В этом смысле - поскольку мы избавимся от натуралистической
ограниченности, для которой все сущее ограничивается лишь
единичными, пространственно и временно локализованными
реальностями - мы не только вправе, но и обязаны признать
бытие не одних лишь единичных <душ> или сознаний, но и обще-
родовой, национальной, общечеловеческой, вселенской <души>.
Такие начала как <душа народа> или <гений человечества> суть
не пустые абстракции, не чисто <словесные> единства, а подлинные
живые, конкретные единства, на каждом шагу обнаруживающие
свою силу и не утрачивающие объективного бытия от того, что
в составе единичных душевных реальностей они суть лишь абст-
рактно выделимые стороны, слитые с моментами индивиду-
ализирующего, обособляющего значения - подобно тому, как во-
обще все общие силы бытия существуют как подлинные
объективные единства, несмотря на то, что они связаны с
единичными реальностями и обнаруживаются лишь в них и через
них . Преобладающий в современном сознании индивиду-
алистический психологизм делает просто невозможным все обще-
ствоведение, а это значит, что он обнаруживает свою несостоя-
тельность перед фактами социальной жизни человека. Такие не-
оспоримые, практически важные и грозные реальности как,
например, государство, нация, закон, нравственность и т. п.
с точки зрения индивидуалистического психологизма превраща-
ются в фикцию, в обманчивые призраки. Но когда теория так резко
Об общей правомерности и смысле логического реализма см.: <Предмет
знания>, особенно гл. VII, XI и XII.
сталкивается с фактами, что должна их просто отрицать, это есть
свидетельство негодности самой теории.
И действительно, индивидуалистический психологизм ложен
в самой своей основе. Человеческая душа, как уже было указано,
не есть замкнутая со всех сторон келья одиночного заключения
как в ней есть сторона, благодаря которой обособленность инди-
видуальных сознаний не препятствует единству и надындивиду-
альности объективного предметного знания - как бы окно из
кельи, через которое мы видим единый для всех необъятный
Божий мир, - так и в ее внутренней жизни, в ней, наряду
с стороной обособляющей и отъединяющей, есть сторона объеди-
няющая - глубокие подземные ходы, через которые отдельные
кельи изнутри соединены и сливаются как бы в великое, про-
сторное единство общей жизни. Или - пользуясь давнишним,
постоянно повторяемым сравнением, которое имеет значение не
одной лишь внешней аналогии - можно сказать, что челове-
ческая душа подобна листу дерева, который, будучи относительно
самостоятельным существом, обособленным от других листьев,
вместе с тем питается единой жизнью ствола и корня дерева
и через эту внутреннюю свою сторону образует живое единство
со всеми другими листьями.
Но здесь, в лице духовной жизни, мы наталкиваемся и на
третью сторону душевной жизни - на ее индивидуальность; ибо
духовная жизнь, как мы видели, будучи, с одной стороны,
объективным знанием, есть вместе с тем выражение глубочайшего
качественного своеобразия души как особой, единственной и не-
повторимой <точки зрения>, как абсолютной внутренней ориги-
нальности индивидуального бытия и его центральной форми-
рующей силы. Индивидуальность, конечно, есть не то же самое,
что простая единичность, хотя конкретно каждая единичная душа
вместе с тем хотя бы в минимальной степени есть и неповторимая
индивидуальность. Единичность, как таковая, есть лишь раздель-
ность и обособленность; индивидуальность есть внутреннее ка-
чественное своеобразие. Казалось бы, что в лице индивидуаль-
ности мы имеем начало, уже коренным образом противоположное
общности душевной жизни. В действительности это, однако, не
так. Прежде всего сошлемся на факты. Гений - существо с
наиболее ярко выраженной и сильной индивидуальностью в смыс-
ле неповторимой оригинальности личности - есть вместе с тем
существо наиболее многообъемлющее, творчество которого имеет
объективное значение и потому встречает наиболее широкое
Это сравнение встретилось нам у Плотина, Вл. Соловьева и Эд, Карпентера
(<Искусство творения>, в нем. переводе Рейепа: <01е 5сЬорГипв а1> Кипяег>
1908, стр. 59) и, кажется, употребляется весьма многими иными мистиками,
причем здесь нет основания думать о позаимствовании.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
понимание и отклик в человечестве. Оставаясь по большей части
непонятым или не до конца и не как следует понятым своими
современниками, ближайщей ему средой, дух его живет многие
века в человечестве и простепенно постигается как выражение
некой объективной, сверхчеловеческой правды. Да и сам гений,
чувствуя себя одиноким в своей ближайшей ограниченной среде,
вместе с тем сознает свое глубочайшее сродство с вечными и
универсальными силами и началами бытия. Гениальность есть
менее всего отрешенность, замкнутость в себе, бесплодное, нико-
му не понятное и не нужное чудачество; она есть, напротив,
универсальность, глубочайшая укорененность в вечном и общем,
сила, открывающая ценные и общие всем людям начала бытия.
Чем глубже и богаче гений, тем более в нем живет человек
вообще - вечное, всеобъемлющее существо человека; - и о нем
в высшем смысле может быть сказано, что ничто человеческое
ему не чуждо.
Как это возможно? Как совместима подлинная, неповторимая
оригинальность с общностью? Дело в том, что общность и инди-
видуальность суть вообще не разнородные, противоборствующие
начала, а соотносительные, взаимно-связанные стороны высшего
единства. Общность, которая с внешне-эмпирической своей сто-
роны есть одинаковость многих, сама в себе есть единство,
соучастие и укорененность многообразия в единстве, именно
в определенной стороне абсолютного всеединства. С другой сто-
роны, индивидуальность есть лишь - как уже намечено - сво-
еобразное конкретное выражение объективного, надындивиду-
ального единства абсолютного духа . Индивидуальность есть
самая глубокая, ибо вполне конкретная общность, тогда как
общность в смысле <средней одинаковости> есть лишь поверх-
ностная, абстрактная общность. Поскольку наша личность не
есть лишь пустая или бесформенная среда, в которой как бы
тускло проявляются рассеянные общие силы бытия, а живой,
конкретный луч духовного света, мы глубже укоренены в абсо-
лютной, надындивидуальной основе бытия и полнее ее выражаем:
ибо каждый такой луч, каждое своеобразное <созерцание Бога>
со своей стороны и в своем роде потенциально вмещает и отра-
жает в себе всю бесконечную полноту бытия и света. Совер-
шенная индивидуальность есть вместе с тем совершенная универ-
сальность; та и другая совместно и нераздельно суть черты,
отличающие духовную жизнь от низших ступеней сознания и
образующие как бы само ее существо; и та и другая есть лишь
последний, до конца не осуществимый предел внутреннего
развития человеческой души, как бы ее слияния с ее глубочайшим
Подробнее о логическом соотношении между общим и индивидуальным
см.: <Предмет знания>, гл. XI и XII.
и абсолютным корнем, последняя цель внутреннего самосознания
и самоосуществления души, ее возвращения к ее <небесной
родине>.
Мы завершаем это рассмотрение природы духовной жизни
оценкой ее места и значения в ряду других конкретных форм внут-
ренней жизни человека. Наблюдая развитие и состав внутренней
жизни человека или его конкретной душевной жизни, мы можем -
генетически и систематически - наметить три основных ее состо-
яния: состояние чистой душевной жизни, состояние самосознания
и предметного сознания и состояние духовной жизни. Чистая ду-
шевная жизнь, изображение которой дано в первой части нашего
исследования - есть пребывание в бесформенной общности ду-
шевной стихии; здесь нет ни субъекта, ни объекта в собственном
смысле, нет различия между <я> и <не-я>. Из этого хаоса чистой
и универсальной потенциальности человеческое сознание выходит
ближайшим образом через своеобразный процесс дифференциации
и интеграции: через выделение содержаний предметного сознания
из душевной жизни и образование противостоящего ему мира или
центра, в форме личного самосознания индивидуально-единичного
<я>. Это есть как бы царство раздельности и обособленности, и при
том в двух отношениях: с одной стороны, в форме резкой раздель-
ности между <я> и <не-я>, внутренним и внешним миром, субъ-
ективной и объективной стороной бытия, - и, с другой стороны,
в форме столь же резкой обособленности единичных индивидуаль-
ных сознаний или различных <я>. Таково среднее и господствую-
щее состояние нашей конкретной душевной жизни. Но как бы проч-
но ни было его преобладание, оно не может исчерпывать собою
нашей жизни, не может целиком вытеснить из нашего бытия ни
остатков или следов бесформенно-хаотической душевной жизни,
ни зачатков высшего, третьего состояния - духовной жизни. В
этом третьем состоянии мы как бы на высшей ступени, в новой
форме воссоздаем первичное единство исходной ступени нашего
душевного развития. Противоположность между субъектом
и объектом, <я> и <не-я>, внутренним и внешним бытием, как
и противоположность между разными, раздельными <я> здесь хотя
и не погашается, но существенно видоизменяется, ибо мнимо-аб-
солютная раздельность и обособленность сменяется сознанием и
переживанием высшего, коренного единства этой раздельности и
множественности: наше <я> сознает себя, с одной стороны, в глу-
боком внутреннем сродстве с объективным бытием и, с другой сто-
роны, в единстве со всеми другими <я>. Оно в большей или меньшей
степени сознает себя, коротко говоря, лишь частным излучением
абсолютного единства жизни и духа, возвышающегося и над
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
противоположностью между субъектом и объектом, и над противо-
положностью между разными субъектами. Не теряя ни индивиду-
альности самосознания, ни объективности и отчетливости предмет-
ного сознания, а, напротив, углубляя то и другое, наша душа знает
вместе с тем и ту единую в себе глубину, в которой коренится то
и другое. Все подлинно-творческое, объективное и вместе
оригинально-индивидуальное в нас есть проявление сознания этой
глубины и ее непосредственного присутствия в нас.
Специфический характер этой эволюции, которая на последней
своей ступени как бы возрождает в высшей форме то, что
в потенциальной форме составляло существо первой ее ступени,
говорит нам о том, что духовная жизнь есть в известном смысле
осуществление, актуализация того зародышевого состояния, свое-
образие которого мы усмотрели в чистой душевной жизни и по-
ложили в основу нашей характеристики существа душевной жиз-
ни. Единство сознания и переживания, слитность <я> и <не-я>,
субъекта и объекта, самопроникнутость и бесконечность в разных
формах одинаково характерны и для чистой душевной жизни, и
для духовной жизни. И мы видели также, что непосредственное
<я> как бесформенный и бессодержательный носитель чистого
переживания, потенциально заключает в себе тот же момент аб-
солютности, который присущ глубочайшей основе личности как
носителя духовной жизни. Но это соотношение мы вправе теперь
обернуть, использовав его для более глубокого определения суще-
ства душевной жизни. То, что мы называем душевной жизнью, как
таковой, эта стихия бесформенного единства и потенциальной
сверхвременности, есть не что иное как потенция духовного бытия
или низшее, ослабленное, деформированное и потенциализован-
ное состояние духовного бытия. Источник и значение этого ослаб-
ления, этой деформации и потенциализации духа в стихии душев-
ной жизни уяснится нам при рассмотрении соотношения между
душой и телом .
Некоторая близость между низшей и высшей ступенью душевного бытия
или исходной и конечной его ступенью есть источник постоянного соблазна их
смешения и отождествления, которое характерно для многих ложных, уродливых
форм мистики - теоретической и практической. Популярный, бесформенный пан-
теизм и <монизм>, релитозное увлечение спиритизмом, гипнотическими состо-
яниями и другими формами подсознательной, бесформенной душевной жизни, вера
в непогрешимость вещих <снов>, слепого <вдохновения> без напряжения энергии
личного познавательного духа и т. п. относятся сюда; попытки духовного возвышения
кончаются здесь часто жалким падением - душевной болезнью, тупым индиффе-
рентизмом и т.п.- Намеченные три состояния или стадии конкретной душевной
жизни Эд. Карпентер различает под именем трех степеней сознания, из которых
последнюю он называет <космическим сознанием> (у к. соч., гл. IV), несколько
преувеличивая, кажется, ее принципиальную инородность господствующему сос-
тоянию сознания и недостаточно учитывая постепенность перехода к ней и при-
сутствие ее зачатков во всяком конкретном человеческом сознании.
Глава VIII
ДУША И ТЕЛО
Уже не раз мы попутно указывали на ту сторону нашего
душевного бытия, которой оно реально соприкасается с временной
предметной действительностью, входит в состав последней и вы-
ступает в ней как ограниченная временная реальность. Эта сто-
рона душевного бытия первая бросается в глаза; для сознания,
привыкшего познавать лишь эмпирическую реальность предмет-
ного мира, т. е. для натуралистической картины бытия, эта
сторона есть единственное вообще замечаемое содержание души
и душевной жизни; и вся так называемая эмпирическая психо-
логия - по крайней мере в принципе - покоится на мнении,
что этой стороной исчерпывается либо вся вообще реальность
душевной жизни, либо достоверно познаваемой в ней. Поэтому
для обнаружения истинного, собственного существа душевной
жизни, как совершенно особого мира, отличного от всей эмпи-
рически-предметной стороны бытия, нам приходилось все время
бороться с этим подходом к душевному бытию извне и созна-
тельно отстранять от рассмотрения эту периферическую сторону
душевной жизни. В первой части нашего исследования мы пы-
тались наметить существо самой стихии душевной жизни как
совершенно своеобразной, потенциально самодовлеющей области
бытия, которая образует непосредственный субстрат нашей души,
но именно в силу своей своеобразности чаще всего не замеча-
ется - не только исследователями натуралистического образа
мыслей, но и спиритуалистами и идеалистами, склонными отож-
дествлять конкретный субстрат душевной жизни как таковой, с
высшими сторонами бытия - с областью духа, чистого знания
и т. п. Мы перешли затем к рассмотрению более глубоких
и центральных начал и сил душевного бытия, образующих раз-
личные стороны или моменты того высшего единства, которое
мы в собственном смысле слова вправе называть нашей душой:
мы рассмотрели душу как действенно-формирующую энтелехию,
как носителя знания или предметного сознания и как единство
духовной жизни. Это исследование увело нас далеко вглубь
душевного бытия и еще более отдалило нас от периферически-
эмпирической стороны душевной жизни и тем самым от тра-
диционного эмпирического ее понимания. Если мы и вправе
думать, что - каковы бы ни были несовершенства нашего лично-
, го выполнения этих исследований - сама область знания, кото-
рой мы были заняты, методологически и по существу достаточно
обоснована и достаточно говорит за себя, чтобы нам нужно было
ДУША ЧЕЛОВЕКА
еще считаться с предвзятыми упреками в <метафизичности> и
<произвольности>, - то, с другой стороны, не только дидак-
тически, для популяризации итогов наших исследований, полез-
но, но и, по существу, необходимо обратиться теперь к уяснению
именно оставленной доселе без внимания периферической сто-
роны душевной жизни.
Мы уже указывали, что эта эмпирическая сторона душевной
жизни, с которой она проявляется во вне и есть соучастник
внешнего предметного мира, есть та ее сторона, которой она
непосредственно связана с телом. Лишь через связь с телесными
процессами душевная жизнь является пространственно и вре-
менно локализованной реальностью, предстоит нам как совокуп-
ность и единство процессов, протекающих в определенном месте
и в определенное время; и лишь через эту же связь с телом
она обнаруживает вообще эмпирическую закономерность своих
явлений, ибо закономерность, в качестве определенного порядка
сосуществования и последовательности, предполагает уже ло-
кализацию во времени (а практически, по крайней мере
в большинстве случаев, и в пространстве) В себе же самом,
т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35