем глубже погружался в отчаяние. И вновь пускался в мысленный диалог с князем. Слова, звучавшие в этом диалоге, были подобны пузырькам, всплывающим из несвежей воды.— А зачем здесь эти цветы? Их нужно выбросить тоже!Мицухидэ подошел к стоявшей в алькове большой вазе с искусно подобранным букетом и вынес ее на веранду. Руки у него тряслись, и вода из вазы расплескалась, оставляя на полу длинную дорожку.— Все, хватит! Уезжаем отсюда! Все готовы? — крикнул Мицухидэ своим сподвижникам.Он поднял вазу вверх и со всей силы бросил на широкую каменную ступеньку. Ваза разлетелась вдребезги, вода забрызгала лицо и одежду Мицухидэ. Тогда он воздел свое мокрое лицо к небесам и горько расхохотался, — казалось, напряжение, владевшее им, наконец удалось избыть. Однако никто из присутствующих не засмеялся.Был поздний вечер, с гор спустился туман, но воздух по-прежнему оставался горячим и душным. Приверженцы Мицухидэ завершили приготовления к отъезду и выстроились рядами у ворот. Лошади ржали, видимо так изъявляя свое нетерпение.— Дождевые накидки взяли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Ночью за окном у Мицухидэ расквакались лягушки. Казалось, они насмехались над ним. Он понимал, что лягушки тут ни при чем, виной всему его уязвленная гордость.Мицухидэ распорядился никого к нему не впускать и сидел сейчас в полном одиночестве посреди огромного пустынного зала. Хотя было уже начало лета, ночной ветерок навевал прохладу. Мицухидэ был смертельно бледен. Каждый раз, когда мигала свеча, ему казалось, что волосы у него на висках встают дыбом. Беспорядок на голове и цвет лица свидетельствовали о том, насколько он подавлен.Он медленно поднял свою, как выражался Нобунага, лысую голову и выглянул в темный сад. Вдали сквозь ветви деревьев мерцало множество огней. Это была первая ночь трехдневного пира в крепости.«Повиноваться ли мне немедленно полученному приказу? — без конца вопрошал себя Мицухидэ. — Или будет лучше отправиться в крепость и попрощаться со всеми перед отъездом?» В таких ситуациях Мицухидэ всегда смущала неизбежность выбора. Его безукоризненно ясный ум был сейчас затуманен тревогой, и он никак не мог принять единственно правильного для себя решения.Случившееся Мицухидэ воспринимал как вселенскую трагедию, перед лицом которой он ощущал себя абсолютно беспомощным. А потому он лишь горестно вздыхал и думал: «Неужели одному человеку в этом мире так трудно понять другого? Как угодить моему своенравному господину? Впрочем, угодить ему крайне трудно».Если бы он был вправе пренебречь традиционной системой отношений между князем и его приверженцем, он в данном случае осудил бы Нобунагу. Мицухидэ было присуще чувство справедливости, и в душе он возмущался приказом Нобунаги, но ни выказать собственного недовольства, ни нарушить воли своего господина он не мог.Мицухидэ решил позвать кого-нибудь из двоих приспешников, постоянно находившихся под рукой.Однако на его зов вместо Цумаки и Дэнго явился один из его личных оруженосцев по имени Ёмода Масатака.— Ваши слуги сейчас уничтожают съестное, заготовленное нами к сегодняшнему пиру, и готовятся к срочному отъезду, — сказал Масатака.— Тогда в крепость со мной отправишься ты.— В крепость? Вы собираетесь отправиться в крепость?— Мне представляется необходимым перед отъездом засвидетельствовать свое почтение князю Нобунаге. Так что собирайся.Мицухидэ быстро поднялся с места и сам тоже стал одеваться. Казалось, ему не терпится совершить задуманное из опасения, что решимость может его покинуть.Масатака медлил и выглядел озабоченным.— Господин, нынче вечером, когда я спросил, что вы собираетесь делать, я как раз думал о том, что вы отправитесь в крепость попрощаться с князем Нобунагой. Помните, когда вы прочли приказ его светлости, вы сами сказали, что мы уедем, не засвидетельствовав почтения ни князю Нобунаге, ни князю Иэясу. А сейчас все оруженосцы и слуги заняты чисткой кухни и сборами в дорогу. Могу ли я попросить вас немного обождать?— Нет-нет. Мне не нужны никакие оруженосцы. Хватит тебя одного. Приведи мне коня.Мицухидэ направился к выходу. В помещениях, через которые он проходил, ему не попался на глаза ни один из его приверженцев. Лишь двое или трое мальчиков поплелись следом. Но во дворе он увидел своих людей, стоявших небольшими группками и явно что-то заинтересованно обсуждавших. Что ж, это было совершенно естественно. Приверженцы клана Акэти были обижены и встревожены тем, что их внезапно отстранили от участия в подготовке пира.Сокрушенно покачивая головами и вздыхая, они выражали разочарование и досаду, в глазах у них стояли слезы. Их страх перед Нобунагой, а может быть, и ненависть к нему, возникшие в ходе кампании в Каи, сейчас, после утреннего происшествия, вспыхнули с новой силой.Тогда в Каи, в ставке Суве, Мицухидэ был на глазах у всех жестоко оскорблен и унижен, и его приверженцы, конечно, об этом знали. Так почему же Нобунага продолжает с таким упорством измываться над их князем?Но сегодняшнее оскорбление было особенно нестерпимым: ведь о нем станет известно всем гостям — и князю Иэясу вместе с его приближенными, и знати из Киото, и военачальникам клана Ода, равным по рангу Мицухидэ. Сегодняшний позор был равнозначен бесчестью в глазах всего японского народа.Подобное унижение, да еще прилюдное, не способен вынести ни один самурай от рождения.— Ваш конь, мой господин, — сказал Масатака.В это время у ворот спешился какой-то всадник. Он оказался гонцом от Нобунаги.— Князь Мицухидэ, вы нас уже покидаете? — осведомился он.— Нет еще. Я думаю заехать в крепость, чтобы засвидетельствовать его светлости и князю Иэясу свое почтение, а уж потом уеду.— Князь Нобунага как раз опасается, что вам именно так и вздумается поступить. Он послал меня сообщить вам, что при нынешней спешке вам не следует заезжать в крепость.— Что? Еще одно распоряжение? — осведомился Мицухидэ. Затем немедленно прошел в свои апартаменты, сел и с подобающим вниманием выслушал новое изъявление княжеской воли, которое зачитал ему гонец.— «Приказ об отстранении тебя от исполнения прежних обязанностей и немедленном отъезде остается в силе, но относительно твоих действий во главе войска в западных провинциях даю дополнительные указания. Войску Акэти надлежит совершить марш из Тадзимы в Инабу. Можешь вообще вторгнуться в провинцию, находящуюся под властью Мори Тэрумото. Проявляй осмотрительность, но и не особенно мешкай. Ты должен сразу же вернуться в Тамбу, перегруппировать войско и прикрывать Хидэёси с фланга вдоль дороги, ведущей в Санъин. Сам я вскоре выступлю на запад ему на подмогу — буду прикрывать его с тыла. Не трать время впустую и постарайся не упустить эту стратегически выгодную возможность».Мицухидэ, низко поклонившись, заявил, что выполнит этот приказ надлежащим образом. Затем, возможно почувствовав, что проявил чрезмерную угодливость, он сел и, в упор глядя на гонца, сказал:— Скажи его светлости… все, что сочтешь нужным.Мицухидэ проводил гонца до двери и подождал, пока тот тронется в путь. Ветер, продувавший все здание насквозь, усугублял его горестные чувства.«Еще совсем недавно, какую-нибудь пару лет назад, князь никогда не отпускал меня, предварительно не попрощавшись; он ждал меня к себе даже глубокой ночью. Сколько раз он говорил: „Зайди на чашку чая, а если уезжаешь на рассвете, то постарайся прийти ко мне до зари“. За что же он меня теперь так презирает и ненавидит? Нарочно прислал гонца, чтобы я ненароком не явился к нему попрощаться! Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай…» — то и дело одергивал он себя.Но чем больше старался отвлечься от своих ужасных мыслей, тем глубже погружался в отчаяние. И вновь пускался в мысленный диалог с князем. Слова, звучавшие в этом диалоге, были подобны пузырькам, всплывающим из несвежей воды.— А зачем здесь эти цветы? Их нужно выбросить тоже!Мицухидэ подошел к стоявшей в алькове большой вазе с искусно подобранным букетом и вынес ее на веранду. Руки у него тряслись, и вода из вазы расплескалась, оставляя на полу длинную дорожку.— Все, хватит! Уезжаем отсюда! Все готовы? — крикнул Мицухидэ своим сподвижникам.Он поднял вазу вверх и со всей силы бросил на широкую каменную ступеньку. Ваза разлетелась вдребезги, вода забрызгала лицо и одежду Мицухидэ. Тогда он воздел свое мокрое лицо к небесам и горько расхохотался, — казалось, напряжение, владевшее им, наконец удалось избыть. Однако никто из присутствующих не засмеялся.Был поздний вечер, с гор спустился туман, но воздух по-прежнему оставался горячим и душным. Приверженцы Мицухидэ завершили приготовления к отъезду и выстроились рядами у ворот. Лошади ржали, видимо так изъявляя свое нетерпение.— Дождевые накидки взяли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146