На-
против, духовное или идеально-разумное <я> непосредственно вы-
ступает как объективная и сверхиндивидуальная инстанция в нас
и вместе с тем как последний, абсолютный корень нашей личности.
В его лице мы сознаем себя орудием или медиумом чего-то высше-
го, чем какое-либо отдельное <я>, и, с другой стороны, не слепым
я внешним его орудием, а именно центральной силой, само глубо-
чайшее существо которой состоит в осуществлении сверхиндивиду-
альной, объективной цели. Само существо нашей души, нашего
. <я> здесь обнаруживается как творческая сила живой объективной
идеи, как дух, противостоящий не только бесформенной стихии
душевной жизни, но и формирующим ее инстанциям чисто душев-
ного же порядка. Это есть начало совершенно иного порядка в ду-
шевной жизни, не имманентная, а трансцендентная, форми-
рующая ее сила - <глубокий Логос, присущий душе и сам себя
питающий> по выражению Гераклита, <разумная часть души>
в описании Платона, <действенный разум> по характеристике
трезвого Аристотеля. Своеобразие его переживания состоит, ко-
ротко говоря, в том, что в его лице мы непосредственно имеем то
коренное и глубочайшее единство нашего <я>, которое связует наше
душевное существо сверхиндивидуальной сферой абсолютного,
или, вернее говоря, которое есть сама эта связь, само излучение
абсолютного сверхиндивидуального единства в ограниченную
. область душевного единства индивида. Общий смысл этого высшего
. начала может быть уяснен лишь позднее, в иной связи, ибо его
собственное существо состоит не в его функции как формирующей
волевой инстанции, а в его значении живого знания или сущего
разума, как бы луча идеального света, образующего субстанциаль-
ную основу самого бытия души. Здесь в этом отношении доста-
. точно лишь отметить, что очерченное своеобразие его переживания
как формирующей действенной инстанции, характеризуется имен-
но сознанием волевой силы в нас, отличной от всякой субъ-
ективной, <душевной> силы, а непосредственно выступающей как
инстанция сверхиндивидуального бытия и света знания. Мы име-
ем здесь дело опять-таки не с метафизической догадкой, а с фено-
менологическим описанием своеобразного душевного
переживания. Подобно тому как сознание силы воли, властвующей
.вад органической целестремительностью душевной жизни, есть
переживание совершенно особого порядка, так и сознание, что на-
ша душевная жизнь и действенность иногда подчиняется некой
сверхиндивидуальной силе в нас, в лице которой нам раскрыва-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
ется и само существо, и объективный смысл нашей личности -
есть специфическое переживание, непосредственно ни к чему ино-
му не сводимое. И если, наоборот, так называемая эмпирическая
психология истолковывает это специфическое переживание по
образцу душевных явлений низшего порядка, например как победу
господствующих, привычных мотивов над менее крепкими и уко-
рененными побуждениями и т.п., то именно это объяснение есть
в лучшем случае гипотетическая конструкция генезиса пере-
живания, а не действительное описание его непосредственного сво-
еобразия и потому никак не может опровергнуть последнего.
Подлинное внутреннее самонаблюдение, - которое, как мы уже
не раз указывали, больше принципиально провозглашается, чем
действительно осуществляется в психологии - совершенно явст-
венно опытно обнаруживает присутствие этого высшего единства
нашей душевной жизни, ни к чему иному не сводимого и ни на
что не разложимого. Всякий раз, когда в процессе нравственного,
эстетического, религиозного творчества нам открывается бессоз-
нательная, самоочевидная высшая цель и ценность нашей жизни,
мы вместе с тем переживаем непосредственное самораскрытие,
присутствие в нашей душевной жизни этого безотносительного же
последнего корня или единства нашего существа. Поэтому, если
<эмпирическая психология> склонна отрицать этот факт,
окрашивающий совершенно своеобразным, характерным цветом
внутренний духовный мир разумного человеческого существа, то
- тем хуже для нее самой! Конечно, гораздо легче соединять
с отвлеченным эмпиризмом, с принципом почтения к фактам,
невнимательное отношение к фактам, не укладывающимся в пред-
взятую теорию или непохожим на факты другого, привычного
типа, и готовность к поспешному их отрицанию и искусственному,
искажающему перетолковыванию, чем непредвзято и сосредото-
ченно наблюдать и описывать явления совершенно своеобразного
порядка.
VI
Мы наметили, таким образом, три отдельных, как бы воз-
вышающихся друг над другом, центра или формирующих един-
ства нашей душевной жизни, не считая самой душевной стихии,
самого формируемого материала. Что же это значит? Можно ли
признать, что мы состоим, помимо субстрата душевной жизни,
их трех разных <душ>? Против такого вывода протестует не
только <здравый смысл> и все сложившиеся привычки мысли,
но он противоречит и непосредственно опытно-данному, описан-
ному нами сплошному единству душевной жизни. Прежде чем
разрешить это кажущееся противоречие в общей форме, отметим
одно смягчение этого мнимого вывода, которое вытекает уже из
сказанного об этих трех центрах. Различие между вторым
и третьим, высшим направляющим единством есть не различие
в действующем аппарате или в характере волевого переживания,
как такового, а исключительно в характере познавательного пе-
реживания авторитетности и онтологического значения самого
действующего центра. Момент <самопреодоления"", вмешательст-
ва <силы воли>, <мужества>, как таковой, совершенно одинаков,
испытываем ли мы действие в нас относительной, субъективной
сверхчувственной воли или же безотносительного сверхиндивиду-
ального корня действенной сверхчувственной силы, разница в ха-
.рактере переживания относится только к осознанию глубины и
онтологической природы самой действующей силы. Иначе это
можно выразить так, что наше духовное <я> действует всегда
через посредство субъективного сверхчувственно-волевого я, как
бы сливаясь с ним и обогащая его своей авторитетностью и
онтологической значимостью. Поэтому различие между двумя
высшими центрами душевной жизни есть скорее различие между
двумя абстрактными моментами или сторонами сверхчувственнго
формирующего единства - моментом субъективно-индивидуаль-
ного волевого, действующего единства, как такового, и моментом
сверхиндивидуального бытия и объективного самопознания
личности, - причем вторая сторона может и совершенно отсут-
ствовать. Если принять, далее, во внимание возможность в кон-
кретной душевной жизни непрерывного возрастания интенсив-
ности и явности осознания этой второй, высшей стороны свер-
хчувственной жизни, - начиная с бесформенно-смутного <так
надо, я должен!>, сопутствующего едва ли не всякому пере-
живанию типа самопреодоления, и кончая ясно осознанным го-
лосом абсолютной инстанции в нас, раскрывающим нам смысл
нашего бытия - то сфера сверхчувственно-направляющего ду-
ховного бытия предстанет нам как сплошное единство, в составе
которого мы можем лишь различать как бы отправной и конечный
пункт движения, возвышающего нас над соматической, чувст-
венно-эмоциональной областью душевной жизни. Схематически
пользуясь уже приведенным образом конической формы душев-
ного мира, мы могли бы иллюстрировать это соотношение как
различие между простым возвышением над основанием конуса,
движением по направлению к его вершине и достижением самой
вершины, в которой он соприкасается с трансцендентной ему
областью; при этом непрерывность движения, единство оси конуса
как направления, возвышающегося над поверхностью его осно-
вания, так же сохраняются, как и различие между внутренней,
лежащей внутри самого конуса, линией самой оси и ее внешней
вершиной, соединяющей конус с объемлющей его сферой. Таким
образом, сохраняя все онтологическое различие между субь-
"ивной инстанцией индивидуальной воли и объективной
К
ДУША ЧЕЛОВЕКА
инстанцией надындивидуального духа, мы можем усмотреть, вме-
сте с тем, их коренное единство и имеем право слить их
в единство сверхчувственно-формирующего начала души, проти-
востоящего единству чувственно-соматическому.
Мы получаем, таким образом, двойственность между сверхчув-
ственным и чувственным, духовным и элементарно-соматическим
единствами или центрами душевной жизйи - двойственность, ко-
торая сама по себе не может быть отрицаема и о которой свиде-
тельствует, как было указано, всякий факт самопреодоления. В ка-
кой мере эта двойственность противоречит характеру сплошного
единства душевной жизни? Здесь нет надобности прибегать
к каким-либо отвлеченным конструкциями и недоказанным пред-
положениям; феноменологическое, опытно-данное строение ду-
шевной жизни говорит само за себя. И тут нельзя достаточно на-
стойчиво подчеркнуть, что <душа> есть не единство субстанциаль-
ное, не какой-либо замкнутый в себе атом и неподвижный комок,
а лишь единство формирующее, энергетическое, центр целест-
ремительных, формообразующихсил. Конкретная субстанция ду-
шевной жизни есть ее субстрат в лице самой стихии душевной
жизни, которая, с одной стороны, есть всегда единство, и с другой
стороны - единство лишь бесформенное и экстенсивное, подчиня-
ющееся многообразному <формированию> . Поэтому двойствен-
ность <души> есть не раздвоение ее на два обособленных существа,
а лишь двойственность центральных формирующих сил, действу-
ющих в едином неразрывном субстрате, подобно тому, как
в единой атмосфере возможны воздушные движения в разном на-
правлении или как в одном океане возможны разные центры во-
доворотов. При этом двойственность формирующих сил или цен-
тров сама по себе не тождественна ни их коренной разнородности,
ни необходимости борьбы и столкновения между ними. Явление
самопреодоления или внутренней борьбы есть лишь удобный край-
ний случай, познавательно ценный как яркое обнаружение двой-
ственности, но отнюдь не необходимая и универсальная форма со-
отношения между этими двумя инстанциями. Напротив, оно есть
все же лишь одно из возможных отношений, которому противос-
тоит отношение гармонии, слитности направлений действия
низшего и высшего центров. Более того: по самому своему существу
эта двойственность имеет значение двойственного обнаружения не-
кого единства, именно единства формирующей силы вообще. Мы
уже отметили, что само действие элементарной, чувственно-
эмоциональной формирующей силы носит, в отношении
формируемой ею стихии душевной жизни, характер внутренней
О субстанциальном значении момента духа, высшего центра души, мимо-
ходом отмеченного нами выше - подробнее позднее; там мы увидим, что око
также не противоречит энергетическому пониманию души.
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
борьбы и может быть в известном смысле названо также самопре-
одолением. И само обозначение ее как чувственной или <соматиче-
ской> души имеет лишь условный смысл: чувственна не ее собст-
венная природа, как формирующей силы - в этом смысле она есть
спонтанная активность и потому сверхчувственное начало - а
лишь формируемая ею стихия, к которой она прикована, несмотря
на свою активность. Таким образом, по своей внутренней природе
она, собственно, однородна с сверхчувственно волевой душой и есть
как бы обнаружение или отпрыск последней в низшей области; и
лишь в качестве такого низшего отпрыска, отпечатлевая на себе
ограниченность своей задачи и связанность с чувственной средой,
в которой она действует, она отличается от сверхчувственного на-
чала, как такового, в его чистом виде. Для уяснения этого своеоб-
разного двуединства <высшей> и <низшей> души нужно научиться
брать его так, как оно непосредственно обнаруживается и есть,
во всей единственности и несравнимости его своеобразия, не иска-
жая его в угоду отвлеченной прямолинейности логической схемы
и памятуя о лишь символическом, приблизительном значении всех
наглядных пояснений. Тогда мы непосредственно осознаем в нас
как коренную двойственность целестремительных формирующих
инстанций на почве общего душевного единства, так и глубочай-
шее внутреннее единство этих двух разных, часто проти-
воборствующих инстанций. Самая цельная, гармоническая лич-
ность сознает или может сознавать борьбу в себе высшего единства
долга, призвания, духовного требования против низшего единства
чувственных потребностей или по крайней мере само различие
между этими началами даже при отсутствии борьбы между ними.
И наоборот, человек, совершенно раздираемый внутренней борь-
бой, например между сознанием долга и <плотской> страстью, не-
посредственно сознает внутреннее единство своего <я>, разделен-
ного на две противоборствующие, враждебные силы; и если даже,
как это часто бывает, он ближайшим образом сознает одно из этих
<я>, как что-то постороннее и внешнее <ему самому>, говорит,
например, о своей борьбе с <дьяволом> в себе или, наоборот, о
спасительном вмешательстве высшей силы благодати, то все же он
чувствует орудием этих сил себя самого, свое <я>, и, следовательно,
в самой раздвоенности сохраняет сознание непосредственного сво-
его единства. Ни единство, ни двойственность не есть здесь
<иллюзия>, <самообман>; то и другое есть выражение действитель-
ного, непосредственно очевидного строения душевной жизни, ко-
торое, повторяем, надо брать так, как оно есть.
Так как в нашем изложении мы особенно подчеркнули реаль-
ность двойственности, то здесь мы, в частности, должны указать
и на такую же реальность единства <души>, как формирующей
силы, - единства, которое отнюдь не совпадает с простым бес-
форменным единством стихии душевной жизни и не исчерпы-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
вается им. То, что мы в нашей душевной жизни зовем <плотью>
и <духом>, есть, несмотря на всю противоположность и возмож-
ную остроту борьбы между ними, лишь два выражения или две
ветви единого формирующего начала вообще, как по характеру
непосредственного переживания, так и по качественной природе
их действий. Где лежит в составе личности резкая разделяющая
грань между темпераментом <физиологическим>, между общим
формирующим единством чистого физического <самочувствия>,
и единством характера духовного, высшей духовной формой це-
лостной личности? Наше духовное существо, глубочайшее ме-
тафизическое единство нашего <призвания>, нашего внутреннего
своеобразия отражается на всем строении душевной жизни, при-
дает особый <стиль> всем, даже чисто соматическим нашим
потребностям и вкусам. О внутреннем, духовном существе че-
ловека в известной мере говорит все в нем - его манера ходить,
одеваться, говорить, его чисто <физические> вкусы в области
питания, половой жизни, степень и качественные особенности
его внешней возбудимости или спокойствия и т.д. Во всяком
эстетическом <общем впечатлении> от человека мы имеем не-
которого рода смутное предугадывание своеобразия его личности,
формирующего единства его души. А в том особом, чутком
проникновении в чужую душу, которое дарует любовное отно-
шение к человеку - как бы часто оно ни было обманчиво в иных
случаях - нам непосредственно предстает коренное первичное
единство, связующее <дух> человека с его <плотью>, таинствен-
ное, глубочайшее своеобразие его внутреннего духовного я -
с блеском его глаз, модуляцией голоса, манерой движений, со
всеми его прихотями, вкусами и инстинктами. Живой субъект
душевной жизни - то, что мы зовем живой, конкретной лично-
стью - есть именно это непосредственное конкретное единство
психофизической, <соматической> формирующей силы с духов-
ным своеобразием - единство, сохраняющееся даже в самой ост-
рой раздвоенности и противоречивости между <низшей> и <вы-
сшей> стороной человека. Невыразимая тайна личности есть
именно тайна этого глубочайшего единства разнородного в ней
- тайна, которая может быть лишь художественно выявлена,
но не логически вскрыта. В логической схеме это может быть
уяснено лишь в общем понимании коренного единства двойст-
венности человеческого существа: чувственно-органическая фор-
мирующая сила в нем и его внутреннее духовное единство с этой
точки зрения представляются двумя разнородными, идущими
в разных направлениях отпрысками или разветвлениями все же
единого и потому однородного ствола, вырастающего из единой
формообразующей энтелехии <души> как семени сложного
и взаимно противоборствующего богатства организма душевной
жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
против, духовное или идеально-разумное <я> непосредственно вы-
ступает как объективная и сверхиндивидуальная инстанция в нас
и вместе с тем как последний, абсолютный корень нашей личности.
В его лице мы сознаем себя орудием или медиумом чего-то высше-
го, чем какое-либо отдельное <я>, и, с другой стороны, не слепым
я внешним его орудием, а именно центральной силой, само глубо-
чайшее существо которой состоит в осуществлении сверхиндивиду-
альной, объективной цели. Само существо нашей души, нашего
. <я> здесь обнаруживается как творческая сила живой объективной
идеи, как дух, противостоящий не только бесформенной стихии
душевной жизни, но и формирующим ее инстанциям чисто душев-
ного же порядка. Это есть начало совершенно иного порядка в ду-
шевной жизни, не имманентная, а трансцендентная, форми-
рующая ее сила - <глубокий Логос, присущий душе и сам себя
питающий> по выражению Гераклита, <разумная часть души>
в описании Платона, <действенный разум> по характеристике
трезвого Аристотеля. Своеобразие его переживания состоит, ко-
ротко говоря, в том, что в его лице мы непосредственно имеем то
коренное и глубочайшее единство нашего <я>, которое связует наше
душевное существо сверхиндивидуальной сферой абсолютного,
или, вернее говоря, которое есть сама эта связь, само излучение
абсолютного сверхиндивидуального единства в ограниченную
. область душевного единства индивида. Общий смысл этого высшего
. начала может быть уяснен лишь позднее, в иной связи, ибо его
собственное существо состоит не в его функции как формирующей
волевой инстанции, а в его значении живого знания или сущего
разума, как бы луча идеального света, образующего субстанциаль-
ную основу самого бытия души. Здесь в этом отношении доста-
. точно лишь отметить, что очерченное своеобразие его переживания
как формирующей действенной инстанции, характеризуется имен-
но сознанием волевой силы в нас, отличной от всякой субъ-
ективной, <душевной> силы, а непосредственно выступающей как
инстанция сверхиндивидуального бытия и света знания. Мы име-
ем здесь дело опять-таки не с метафизической догадкой, а с фено-
менологическим описанием своеобразного душевного
переживания. Подобно тому как сознание силы воли, властвующей
.вад органической целестремительностью душевной жизни, есть
переживание совершенно особого порядка, так и сознание, что на-
ша душевная жизнь и действенность иногда подчиняется некой
сверхиндивидуальной силе в нас, в лице которой нам раскрыва-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
ется и само существо, и объективный смысл нашей личности -
есть специфическое переживание, непосредственно ни к чему ино-
му не сводимое. И если, наоборот, так называемая эмпирическая
психология истолковывает это специфическое переживание по
образцу душевных явлений низшего порядка, например как победу
господствующих, привычных мотивов над менее крепкими и уко-
рененными побуждениями и т.п., то именно это объяснение есть
в лучшем случае гипотетическая конструкция генезиса пере-
живания, а не действительное описание его непосредственного сво-
еобразия и потому никак не может опровергнуть последнего.
Подлинное внутреннее самонаблюдение, - которое, как мы уже
не раз указывали, больше принципиально провозглашается, чем
действительно осуществляется в психологии - совершенно явст-
венно опытно обнаруживает присутствие этого высшего единства
нашей душевной жизни, ни к чему иному не сводимого и ни на
что не разложимого. Всякий раз, когда в процессе нравственного,
эстетического, религиозного творчества нам открывается бессоз-
нательная, самоочевидная высшая цель и ценность нашей жизни,
мы вместе с тем переживаем непосредственное самораскрытие,
присутствие в нашей душевной жизни этого безотносительного же
последнего корня или единства нашего существа. Поэтому, если
<эмпирическая психология> склонна отрицать этот факт,
окрашивающий совершенно своеобразным, характерным цветом
внутренний духовный мир разумного человеческого существа, то
- тем хуже для нее самой! Конечно, гораздо легче соединять
с отвлеченным эмпиризмом, с принципом почтения к фактам,
невнимательное отношение к фактам, не укладывающимся в пред-
взятую теорию или непохожим на факты другого, привычного
типа, и готовность к поспешному их отрицанию и искусственному,
искажающему перетолковыванию, чем непредвзято и сосредото-
ченно наблюдать и описывать явления совершенно своеобразного
порядка.
VI
Мы наметили, таким образом, три отдельных, как бы воз-
вышающихся друг над другом, центра или формирующих един-
ства нашей душевной жизни, не считая самой душевной стихии,
самого формируемого материала. Что же это значит? Можно ли
признать, что мы состоим, помимо субстрата душевной жизни,
их трех разных <душ>? Против такого вывода протестует не
только <здравый смысл> и все сложившиеся привычки мысли,
но он противоречит и непосредственно опытно-данному, описан-
ному нами сплошному единству душевной жизни. Прежде чем
разрешить это кажущееся противоречие в общей форме, отметим
одно смягчение этого мнимого вывода, которое вытекает уже из
сказанного об этих трех центрах. Различие между вторым
и третьим, высшим направляющим единством есть не различие
в действующем аппарате или в характере волевого переживания,
как такового, а исключительно в характере познавательного пе-
реживания авторитетности и онтологического значения самого
действующего центра. Момент <самопреодоления"", вмешательст-
ва <силы воли>, <мужества>, как таковой, совершенно одинаков,
испытываем ли мы действие в нас относительной, субъективной
сверхчувственной воли или же безотносительного сверхиндивиду-
ального корня действенной сверхчувственной силы, разница в ха-
.рактере переживания относится только к осознанию глубины и
онтологической природы самой действующей силы. Иначе это
можно выразить так, что наше духовное <я> действует всегда
через посредство субъективного сверхчувственно-волевого я, как
бы сливаясь с ним и обогащая его своей авторитетностью и
онтологической значимостью. Поэтому различие между двумя
высшими центрами душевной жизни есть скорее различие между
двумя абстрактными моментами или сторонами сверхчувственнго
формирующего единства - моментом субъективно-индивидуаль-
ного волевого, действующего единства, как такового, и моментом
сверхиндивидуального бытия и объективного самопознания
личности, - причем вторая сторона может и совершенно отсут-
ствовать. Если принять, далее, во внимание возможность в кон-
кретной душевной жизни непрерывного возрастания интенсив-
ности и явности осознания этой второй, высшей стороны свер-
хчувственной жизни, - начиная с бесформенно-смутного <так
надо, я должен!>, сопутствующего едва ли не всякому пере-
живанию типа самопреодоления, и кончая ясно осознанным го-
лосом абсолютной инстанции в нас, раскрывающим нам смысл
нашего бытия - то сфера сверхчувственно-направляющего ду-
ховного бытия предстанет нам как сплошное единство, в составе
которого мы можем лишь различать как бы отправной и конечный
пункт движения, возвышающего нас над соматической, чувст-
венно-эмоциональной областью душевной жизни. Схематически
пользуясь уже приведенным образом конической формы душев-
ного мира, мы могли бы иллюстрировать это соотношение как
различие между простым возвышением над основанием конуса,
движением по направлению к его вершине и достижением самой
вершины, в которой он соприкасается с трансцендентной ему
областью; при этом непрерывность движения, единство оси конуса
как направления, возвышающегося над поверхностью его осно-
вания, так же сохраняются, как и различие между внутренней,
лежащей внутри самого конуса, линией самой оси и ее внешней
вершиной, соединяющей конус с объемлющей его сферой. Таким
образом, сохраняя все онтологическое различие между субь-
"ивной инстанцией индивидуальной воли и объективной
К
ДУША ЧЕЛОВЕКА
инстанцией надындивидуального духа, мы можем усмотреть, вме-
сте с тем, их коренное единство и имеем право слить их
в единство сверхчувственно-формирующего начала души, проти-
востоящего единству чувственно-соматическому.
Мы получаем, таким образом, двойственность между сверхчув-
ственным и чувственным, духовным и элементарно-соматическим
единствами или центрами душевной жизйи - двойственность, ко-
торая сама по себе не может быть отрицаема и о которой свиде-
тельствует, как было указано, всякий факт самопреодоления. В ка-
кой мере эта двойственность противоречит характеру сплошного
единства душевной жизни? Здесь нет надобности прибегать
к каким-либо отвлеченным конструкциями и недоказанным пред-
положениям; феноменологическое, опытно-данное строение ду-
шевной жизни говорит само за себя. И тут нельзя достаточно на-
стойчиво подчеркнуть, что <душа> есть не единство субстанциаль-
ное, не какой-либо замкнутый в себе атом и неподвижный комок,
а лишь единство формирующее, энергетическое, центр целест-
ремительных, формообразующихсил. Конкретная субстанция ду-
шевной жизни есть ее субстрат в лице самой стихии душевной
жизни, которая, с одной стороны, есть всегда единство, и с другой
стороны - единство лишь бесформенное и экстенсивное, подчиня-
ющееся многообразному <формированию> . Поэтому двойствен-
ность <души> есть не раздвоение ее на два обособленных существа,
а лишь двойственность центральных формирующих сил, действу-
ющих в едином неразрывном субстрате, подобно тому, как
в единой атмосфере возможны воздушные движения в разном на-
правлении или как в одном океане возможны разные центры во-
доворотов. При этом двойственность формирующих сил или цен-
тров сама по себе не тождественна ни их коренной разнородности,
ни необходимости борьбы и столкновения между ними. Явление
самопреодоления или внутренней борьбы есть лишь удобный край-
ний случай, познавательно ценный как яркое обнаружение двой-
ственности, но отнюдь не необходимая и универсальная форма со-
отношения между этими двумя инстанциями. Напротив, оно есть
все же лишь одно из возможных отношений, которому противос-
тоит отношение гармонии, слитности направлений действия
низшего и высшего центров. Более того: по самому своему существу
эта двойственность имеет значение двойственного обнаружения не-
кого единства, именно единства формирующей силы вообще. Мы
уже отметили, что само действие элементарной, чувственно-
эмоциональной формирующей силы носит, в отношении
формируемой ею стихии душевной жизни, характер внутренней
О субстанциальном значении момента духа, высшего центра души, мимо-
ходом отмеченного нами выше - подробнее позднее; там мы увидим, что око
также не противоречит энергетическому пониманию души.
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
борьбы и может быть в известном смысле названо также самопре-
одолением. И само обозначение ее как чувственной или <соматиче-
ской> души имеет лишь условный смысл: чувственна не ее собст-
венная природа, как формирующей силы - в этом смысле она есть
спонтанная активность и потому сверхчувственное начало - а
лишь формируемая ею стихия, к которой она прикована, несмотря
на свою активность. Таким образом, по своей внутренней природе
она, собственно, однородна с сверхчувственно волевой душой и есть
как бы обнаружение или отпрыск последней в низшей области; и
лишь в качестве такого низшего отпрыска, отпечатлевая на себе
ограниченность своей задачи и связанность с чувственной средой,
в которой она действует, она отличается от сверхчувственного на-
чала, как такового, в его чистом виде. Для уяснения этого своеоб-
разного двуединства <высшей> и <низшей> души нужно научиться
брать его так, как оно непосредственно обнаруживается и есть,
во всей единственности и несравнимости его своеобразия, не иска-
жая его в угоду отвлеченной прямолинейности логической схемы
и памятуя о лишь символическом, приблизительном значении всех
наглядных пояснений. Тогда мы непосредственно осознаем в нас
как коренную двойственность целестремительных формирующих
инстанций на почве общего душевного единства, так и глубочай-
шее внутреннее единство этих двух разных, часто проти-
воборствующих инстанций. Самая цельная, гармоническая лич-
ность сознает или может сознавать борьбу в себе высшего единства
долга, призвания, духовного требования против низшего единства
чувственных потребностей или по крайней мере само различие
между этими началами даже при отсутствии борьбы между ними.
И наоборот, человек, совершенно раздираемый внутренней борь-
бой, например между сознанием долга и <плотской> страстью, не-
посредственно сознает внутреннее единство своего <я>, разделен-
ного на две противоборствующие, враждебные силы; и если даже,
как это часто бывает, он ближайшим образом сознает одно из этих
<я>, как что-то постороннее и внешнее <ему самому>, говорит,
например, о своей борьбе с <дьяволом> в себе или, наоборот, о
спасительном вмешательстве высшей силы благодати, то все же он
чувствует орудием этих сил себя самого, свое <я>, и, следовательно,
в самой раздвоенности сохраняет сознание непосредственного сво-
его единства. Ни единство, ни двойственность не есть здесь
<иллюзия>, <самообман>; то и другое есть выражение действитель-
ного, непосредственно очевидного строения душевной жизни, ко-
торое, повторяем, надо брать так, как оно есть.
Так как в нашем изложении мы особенно подчеркнули реаль-
ность двойственности, то здесь мы, в частности, должны указать
и на такую же реальность единства <души>, как формирующей
силы, - единства, которое отнюдь не совпадает с простым бес-
форменным единством стихии душевной жизни и не исчерпы-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
вается им. То, что мы в нашей душевной жизни зовем <плотью>
и <духом>, есть, несмотря на всю противоположность и возмож-
ную остроту борьбы между ними, лишь два выражения или две
ветви единого формирующего начала вообще, как по характеру
непосредственного переживания, так и по качественной природе
их действий. Где лежит в составе личности резкая разделяющая
грань между темпераментом <физиологическим>, между общим
формирующим единством чистого физического <самочувствия>,
и единством характера духовного, высшей духовной формой це-
лостной личности? Наше духовное существо, глубочайшее ме-
тафизическое единство нашего <призвания>, нашего внутреннего
своеобразия отражается на всем строении душевной жизни, при-
дает особый <стиль> всем, даже чисто соматическим нашим
потребностям и вкусам. О внутреннем, духовном существе че-
ловека в известной мере говорит все в нем - его манера ходить,
одеваться, говорить, его чисто <физические> вкусы в области
питания, половой жизни, степень и качественные особенности
его внешней возбудимости или спокойствия и т.д. Во всяком
эстетическом <общем впечатлении> от человека мы имеем не-
которого рода смутное предугадывание своеобразия его личности,
формирующего единства его души. А в том особом, чутком
проникновении в чужую душу, которое дарует любовное отно-
шение к человеку - как бы часто оно ни было обманчиво в иных
случаях - нам непосредственно предстает коренное первичное
единство, связующее <дух> человека с его <плотью>, таинствен-
ное, глубочайшее своеобразие его внутреннего духовного я -
с блеском его глаз, модуляцией голоса, манерой движений, со
всеми его прихотями, вкусами и инстинктами. Живой субъект
душевной жизни - то, что мы зовем живой, конкретной лично-
стью - есть именно это непосредственное конкретное единство
психофизической, <соматической> формирующей силы с духов-
ным своеобразием - единство, сохраняющееся даже в самой ост-
рой раздвоенности и противоречивости между <низшей> и <вы-
сшей> стороной человека. Невыразимая тайна личности есть
именно тайна этого глубочайшего единства разнородного в ней
- тайна, которая может быть лишь художественно выявлена,
но не логически вскрыта. В логической схеме это может быть
уяснено лишь в общем понимании коренного единства двойст-
венности человеческого существа: чувственно-органическая фор-
мирующая сила в нем и его внутреннее духовное единство с этой
точки зрения представляются двумя разнородными, идущими
в разных направлениях отпрысками или разветвлениями все же
единого и потому однородного ствола, вырастающего из единой
формообразующей энтелехии <души> как семени сложного
и взаимно противоборствующего богатства организма душевной
жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35