Я стараюсь реагировать на
этот смысл и эти чувства.
Мне очень хочется создать атмосферу психологи-
ческой безопасности для каждого человека. Я хочу,
чтобы каждый с самого начала чувствовал, что если он
рискнет сказать что-либо глубоко личное, или абсурд-
ное, или циничное, - в круге найдется по крайней мере
один человек, который относится к нему с достаточным
уважением, чтобы услышать его и прислушаться к его
утверждению как подлинному самовыражению.
Есть несколько иной аспект безопасности атмосфе-
ры, который я также хочу обеспечить. Я хорошо
сознаю, что невозможно избежать боли, вызываемой
новыми прозрениями, ростом или обратной связью от
других участников. Однако мне хочется, чтобы каж-
дый участник группы чувствовал, что я буду психоло-
гически рядом с ним, что бы с ним или в нем ни про-
исходило - в моменты боли, радости или их сочетания,
так часто сопутствующего росту. Я полагаю, что обыч-
но я могу почувствовать, когда человек испуган или
когда ему плохо, и в эти моменты я даю ему какой-
нибудь знак, вербальный или невербальный, что я
чувствую это и что я рядом с ним, когда он проживает
этот страх или эту боль.
Принятие группы
Я отношусь к группе и к ее участникам с большой до-
лей терпения. Снова и снова я учился в последние го-
ды тому, что в конце концов полезнее всего принимать
группу точно такой, какова она есть. Если группа хо-
чет интеллектуализировать, или обсуждать поверх-
ностные вопросы, или очень закрыта эмоционально,
или боится лично-заинтересованного общения, это ред-
ко раздражает меня до такой степени, как некоторых
других ведущих.
Я хорошо знаю, что определенные упражнения или
задания, предложенные фасилитатором, могут практи-
чески привести группу к общению с большим присут-
ствием <здесь и теперь> и на более эмоциональном
уровне. Есть ведущие, которые делают это очень ис-
нo, с хорошим эффектом на данный момент. Одна-
ко я в достаточной мере проникнут научно-
клининицистким духом, чтобы исследовать то, что
происходит потом, и я знаю, что часто последующий
результат таких процедур далеко не столь удовлетво-
ряющ, как непосредственный эффект. В лучшем слу-
чае это ведет к <ученичеству> (чего я не люблю): <Ка-
кой это великолепный лидер, он заставил меня рас-
крыться, когда я не собирался этого делать!> - Это
может также вести к отвержению всего переживания:
<Зачем я делал эти глупости, которые он предла-
гал?> - В худшем случае это может вызвать у челове-
ка чувство, что его границы каким-то образом нару-
шаются, и он постарается впредь избегать групп. Из
своего опыта я знаю, что если я попытаюсь подтолк-
нуть группу к переходу на более глубокий уровень, в
конечном итоге это не оправдает себя.
Так что я нахожу, что лучше всего принимать груп-
пу именно на том уровне, на котором она находится.
Так я работал с группой очень <зажатых> научных
светил - преимущественно физиков, - среди которых
чувства редко выражались открыто и глубокое личное
общение просто отсутствовало. И все же эта группа
стала гораздо более свободной, выразительной и нова-
торской, и выявила много позитивных результатов от
наших встреч. Я работал с высшим административным
персоналом в области образования - может быть, наи-
более ригидными и защищающимися людьми в нашей
культуре - с подобными же результатами.
Я не могу сказать, чтобы мне это было всегда легко.
В одной такой группе специалистов в области образо-
вания было много поверхностных и интеллектуальных
разговоров, но постепенно они сдвигались на более
глубокий уровень. Затем на вечерней встрече разговор
начал становиться все более тривиальным. Кто-то
спросил: <Делаем ли мы то, что хотели бы делать?> -
Ответ был почти единодушным: <Нет>. - Но через
несколько минут разговор снова превратился в по-
верхностную болтовню о вещах, которые меня не инте-
ресовали. Я был в затруднительном положении. На
первой встрече, чтобы ослабить значительную тревож-
ность, которая возникла в этой группе, я подчеркнул,
что они могут сделать из группы то, что захотят, и
операционально они как бы говорили, и очень громко:
<Мы хотим провести этот дорогой, трудно доставший-
ся нам уикенд, разговаривая о пустяках>. - Если бы я
выразил свои чувства скуки и раздражения, это проти-
воречило бы свободе, которую я им предоставил.
После некоторой внутренней борьбы я решил, что
они имеют полное право говорить о пустяках, а я имею
полное право не участвовать в этом. Так что я тихо
вышел из комнаты и пошел спать. После моего ухода и
на следующее утро реакции были столь же различны,
как и участники группы. Одни почувствовали себя по-
лучившими нагоняй и наказанными, другие полагали,
что я посмеялся над ними, третьи чувствовали стыд за
потерянное время, иным, как и мне, не нравились их
тривиальные разговоры. Я сказал им, что насколько я
только мог сознавать себя, я просто старался вести се-
бя в соответствии с моими противоречивыми чувства-
ми, но что каждый из них имеет право на собственное
восприятие. Так или иначе, после этого взаимодей-
ствие стало гораздо более осмысленным.
Если бы я сказал на первой встрече: <Мы можем сделать из
этого все, что захотим>, - что было бы предпочтительнее, а
также наверное и честнее, - я бы чувствовал себя вправе
сказать: <Мне не нравится то, что мы из этого делаем>. Но
я точно помнил, что в своей попытке придать им увереннос-
ти, я сказал: <Вы можете сделать из этого все, что хоти-
те.> - Так мне пришлось расплатиться за свою ошибку.
Принятие человека
Я даю участнику группы возможность во-
влекаться или не вовлекаться в групповой процесс.
ЕСли человек хочет психологически оставаться в сто-
роне, он получает мое открытое разрешение поступать
таким образом. Группа может хотеть или не хотеть,
чтобы человек оставался в таком положении, но лично
я хочу, чтобы он вел себя так, как считает нужным.
Один скептический администратор колледжа сказал,
что главное, чему он научился, - это тому, что он мо-
жет воздержаться от личного участия, чувствовать себя
спокойно по этому поводу, и понять, что его не будут
принуждать. Мне кажется, что это значимый опыт, ко-
торый сделает для него гораздо более возможным дей-
ствительное участие, когда ему представится такая
возможность в другой раз. Из того, что мне рассказы-
вали о нем год спустя, можно сделать вывод, что он
значительно изменился благодаря своему кажущемуся
неучастию.
Молчание человека приемлемо для меня, если толь-
ко я вполне уверен, что за этим не стоит невыраженная
боль или сопротивление.
Я стараюсь принимать то, что говорится, за чистую
монету. Как фасилитатор (как и в функции терапевта)
я определенно предпочитаю быть доверчивым челове-
ком; я верю, что человек говорит мне нечто так, как в
нем это сейчас сложилось. Если это не так, человек
вполне может позже исправить сказанное, и часто лю-
ди так и делают. Я не хочу терять время на подозрение
или предположения, вроде <Что он на самом деле имел
в виду>.
Я в большей степени реагирую на чувства в настоя-
щем, чем на рассказы о прошлых переживаниях, но я
охотно допускаю в общении возможность того и друго-
го. Я не люблю правила <говорить только о том, что
происходит здесь и теперь>.
Я стараюсь сделать ясным, что то, что происходит,
может происходить потому, что так выбрала группа,
будь то открыто и сознательно, наощупь, или бессоз-
нательно. По мере того, как я все больше становлюсь
членом группы, я охотно принимаю свою долю влия-
ния на то, что происходит, но не управляю происхо-
дящим.
Обычно я могу чувствовать себя спокойно по пово-
ду того факта, что за восемь часов мы сделаем то, что
требует восьми часов, за сорок - то, что стоит сорока,
а за одночасовую демонстрацию мы можем сделать то,
что можно сделать за час.
Эмпатическое понимание
В моем поведении в группе самое важное и наиболее
частое - старание понять точное значение того, что че-
ловек выражает.
Именно такого понимания я стараюсь достичь, про-
рываясь сквозь усложнения и возвращая общение к
тому, что выраженное значит для человека. Например,
после запутанного и несколько бессвязного рассказа
одного мужа о своей жене я ответил; <Итак мало-
помалу вы стали умалчивать о том, о чем вы раньше
говорли жене? Так?> - <Да>.
Мне кажется, что это способствует общению, потому
что проясняет сказанное для говорившего и помогает
другим участникам группы понять и не терять время
на вопросы или реагирование по поводу запутанных
деталей рассказа.
Если разговор становится обобщенным или интел-
лекту ализирующим, я стараюсь выбрать из общего
контекста что-нибудь наиболее аутентичное и отвечать
на это. Так, я могу сказать: <Хотя вы говорите обо
всем этом в общих словах, - как каждый поступает в
определенных ситуациях, - я подозреваю, что вы про-
водите много времени, говоря это самому себе. Прав-
Эл сказал несколько весьма
вещей; Джон, другой участник группы, на-
чал задавать ему вопрос за вопросом по поводу того,
что он сказал, но мне слышалось в этом более, чем
просто вопросы. В конце концов я сказал Джону:
<Хорошо, вы продолжаете пытаться добраться до того,
что он сказал и что он имел в виду, но мне кажется,
что вы пытаетесь сказать что-то ему, и мне не вполне
понятно, что именно>. - Джон на мгновение задумался
и потом начал говорить о себе. До этого момента он,
по-видимому, пытался заставить Эла сформулировать
его, Джона, чувства, чтобы ему не приходилось гово-
рить о них от собственного имени. Это, по-видимому,
довольно распростараненный способ поведения.
Я очень стараюсь распространить свое понимание
на обе стороны различия в чувствах, о которых гово-
рят. Так, в одной группе, где обсуждали брак, двое
высказывали очень различные точки зрения. Я реаги-
ровал так: <Вы действительно смотрите на эти разно-
му; вы, Джерри, говорите, что любите мягкость в от-
ношениях, стараетесь, чтобы все шло гладко и спокой-
но, а Уинни говорит: <К черту все это! Я люблю об-
щение>. - Это помогает прояснить и заострить значи-
мые различия.
Действование с точки зрения моих чувств
Я учусь все более свободно опираться на собственные
чувства, как они существуют в данный момент, по от-
ношению к группе в целом, к индивидуальным членам
группы и к себе самому. Я почти всегда действительно
чувствую заботу о каждом из участников группы и о
группе в целом. Трудно найти основания для этого: это
просто факт. Я ценю каждого человека. Однако это не
содержит гарантий продолжительных отношений; это
забота и чувства, которые существуют сейчас. Я пола-
гаю, что могу ясно чувствовать это, поскольку не гово-
рю, что это будет продолжаться.
Я полагаю, что я вполне чувствителен к моментам,
когдачеловек готов заговорить или близок к боли или
слезам, или гневу. Тогда можно сказать: <Давайте да-
дим шанс Карлин> - или: <Похоже, что вы действи-
тельно чем-то обеспокоены. Хотите ли вы посвятить
нас в это?>
Особенно эмпатично я реагирую на боль и обиду.
Это желание понять и психологически находиться
вместе с человеком в его боли возможно отчасти про-
исходит из моего терапевтического опыта.
Я стараюсь выражать любое постоянное чувство,
возникающее у меня в отношении человека или группы
в целом, в любом значимом или продолжающемся от-
ношении. Конечно, такое выражение не происходит в
самом начале, когда определенные чувства еще только
формируются. Мне может, например, не понравиться
чье-то поведение в течение первых десяти минут, когда
группа собралась вместе, но вряд ли я буду сразу вы-
ражать это чувство. Однако если это чувство сохра-
нится, я его выражу.
При обсуждении этого один фасилитатор сказал: <Я
пытался следовать одиннадцатой заповеди, Всегда вы-
ражай чувства, которые испытываешь>. - Другой
участник обсуждения ответил: <Знаешь что я на это
скажу? Что у нас всегда должен быть выбор. Один раз
я могу выбрать высказывание чувства, в другой раз я
выбираю не делать этого>.
Пожалуй, я скорее соглашусь со вторым утвержде-
нием. Если только я могу сознавать всю сложность
своих чувств в любой данный момент, - то есть если я
адекватно прислушиваюсь к себе, - тогда можно вы-
бирать и выражать или не выражать (если, например,
это неуместно по ситуации) те отношения, которые
сильны и постоянны.
Я доверяю чувствам, словам, импульсам, фанта-
зиям, которые во мне возникают. Таким образом я
опираюсь не только на сознательное <я>, но и на спо-
собности всего моего организма. Например: <Мне вне-
запно пришла в голову фантазия, что вы - принцесса,
и что вам бы понравилось, если бы мы все были ва-
шими подданными>. - Или: <Я чувствую, что вы и су-
дья, и обвиняемый, и что вы сурово говорите себе: Ты
виноват в любом случае>.
Или интуиция может быть несколько более слож-
ной. В то время, как говорит серьезный бизнесмен, в
моей фантазии внезапно может возникнуть образ ма-
ленького мальчика, которого он водит с собой, - маль-
чика, каким он был, стеснительного неадекватного, бо-
язливого, - ребенка, которого он пытается отвергнуть,
которого он стыдится. И мне хочется, чтобы он любил
этого малыша и заботился о нем. И я могу рассказать
об этой фантазии, - не как о чем-то истинном, а имен-
но как о возникшей у меня фантазии. Часто это при-
водит к удивительно глубокой реакции и глубоким
прозрениям.
Я стараюсь в равной мере выражать позитивные,
любящие чувства и негативные, фрустрированные,
гневные. В этом может быть определенный риск. Од-
нажды, я полагаю, я повредил процессу в группе, вы-
разив в самом начале теплые чувства к некоторым из
участников. Поскольку меня еще воспринимали как
фасилитатора, для других стало затруднительным вы-
разить негативные чувства и недовольство по отноше-
нию к ним. Эти чувства нашли выход лишь на послед-
ней встрече, что привело группу к определенно не-
счастливому концу.
Мне бывает трудно сразу осознать негативные
чувства в себе. Я сожалею об этом и постепенно учусь
такому сознаванию.
Было бы хорошо без стеснения выражать чувства в.
данный момент. Однажды я прослушал магнитофон-
ную запись группы, которая происходила два года на-
зад, и был поражен некоторыми чувствами., которые я
выражал тогда по отношению к другим. Если бы в этот
момент кто-нибудь из участников той группы сказал
мне, что тогда я выражал такие чувства по отношению
к нему, я бы полностью отрицал это. Но у меня было
доказательство того, что, не взвешивая каждое слово и
не думая о возможных последствиях, я без стеснения,
как человек в группе, выражал то, что я чувствовал в
тот момент. И мне это понравилось.
Лучше всего я действую в группе, когда мои
<собственные> чувства - позитивные или негативные -
входят в непосредственное взаимодействие с чувствами
других участников. Для меня это означает, что мы об-
щаемся на глубоком уровне личного смысла. Для. меня
это наибольшее приближение к отношению <Я и Ты>.
Когда мне задают вопрос, я стараюсь прислушаться
к своим чувствам. Если я ощущаю, что это действи-
тельно вопрос, и что в нем нет ничего другого, чем
просто вопрос, тогда я стараюсь как можно лучше на
него ответить. Однако я не чувствую себя обязанным,
следуя социальной норме, отвечать только потому, что
высказывание было сформулировано как вопрос. В
высказывании может быть сообщение, гораздо более
важное, чем сам вопрос.
Однажды коллега сказал мне, что я <очищаю себя,
как луковку>, то есть выражаю все более глубокие
слои_ чувств по мере того, как я начинаю сознавать их
в группе. Я хотел бы надеяться, что это так и есть.
Конфронтация и обратная связь
Я могу вступить с людьми в конфронтацию по поводу
особенностей их поведения. <Мне не нравится то, как
вы болтливы. Мне кажется, что вы по три-четыре раза
повторяете одно и то же. Не можете ли вы оставно-
виться, когда выскажете то, что хотели?> или: <Вы
кажетесь мне своего рода воском. Как будто кто-то до-
стал вас, сделал вмятину, но потом все возращается на
свое место, как. будто к вам и не прикасались>.
и я люблю конфронтировать с другим человеком,
опираясь только на чувства, которые являются дей-
ствительно моими собственными. Иной раз они могут
быть очень сильными: <В жизни я так не злился на
группе- как сейчас>. - или одному мужчине на груп-
пе: <Сегодня утром я проснулся с чувством, что хотел
бы никогда вас больше не видеть.
Нападение на защиты человека напоминает мне су-
дилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
этот смысл и эти чувства.
Мне очень хочется создать атмосферу психологи-
ческой безопасности для каждого человека. Я хочу,
чтобы каждый с самого начала чувствовал, что если он
рискнет сказать что-либо глубоко личное, или абсурд-
ное, или циничное, - в круге найдется по крайней мере
один человек, который относится к нему с достаточным
уважением, чтобы услышать его и прислушаться к его
утверждению как подлинному самовыражению.
Есть несколько иной аспект безопасности атмосфе-
ры, который я также хочу обеспечить. Я хорошо
сознаю, что невозможно избежать боли, вызываемой
новыми прозрениями, ростом или обратной связью от
других участников. Однако мне хочется, чтобы каж-
дый участник группы чувствовал, что я буду психоло-
гически рядом с ним, что бы с ним или в нем ни про-
исходило - в моменты боли, радости или их сочетания,
так часто сопутствующего росту. Я полагаю, что обыч-
но я могу почувствовать, когда человек испуган или
когда ему плохо, и в эти моменты я даю ему какой-
нибудь знак, вербальный или невербальный, что я
чувствую это и что я рядом с ним, когда он проживает
этот страх или эту боль.
Принятие группы
Я отношусь к группе и к ее участникам с большой до-
лей терпения. Снова и снова я учился в последние го-
ды тому, что в конце концов полезнее всего принимать
группу точно такой, какова она есть. Если группа хо-
чет интеллектуализировать, или обсуждать поверх-
ностные вопросы, или очень закрыта эмоционально,
или боится лично-заинтересованного общения, это ред-
ко раздражает меня до такой степени, как некоторых
других ведущих.
Я хорошо знаю, что определенные упражнения или
задания, предложенные фасилитатором, могут практи-
чески привести группу к общению с большим присут-
ствием <здесь и теперь> и на более эмоциональном
уровне. Есть ведущие, которые делают это очень ис-
нo, с хорошим эффектом на данный момент. Одна-
ко я в достаточной мере проникнут научно-
клининицистким духом, чтобы исследовать то, что
происходит потом, и я знаю, что часто последующий
результат таких процедур далеко не столь удовлетво-
ряющ, как непосредственный эффект. В лучшем слу-
чае это ведет к <ученичеству> (чего я не люблю): <Ка-
кой это великолепный лидер, он заставил меня рас-
крыться, когда я не собирался этого делать!> - Это
может также вести к отвержению всего переживания:
<Зачем я делал эти глупости, которые он предла-
гал?> - В худшем случае это может вызвать у челове-
ка чувство, что его границы каким-то образом нару-
шаются, и он постарается впредь избегать групп. Из
своего опыта я знаю, что если я попытаюсь подтолк-
нуть группу к переходу на более глубокий уровень, в
конечном итоге это не оправдает себя.
Так что я нахожу, что лучше всего принимать груп-
пу именно на том уровне, на котором она находится.
Так я работал с группой очень <зажатых> научных
светил - преимущественно физиков, - среди которых
чувства редко выражались открыто и глубокое личное
общение просто отсутствовало. И все же эта группа
стала гораздо более свободной, выразительной и нова-
торской, и выявила много позитивных результатов от
наших встреч. Я работал с высшим административным
персоналом в области образования - может быть, наи-
более ригидными и защищающимися людьми в нашей
культуре - с подобными же результатами.
Я не могу сказать, чтобы мне это было всегда легко.
В одной такой группе специалистов в области образо-
вания было много поверхностных и интеллектуальных
разговоров, но постепенно они сдвигались на более
глубокий уровень. Затем на вечерней встрече разговор
начал становиться все более тривиальным. Кто-то
спросил: <Делаем ли мы то, что хотели бы делать?> -
Ответ был почти единодушным: <Нет>. - Но через
несколько минут разговор снова превратился в по-
верхностную болтовню о вещах, которые меня не инте-
ресовали. Я был в затруднительном положении. На
первой встрече, чтобы ослабить значительную тревож-
ность, которая возникла в этой группе, я подчеркнул,
что они могут сделать из группы то, что захотят, и
операционально они как бы говорили, и очень громко:
<Мы хотим провести этот дорогой, трудно доставший-
ся нам уикенд, разговаривая о пустяках>. - Если бы я
выразил свои чувства скуки и раздражения, это проти-
воречило бы свободе, которую я им предоставил.
После некоторой внутренней борьбы я решил, что
они имеют полное право говорить о пустяках, а я имею
полное право не участвовать в этом. Так что я тихо
вышел из комнаты и пошел спать. После моего ухода и
на следующее утро реакции были столь же различны,
как и участники группы. Одни почувствовали себя по-
лучившими нагоняй и наказанными, другие полагали,
что я посмеялся над ними, третьи чувствовали стыд за
потерянное время, иным, как и мне, не нравились их
тривиальные разговоры. Я сказал им, что насколько я
только мог сознавать себя, я просто старался вести се-
бя в соответствии с моими противоречивыми чувства-
ми, но что каждый из них имеет право на собственное
восприятие. Так или иначе, после этого взаимодей-
ствие стало гораздо более осмысленным.
Если бы я сказал на первой встрече: <Мы можем сделать из
этого все, что захотим>, - что было бы предпочтительнее, а
также наверное и честнее, - я бы чувствовал себя вправе
сказать: <Мне не нравится то, что мы из этого делаем>. Но
я точно помнил, что в своей попытке придать им увереннос-
ти, я сказал: <Вы можете сделать из этого все, что хоти-
те.> - Так мне пришлось расплатиться за свою ошибку.
Принятие человека
Я даю участнику группы возможность во-
влекаться или не вовлекаться в групповой процесс.
ЕСли человек хочет психологически оставаться в сто-
роне, он получает мое открытое разрешение поступать
таким образом. Группа может хотеть или не хотеть,
чтобы человек оставался в таком положении, но лично
я хочу, чтобы он вел себя так, как считает нужным.
Один скептический администратор колледжа сказал,
что главное, чему он научился, - это тому, что он мо-
жет воздержаться от личного участия, чувствовать себя
спокойно по этому поводу, и понять, что его не будут
принуждать. Мне кажется, что это значимый опыт, ко-
торый сделает для него гораздо более возможным дей-
ствительное участие, когда ему представится такая
возможность в другой раз. Из того, что мне рассказы-
вали о нем год спустя, можно сделать вывод, что он
значительно изменился благодаря своему кажущемуся
неучастию.
Молчание человека приемлемо для меня, если толь-
ко я вполне уверен, что за этим не стоит невыраженная
боль или сопротивление.
Я стараюсь принимать то, что говорится, за чистую
монету. Как фасилитатор (как и в функции терапевта)
я определенно предпочитаю быть доверчивым челове-
ком; я верю, что человек говорит мне нечто так, как в
нем это сейчас сложилось. Если это не так, человек
вполне может позже исправить сказанное, и часто лю-
ди так и делают. Я не хочу терять время на подозрение
или предположения, вроде <Что он на самом деле имел
в виду>.
Я в большей степени реагирую на чувства в настоя-
щем, чем на рассказы о прошлых переживаниях, но я
охотно допускаю в общении возможность того и друго-
го. Я не люблю правила <говорить только о том, что
происходит здесь и теперь>.
Я стараюсь сделать ясным, что то, что происходит,
может происходить потому, что так выбрала группа,
будь то открыто и сознательно, наощупь, или бессоз-
нательно. По мере того, как я все больше становлюсь
членом группы, я охотно принимаю свою долю влия-
ния на то, что происходит, но не управляю происхо-
дящим.
Обычно я могу чувствовать себя спокойно по пово-
ду того факта, что за восемь часов мы сделаем то, что
требует восьми часов, за сорок - то, что стоит сорока,
а за одночасовую демонстрацию мы можем сделать то,
что можно сделать за час.
Эмпатическое понимание
В моем поведении в группе самое важное и наиболее
частое - старание понять точное значение того, что че-
ловек выражает.
Именно такого понимания я стараюсь достичь, про-
рываясь сквозь усложнения и возвращая общение к
тому, что выраженное значит для человека. Например,
после запутанного и несколько бессвязного рассказа
одного мужа о своей жене я ответил; <Итак мало-
помалу вы стали умалчивать о том, о чем вы раньше
говорли жене? Так?> - <Да>.
Мне кажется, что это способствует общению, потому
что проясняет сказанное для говорившего и помогает
другим участникам группы понять и не терять время
на вопросы или реагирование по поводу запутанных
деталей рассказа.
Если разговор становится обобщенным или интел-
лекту ализирующим, я стараюсь выбрать из общего
контекста что-нибудь наиболее аутентичное и отвечать
на это. Так, я могу сказать: <Хотя вы говорите обо
всем этом в общих словах, - как каждый поступает в
определенных ситуациях, - я подозреваю, что вы про-
водите много времени, говоря это самому себе. Прав-
Эл сказал несколько весьма
вещей; Джон, другой участник группы, на-
чал задавать ему вопрос за вопросом по поводу того,
что он сказал, но мне слышалось в этом более, чем
просто вопросы. В конце концов я сказал Джону:
<Хорошо, вы продолжаете пытаться добраться до того,
что он сказал и что он имел в виду, но мне кажется,
что вы пытаетесь сказать что-то ему, и мне не вполне
понятно, что именно>. - Джон на мгновение задумался
и потом начал говорить о себе. До этого момента он,
по-видимому, пытался заставить Эла сформулировать
его, Джона, чувства, чтобы ему не приходилось гово-
рить о них от собственного имени. Это, по-видимому,
довольно распростараненный способ поведения.
Я очень стараюсь распространить свое понимание
на обе стороны различия в чувствах, о которых гово-
рят. Так, в одной группе, где обсуждали брак, двое
высказывали очень различные точки зрения. Я реаги-
ровал так: <Вы действительно смотрите на эти разно-
му; вы, Джерри, говорите, что любите мягкость в от-
ношениях, стараетесь, чтобы все шло гладко и спокой-
но, а Уинни говорит: <К черту все это! Я люблю об-
щение>. - Это помогает прояснить и заострить значи-
мые различия.
Действование с точки зрения моих чувств
Я учусь все более свободно опираться на собственные
чувства, как они существуют в данный момент, по от-
ношению к группе в целом, к индивидуальным членам
группы и к себе самому. Я почти всегда действительно
чувствую заботу о каждом из участников группы и о
группе в целом. Трудно найти основания для этого: это
просто факт. Я ценю каждого человека. Однако это не
содержит гарантий продолжительных отношений; это
забота и чувства, которые существуют сейчас. Я пола-
гаю, что могу ясно чувствовать это, поскольку не гово-
рю, что это будет продолжаться.
Я полагаю, что я вполне чувствителен к моментам,
когдачеловек готов заговорить или близок к боли или
слезам, или гневу. Тогда можно сказать: <Давайте да-
дим шанс Карлин> - или: <Похоже, что вы действи-
тельно чем-то обеспокоены. Хотите ли вы посвятить
нас в это?>
Особенно эмпатично я реагирую на боль и обиду.
Это желание понять и психологически находиться
вместе с человеком в его боли возможно отчасти про-
исходит из моего терапевтического опыта.
Я стараюсь выражать любое постоянное чувство,
возникающее у меня в отношении человека или группы
в целом, в любом значимом или продолжающемся от-
ношении. Конечно, такое выражение не происходит в
самом начале, когда определенные чувства еще только
формируются. Мне может, например, не понравиться
чье-то поведение в течение первых десяти минут, когда
группа собралась вместе, но вряд ли я буду сразу вы-
ражать это чувство. Однако если это чувство сохра-
нится, я его выражу.
При обсуждении этого один фасилитатор сказал: <Я
пытался следовать одиннадцатой заповеди, Всегда вы-
ражай чувства, которые испытываешь>. - Другой
участник обсуждения ответил: <Знаешь что я на это
скажу? Что у нас всегда должен быть выбор. Один раз
я могу выбрать высказывание чувства, в другой раз я
выбираю не делать этого>.
Пожалуй, я скорее соглашусь со вторым утвержде-
нием. Если только я могу сознавать всю сложность
своих чувств в любой данный момент, - то есть если я
адекватно прислушиваюсь к себе, - тогда можно вы-
бирать и выражать или не выражать (если, например,
это неуместно по ситуации) те отношения, которые
сильны и постоянны.
Я доверяю чувствам, словам, импульсам, фанта-
зиям, которые во мне возникают. Таким образом я
опираюсь не только на сознательное <я>, но и на спо-
собности всего моего организма. Например: <Мне вне-
запно пришла в голову фантазия, что вы - принцесса,
и что вам бы понравилось, если бы мы все были ва-
шими подданными>. - Или: <Я чувствую, что вы и су-
дья, и обвиняемый, и что вы сурово говорите себе: Ты
виноват в любом случае>.
Или интуиция может быть несколько более слож-
ной. В то время, как говорит серьезный бизнесмен, в
моей фантазии внезапно может возникнуть образ ма-
ленького мальчика, которого он водит с собой, - маль-
чика, каким он был, стеснительного неадекватного, бо-
язливого, - ребенка, которого он пытается отвергнуть,
которого он стыдится. И мне хочется, чтобы он любил
этого малыша и заботился о нем. И я могу рассказать
об этой фантазии, - не как о чем-то истинном, а имен-
но как о возникшей у меня фантазии. Часто это при-
водит к удивительно глубокой реакции и глубоким
прозрениям.
Я стараюсь в равной мере выражать позитивные,
любящие чувства и негативные, фрустрированные,
гневные. В этом может быть определенный риск. Од-
нажды, я полагаю, я повредил процессу в группе, вы-
разив в самом начале теплые чувства к некоторым из
участников. Поскольку меня еще воспринимали как
фасилитатора, для других стало затруднительным вы-
разить негативные чувства и недовольство по отноше-
нию к ним. Эти чувства нашли выход лишь на послед-
ней встрече, что привело группу к определенно не-
счастливому концу.
Мне бывает трудно сразу осознать негативные
чувства в себе. Я сожалею об этом и постепенно учусь
такому сознаванию.
Было бы хорошо без стеснения выражать чувства в.
данный момент. Однажды я прослушал магнитофон-
ную запись группы, которая происходила два года на-
зад, и был поражен некоторыми чувствами., которые я
выражал тогда по отношению к другим. Если бы в этот
момент кто-нибудь из участников той группы сказал
мне, что тогда я выражал такие чувства по отношению
к нему, я бы полностью отрицал это. Но у меня было
доказательство того, что, не взвешивая каждое слово и
не думая о возможных последствиях, я без стеснения,
как человек в группе, выражал то, что я чувствовал в
тот момент. И мне это понравилось.
Лучше всего я действую в группе, когда мои
<собственные> чувства - позитивные или негативные -
входят в непосредственное взаимодействие с чувствами
других участников. Для меня это означает, что мы об-
щаемся на глубоком уровне личного смысла. Для. меня
это наибольшее приближение к отношению <Я и Ты>.
Когда мне задают вопрос, я стараюсь прислушаться
к своим чувствам. Если я ощущаю, что это действи-
тельно вопрос, и что в нем нет ничего другого, чем
просто вопрос, тогда я стараюсь как можно лучше на
него ответить. Однако я не чувствую себя обязанным,
следуя социальной норме, отвечать только потому, что
высказывание было сформулировано как вопрос. В
высказывании может быть сообщение, гораздо более
важное, чем сам вопрос.
Однажды коллега сказал мне, что я <очищаю себя,
как луковку>, то есть выражаю все более глубокие
слои_ чувств по мере того, как я начинаю сознавать их
в группе. Я хотел бы надеяться, что это так и есть.
Конфронтация и обратная связь
Я могу вступить с людьми в конфронтацию по поводу
особенностей их поведения. <Мне не нравится то, как
вы болтливы. Мне кажется, что вы по три-четыре раза
повторяете одно и то же. Не можете ли вы оставно-
виться, когда выскажете то, что хотели?> или: <Вы
кажетесь мне своего рода воском. Как будто кто-то до-
стал вас, сделал вмятину, но потом все возращается на
свое место, как. будто к вам и не прикасались>.
и я люблю конфронтировать с другим человеком,
опираясь только на чувства, которые являются дей-
ствительно моими собственными. Иной раз они могут
быть очень сильными: <В жизни я так не злился на
группе- как сейчас>. - или одному мужчине на груп-
пе: <Сегодня утром я проснулся с чувством, что хотел
бы никогда вас больше не видеть.
Нападение на защиты человека напоминает мне су-
дилище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29