Так как предметное сознание одной своей
стороной - осознанными в нем предметными содержаниями -
прикасается к объективному бытию и в этом смысле есть отрезок
объективного бытия, другой же своей стороной - как единство
и порядок самих процессов сознавания и познавания - принад-
лежит к душевной жизни, то синтез, осуществляемый в лице
памяти, может идти также по двум направлениям - быть обоз-
рением <предметного мирка> либо как части объективного бытия,
либо же как единства субъективного порядка его переживания
В этом двуединстве конкретно обнаруживается, что наш <предмет-
ный мирок> есть, с одной стороны, отрезок объективной дейст-
вительности, способный расширяться в сторону всеобъемлющего
единства самого объективного бытия, и, с другой стороны, - лишь
как бы периферия субъективного единства нашей жизни.
Это промежуточное положение или значение памяти как субъ-
ективной формы предметного единства или как сферы, в которой
С этой точки зрения можно оценить два общепринятых принципа ассоциа-
ции - по смежности и сходству. В отношении принципа смежности нужно прежде
всего строго отличать смежность переживаний и процессов познания от смежности
самих объективных содержаний: психологически между ними нет ничего общего,
,хотя фактически они естественным образом часто совпадают. Если историк,
например, от мысли об эпохе Цицерона и Цезаря переходит к мысли о начале
римской империи, то эта <ассоциация> коренным образом отлична от той <смеж-
ности>, которая имеет место, когда, например, восприятие местности, в которой
мы провели детство, приводит нам на память наши детские годы. В первом случае
мысль также легко могла бы, например, от Цезаря перейти к Наполеону, или от
эпохи расцвета римской образованности к эпохе ее упадка и т. п., во-втором случае
ход воспоминания мог бы навести нас на мысль, например, о совершенно другой,
отдаленной местности, в которую мы потом переселились, или о героях Купера,
которыми мы в то время увлекались и пр. Словом, принцип смежности имеет
серьезное значение лить в качестве смежности душевных переживаний и есть
главнейшая форма синтеза по субъективному единству предметного сознания
(главнейшая, но не единственная; ибо сюда же должна быть отнесена ассоциация
по сходству эмоциональной реакции, общего самочувствия и т, п.). Ассоциация
же по сходству - за исключением только что указанного типа сходства переживаний
-есть частный случай ассоциаций по объективным отношениям и связям,
который следует поставить в один ряд с ассоциацией по контрасту, по отношению
причинной или логической связи, по объективной пространственной или временной
смежности воспоминаемых предметов и т. п.-По преобладанию того или иного
типа ассоциаций можно было бы разделить людей на типы <объективного> и
субъективного> умственного склада, и такая классификация имеет чрезвычайно
большое характерологическое значение.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
абсолютное всеединство бытия соприкасается с частным, потен-
циальным всеединством нашей душевной жизни и дано нам отра-
женным в последнем, находит свое выражение также в промежу-
точном характере той сверхвременности, которая образует суще-
ство памяти. Не раз указывалось, что в лице памяти мы имеем
непосредственное фактическое свидетельство сверхвременного
единства нашего сознания, явно несовместимое ни с каким меха-
нистическим или атомистическим пониманием душевной жизни
Как ни справедливо само по себе это указание, оно упускает из
виду производный и относительный характер того единства, кото-
рое .обнаруживается в лице сверхвременности памяти. Память есть
лишь производная и ограниченная форма знания и последним,
основным свидетельством сверхвременного единства души должен
быть признан - по примеру Платона и бл. Августина - самый
факт возможности для нас знания, т. е. соучастия души в абсо-
лютном единстве и вечности знания. Поскольку же память, по
существу, ограничена пределами нашей жизни, для нее, как тако-
вой, характерна лишь относительная сверхвременность: она есть
именно объективная сверхвременность знания, отраженная в субъ-
ективной, лишь потенциальной невременности душевной жизни.
При этом не только - как это ясно само собой - объективное все-
объемлющее единство самого бытия и знания простирается дальше
того ограниченного клочка бытия, которое обозревается нашей
памятью, но и субъективное единство и невременность нашей
жизни гораздо шире нашей памяти: так, переживания первых лет
нашей жизни входят в состав единства душевной жизни, но не
объемлются единством памяти как предметного сознания; и многие
вообще содержания нашего душевного бытия лежат за пределами
нашей памяти. Сверхвременность памяти есть, таким образом,
относительное, производное единство абсолютной сверхвремен-
ности знания или предметного сознания с субъективно-
потенциальной невременностью душевной жизни.
V
Отсюда чисто феноменологически уясняется отношение конк-
ретного индивидуального сознания как к объективной дейст-
вительности, так и к идеальному единству чистого знания. Что
касается первого отношения, то проблема, поставленная в самом
начале нашего исследования - как ограничить область душевной
жизни, внутреннего мира нашего <я>, от внешней действитель-
Обстоятельнее и глубже всего это уяснено в многочисленных, относящихся
сюда блестящих исследованиях Л. М. Лопатина: эта же мысль образует, как
известно, одну из центральных идей онтологии Бергсона . Ср. также учение
Тейхмюллера .
ности или объективного бытия вообще - получает здесь новое
освещение. В первой части нашего исследования мы достигли раз-
граничения этих двух областей, наметив своеобразную сферу
переживания как самостоятельную стихию душевной жизни, не
имеющую как бы ничего общего с формами и отношениями пред-
метного бытия. Но эта стихия через предметное сознание - кото-
рое с той своей стороны, с которой оно также есть переживание,
входит в состав ее же самой - не только соприкасается - в форме
идеального познавательного раскрытия или озарения - с
объективным бытием, но и сливается с ним в некоторое производ-
ное единство, которое характерно для всякой конкретно-осущест-
вленной душевной жизни - в единство индивидуального предмет-
ного мирка. С другой стороны, центральная внутренняя
формирующая сила душевной жизни действует именно через уп-
равление вниманием, как познавательной направленностью и тем
самым через подбор предметных содержаний. В этом смысле душа
как конкретное единство субъективной формирующей деятель-
ности, материала душевной жизни и как бы извне вовлекаемых
предметных содержаний есть не замкнутая в себе отрешенная от
всего иного субстанция, а как бы субъективное <зеркало вселенной>
или - говоря точнее - субъективное единство пропитанного
стихией душевной жизни и своеобразно преломленного или
сформированного объективного бытия. Если при этом вспомнить,
что <предметный мирок>, при всей ограниченности своих опознан-
ных содержаний, в своей неопознанной, лишь смутно сознаваемой
полноте потенциально бесконечен - так как предметное сознание
направлено всегда сразу на бесконечность всеединства и содержит
его в себе - т. е. совпадает с самой всеобъемлющей бесконечно-
стью бытия, то чисто феноменологический анализ приведет нас
к лейбницевскому пониманию души как монады, т. е. как вселен-
ной, отображенной лишь с неполной прозрачностью и под извест-
ным субъективным углом зрения, определенным субъективно-це-
лестремительными силами своеобразной индивидуальной энте-
лехии. Но если, далее, не впасть в наивный гносеологический ду-
ализм, к которому был склонен Лейбниц, т. е. не упускать из виду
очевидной гносеологической истины, что содержание предметного
сознания есть не повторение, не копия предметного бытия, а тож-
дественно ему самому, то этот субъективный мир мы должны будем
признать не <идеей>, не <отображением> объективной вселенной
как другой, замкнутой в себе реальности, а особым родом бытия
самой же объективной <вселенной>. Сказать, что вселенная суще-
ствует, во-первых, объективно, сама в себе и сверх того, отража-
ется в бесчисленных копиях в индивидуальных сознаниях или ду-
шах, - значит выразиться лишь грубо приблизительно и упрощен-
но. Это искажение Лейбниц сам сознавал и пытался исправить
своим учением о замкнутости монады, о том, что монада из себя
19 С. Л. франк
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
самой, а не извне черпает все свои представления. Но это было
лишь заменой одного упрощения другим, более глубокомыслен-
ным, но, пожалуй, еще более искажающим. Более адекватно со-
отношение между индивидуальным сознанием и объективным
бытием можно было бы определить так, что объективное бытие,
существуя само в себе, во всей бесконечной полноте своих содер-
жаний или - что то же самое - в свете всеобъемлющего и всеоза-
ряющего абсолютного знания, вместе с тем существует не в отра-
жениях или копиях, а в слабых и субъективных освещениях под
разными углами. Представим себе картину, которую можно
осветить или на которую можно смотреть с разных сторон, под
разными углами зрения и сосредоточивая свет или созерцание на
разных ее частях. Тогда все образы, открываемые этим освещением
или созерцанием, будут частями, и притом своеобразно-
сформированными, единого в себе содержания самой картины. Та-
ково же отношение между индивидуальным сознанием и
объективным бытием. Последнее, существуя в себе, т. е. во всей
своей объективной полноте, вместе с тем частично и несовершенно
содержится в индивидуальных сознаниях, тем самым в этой
частичности обнаруживая своеобразную сформированность, чуж-
дую ее объективному бытию.
С другой стороны, это <сродство> души как монады с самим
бытием или укорененность ее в последнем обнаруживается, если
мы присмотримся к отношению между индивидуальным соз-
нанием и объективным знанием. Так называемая <объективная
действительность> не есть сама нечто самодовлеющее, замкнутое
в себе: предметное бытие есть лишь абстрактно-выделимая сто-
рона всеединства как единства субъекта и объекта, или знания
и бытия Абсолютное бытие, как таковое, есть именно единство
знания и бытия, чистое, совершенное бытие для себя, внутренняя
самоосвещенность абсолютной жизни, лишь абстрактными сто-
ронами которой являются предметное бытие и озаряющий его
свет знания. Но душа в качестве единства индивидуального пред-
метного сознания есть такое же субъективное преломление и
ограниченное обнаружение самого луча или света чистого знания,
как она есть субъективно-ограниченная форма предметной
действительности. Конкретно, как мы видели, душевная жизнь
и формирующая ее центральная субъективная сила неотделима
от проникающего их и в их среде проявляющегося луча чистого
знания; конкретное сознание есть именно это единство формы
и материи душевной жизни с моментом чистого знания. Поэтому
душа как <монада> с двух сторон - и со стороны <предметности>
своего сознания, и в качестве субъекта сознания - слита
с самим бытием, причем с последней стороны эта связь, по
Ср.: <Предмет знания>, гл. IV и XII.
.существу, гораздо глубже и значительнее, чем с первой. Если
извне, в своей периферии, душа через предметное сознание
соприкасается и сливается с предметной стороной бытия и
в силу этого становится носителем субъективно-освещенного и
сформированного <внешнего мира>, то изнутри, в самом своем
корне, она укреплена в абсолютном субъекте и есть как бы
субъективный канал, через который душевная жизнь проникается
1 силой чистого знания и становится субъективным его носителем.
1 Так, душа есть не только <образ> мира, но и образ Духа или
1 Бога, чистый свет разума, хотя и преломленный в стихии ду-
1 шевной жизни и субъективно преобразованный индивидуальными
целестремительными силами душевной энтелехии. Извне и
изнутри - в озаряемом и втягиваемом в себя предметном своем
содержании и в самой озаряющей силе знания - душа слита
с бесконечностью и есть реальность, потенциально уходящая
в бесконечность, как бы безгранично расширяющаяся или уг-
лубляющаяся; лишь как бы по середине, в точке самой встречи
субъекта с объектом, при самом вступлении своем во внешний
1мир, душа есть небольшая, скромная частица бытия, извне стес-
1 ненная пространственно-временной ограниченностью тела, к ко-
1 торому она привязана, и, в силу этого, ограниченностью и слу-
1 чайным порядком протекающего к ней чувственного материала
1 знания, изнутри сдерживаемая субъективно-ограничивающими
1 силами своей индивидуальной формирующей инстанции и за-
темняемая хаотическими силами самой душевной стихии. Две
1 бесконечности, как бы выходящие из непостижимых глубин
1: бытия,-бесконечность чистого, всеобъемлющего света знания
1 и бесконечность озаряемой им вселенной - суживаясь и прелом-
; ляясь в смутной и ограниченной среде, встречаются между собой
в малой точке - и эта точка есть индивидуальное сознание.
Но все это описание души как реального носителя или
восприемника чистого знания еще недостаточно глубоко проникает
во внутреннюю связь между душой и объективным, сверхиндивиду-
альным бытием. Ибо, поскольку мы берем индивидуальное соз-
- нание лишь как предметное сознание, связь между объективной и
1 субъективной стороной душевной жизни остается чисто внешним
соприкосновением или слиянием разнородных и анта-
гонистических начал. Субъективная сторона этого единства - са-
ма стихия душевной жизни,. как и ее формирующие целест-
ремительные силы и центры - оказывается здесь лишь моментом
ограничивающим, ослабляющим и искажающим надындивидуаль-
ное начало объективного бытия и знания. Существует, однако,
более глубокое единство этих двух сторон, уяснение которого бро-
сает новый свет на само существо души и ее отношение к абсолют-
ному бытию. Это единство называется духовной жизнью.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
Глава VII
ДУША КАК ЕДИНСТВО ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Выше, при исследовании самого понятия душевной жизни,
нам пришлось уже мимоходом напомнить о том специфическом
характере абсолютности, который в сознании каждого из нас
присущ нашему <я> как конкретному носителю непосредственного
бытия (см. гл. II, стр. 496 и ел.). В совсем иной связи (гл. V,
стр. 549 и ел.) мы затем наметили другой момент абсолютнос-
ти - момент абсолютной значимости, ценности или авторитет-
ности - который обнаруживается в высших, трансцендентных
душевной жизни в собственном смысле, направляющих и фор-
мирующих силах нашего бытия, в лице которых наше субъ-
ективно-индивидуальное <я> становится непосредственным про-
водником начал духовного порядка - нравственной, религиоз-
ной, познавательной, эстетической жизни. Как ни различны эти
два чувства или сознания абсолютности - их различие можно
было бы конкретно иллюстрировать на примере различия между
слепым, эгоистическим ужасом смерти и светлым, спокойным
настроением добровольного самопожертвования ради высшей це-
ли, - между ними есть и нечто общее: оба они суть разные
формы самоутверждения, переживания абсолютного корня на-
шего единичного <я>. И можно наметить конкретные явления
душевного бытия, в которых очевидная разнородность между
низшей и высшей формой абсолютности нашего <я> как бы
совершенно погашается, сменяясь каким-то трудно выразимым
единством их обеих или промежуточной между ними формой
абсолютности. Мы говорили, при анализе природы высшей форми-
рующей инстанции нашей душевной жизни, о сознании приз-
вания, абсолютного назначения или смысла нашей жизни. Есть
личности, для которых это сознание, по крайней мере в неко-
торые моменты жизни, принимает форму отчетливого, точного
знания той высшей, трансцендентной силы, орудием которой они
в таких случаях себя сознают. Но было бы рационалистическим
извращением природы душевной жизни усматривать в таком
<точном знании> само существо соответствующего переживания.
Самое неопределенное, безотчетное, совершенно смутное чувство
какой-то высшей, абсолютной, сверхиндивидуальной ценности
нашей жизни имеет здесь, по существу, то же значение. Но
такое чувство мы имеем всегда, когда нами владеет какая-либо
глубокая, сильная страсть или душевная сила, которую мы соз-
наем слитой с глубочайшей основой нашего бытия и как бы
тождественной ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
стороной - осознанными в нем предметными содержаниями -
прикасается к объективному бытию и в этом смысле есть отрезок
объективного бытия, другой же своей стороной - как единство
и порядок самих процессов сознавания и познавания - принад-
лежит к душевной жизни, то синтез, осуществляемый в лице
памяти, может идти также по двум направлениям - быть обоз-
рением <предметного мирка> либо как части объективного бытия,
либо же как единства субъективного порядка его переживания
В этом двуединстве конкретно обнаруживается, что наш <предмет-
ный мирок> есть, с одной стороны, отрезок объективной дейст-
вительности, способный расширяться в сторону всеобъемлющего
единства самого объективного бытия, и, с другой стороны, - лишь
как бы периферия субъективного единства нашей жизни.
Это промежуточное положение или значение памяти как субъ-
ективной формы предметного единства или как сферы, в которой
С этой точки зрения можно оценить два общепринятых принципа ассоциа-
ции - по смежности и сходству. В отношении принципа смежности нужно прежде
всего строго отличать смежность переживаний и процессов познания от смежности
самих объективных содержаний: психологически между ними нет ничего общего,
,хотя фактически они естественным образом часто совпадают. Если историк,
например, от мысли об эпохе Цицерона и Цезаря переходит к мысли о начале
римской империи, то эта <ассоциация> коренным образом отлична от той <смеж-
ности>, которая имеет место, когда, например, восприятие местности, в которой
мы провели детство, приводит нам на память наши детские годы. В первом случае
мысль также легко могла бы, например, от Цезаря перейти к Наполеону, или от
эпохи расцвета римской образованности к эпохе ее упадка и т. п., во-втором случае
ход воспоминания мог бы навести нас на мысль, например, о совершенно другой,
отдаленной местности, в которую мы потом переселились, или о героях Купера,
которыми мы в то время увлекались и пр. Словом, принцип смежности имеет
серьезное значение лить в качестве смежности душевных переживаний и есть
главнейшая форма синтеза по субъективному единству предметного сознания
(главнейшая, но не единственная; ибо сюда же должна быть отнесена ассоциация
по сходству эмоциональной реакции, общего самочувствия и т, п.). Ассоциация
же по сходству - за исключением только что указанного типа сходства переживаний
-есть частный случай ассоциаций по объективным отношениям и связям,
который следует поставить в один ряд с ассоциацией по контрасту, по отношению
причинной или логической связи, по объективной пространственной или временной
смежности воспоминаемых предметов и т. п.-По преобладанию того или иного
типа ассоциаций можно было бы разделить людей на типы <объективного> и
субъективного> умственного склада, и такая классификация имеет чрезвычайно
большое характерологическое значение.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
абсолютное всеединство бытия соприкасается с частным, потен-
циальным всеединством нашей душевной жизни и дано нам отра-
женным в последнем, находит свое выражение также в промежу-
точном характере той сверхвременности, которая образует суще-
ство памяти. Не раз указывалось, что в лице памяти мы имеем
непосредственное фактическое свидетельство сверхвременного
единства нашего сознания, явно несовместимое ни с каким меха-
нистическим или атомистическим пониманием душевной жизни
Как ни справедливо само по себе это указание, оно упускает из
виду производный и относительный характер того единства, кото-
рое .обнаруживается в лице сверхвременности памяти. Память есть
лишь производная и ограниченная форма знания и последним,
основным свидетельством сверхвременного единства души должен
быть признан - по примеру Платона и бл. Августина - самый
факт возможности для нас знания, т. е. соучастия души в абсо-
лютном единстве и вечности знания. Поскольку же память, по
существу, ограничена пределами нашей жизни, для нее, как тако-
вой, характерна лишь относительная сверхвременность: она есть
именно объективная сверхвременность знания, отраженная в субъ-
ективной, лишь потенциальной невременности душевной жизни.
При этом не только - как это ясно само собой - объективное все-
объемлющее единство самого бытия и знания простирается дальше
того ограниченного клочка бытия, которое обозревается нашей
памятью, но и субъективное единство и невременность нашей
жизни гораздо шире нашей памяти: так, переживания первых лет
нашей жизни входят в состав единства душевной жизни, но не
объемлются единством памяти как предметного сознания; и многие
вообще содержания нашего душевного бытия лежат за пределами
нашей памяти. Сверхвременность памяти есть, таким образом,
относительное, производное единство абсолютной сверхвремен-
ности знания или предметного сознания с субъективно-
потенциальной невременностью душевной жизни.
V
Отсюда чисто феноменологически уясняется отношение конк-
ретного индивидуального сознания как к объективной дейст-
вительности, так и к идеальному единству чистого знания. Что
касается первого отношения, то проблема, поставленная в самом
начале нашего исследования - как ограничить область душевной
жизни, внутреннего мира нашего <я>, от внешней действитель-
Обстоятельнее и глубже всего это уяснено в многочисленных, относящихся
сюда блестящих исследованиях Л. М. Лопатина: эта же мысль образует, как
известно, одну из центральных идей онтологии Бергсона . Ср. также учение
Тейхмюллера .
ности или объективного бытия вообще - получает здесь новое
освещение. В первой части нашего исследования мы достигли раз-
граничения этих двух областей, наметив своеобразную сферу
переживания как самостоятельную стихию душевной жизни, не
имеющую как бы ничего общего с формами и отношениями пред-
метного бытия. Но эта стихия через предметное сознание - кото-
рое с той своей стороны, с которой оно также есть переживание,
входит в состав ее же самой - не только соприкасается - в форме
идеального познавательного раскрытия или озарения - с
объективным бытием, но и сливается с ним в некоторое производ-
ное единство, которое характерно для всякой конкретно-осущест-
вленной душевной жизни - в единство индивидуального предмет-
ного мирка. С другой стороны, центральная внутренняя
формирующая сила душевной жизни действует именно через уп-
равление вниманием, как познавательной направленностью и тем
самым через подбор предметных содержаний. В этом смысле душа
как конкретное единство субъективной формирующей деятель-
ности, материала душевной жизни и как бы извне вовлекаемых
предметных содержаний есть не замкнутая в себе отрешенная от
всего иного субстанция, а как бы субъективное <зеркало вселенной>
или - говоря точнее - субъективное единство пропитанного
стихией душевной жизни и своеобразно преломленного или
сформированного объективного бытия. Если при этом вспомнить,
что <предметный мирок>, при всей ограниченности своих опознан-
ных содержаний, в своей неопознанной, лишь смутно сознаваемой
полноте потенциально бесконечен - так как предметное сознание
направлено всегда сразу на бесконечность всеединства и содержит
его в себе - т. е. совпадает с самой всеобъемлющей бесконечно-
стью бытия, то чисто феноменологический анализ приведет нас
к лейбницевскому пониманию души как монады, т. е. как вселен-
ной, отображенной лишь с неполной прозрачностью и под извест-
ным субъективным углом зрения, определенным субъективно-це-
лестремительными силами своеобразной индивидуальной энте-
лехии. Но если, далее, не впасть в наивный гносеологический ду-
ализм, к которому был склонен Лейбниц, т. е. не упускать из виду
очевидной гносеологической истины, что содержание предметного
сознания есть не повторение, не копия предметного бытия, а тож-
дественно ему самому, то этот субъективный мир мы должны будем
признать не <идеей>, не <отображением> объективной вселенной
как другой, замкнутой в себе реальности, а особым родом бытия
самой же объективной <вселенной>. Сказать, что вселенная суще-
ствует, во-первых, объективно, сама в себе и сверх того, отража-
ется в бесчисленных копиях в индивидуальных сознаниях или ду-
шах, - значит выразиться лишь грубо приблизительно и упрощен-
но. Это искажение Лейбниц сам сознавал и пытался исправить
своим учением о замкнутости монады, о том, что монада из себя
19 С. Л. франк
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
самой, а не извне черпает все свои представления. Но это было
лишь заменой одного упрощения другим, более глубокомыслен-
ным, но, пожалуй, еще более искажающим. Более адекватно со-
отношение между индивидуальным сознанием и объективным
бытием можно было бы определить так, что объективное бытие,
существуя само в себе, во всей бесконечной полноте своих содер-
жаний или - что то же самое - в свете всеобъемлющего и всеоза-
ряющего абсолютного знания, вместе с тем существует не в отра-
жениях или копиях, а в слабых и субъективных освещениях под
разными углами. Представим себе картину, которую можно
осветить или на которую можно смотреть с разных сторон, под
разными углами зрения и сосредоточивая свет или созерцание на
разных ее частях. Тогда все образы, открываемые этим освещением
или созерцанием, будут частями, и притом своеобразно-
сформированными, единого в себе содержания самой картины. Та-
ково же отношение между индивидуальным сознанием и
объективным бытием. Последнее, существуя в себе, т. е. во всей
своей объективной полноте, вместе с тем частично и несовершенно
содержится в индивидуальных сознаниях, тем самым в этой
частичности обнаруживая своеобразную сформированность, чуж-
дую ее объективному бытию.
С другой стороны, это <сродство> души как монады с самим
бытием или укорененность ее в последнем обнаруживается, если
мы присмотримся к отношению между индивидуальным соз-
нанием и объективным знанием. Так называемая <объективная
действительность> не есть сама нечто самодовлеющее, замкнутое
в себе: предметное бытие есть лишь абстрактно-выделимая сто-
рона всеединства как единства субъекта и объекта, или знания
и бытия Абсолютное бытие, как таковое, есть именно единство
знания и бытия, чистое, совершенное бытие для себя, внутренняя
самоосвещенность абсолютной жизни, лишь абстрактными сто-
ронами которой являются предметное бытие и озаряющий его
свет знания. Но душа в качестве единства индивидуального пред-
метного сознания есть такое же субъективное преломление и
ограниченное обнаружение самого луча или света чистого знания,
как она есть субъективно-ограниченная форма предметной
действительности. Конкретно, как мы видели, душевная жизнь
и формирующая ее центральная субъективная сила неотделима
от проникающего их и в их среде проявляющегося луча чистого
знания; конкретное сознание есть именно это единство формы
и материи душевной жизни с моментом чистого знания. Поэтому
душа как <монада> с двух сторон - и со стороны <предметности>
своего сознания, и в качестве субъекта сознания - слита
с самим бытием, причем с последней стороны эта связь, по
Ср.: <Предмет знания>, гл. IV и XII.
.существу, гораздо глубже и значительнее, чем с первой. Если
извне, в своей периферии, душа через предметное сознание
соприкасается и сливается с предметной стороной бытия и
в силу этого становится носителем субъективно-освещенного и
сформированного <внешнего мира>, то изнутри, в самом своем
корне, она укреплена в абсолютном субъекте и есть как бы
субъективный канал, через который душевная жизнь проникается
1 силой чистого знания и становится субъективным его носителем.
1 Так, душа есть не только <образ> мира, но и образ Духа или
1 Бога, чистый свет разума, хотя и преломленный в стихии ду-
1 шевной жизни и субъективно преобразованный индивидуальными
целестремительными силами душевной энтелехии. Извне и
изнутри - в озаряемом и втягиваемом в себя предметном своем
содержании и в самой озаряющей силе знания - душа слита
с бесконечностью и есть реальность, потенциально уходящая
в бесконечность, как бы безгранично расширяющаяся или уг-
лубляющаяся; лишь как бы по середине, в точке самой встречи
субъекта с объектом, при самом вступлении своем во внешний
1мир, душа есть небольшая, скромная частица бытия, извне стес-
1 ненная пространственно-временной ограниченностью тела, к ко-
1 торому она привязана, и, в силу этого, ограниченностью и слу-
1 чайным порядком протекающего к ней чувственного материала
1 знания, изнутри сдерживаемая субъективно-ограничивающими
1 силами своей индивидуальной формирующей инстанции и за-
темняемая хаотическими силами самой душевной стихии. Две
1 бесконечности, как бы выходящие из непостижимых глубин
1: бытия,-бесконечность чистого, всеобъемлющего света знания
1 и бесконечность озаряемой им вселенной - суживаясь и прелом-
; ляясь в смутной и ограниченной среде, встречаются между собой
в малой точке - и эта точка есть индивидуальное сознание.
Но все это описание души как реального носителя или
восприемника чистого знания еще недостаточно глубоко проникает
во внутреннюю связь между душой и объективным, сверхиндивиду-
альным бытием. Ибо, поскольку мы берем индивидуальное соз-
- нание лишь как предметное сознание, связь между объективной и
1 субъективной стороной душевной жизни остается чисто внешним
соприкосновением или слиянием разнородных и анта-
гонистических начал. Субъективная сторона этого единства - са-
ма стихия душевной жизни,. как и ее формирующие целест-
ремительные силы и центры - оказывается здесь лишь моментом
ограничивающим, ослабляющим и искажающим надындивидуаль-
ное начало объективного бытия и знания. Существует, однако,
более глубокое единство этих двух сторон, уяснение которого бро-
сает новый свет на само существо души и ее отношение к абсолют-
ному бытию. Это единство называется духовной жизнью.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
Глава VII
ДУША КАК ЕДИНСТВО ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Выше, при исследовании самого понятия душевной жизни,
нам пришлось уже мимоходом напомнить о том специфическом
характере абсолютности, который в сознании каждого из нас
присущ нашему <я> как конкретному носителю непосредственного
бытия (см. гл. II, стр. 496 и ел.). В совсем иной связи (гл. V,
стр. 549 и ел.) мы затем наметили другой момент абсолютнос-
ти - момент абсолютной значимости, ценности или авторитет-
ности - который обнаруживается в высших, трансцендентных
душевной жизни в собственном смысле, направляющих и фор-
мирующих силах нашего бытия, в лице которых наше субъ-
ективно-индивидуальное <я> становится непосредственным про-
водником начал духовного порядка - нравственной, религиоз-
ной, познавательной, эстетической жизни. Как ни различны эти
два чувства или сознания абсолютности - их различие можно
было бы конкретно иллюстрировать на примере различия между
слепым, эгоистическим ужасом смерти и светлым, спокойным
настроением добровольного самопожертвования ради высшей це-
ли, - между ними есть и нечто общее: оба они суть разные
формы самоутверждения, переживания абсолютного корня на-
шего единичного <я>. И можно наметить конкретные явления
душевного бытия, в которых очевидная разнородность между
низшей и высшей формой абсолютности нашего <я> как бы
совершенно погашается, сменяясь каким-то трудно выразимым
единством их обеих или промежуточной между ними формой
абсолютности. Мы говорили, при анализе природы высшей форми-
рующей инстанции нашей душевной жизни, о сознании приз-
вания, абсолютного назначения или смысла нашей жизни. Есть
личности, для которых это сознание, по крайней мере в неко-
торые моменты жизни, принимает форму отчетливого, точного
знания той высшей, трансцендентной силы, орудием которой они
в таких случаях себя сознают. Но было бы рационалистическим
извращением природы душевной жизни усматривать в таком
<точном знании> само существо соответствующего переживания.
Самое неопределенное, безотчетное, совершенно смутное чувство
какой-то высшей, абсолютной, сверхиндивидуальной ценности
нашей жизни имеет здесь, по существу, то же значение. Но
такое чувство мы имеем всегда, когда нами владеет какая-либо
глубокая, сильная страсть или душевная сила, которую мы соз-
наем слитой с глубочайшей основой нашего бытия и как бы
тождественной ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35