Он уверял себя, что нынешняя слабость является прямым следствием трехлетнего пребывания в северных провинциях. Тем самым он пытался скрыть от себя горькую истину: чем старше он становился, тем сильней было подвержено недугам его некогда могучее тело. Кацутоси, как ему было велено, тер спину Кацуиэ все сильнее и сильнее — и вот на коже выступили густые капли крови.Прибыло двое гонцов. Один из них был приверженцем Хидэёси, другой — приверженцем Нобутаки. У каждого было письмо от своего господина, и Кацуиэ получил письма одновременно.Хидэёси и Нобутака, избравшие общим местопребыванием храм Мии в Оцу, написали Кацуиэ каждый от себя. Письма были датированы четырнадцатым числом. Письмо Хидэёси гласило:
«Сегодня мне довелось лицезреть отсеченную голову мятежного Акэти Мицухидэ. Итак, заупокойная служба по нашему отошедшему в мир иной князю закончилась надлежащим образом. Нам хочется поскорее оповестить об этом приверженцев клана Ода, находящихся в северных провинциях, и предоставить им подробный отчет о происшедшем. Едва ли стоит упоминать, каким невыразимым горем для нас была гибель его светлости князя Оды Нобунаги. Поэтому голова мятежного военачальника была выставлена на всеобщее обозрение, а воины восставшего клана — перебиты до последнего. Все это произошло в течение одиннадцати дней после гибели его светлости. Мы не похваляемся одержанной победой, но выражаем уверенность, что душа нашего господина в ином мире порадуется тому, чего нам удалось добиться».
В письме Хидэёси речь шла и о том, что окончательный исход разыгравшейся трагедии представляет собой повод для всеобщего ликования, однако Кацуиэ был последним, кому хотелось ликовать от таких известий. Напротив, он еще не кончил читать письмо, а на лице у него появилось выражение несогласия. Хотя в ответном послании он, разумеется, написал, что счастлив победе, одержанной Хидэёси. И в свою очередь подчеркнул, что его войско успело дойти до Янагасэ.Сильно расстроившись тем, что он узнал из писем и от гонцов, Кацуиэ растерялся, не зная, каким должен быть следующий шаг. Когда гонцы отправились обратно, Кацуиэ призвал к себе нескольких быстроногих юношей и послал их из Оцу в Киото, чтобы разузнать, как на самом деле обстоят дела в столице и ее окрестностях. Он решил сейчас оставаться на месте и ничего не предпринимать до тех пор, пока не получит полную картину происходящего.«Есть ли какая-нибудь возможность усомниться в истинности полученных посланий?» — таким вопросом задался Кацуиэ.Он был потрясен даже в большей степени, чем когда ему довелось узнать о гибели Нобунаги.Если кому-то и впрямь удалось сокрушить войско Мицухидэ в ходе «заупокойной службы по его светлости», опередив Кацуиэ, такими полководцами могли оказаться разве что Нобутака, или Нива Нагахидэ, или кто-нибудь из старших соратников клана Ода, живущих в столице, причем им наверняка пришлось действовать в союзе с Токугавой Иэясу, который все это время провел в Сакаи. Но в этом случае война затянулась бы надолго и не закончилась бы за один день. В клане Ода не было человека более высокопоставленного, чем Сибата Кацуиэ, и он осознавал, что, поспей он на место своевременно, все глядели бы на него снизу вверх и без всяких споров признали главнокомандующим в смертельной схватке с кланом Акэти. Так оно и вышло бы естественным образом.Кацуиэ никогда не относился к Хидэёси с пренебрежением, которого тот на первый взгляд заслуживал. Напротив, он хорошо знал Хидэёси и высоко оценивал его способности. Тем не менее для него оставалось загадкой, каким образом Хидэёси удалось возвратиться из западных провинций с такой быстротой.На следующий день Кацуиэ распорядился обнести свой лагерь временными укреплениями. Он выставил заставы на дорогах, всех путников, идущих из столицы, его воины останавливали и тщательно допрашивали.Каждую крупицу новостей, которую удавалось получить, немедленно передавали в ставку по цепочке. Исходя из полученных сведений, не оставалось сомнений в том, что клан Акэти уничтожен, а крепость Сакамото пала. Более того, по рассказам некоторых путников, на протяжении двух дней они видели пламя и черный дым над Адзути и его окрестностями, а кое-кто рассказывал, что князь Хидэёси послал часть своего войска в Нагахаму.На следующий день на душе у Кацуиэ было так же тревожно, как и накануне. Он все еще не понимал, каким должен быть следующий шаг. Кроме того, он испытывал чувство стыда. Издалека, из северных провинций, привел он свое войско, и мысль о том, что Хидэёси ухитрился опередить его, была невыносима.Что ему надлежало делать? Естественная обязанность первого из старших соратников клана Ода состояла в том, чтобы напасть на Акэти и уничтожить их, но эту миссию успел выполнить Хидэёси. Так что же в сложившихся обстоятельствах могло стать главным и срочным делом для Сибаты? Что следовало совершить с учетом того, что Хидэёси только что доказал свое полное превосходство?Мысль о Хидэёси не давала Кацуиэ покоя, становилась все неотвязней. Начав с легкой неприязни не без привкуса зависти, он постепенно проникся к удачливому сопернику настоящей ненавистью. Призвав приближенных, он провел совет, затянувшийся глубоко за полночь. Речь на совете шла только о том, что волновало обескураженного полководца. На следующее утро гонцы и тайные посланцы понеслись из ставки во все стороны. Проникнутое особо дружескими чувствами личное послание Сибаты Кацуиэ было адресовано Такигаве Кадзумасу.Хотя с гонцом, прибывшим от Нобутаки, сыну Нобунаги уже было отослано ответное письмо, Кацуиэ написал и отправил ему еще одно. Передать письмо должен был старший соратник самого Сибаты, вместе с которым в путь отправились двое умных и высокопоставленных людей. Тем подчеркивалась исключительная важность миссии.Что касается остальных высокородных представителей клана, то им было разослано свыше двадцати писем. Двое писцов потратили полдня, чтобы переписать их с образцов, надиктованных Кацуиэ. Суть разосланных писем заключалась в том, что их получателям надлежит собраться в Киёсу в первый день седьмого месяца с тем, чтобы обсудить важные дела: кто именно будет провозглашен наследником и правопреемником Нобунаги и каким образом следует разделить земли поверженного клана Акэти.Созывая всех на совет, Кацуиэ тем в какой-то мере подтверждал свое былое положение первого из старших соратников клана. И впрямь, едва ли кто-нибудь посмел помыслить, что такие важные вопросы можно решить без его участия и не под его руководством. Решив, что созыв совета может оказаться ключом к заветной двери, Кацуиэ оставил нынешнюю ставку и отправился в крепость Киёсу в провинции Овари.По дороге из рассказов путников, из донесений собственных лазутчиков он узнал, что многие из оставшихся в живых приверженцев клана Ода по своей воле устремились к Киёсу, еще не успев получить от него соответствующего послания. Там уже обосновался Самбоси, внук Нобунаги, сын его старшего — также павшего от рук восставших — сына Нобутады, и благодаря этому многие считали естественным то, что центром клана Ода будет отныне Киёсу. Осторожный Кацуиэ заподозрил, что последние события представляют собой новый хитроумный ход Хидэёси, имеющий целью лишить его, Кацуиэ, права быть председательствующим на предстоящем совете. Это было похоже на Хидэёси.
Изо дня в день в крепости Киёсу разыгрывалось роскошное действо — прибытие к крепостным воротам все новых и новых разодетых всадников.Отчий край Нобунаги, провинция, управляя которой он начал дело своей жизни, его первая крепость — именно здесь и должен был состояться совет, на котором предстояло обсудить и уладить дела клана.Постороннему наблюдателю могло показаться, будто оставшиеся в живых вассалы клана Ода собираются только затем, чтобы выказать уважение юному Самбоси. Никто и не заикался о том, что прибыл сюда по призыву Сибаты Кацуиэ или по приглашению Хидэёси.Но каждый прекрасно знал, что скоро в крепости начнется совет. Ни для кого не было тайной, о чем пойдет речь на совете. Местные жители не знали только одного: дня и часа начала совета. Никто из вассалов не спешил после приема у Самбоси уехать восвояси. Каждый прибыл с изрядной свитой, состоящей из вооруженных воинов, и разместил их в крепостном городе.От наплыва гостей, резко увеличившего население небольшого городка, и по причине летней жары в Киёсу стало шумно, на улицах и в домах царил беспорядок. Лошади мчались по улицам, чуть ли не сталкиваясь; слуги и челядинцы разных господ постоянно дрались; то там, то здесь вспыхивали небольшие пожары — скучать никому не приходилось.К концу месяца прибыли оба оставшихся в живых сына Нобунаги, Нобутака и Нобуо, а также все его бывшие военачальники, включая Сибату Кацуиэ и Хидэёси.Только от Такигавы Кадзумасу не было ни слуху ни духу. Его неявка стала предметом острых и насмешливых разговоров простонародья:— Такигава с благодарностью принимал все должности, которые предлагал ему князь Нобунага, пока был жив. Он был даже назначен наместником всей восточной Японии. Почему он не торопится принять участие в решении столь важного вопроса? Это с его стороны постыдно.Другие говорили с еще большей откровенностью и злобой:— Такигава — мастер строить козни, его верность клану не бесспорна. Вот почему он никуда не торопится.Так говорили едва ли не в каждом постоялом дворе.Но не только о Такигаве судили и рядили горожане и гости города. Многие осуждали также Кацуиэ за его опоздание к сражению с Мицухидэ. Причем так говорили представители многих кланов, съехавшиеся сейчас в Киёсу. Разумеется, приверженцы Хидэёси быстро донесли до него эти речи.— Вот как? Значит, об этом поговаривают? Конечно, поскольку речь идет об осуждении Кацуиэ, никто не заподозрит его самого в том, что он намеренно пускает молву, и все же, на мой взгляд, это выглядит попыткой с его стороны посеять рознь меж нами до открытия совета, попыткой обозначить неизбежное противостояние. Ладно, пусть и дальше пускается на маленькие хитрости. Такигава все равно на его стороне, так что не будем мешать.Перед открытием совета каждый из предполагаемых участников волей-неволей задумывался о собственном будущем и пытался предугадать замыслы соперников. То там, то здесь заключались (или подразумевались) временные союзы, обострялись и сглаживались былые противоречия, распускались ложные слухи, покупались и втридорога продавались голоса, вносились раздоры в стан противников, предпринималось многое другое в том же роде.Особое подозрение у Хидэёси и его сторонников вызывали тесные взаимоотношения между Сибатой Кацуиэ и Нобутакой. Первый был наиболее высокопоставленным членом клана, второй — одним из оставшихся в живых сыновей Нобунаги. Их взаимная приязнь выходила далеко за рамки служебных отношений, и это ни для кого не было тайной.Согласно общему мнению, Кацуиэ намеревался лишить законных прав старшего из оставшихся в живых сыновей Нобунаги — Нобутаку. Но никто не сомневался, что Нобуо от своих законных прав не откажется. Таким образом, двое братьев противостояли друг другу.Всем было ясно, что преемником Нобунаги провозгласят или Нобутаку, или Нобуо, младших братьев Нобутады, который пал в сражении во дворце Нидзё одновременно с отцом. Вопрос о том, на чью сторону в споре двоих братьев встать, тревожил многих.Нобуо и Нобутака. Оба родились в первом месяце первого года Эйроку, обоим было по двадцать четыре года. На первый взгляд может показаться странным, что двоих братьев, рождённых в один и тот же год и месяц, называют старшим и младшим; дело заключалось в том, что они были сводными, их произвели на свет разные матери. Хотя Нобуо считали старшим братом, а Нобутаку — младшим, на деле второй был на двадцать дней старше первого. Было бы естественно считать Нобутаку старшим, а Нобуо — младшим, однако мать Нобутаки была родом из маленького захудалого клана, и по этой причине его объявили третьим сыном Нобунаги, тогда как Нобуо торжественно провозгласили вторым.Двое молодых людей, двое ровесников, которых все называли братьями, не ощущали себя одной плотью и кровью, подлинная близость между ними отсутствовала. Нобуо был человеком вялым и нерешительным. Единственным сильным чувством, которое он питал, была постоянная неприязнь к Нобутаке, которого он, уступая ему во всех отношениях, презрительно именовал «младшим братом».Если отвлечься от личных интересов и расчетов участников предстоящего совета, то, сравнив двоих братьев, нельзя было не признать, что на роль наследника и правопреемника Нобунаги более подходил Нобутака. На поле боя он зарекомендовал себя более искусным военачальником, чем Нобуо, в его речах и поступках сквозило подобающее истинному вождю властолюбие, а главное — начисто отсутствовал присущий брату порок — нерешительность.Можно было посчитать естественным то, что Нобутака внезапно начал вести себя дерзко и высокомерно, а прибыв в лагерь Хидэёси под Ямадзаки, внешним видом и словами принялся показывать, что считает себя главой клана. Он был преисполнен решимости взять на себя всю полноту ответственности за судьбу клана Ода. Бесспорным — хотя и косвенным — доказательством этого стало то, что после сражения под Ямадзаки он вступил в открытое противостояние с Хидэёси.Что касается Нобуо, пришедшего в смятение во время мятежа клана Акэти и позволившего своему войску сжечь Адзути, то в разговоре о нем Нобутака не стеснялся в выборе выражений:— Если вслед за преступлением должно назначаться наказание, то первый, кого следует подвергнуть такой каре, — мой братец. Единственное его оправдание в том, что он полный дурак.Хотя такие слова Нобутака позволял себе только в тесном кругу, напряжение в Киёсу нарастало час за часом. Было ясно, что кто-нибудь непременно передаст эту насмешку Нобуо. Возникло положение, в котором подвергались серьезному испытанию самые глубинные человеческие чувства и родственные узы.Открытие совета, первоначально назначенное на двадцать седьмое, изо дня в день откладывали: всем хотелось дождаться прибытия Такигавы Кадзумасу, а тот все медлил и медлил. Но вот первого числа седьмого месяца до сведения участников предстоящего совета, съехавшихся в Киёсу, было доведено следующее:«Завтра, во второй половине часа Дракона, всем надлежит прибыть в крепость, чтобы в ходе совета определить, кто станет отныне правителем страны. Председателем совета будет Сибата Кацуиэ».Нобутака предоставил Кацуиэ почетное право председательствовать на совете, тогда как Кацуиэ пообещал Нобутаке употребить свое влияние, чтобы обеспечить его победу, и оба заранее принялись похваляться тем, что совет пройдет под их диктовку. Более того, едва совет открылся, как многие из присутствующих недвусмысленно выказали им поддержку.В крепости Киёсу в этот день раскрыли все двери и окна, потому что солнце продолжало нещадно палить, и духота в закрытом помещении, где собралось столько народу, была невыносимой. Но двери и окна распахнули не только для того, чтобы создать сквознячок. Тем была достигнута еще одна цель: оказались затруднены приватные переговоры между собравшимися, все были у всех на виду. Стража в этот день состояла целиком из приверженцев Сибаты Кацуиэ.В час Змеи важные господа заняли места в главном зале.Расселись они таким образом: Кацуиэ и Такигава сидели справа лицом к Хидэёси и Ниве, сидящим слева. За ними сидели приверженцы менее высокого ранга — такие, как Сёню, Хосокава, Цуцуи, Гамо и Хатия. Впереди всех на почетных местах восседали Нобутака и Нобуо. Чуть в сторонке от них сидел Хасэгава Тамба, держа на коленях маленького мальчика.Это, разумеется, был Самбоси.Подле них скромно расположился Маэда Гэни — приверженец Нобутады, которому тот передал свою последнюю волю незадолго до гибели в битве во дворце Нидзё. Скромность Маэды во многом объяснялась тем, что он считал для себя постыдным остаться единственным уцелевшим участником роковой схватки.Самбоси было всего два годика, он ерзал на коленях у наставника. Глядя на такое количество собравшихся господ, он то и дело норовил заплакать, сучил ручками, потом вдруг ухватил Тамбу за подбородок и встал у него на коленях.Гэни пришел на помощь растерявшемуся Тамбе и попытался развлечь малыша, но тот, перегнувшись через плечо Тамбы, внезапно ухватил Гэни за ухо. Гэни не посмел отпрянуть, и только присутствующая тут нянюшка, протянув малышу сложенного из бумаги журавля, отвлекла его и вызволила ухо княжеского приверженца.Собравшиеся стали свидетелями забавного происшествия. Все пристально посмотрели на невинное дитя, которое обстоятельства заставили томиться в душном зале. Одни посмотрели на него с улыбкой, другие — с трудом сдерживая слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
«Сегодня мне довелось лицезреть отсеченную голову мятежного Акэти Мицухидэ. Итак, заупокойная служба по нашему отошедшему в мир иной князю закончилась надлежащим образом. Нам хочется поскорее оповестить об этом приверженцев клана Ода, находящихся в северных провинциях, и предоставить им подробный отчет о происшедшем. Едва ли стоит упоминать, каким невыразимым горем для нас была гибель его светлости князя Оды Нобунаги. Поэтому голова мятежного военачальника была выставлена на всеобщее обозрение, а воины восставшего клана — перебиты до последнего. Все это произошло в течение одиннадцати дней после гибели его светлости. Мы не похваляемся одержанной победой, но выражаем уверенность, что душа нашего господина в ином мире порадуется тому, чего нам удалось добиться».
В письме Хидэёси речь шла и о том, что окончательный исход разыгравшейся трагедии представляет собой повод для всеобщего ликования, однако Кацуиэ был последним, кому хотелось ликовать от таких известий. Напротив, он еще не кончил читать письмо, а на лице у него появилось выражение несогласия. Хотя в ответном послании он, разумеется, написал, что счастлив победе, одержанной Хидэёси. И в свою очередь подчеркнул, что его войско успело дойти до Янагасэ.Сильно расстроившись тем, что он узнал из писем и от гонцов, Кацуиэ растерялся, не зная, каким должен быть следующий шаг. Когда гонцы отправились обратно, Кацуиэ призвал к себе нескольких быстроногих юношей и послал их из Оцу в Киото, чтобы разузнать, как на самом деле обстоят дела в столице и ее окрестностях. Он решил сейчас оставаться на месте и ничего не предпринимать до тех пор, пока не получит полную картину происходящего.«Есть ли какая-нибудь возможность усомниться в истинности полученных посланий?» — таким вопросом задался Кацуиэ.Он был потрясен даже в большей степени, чем когда ему довелось узнать о гибели Нобунаги.Если кому-то и впрямь удалось сокрушить войско Мицухидэ в ходе «заупокойной службы по его светлости», опередив Кацуиэ, такими полководцами могли оказаться разве что Нобутака, или Нива Нагахидэ, или кто-нибудь из старших соратников клана Ода, живущих в столице, причем им наверняка пришлось действовать в союзе с Токугавой Иэясу, который все это время провел в Сакаи. Но в этом случае война затянулась бы надолго и не закончилась бы за один день. В клане Ода не было человека более высокопоставленного, чем Сибата Кацуиэ, и он осознавал, что, поспей он на место своевременно, все глядели бы на него снизу вверх и без всяких споров признали главнокомандующим в смертельной схватке с кланом Акэти. Так оно и вышло бы естественным образом.Кацуиэ никогда не относился к Хидэёси с пренебрежением, которого тот на первый взгляд заслуживал. Напротив, он хорошо знал Хидэёси и высоко оценивал его способности. Тем не менее для него оставалось загадкой, каким образом Хидэёси удалось возвратиться из западных провинций с такой быстротой.На следующий день Кацуиэ распорядился обнести свой лагерь временными укреплениями. Он выставил заставы на дорогах, всех путников, идущих из столицы, его воины останавливали и тщательно допрашивали.Каждую крупицу новостей, которую удавалось получить, немедленно передавали в ставку по цепочке. Исходя из полученных сведений, не оставалось сомнений в том, что клан Акэти уничтожен, а крепость Сакамото пала. Более того, по рассказам некоторых путников, на протяжении двух дней они видели пламя и черный дым над Адзути и его окрестностями, а кое-кто рассказывал, что князь Хидэёси послал часть своего войска в Нагахаму.На следующий день на душе у Кацуиэ было так же тревожно, как и накануне. Он все еще не понимал, каким должен быть следующий шаг. Кроме того, он испытывал чувство стыда. Издалека, из северных провинций, привел он свое войско, и мысль о том, что Хидэёси ухитрился опередить его, была невыносима.Что ему надлежало делать? Естественная обязанность первого из старших соратников клана Ода состояла в том, чтобы напасть на Акэти и уничтожить их, но эту миссию успел выполнить Хидэёси. Так что же в сложившихся обстоятельствах могло стать главным и срочным делом для Сибаты? Что следовало совершить с учетом того, что Хидэёси только что доказал свое полное превосходство?Мысль о Хидэёси не давала Кацуиэ покоя, становилась все неотвязней. Начав с легкой неприязни не без привкуса зависти, он постепенно проникся к удачливому сопернику настоящей ненавистью. Призвав приближенных, он провел совет, затянувшийся глубоко за полночь. Речь на совете шла только о том, что волновало обескураженного полководца. На следующее утро гонцы и тайные посланцы понеслись из ставки во все стороны. Проникнутое особо дружескими чувствами личное послание Сибаты Кацуиэ было адресовано Такигаве Кадзумасу.Хотя с гонцом, прибывшим от Нобутаки, сыну Нобунаги уже было отослано ответное письмо, Кацуиэ написал и отправил ему еще одно. Передать письмо должен был старший соратник самого Сибаты, вместе с которым в путь отправились двое умных и высокопоставленных людей. Тем подчеркивалась исключительная важность миссии.Что касается остальных высокородных представителей клана, то им было разослано свыше двадцати писем. Двое писцов потратили полдня, чтобы переписать их с образцов, надиктованных Кацуиэ. Суть разосланных писем заключалась в том, что их получателям надлежит собраться в Киёсу в первый день седьмого месяца с тем, чтобы обсудить важные дела: кто именно будет провозглашен наследником и правопреемником Нобунаги и каким образом следует разделить земли поверженного клана Акэти.Созывая всех на совет, Кацуиэ тем в какой-то мере подтверждал свое былое положение первого из старших соратников клана. И впрямь, едва ли кто-нибудь посмел помыслить, что такие важные вопросы можно решить без его участия и не под его руководством. Решив, что созыв совета может оказаться ключом к заветной двери, Кацуиэ оставил нынешнюю ставку и отправился в крепость Киёсу в провинции Овари.По дороге из рассказов путников, из донесений собственных лазутчиков он узнал, что многие из оставшихся в живых приверженцев клана Ода по своей воле устремились к Киёсу, еще не успев получить от него соответствующего послания. Там уже обосновался Самбоси, внук Нобунаги, сын его старшего — также павшего от рук восставших — сына Нобутады, и благодаря этому многие считали естественным то, что центром клана Ода будет отныне Киёсу. Осторожный Кацуиэ заподозрил, что последние события представляют собой новый хитроумный ход Хидэёси, имеющий целью лишить его, Кацуиэ, права быть председательствующим на предстоящем совете. Это было похоже на Хидэёси.
Изо дня в день в крепости Киёсу разыгрывалось роскошное действо — прибытие к крепостным воротам все новых и новых разодетых всадников.Отчий край Нобунаги, провинция, управляя которой он начал дело своей жизни, его первая крепость — именно здесь и должен был состояться совет, на котором предстояло обсудить и уладить дела клана.Постороннему наблюдателю могло показаться, будто оставшиеся в живых вассалы клана Ода собираются только затем, чтобы выказать уважение юному Самбоси. Никто и не заикался о том, что прибыл сюда по призыву Сибаты Кацуиэ или по приглашению Хидэёси.Но каждый прекрасно знал, что скоро в крепости начнется совет. Ни для кого не было тайной, о чем пойдет речь на совете. Местные жители не знали только одного: дня и часа начала совета. Никто из вассалов не спешил после приема у Самбоси уехать восвояси. Каждый прибыл с изрядной свитой, состоящей из вооруженных воинов, и разместил их в крепостном городе.От наплыва гостей, резко увеличившего население небольшого городка, и по причине летней жары в Киёсу стало шумно, на улицах и в домах царил беспорядок. Лошади мчались по улицам, чуть ли не сталкиваясь; слуги и челядинцы разных господ постоянно дрались; то там, то здесь вспыхивали небольшие пожары — скучать никому не приходилось.К концу месяца прибыли оба оставшихся в живых сына Нобунаги, Нобутака и Нобуо, а также все его бывшие военачальники, включая Сибату Кацуиэ и Хидэёси.Только от Такигавы Кадзумасу не было ни слуху ни духу. Его неявка стала предметом острых и насмешливых разговоров простонародья:— Такигава с благодарностью принимал все должности, которые предлагал ему князь Нобунага, пока был жив. Он был даже назначен наместником всей восточной Японии. Почему он не торопится принять участие в решении столь важного вопроса? Это с его стороны постыдно.Другие говорили с еще большей откровенностью и злобой:— Такигава — мастер строить козни, его верность клану не бесспорна. Вот почему он никуда не торопится.Так говорили едва ли не в каждом постоялом дворе.Но не только о Такигаве судили и рядили горожане и гости города. Многие осуждали также Кацуиэ за его опоздание к сражению с Мицухидэ. Причем так говорили представители многих кланов, съехавшиеся сейчас в Киёсу. Разумеется, приверженцы Хидэёси быстро донесли до него эти речи.— Вот как? Значит, об этом поговаривают? Конечно, поскольку речь идет об осуждении Кацуиэ, никто не заподозрит его самого в том, что он намеренно пускает молву, и все же, на мой взгляд, это выглядит попыткой с его стороны посеять рознь меж нами до открытия совета, попыткой обозначить неизбежное противостояние. Ладно, пусть и дальше пускается на маленькие хитрости. Такигава все равно на его стороне, так что не будем мешать.Перед открытием совета каждый из предполагаемых участников волей-неволей задумывался о собственном будущем и пытался предугадать замыслы соперников. То там, то здесь заключались (или подразумевались) временные союзы, обострялись и сглаживались былые противоречия, распускались ложные слухи, покупались и втридорога продавались голоса, вносились раздоры в стан противников, предпринималось многое другое в том же роде.Особое подозрение у Хидэёси и его сторонников вызывали тесные взаимоотношения между Сибатой Кацуиэ и Нобутакой. Первый был наиболее высокопоставленным членом клана, второй — одним из оставшихся в живых сыновей Нобунаги. Их взаимная приязнь выходила далеко за рамки служебных отношений, и это ни для кого не было тайной.Согласно общему мнению, Кацуиэ намеревался лишить законных прав старшего из оставшихся в живых сыновей Нобунаги — Нобутаку. Но никто не сомневался, что Нобуо от своих законных прав не откажется. Таким образом, двое братьев противостояли друг другу.Всем было ясно, что преемником Нобунаги провозгласят или Нобутаку, или Нобуо, младших братьев Нобутады, который пал в сражении во дворце Нидзё одновременно с отцом. Вопрос о том, на чью сторону в споре двоих братьев встать, тревожил многих.Нобуо и Нобутака. Оба родились в первом месяце первого года Эйроку, обоим было по двадцать четыре года. На первый взгляд может показаться странным, что двоих братьев, рождённых в один и тот же год и месяц, называют старшим и младшим; дело заключалось в том, что они были сводными, их произвели на свет разные матери. Хотя Нобуо считали старшим братом, а Нобутаку — младшим, на деле второй был на двадцать дней старше первого. Было бы естественно считать Нобутаку старшим, а Нобуо — младшим, однако мать Нобутаки была родом из маленького захудалого клана, и по этой причине его объявили третьим сыном Нобунаги, тогда как Нобуо торжественно провозгласили вторым.Двое молодых людей, двое ровесников, которых все называли братьями, не ощущали себя одной плотью и кровью, подлинная близость между ними отсутствовала. Нобуо был человеком вялым и нерешительным. Единственным сильным чувством, которое он питал, была постоянная неприязнь к Нобутаке, которого он, уступая ему во всех отношениях, презрительно именовал «младшим братом».Если отвлечься от личных интересов и расчетов участников предстоящего совета, то, сравнив двоих братьев, нельзя было не признать, что на роль наследника и правопреемника Нобунаги более подходил Нобутака. На поле боя он зарекомендовал себя более искусным военачальником, чем Нобуо, в его речах и поступках сквозило подобающее истинному вождю властолюбие, а главное — начисто отсутствовал присущий брату порок — нерешительность.Можно было посчитать естественным то, что Нобутака внезапно начал вести себя дерзко и высокомерно, а прибыв в лагерь Хидэёси под Ямадзаки, внешним видом и словами принялся показывать, что считает себя главой клана. Он был преисполнен решимости взять на себя всю полноту ответственности за судьбу клана Ода. Бесспорным — хотя и косвенным — доказательством этого стало то, что после сражения под Ямадзаки он вступил в открытое противостояние с Хидэёси.Что касается Нобуо, пришедшего в смятение во время мятежа клана Акэти и позволившего своему войску сжечь Адзути, то в разговоре о нем Нобутака не стеснялся в выборе выражений:— Если вслед за преступлением должно назначаться наказание, то первый, кого следует подвергнуть такой каре, — мой братец. Единственное его оправдание в том, что он полный дурак.Хотя такие слова Нобутака позволял себе только в тесном кругу, напряжение в Киёсу нарастало час за часом. Было ясно, что кто-нибудь непременно передаст эту насмешку Нобуо. Возникло положение, в котором подвергались серьезному испытанию самые глубинные человеческие чувства и родственные узы.Открытие совета, первоначально назначенное на двадцать седьмое, изо дня в день откладывали: всем хотелось дождаться прибытия Такигавы Кадзумасу, а тот все медлил и медлил. Но вот первого числа седьмого месяца до сведения участников предстоящего совета, съехавшихся в Киёсу, было доведено следующее:«Завтра, во второй половине часа Дракона, всем надлежит прибыть в крепость, чтобы в ходе совета определить, кто станет отныне правителем страны. Председателем совета будет Сибата Кацуиэ».Нобутака предоставил Кацуиэ почетное право председательствовать на совете, тогда как Кацуиэ пообещал Нобутаке употребить свое влияние, чтобы обеспечить его победу, и оба заранее принялись похваляться тем, что совет пройдет под их диктовку. Более того, едва совет открылся, как многие из присутствующих недвусмысленно выказали им поддержку.В крепости Киёсу в этот день раскрыли все двери и окна, потому что солнце продолжало нещадно палить, и духота в закрытом помещении, где собралось столько народу, была невыносимой. Но двери и окна распахнули не только для того, чтобы создать сквознячок. Тем была достигнута еще одна цель: оказались затруднены приватные переговоры между собравшимися, все были у всех на виду. Стража в этот день состояла целиком из приверженцев Сибаты Кацуиэ.В час Змеи важные господа заняли места в главном зале.Расселись они таким образом: Кацуиэ и Такигава сидели справа лицом к Хидэёси и Ниве, сидящим слева. За ними сидели приверженцы менее высокого ранга — такие, как Сёню, Хосокава, Цуцуи, Гамо и Хатия. Впереди всех на почетных местах восседали Нобутака и Нобуо. Чуть в сторонке от них сидел Хасэгава Тамба, держа на коленях маленького мальчика.Это, разумеется, был Самбоси.Подле них скромно расположился Маэда Гэни — приверженец Нобутады, которому тот передал свою последнюю волю незадолго до гибели в битве во дворце Нидзё. Скромность Маэды во многом объяснялась тем, что он считал для себя постыдным остаться единственным уцелевшим участником роковой схватки.Самбоси было всего два годика, он ерзал на коленях у наставника. Глядя на такое количество собравшихся господ, он то и дело норовил заплакать, сучил ручками, потом вдруг ухватил Тамбу за подбородок и встал у него на коленях.Гэни пришел на помощь растерявшемуся Тамбе и попытался развлечь малыша, но тот, перегнувшись через плечо Тамбы, внезапно ухватил Гэни за ухо. Гэни не посмел отпрянуть, и только присутствующая тут нянюшка, протянув малышу сложенного из бумаги журавля, отвлекла его и вызволила ухо княжеского приверженца.Собравшиеся стали свидетелями забавного происшествия. Все пристально посмотрели на невинное дитя, которое обстоятельства заставили томиться в душном зале. Одни посмотрели на него с улыбкой, другие — с трудом сдерживая слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146