Но система тайников поможет ему совладать с
этим движением сердца. Ведь голос не сопровождается
бурей, грозящей его жизни: он как <веяние тихого вет-
ра>, и его легко заглушить. Но пока голос слаб, жиз-
ненная стезя не станет путем. Какой бы успех, какое
бы наслаждение не выпали на долю человека, какую
бы безграничную власть он ни обрел и какие бы неве-
роятные деяния он ни совершил, его жизнь остается
бесцельной, покуда он не обратится к этому голосу.
Адам обращается к нему, он постигает смысл обстоя-
тельств, он сознается: <Я скрылся>, - этими словами
начинается путь человека.
Отчет перед самим собой и сделанные из него вы-
вод - вот начало жизненного пути первого человека,
вот исходный пукнкт любого человека в каждом поко-
лении, при том, однако, условии, что такая попытка
разобраться в самом себе действительно выводит на
путь, ибо имеется и бесплодный самоанализ, который
ведет лишь к истязанию души, отчаянию и еще боль-
шей путанице. Когда Герский рабби, толкуя Писание,
доходил до слов, с которыми Иаков обращается к
своему рабу - <Когда брат мой Исав встретится тебе и
спросит тебя, говоря: <Чей ты? И куда идешь? И чье
стадо перед тобою?> - он говорил своим ученикам:
<Заметьте, как похожи вопросы Исава на изречение
мудреца Аквии, сына Махалалеля: <Помни три вещи,
и ты убережешься от греха: знай, откуда ты идешь,
куда ты направляешься и перед кем ты должен дёр-

жать ответ>. Хорошенько запомните это, ибо дабы не
преступить этих трех предписаний, человек должен
действовать с большой осмотрительностью, не допус-
кая, чтобы голос Исава прозвучал в его сердце. Ибо и
Исав может спросить об этих трех вещах и повергнуть
человека в уныние>.
Известен сатанинский вопрос, фантасмагорический
вопрос, который копирует вопрос Бога, вопрос исти-
ны. Его можно распознать по тому, что он не ограни-
чивается словами <Где ты?> Он продолжает: <Оттуда,
куда ты попал, тебя больше не выведет никакая доро-
га>. Бесплодный самоанализ приводит к такому отчету
перед самим собой, который не побуждает человека
повернуть вспять и выйти на дорогу, но рисует ему это
предприятие абсолютно безнадежным и тем самым за-
ставляет его двигаться туда, откуда возвращение не-
возможно, и человек может длить свое существование
только благодаря извращенному сатанинскому высо-
комерию.
Особый путь
Рабби Бер из Радошице попросил однажды своего
учителя, Люблинского Ясновидца: <Укажите мне
один, общий для всех, путь служения Господу!> Цад-
дик ответил: <Невозможно сказать, каким путем над-
лежит человеку идти. Ибо один путь, ведущий к Бо-
гу, - это путь учения, другой - вознесения молитв,
третий - поста и четвертый - вкушения пищи. Каждый
должен точно определить, к чему влечет его сердце,
чтобы затем, отбросив все сомнения, встать на этот
путь>.
Эта история прежде всего заключает в себе нечто,
характеризующее наше отношение к тому истинному
служению, которое совершалось до нас. Мы должны
почитать это отношение, должны учиться на его при-
мере, но не должны подражать ему. Великие и свя-


щенные деяния должны быть образцом для нас, ибо
они наглядно показывают нам, что такое величие и
святость, но это не модели, которые мы должны вос-
произвести. Как ни мало мы можем совершить, если
мерить свои дела общей суммой деяний отцов, наши
дела, однако, обладают самоценностью, ибо мы совер-
шаем их на свой лад и собственными силами.
Один хасид спросил Злочевского Маггида: <Сказа-
но: <Каждый в Израиле должен возгласить: <Когда
мое дело приблизится к делу моих отцов, Авраама,
Исаака и Иакова?> Как это понимать? Как можем мы
дерзнуть помыслить, что мы можем сравняться в деле
с праотцами?> Маггид объяснил: <Как отцы наши
прокладывали новые пути служения Богу, каждый со-
образно своему характеру: один - путь любви, дру-
гой - мужества, третий - великолепия, так должны и
мы, каждый из нас, в согласии со своей природой,
внести новый свет в учение и служение и не повторять
уже совершенного, но делать то, что еще не сделано. С
рождением каждого человека в мир вносится нечто но-
вое, чего еще не было, нечто первозданное и неповто-
римое. Долг каждого в Израиле - знать и не забывать,
что он в мире единственен в своем качестве и что еще
никогда не появлялось никого подобного ему, ибо если
бы уже был подобный ему, то не было бы необходи-
мости в нем самом. Каждый отдельный человек - но-
вое создание в мире, и он должен довести свое своеоб-
разие до совершенства. Ибо поистине: то, что этого не
произошло, служит причиной отсрочки пришествия
Мессии>. Это единственное и неповтримое и есть то,
что каждому человеку назначено прежде всего развить
и осуществить, не повторяя того, что другой, даже ес-
ли это был величайший человек, уже осуществил.
Мудрый рабби Бунем сказал однажды в старости, уже
будучи слепым: <Я не хотел бы поменяться с отцом
Авраамом. Что пользы Господу, если бы праотец Ав-
раам стал таким же, как слепой Бунем, а слепой Бунем
таким, как. Авраам?> С еще большей убедительностью
та же мысль выражена рабби Зусей, заметившим неза-
долго до своей смерти: <В грядущем мире меня не
спросят: <Почему ты не был Моисеем?> Меня спросят:
<Почему ты не был Зусей?>
Мы имеем дело с учением, исходящем из той пред-
посылки, что люди в своей сущности различны и пото-
му невозможно сделать их одинаковыми. Всем людям
открыт доступ к Богу, но у каждого из них свой соб-
ственный путь. Именно в разнообразии людей, в раз-
нообразии их качеств и наклонностей таятся великие
возможности рода человеческого. Господь объемлет
все; это его свойство проявляется в бесконечном мно-
гообразии путей, ведущих к нему, и каждый из этих
путей открыт для любого человека. Когда несколько
учеников покойного цаддика пришли к Люблинскому
Ясновидцу и выразили удивление по поводу того, что
он придерживается других обычаев, чем их учитель, то
он воскликнул: <Какой бы это был Бог, если бы пред-
лагал единственный путь служения Ему!> Подобно то-
му как каждый человек, отправляясь от своей точки,
исходя из своей сущности, может прийти к Господу,
так и весь род человеческий, продвигаясь вперед всеми
путями, может прийти к Нему.
Бог не говорит: <Этот путь ведет ко Мне, а тот -
нет>. Он глаголет: <Все, что ты делаешь, может быть
путем ко Мне, если только ты делаешь это так, что
твое деяние ведет тебя ко Мне>. Но что может и дол- .
жен делать именно этот и никакой другой человек, от-
крывает только ему самому. При этом лекго, как ска-
зано, впасть в заблуждение, если смотреть, каких
успехов добился другой, и пытаться сравниться с ним;
ибо при этом от взоров человека ускользает именно то,
к чему он и только он призван. Баал-Шем говорит:
<Каждый должен вести себя сообразно со <своей сту-
пенькой>. Если он не поступает так, если он захваты-


вает <ступеньку> своего ближнего и пренебрегает
свеой собственной, то он не осуществит ни своей воз-
можности, ни возможности другого>. Итак, путь, ве-
дущий к Богу, может указать человеку лишь познание
им своей собственной сущности, познание своей глав-
ной склонности. <В каждом таится нечто драгоценное,
чего нет ни в ком другом>. Но что <ценно> в человеке,
может открыть только он сам, если он истинно сознает
свое сильнейшее чувство, свое главное желание, кото-
рое движет самым сокровенным в его душе.
Правда, это сильнейшее чувство часто знакомо че-
ловеку лишь в форме особой страсти, в форме
<греховного побуждения>, которое совращает его. В
соответствии с природой сильнейшее желание человека
прежде всего обращается на вещи, сулящие удовлетво-
рить его желание. Поэтому необходимо силу именно
этого чувства, этого импульса перенести со случайного
на необходимое и с относительного на абсолютное. Так
человек обретает свой путь.
Один цадик учит: <Экклесиаст завершается слова-
ми: <Выслушаем сущность всего: <Бойся Бога!> До
конца чего ты бы ни добрался, в заключение ты услы-
шишь: <Бойся Бога!> - и в этом весь смысл. Нет ни
одной вещи в мире, которая не указывала бы тебе путь
к страху Божию и служению Ему. Соблюдай эту запо-
ведь во всем>. Но ни в коем случае наше истинное
назначение в мире, в который мы помещены, не состо-
ит в том, чтобы отвращаться от вещей и существ,
встречающихся нам и притягивающих наше сердце,
ибо именно посредством освящения нашей связи мы
должны вступить с ними в такое соприкосновение, при
котором проявляются Красота, Приятность, Наслаж-
дение. Хасидизм учит, что радость жизни, если мы
освящаем ее всем своим существом, ведет к радостному
приятию Бога.
В истории с Ясновидцем может показаться, что это-
му противоречит одно место, а именно - утверждение,
что среди различных путей, ведущих к Богу, указы-
вается не только путь вкушения пищи, но и путь по-
ста. Если мы рассмотрим это указание в контексте все-
го хасидского учения, то увидим, что удаление от при-
роды, отказ от естественной жизни в отдельных случа-
ях могут служить необходимым отправным пунктом
пути, а также необходимым актом самоизоляции в не-
которые переломные моменты бытия, но такой харак-
тер никогда не придается всему пути. Иной человек
должен начать с поста и неизменно возобновлять пост,
потому что к освобождению от рабства в этом мире, к
глубочайшему самосознанию и от самосознания к связи
с Абсолютом он может прийти лишь посредством
аскезы. Но никогда этот аскетизм не должен безраз-
дельно господствовать над человеческой жизнью. Че-
ловек должен лишь затем удалиться от природы, что-
бы, обновившись, вернуться к ней и с помощью освя-
щенного контакта с ней найти путь к Богу.
Стих из Библии, в котором рассказывается, как Ав-
раам угощал ангелов - <А сам стоял подле них под
деревом. И они ели>, - рабби Зуся истолковал так:
человек возвышается над ангелами, ибо ему известно
нечто неведомое им, а именно, что пищу можно освя-
тить намерением вкушающего ее. Благодаря Аврааму
ангелы, для которых еда была непривычным занятием,
разделили намерение, посредством которого он обычно
посвящал ее Боуг. Любое истинное желание, если оно
освящается, ведет к Богу, и природа нуждается в чело-
веке для того, чтобы совершить над ней то, чего не мог
совершить ни один ангел: освятить ее.
Решимость
Хасид Люблинского рабби постился однажды от суб-
боты до субботы. В канун субботы почуствовал он та-


кую страшную жажду, что едва не умер. Вдруг увидел
он колодец, подошел к нему и хотел напиться. Но в
тот же миг подумал, что, нежелая потерпеть какой-то
час, оставшийся до наступления субботы, он поступа-
ется всем недельным постом. Он не стал пить и отошел
от колодца. И тут он почуствовал гордость оттого, что
выдержал тяжкое испытание. Осознав, что он гордится
своим поступком, он сказал себе: <Лучше вернуться и
напиться, чем отдать свое сердце во власть гордыне>.
Он вернулся, подошел к колодцу и уже собирался за-
чепнуть воды, как почуствовал, что жажда прошла. С
наступлением субботы вошел он в дом своего учителя.
<Лоскутное одеяло!> - крикнул ему рабби, когда он
переступил порог его дома.
Услышав впервые в детстве эту историю, я был по-
ражен тем, с какой суровостью обошелся учитель со
своим ревностным учеником. Ученик напрягает по-
следние силы, чтобы совершить тяжелое аскетическое
деяние. Он испытывает соблазн прервать этот акт и
преодолевает искушение, и после всего этого един-
ственной наградой ему было порицание учителя.
Правда, первое препятствие было вызвано властью
плоти над духом, той властью, которую еще только
предстояло преодолеть, однако второе препятствие
проистекало из благороднейшего мотива: лучше неуда-
ча, чем ради успеха предаться гордыне. Как можно
было порицать человека за такую внутреннюю борьбу?
Разве не слишком многого требовали в этом случае от
него?
Лишь много лет спустя (но все же четверть века то-
му назад), когда я сам пересказывал эту историю, за-
имствованную из традиции, я понял, что в ней вообще
нет речи о предъявлении каких-либо требований Ведь
Люблинский цаддик не слыл поборником аскезы, и то,
что предпринял хасид, он делал бесспорно не в угоду
цаддику, но потому, что надеялся таким путем поднять

свою душу на более высокую ступень, а что пост на
начальной стадии развития личности и позже, в кри-
тические моменты, может способствовать достижению
этой цели, он слышал из уст Ясновидца. Цаддик, оче-
видно, с полным пониманием следивший за ходом ри-
скованного предприятия, говорит ученику: <Таким пу-
тем не достигают более высокой ступени>. Он предо-
стерегает ученика от чего-то, что обязательно должно
помешать ему выполнить свой замысел. Но что это -
нам вполне ясно. Порицается это движение вперед и
назад, это снование, вызывает сомнение зигзагообраз-
ный характер поведения. <Лоскутности> противопо-
ставляется действие, осуществляемое в едином порыве.
Но как можно совершить такое действие? Только при
цельности души.
Однако нас снова мучит вопрос: не слишком ли су-
рово при этом обошлись с человеком? Наш мир так
устроен, что обладатель цельной души независимо от
того, наделен ли он этой цельностью <от природы>
или <по Божей милости>,- такие определения не ме-
няют сути дела " обладатель души высеченной из
Цельной Глыбы, соответственно, совершает цельные
поступки, ибо его душа такого свойства, что толкает
его на такие поступки и придает ему силы для их осу-
ществления. Другой же человек имеет многогранную,
сложную, противоречивую душу, и этим, естественно,
определяется его поведение: затруднения и помехи в
его поведении проистекают из затруднений и помех
души, ее неуспокоенность выражается в беспокойном
поведении. Что еще остается человеку с такой душев-
ной конституцией, если не преодолевать ценой напря-
жения своих сил искушения, которые встречаются в
любой момент на пути, ведущем к его цели? Что оста-
ется ему делать, как не <держать себя в руках>, поль-
зуясь распространенным выражением, в любой момент
действия, то есть преодолевать раздвоенность своей
души и, не оставляя борьбы с самим собой, направить


ее к цели и вдобавок, подобно хасиду из нашей ис-
тории, быть готовым пожертвовать целью, лишь бы
спасти душу и не дать гордыне овладеть ею.
Только после того, как мы, исходя из этих вопро-
сов, еще раз подвергнем анализу нашу историю, мы
увидим, какая мысль содержится в критике Ясновид-
ца. Он учит, что человек может достичь духовной
цельности. Человек с многогранной, сложной, проти-
воречивой душой не беспомощен: сокровеннейшая
сущность этой души, божественная сила, таящаяся в ее
глубинах, может воздействовать на душу, изменить ее,
связать воедино взаимоборствующие силы, слить цент-
робежные элементы, сделать душу цельной. Такое
сплочение может произойти прежде чем человек при-
ступит к необычному делу. Лишь обладая цельной ду-
шой, он может поступать так, чтобы его труд не стал
лоскутным одеялом, а творением из Цельной Глыбы.
Именно в том и укоряет Ясновидец хасида, что тот
предпринял рискованное дело не добившись душевной
цельности: посреди действия это невозможно. Но из
этого вовсе не следует, что аскеза способствует уста-
новлению единства. Она может повести к очищению,
может побудить сосредоточиться на чем-либо, но она
не может привести к тому, чтобы результат оставался
неизменным вплоть до достижения цели - она не мо-
жет оградить душу от присущего ей противоречия.
Не следует, однако, упускать из виду: цельность
души никогда не устанавливается навеки. Как даже
самая цельная от рождения душа испытывает иногда
внутренние сомнения, так и душа, упорно стремящаяся
к цельности, никогда не может достигнуть абсолютной
цельности. Но любое дело, которое я выполняю, до-
стигнув внутренней гармонии, свою очередь влияет на
мою душу, приводит к новому и более высокому
единству: любое дело ведет меня, хотя и различными
путями, к единству более устойчивому, чем ранее до-
стигнутое. Так, наконец, человек добивается такого со-
стояния, при котором он может положиться на свою
душу, поскольку она достигла того уровня цельности,
когда все противоречия преодолеваются без труда. Ра-
зумеется, и в этом случае надо оставаться бдительным,
но это уже не требует напряжения.
В один из дней праздника Ханукки рабби Нахум,
сын рабби из Ружина, пришел неожиданно в иешиву и
застал учеников за шашками - весьма распространен-
ной в ту пору игрой. Когда ученики увидели цаддика,
они смутились и прекратили игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29