Придется тебе стать первой жертвой в сегодняшней битве.Ситинаи отпустил Хиёси и размахнулся, чтобы ударить его, но юноша успел отскочить. Двое воинов схватили Хиёси и заломили ему руки за спину.— Не сходите с ума! Сначала выслушайте меня! Я проболтался, но выслушайте! Я был у приверженцев князя Досана!Новость немного успокоила людей, но не рассеяла их сомнений.— Выкладывай, кто они такие.— Дом Акэти Мицуясу. Поймал меня не сам господин Акэти, а его племянник Мицухидэ.— А, он живет у дяди, — пробормотал один из воинов.Хиёси обвел взглядом весь отряд:— Господин Мицухидэ хочет встретиться с нашим предводителем. Он пришел вместе со мной и ждет у храма. Господин Ситинаи, не соизволите ли побеседовать с ним?— Племянник Акэти Мицуясу пришел с тобой?— Да.— И ты обо всем рассказал Мицухидэ?— Он и сам догадался бы. Он — истинный гений.— Зачем он пришел?— Не знаю. Он велел мне привести его в храм.— И ты выполнил его приказ?— А что мне оставалось?Воины ловили каждое слово Хиёси и Ситинаи, затаив дыхание. Ситинаи возвестил о завершении разговора, громко щелкнув языком.— Так где этот Акэти Мицухидэ? — спросил он.Все заговорили наперебой, обсуждая предстоящую встречу. Идти в одиночку слишком опасно, кто-то должен сопровождать Ситинаи, а может, следует тайком окружить место встречи.— Люди клана Хатидзука! Я сам пришел к вам и хочу поговорить с господином Ситинаи! — послышался незнакомый голос.Все ошеломленно обернулись на голос. Мицухидэ, неслышно подкравшись к отряду, хладнокровно разглядывал воинов.Ситинаи смутился, но с важным видом шагнул навстречу пришельцу.— Вы Хатидзука Ситинаи? — спросил Мицухидэ.— Он самый. — Ситинаи гордо поднял голову.Он находился под защитой сообщников, к тому же не в обычае разбойников робеть перед самураем, состоящим на службе у князя или у более могущественной особы.У Мицухидэ было копье, но он смиренно поклонился и вежливо заговорил:— Весьма польщен встречей с вами. Много слышал о вас, равно как и о достопочтенном господине Короку. Я — Акэти Мицухидэ, сторонник князя Сайто Досана.Учтивость удивила Ситинаи.— Что вам угодно? — спросил он.— План действий на сегодняшнюю ночь.— Какой еще план? — с наигранным простодушием осведомился Ситинаи.— Речь идет о подробностях того, что я выведал у продавца иголок. Сегодняшний мятеж, — вероятно, правильней назвать его выступлением, — так вот, ваше выступление с военной точки зрения подготовлено скверно. Не могу поверить, что князь Досан разработал подобную операцию. Прошу вас немедленно отказаться от этой затеи.— Ни за что! — надменно воскликнул Ситинаи. — Все затевается не по моему приказу. Это распоряжение господина Короку, а действует он по просьбе князя Досана.— Нечто похожее я, увы, и предполагал, — спокойно возразил Мицухидэ. — Разумеется, вы не будете отвечать за отмену вылазки. Мой двоюродный брат Мицухару отправился в Сагияму, чтобы получить согласие князя Досана. Мицухару приедет сюда. Прошу ничего не предпринимать до его прибытия.Мицухидэ всегда и со всеми держался вежливо, что не умаляло ни его решительности, ни отваги. Подобная учтивость по-разному действует на людей, порой лишь раздражает собеседника или придает ему чрезмерную уверенность в собственных силах.«Вот еще! Жалкий юнец! Понахватался учености, а у самого молоко на губах не обсохло. Бормочет какие-то извинения», — думал Ситинаи. А вслух он произнес вот что:— Мы никого не собираемся ждать! Господин Мицухидэ, не лезьте в чужие дела. Вы — всего лишь приживал в дядюшкином доме.— Я не намерен обсуждать мое положение с вами. Я действую в интересах моего сюзерена.— В таком случае вы запаслись бы оружием и продовольствием, как мы, и с факелом в руках пошли бы в первых рядах на штурм Инабаямы.— Я бы так не поступил. Верность князю состоит в другом.— Любопытно!— Князь Ёситацу — наследник князя Досана. Верно? Князь Досан — наш господин, следовательно, и князь Ёситацу тоже наш господин.— Но они враждуют друг с другом.— Весьма прискорбно. Неужели отец и сын вправе идти друг на друга войной? Ни у птиц, ни у зверей такого не заведено. Люди не должны нарушать законы природы.— Не морочьте нам голову! Возвращайтесь домой, а мы уж как-нибудь справимся с грязной работой.— Не могу.— Почему?— Я не уйду, не дождавшись Мицухару.Ситинаи вдруг почувствовал решимость и силу в голосе молодого человека. Он посмотрел на острие копья, которое держал Мицухидэ.— Мицухидэ, ты здесь? — задыхаясь, спросил Мицухару.— Да. Какие вести из крепости?— Ничего утешительного. — Мицухару взял двоюродного брата за руку. — Князь Досан и слышать не хочет об отмене выступления. Мой отец поддержал его. Отец считает, что мы, младшие члены семьи, не должны быть в стороне от дела.— Неужели дядюшка не послушал тебя?— Он в ярости. Я готов пожертвовать жизнью, лишь бы остановить его от неверного шага. Положение отчаянное. Войска готовы к выступлению из Сагиямы. Я опасался, что город уже подожгли, поэтому мчался сюда сломя голову. Мицухидэ, что будем делать?— Значит, князь Досан намерен сжечь Инабаяму?— Ничего не поделаешь. Нам, кажется, остается исполнить свой долг и сложить голову за нашего повелителя.— Нет! Будь он трижды нашим господином и князем! Недостойно умирать за столь презренное дело. Воистину собачья смерть!— Но как нам поступить?— Если город не подожгут, войско вряд ли выступит из Сагиямы. Надо остановить поджигателей! — Мицухидэ преобразился. От учтивости не осталось и следа. Он обернулся к Ситинаи, держа копье наизготове.Люди Хатидзуки зажали братьев в кольцо.— Что ты надумал? — заорал Ситинаи на Мицухидэ. — Метишь в меня копьем! Сдурел, что ли? Копье у тебя никудышное!— Вы не ошиблись! — Голос Мицухидэ звучал твердо. — Ни один из вас отсюда не уйдет. Подумай немного и сам согласишься, что лучше отказаться от поджога по собственной воле. Тогда вы сможете вернуться в Хатидзуку. Мы оставим вас в живых, и я щедро награжу тебя за послушание. Согласен?— Шутишь?— Положение тяжелое. Дело может обернуться крушением клана Сайто. Я хочу предотвратить события, которые способны погубить обе крепости — и Инабаяму, и Сагияму.— Дурень! — злобно выкрикнул Ситинаи. — Молоко на губах не обсохло! И ты надеешься остановить нас? Одна попытка, и ты мертв!— Смерть меня не страшит. — Брови Мицухидэ изогнулись дугой, как у злого демона. — Мицухару, грядет смертный бой. Готов ли ты умереть со мной?— Конечно! Не беспокойся за меня!Мицухару обнажил длинный меч, и они с Мицухидэ встали спиной к спине, готовясь отразить нападение. Не теряя надежды на торжество здравого смысла, Мицухидэ обратился к Ситинаи:— Если ты боишься позора вернуться с пустыми руками в Хатидзуку, возьми меня в заложники! Я кое-чего стою! Я докажу господину Короку свою правоту, и он одобрит нас за то, что мы сумели избежать кровопролития.Слова, исполненные терпения и рассудительности, показались заговорщикам жалкой отговоркой.— Заткнись! Не слушайте его! Торопитесь! Условленное время истекает!Разбойники издали воинственный клич, и в мгновение ока братьев словно окружила волчья стая. На них обрушились мечи, алебарды и копья. Вопли и лязг оружия смешались с воем ветра.Обломки мечей разлетались во все стороны, мелькали окровавленные копья. Хиёси поспешно вскарабкался на дерево. Он прежде видел, как мужчины обнажают мечи, но впервые наблюдал настоящее сражение. Неужели Инабаяма погибнет в огне? Разгорится ли война между Досаном и Ёситацу? При виде смертельного боя Хиёси почувствовал небывалое волнение.Трое заговорщиков рухнули наземь, и люди Хатидзуки обратились в бегство.«Ага, удирают!» — подумал Хиёси. На всякий случай он не слезал с дерева. Это был, верно, каштан, потому что руки и шея у Хиёси оказались исколотыми. Орехи и ветви с треском падали на землю от бури. Хиёси презирал разбойников, хвастунов и трусов, банду которых с легкостью рассеяли двое смельчаков. В воздухе потянуло гарью. Хиёси раздвинул ветви. Люди Хатидзуки, убегая, поджигали все вокруг. Роща кое-где пылала, огнем было охвачено несколько домов за храмом Дзёдзайдзи.Хиёси, спрыгнув с дерева, помчался прочь, боясь, что заживо сгорит в роще. Из горящего леса он попал в горящий город. Языки пламени взмывали высоко в небо. Сейчас в багровых отсветах белые стены крепости Инабаяма казались ближе, чем днем. Красные тучи войны клубились над ними.— Война! — кричал Хиёси, мчась по улицам. — Война! Конец всему! Погибнут и Сагияма, и Инабаяма! На пепелище вырастет свежая трава. Никто не посмеет спалить молодую поросль!Он с разбегу врезался в толпы людей, высыпавших на улицу. Мимо промчалась лошадь без седока.На перекрестках толпились горожане, охваченные ужасом. В небывалом волнении Хиёси несся вперед, выкрикивая мрачные пророчества. Куда ему бежать? В Хатидзуку возвращаться нельзя. Он без сожаления прощался с тем, что казалось ему самым ненавистным, — со злыми людьми, с коварным князем, со смутой, со всем злом, которое обрушилось на провинцию Мино.Зиму он продрожал в тонком хлопковом кимоно, продавая иголки под холодным небом и бредя туда, куда несли ноги. На следующий, двадцать второй год правления Тэммон, когда повсюду зацвели персики, он все еще странствовал, крича: «Иголки! Иголки из столицы! Швейные иголки из столицы!»На окраине города Хамамацу он оказался в обычном для себя беззаботном настроении. У НОВОГО ХОЗЯИНА Мацусита Кахэй был сыном сельского самурая из провинции Энсю. Став сторонником клана Имагава в Суруге, он получал ежегодное жалованье в три тысячи канов. Он являлся комендантом крепости Дзудаяма и распорядителем станции у моста Магомэ. В те времена река Тэнрю распадалась на два рукава — Большую и Малую Тэнрю. Дом Мацуситы находился на берегу Большой Тэнрю, в нескольких сотнях дзё к востоку от Дзудаямы.Кахэй возвращался из соседнего замка Хикума, в котором встречались приверженцы Имагавы. Влиятельные люди провинции постоянно проводили такие встречи, чтобы укрепить власть и предотвратить вторжение соседних кланов Токугава, Ода и Такэда.Кахэй на скаку обернулся.— Нохатиро! — окликнул он одного из своих спутников.Тага Нохатиро, бородатый воин с длинным копьем, поспешил к господину. Они проезжали по дороге между Хикуманаватой и переправой Магомэ. Вдоль дороги тянулась аллея деревьев, а за ними простирались рисовые поля.— Не крестьянин, и на паломника не похож, — пробормотал Кахэй.Нохатиро, посмотрев в ту же сторону, что и его хозяин, увидел ярко-желтые цветы горчицы, зеленые всходы ячменя, затопленные водой рисовые поля. Но человека не заметил.— Что-нибудь подозрительное?— На тропе, возле рисового поля, какой-то человек идет, шагает, как цапля. Интересно, куда он направляется?Нохатиро разглядел путника, бредущего вдоль рисового поля.— Выясни, кто такой.Нохатиро поскакал по узкой тропе. В провинции существовал неписаный закон: не оставлять без внимания ничего, что казалось подозрительным. Живя в постоянном страхе за безопасность своих границ, местные правители особенно остерегались людей со стороны.— Утверждает, что он продавец иголок из Овари. Одет в белое хлопковое тряпье, порядочно перепачканное. Вот почему вам показалось, будто он похож на цаплю. Роста маленького, а лицом — вылитая обезьяна! — доложил Нохатиро.— Ха-ха-ха! Значит, не цапля и не ворона, а обезьяна!— И говорящая к тому же! Кого угодно заболтает. Я его допрашивал, а он все пытался вывернуть разговор наизнанку. Выспрашивал меня, кому я служу, а когда я назвал ваше имя, так он нагло поглядел в вашу сторону. Говорит, что остановился на постоялом дворе в Магомэ, а сейчас идет к пруду, собирать ракушек на ужин.Кахэй заметил, что Хиёси не пошел к пруду, а направился по дороге, обогнув остановившихся всадников.— Не показался он тебе подозрительным?— Вроде бы нет.Кахэй тронул поводья.— Не следует винить бедняков за дурные манеры. Поехали! — кивнул он своим спутникам.Они быстро нагнали Хиёси. Поравнявшись с ним, Кахэй испытующе посмотрел на юношу. Хиёси, уступив им дорогу, вежливо опустился на колени в тени деревьев. Их взгляды встретились.— Стойте! — Кахэй сдержал коня и, обернувшись к спутникам, приказал: — Приведите его сюда! — и вполголоса, обращаясь к самому себе, добавил: — Какой-то он чудной… ничего подобного прежде не видел.Нохатиро, расценив приказ как очередную причуду господина, подъехал к юноше:— Эй! Продавец иголок! Мой господин хочет поговорить с тобой. Следуй за мной!Кахэй сверху вниз посмотрел на Хиёси. Он не мог понять, что привлекает его в низкорослом неопрятном парне в грязных лохмотьях. Не сходство же с обезьяной. Он долго вглядывался в лицо Хиёси, но так и не сумел определить свои ощущения. Нечто расплывчатое, завораживающее взгляд. Ну конечно, глаза! Недаром их называют зеркалом души. В этом невзрачном человечке не было ничего примечательного, но взгляд его искрился смехом, непосредственностью и таил в себе… Что? Несокрушимую волю или знание чего-то неведомого?«Он по-своему обаятелен», — подумал Кахэй, чувствуя, что чудаковатый на вид юноша ему нравится. Кахэй не заметил под дорожной грязью красные, как петушиный гребень, уши Хиёси. Не сумел он проникнуть и в то, что в морщинах на лбу юноши, придававших ему старческий облик, залегли знаки великих свершений, которые предстояло Хиёси осуществить в грядущем. Кахэй не был столь проницательным, он просто ощутил симпатию к Хиёси и неясное предчувствие незаурядности юноши.Не сказав ни слова Хиёси, Кахэй повернулся к Нохатиро.— Приведи его к нам! — распорядился он и, тронув поводья, помчался вперед.Главные ворота, обращенные к реке, были открыты, и несколько соратников дожидались Кахэя. Неподалеку от ворот паслась стреноженная лошадь, видимо, прибыл какой-то важный гость.— Кто приехал? — спросил Кахэй, спешившись.— Посол из Сумпу.Кахэй прошел в сад. Сумпу был столицей владений клана Имагава, поэтому гонцы часто наведывались к Кахэю. Погруженный в размышления о встрече в крепости, Кахэй забыл о Хиёси.— Куда это ты собрался? — окликнул Хиёси привратник, когда тот хотел войти вслед за спутниками Кахэя.Хиёси с головы до пят был покрыт грязью. Грязь покрывала и его лицо, раздражая кожу. В ответ на грозный окрик Хиёси поскреб щеки, и привратник воспринял его жест как намеренную издевку. Он рванулся вперед, чтобы схватить нахала за шиворот.— Я продавец иголок, — пояснил Хиёси, отпрянув в сторону.— Бродячих торговцев сюда не пускают. Кто тебя звал? А ну, проваливай!— Сначала справься у своего хозяина.— Зачем?— Я здесь по его приказу. Меня привел самурай, который только что вошел в ворота.— Мой господин никогда не привел бы оборванца вроде тебя.В это мгновение Нохатиро, вспомнив о Хиёси, вернулся к воротам.— Он с нами, — сказал он привратнику.— Воля ваша.— Пошли, Обезьяна!Привратник и служивый люд у ворот разразились хохотом.— Откуда он взялся? В белом тряпье и с коробом, обмотанном соломой! Не Будда ли послал нам эту обезьяну?Насмешки обожгли слух Хиёси, но к семнадцати годам он притерпелся к издевательствам. Досаждали они ему или он привык к ним? Он неизменно краснел, слыша нелестные отзывы о своей внешности, а уши у него становились пунцовыми. Они-то и выдавали обиду, но внешне Хиёси не давал волю чувствам. Он оставался невозмутимым, словно при нем оскорбляли лошадь. Именно в такие минуты он выглядел обескураживающе обаятельным. Его сердце походило на цветок, стебель которого обвился вокруг ствола бамбука, поэтому никакая буря его не страшила. Хиёси не выказывал ни высокомерия, ни подобострастия в те минуты, когда его высмеивали.— Эй, Обезьяна, тут есть пустое стойло, обожди в нем, чтобы людей не пугать, — сказал Нохатиро и тут же удалился.Вечером из кухни потянуло запахом ужина. Из-за деревьев выглянула луна. Переговоры с посланцем из Сумпу завершились, в ярко освещенном доме готовили пир для гостя, слышались звуки барабана и флейты, собирались даже дать спектакль театра Но.Клан Имагава из Суруги был влиятельным и могущественным семейством, известным и просвещенностью. Имагава тонко чувствовали поэзию, музыку и танцы, любили столичную роскошь — украшенные драгоценными камнями мечи для самураев и узорные нижние кимоно для женщин. Кахэй был человеком грубоватым и неприхотливым, но его дом выделялся богатством среди убогих жилищ самураев в Киёсу.«Театральное представление так себе», — думал Хиёси, лежа на соломе в углу пустого стойла. Он любил музыку, хотя и не понимал ее, но его увлекал призрачный мир сновидений, который она пробуждала в его душе. Он забывал обо всем, слушая музыку, но сейчас его мучил голод. «Раздобыть бы горшок да разжиться огнем», — тоскливо думал он.Засунув пожитки под мышку, Хиёси вышел из стойла и направился в кухню.— Прошу прощения, но не одолжите ли мне горшок и жаровню? Есть хочется.Повара изумленно уставились на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146